Лунный камень.
Второй период. Третий рассказ, написанный Фрэнклином Блэком.
Глава II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лунный камень. Второй период. Третий рассказ, написанный Фрэнклином Блэком. Глава II. (старая орфография)

Глава II.

-- Беттередж, сказал я, указывая на знакомую книгу, лежавшую у него на коленях: - сообщил вам Робинзон Крузо в этот вечер, что вы можете надеяться увидать Фрэнклина Блэка?

-- Ей-Богу, мистер Фрэнклин, вскричал старик: - Робинзон Крузо именно это и сделал!

Он встал на ноги с моей помощью и с минуту стоял, смотря то назад, то вперед, на "Робинзона Крузо" и на меня, повидимому не зная, кто из нас более удивил его. Приговор кончился в пользу книги. Держа ее открытою перед собой обеими руками, он смотрел на удивительную книгу с невыразимым ожиданием - как будто надеялся увидать, что сам Робинзон Крузо выдет из этих страниц и удостоит нас личным свиданием.

-- Вот что я читал, мистер Фрэнклин, сказал он, как только возвратил способность говорить: - вот то самое место, которое я читал за минуту до вашего прихода! Страница сто-пятьдесят-шестая: "Я стоял как пораженный громом, или как-будто увидал призрак". Разве это не значит: "Ожидайте внезапного появления мистера Фрэнклина Блэка?" - Не может быть другого значения на английском языке! сказал Беттередж, захлопнув книгу и высвободив наконец одну из своих рук, чтобы взять руку, которую я протягивал ему.

Я ожидал - это было бы очень естественно при настоящих обстоятельствах - что он закидает меня вопросами. Но нет - гостеприимное побуждение заняло главное место в душе старого слуги, когда член семейства явился (все-равно каким-бы то ни было образом) гостем в дом.

-- Пожалуйте, мистер Фрэнклин, сказал он, отворяя дверь с своим странным и старомодным поклоном: - я после спрошу, что привело вас сюда, а прежде должен поместить вас поспокойнее. После вашего отъезда было много грустных перемен. Дом заперт, слуги разошлись. Но это все равно! Я приготовлю вам обед, жена садовника сделает вам постель - а если в погребе сохранилась бутылка нашего знаменитого латурского кдэрета, эта бутылка попадет вам в горло, мистер Фрэнклин. Милости просим, сэр, милости просим! сказал бедный старик, выдерживая мужественную борьбу с мраком брошенного дома и принимая меня с гостеприимным и вежливым вниманием прошлых времен.

Мне было досадно обмануть его ожидания. Но этот дом принадлежал теперь Рэчель. Мог ли я есть в нем или спать после того, что случилось в Лондоне? Самое простое сознание уважения к самому себе запрещало мне - решительно запрещало - переходить через порог.

Я взял Беттереджа за руку и вывел его в сад. Нечего было делать, я был принужден сказать ему правду. Между то привязанностью к Рэчедь и ко мне, он был очень озадачен и огорчен оборотом, который приняли обстоятельства. Он выразил свое мнение с своей обычной прямотой и отлилась самой положительной философией, какая только могла бигь мне известна - философией беттереджской школы.

-- Мисс Рэчель имеет свои недостатки - я никогда этого не опровергал, начал он. - Она любит иногда покапризничать. Она старалась выказать на вас свой каприз - и вы это перенесли. Боже мой! мистер Фрэнклин, неужели вы до-сих-пор так мало знаете женщин? Вы слышали от меня о покойной мистрисс Беттередж?

Я очень часто слышал от него о покойной мистрисс Беттередж - он всегда приводил ее в пример слабости и злости другого пола. В таком виде выставил он ее и теперь.

-- Очень хорошо, мистер Фрэнклин. Теперь выслушайте меня. Каждая женщина имеет свои особенные капризы. Покойная мистрисс Беттередж начинала капризничать всякий раз, как мне случалось отказывать ей в чем-нибудь, чего ей хотелось. Когда я приходил домой с работы в таких случаях, она непременно кричала мне из кухни, что после моего грубого обращения у нея недостает духа приготовить мне обед. Я переносил это несколько времени - так как вы теперь переносите капризы мисс Рэчель. Наконец мое терпение лопнуло. Я пошел в кухню, взял мистрисс Беттередж - понимаете, дружески - на руки и отнес ее в нашу лучшую комнату, где она принимала гостей. " - Вот твое настоящее место, душечка", сказал я и сам ушел в кухню. Там я заперся, снял мой сюртук, засучил рукава и состряпал себе обед.

Когда он был готов, я подал его сам себе и пообедал с удовольствием. Потом я выкурил трубку, прихлебнул грогу, а потом прибрал со стола, вычистил кострюли, ножи и вилки, потом убрал все и вымел кухню. Когда все было чисто и опрятно, я отворил дверь и пустил в кухню мистриссь Беттередж." - Я пообедал, душа моя, сказал я: - и надеюсь, ты найдешь, что я оставляю кухню в таком виде, как только ты можешь пожелать." Пока эта женщина была жива, мистер Фрэнклин, мне никогда уже не приходилось стряпать самому обед. Мораль: Вы переносили капризы мисс Рэчель в Лондоне, не переносите их в Йоркшире. Пожалуйте в дом.

Безответное замечание! Я мог только уверить моего доброго друга, что даже его способности к убеждению пропадали даром в этом случае.

-- Вечер прекрасный, сказал я: - я пойду пешком и Фризинголл и остановлюсь в гостиннице, а вам надо завтра утром прийти ко мне завтракать. Я имею сказать вам кое-что.

Беттередж с важным видом покачал головой.

-- Искренно сожалею об этом, сказал он: - я надеялся услышать, мистер Фрэнклин, что все идет гладко и приятно между вами и мисс Рэчель. Если вы должны поступить по своему, сэр, продолжал он после минутного размышления: то вам нет никакой надобности идти ночевать в Фризинголл. Ночлег можно иметь гораздо ближе. Готерстонская ферма только в двух милях отсюда. Против этого вы не можете ничего возразить, лукаво прибавил старик. - Готерстон живет, мистер Фрэнклин, на земле не мисс Рэчель, а своей.

Я вспомнил это место, как только Беттередж назвал его. Ферма стояла в тенистой долине, на берегу самого красивого ручейка в этой части Йоркшира; у фермера были отдельная спальная и гостиная, которые он имел обыкновение отдавать взаймы художникам, удильщикам и туристам вообще. Я не мог надеяться найти более приятного жилища по время моего пребывания в этих окрестностях.

-- Комнаты отдаются в наем? спросил я.

-- Я возьму их, Беттередж, с величайшим удовольстием. Мы воротились на двор, на котором я оставил мой дорожный мешок. Засунув палку в ручку и перекинув меток через плечо, Беттередж, повидимому, опять воротился к изумлению, которое возбудило в нем мое внезапное появление, когда я застал его на соломенном стуле. Он с недоумением посмотрел на дом, а потом повернулся и еще с большим недоумением посмотрел на меня.

-- Довольно долго прожил я на свете, сказал этот лучший и милейший из всех старых слуг: - но этого подобного никогда не надеялся видеть. Там стоит дом, а здесь стоит мистер Фрэнклин Блэк - и один повертывается спиной к другому и идет ночевать в наемной квартире!

Он пошел вперед, качая головой и ворча.

-- Может случиться еще только одно чудо, сказал он мне через плечо: - это - когда вы, мистер Фрэнклин, вздумаете заплатить мне семь шилингов и шесть пенсов, которые вы заняли у меня в детстве.

Этот сарказм привел его в лучшее расположение духа. Когда мы вышли из калитки, обязанности гостеприимства (по нравственному своду законов Беттереджа) прекратились и началась привилегия любопытства.

Он приостановился так, чтобы я шел наравне с ним.

-- Прекрасный вечер для прогулки, мистер Фрэнклин, сказал он, как будто мы только в эту минуту встретились случайно. - Что еслибы вы шли в фризинголлскую гостинницу, сэр?

-- Да?

-- Я имел бы честь завтракать у вас завтра утром.

-- Приходите завтракать ко мне на Готерстонскую ферму.

-- Очень вам обязан за вашу доброту, мистер Фрэнклин. Но собственно-то я стремлюсь не к завтраку. Мне кажется, вы упомянули, что имеете что-то сказать мне. Если это не секрет, сэр, сказал Беттередж, вдруг бросив окольную дорогу и выступая на прямой путь: - я горю нетерпением узнать, что привело вас сюда так неожиданно.

-- Что привело меня сюда прежде? спросит я.

-- Лунный камень, мистер Фрэнклин. Но теперь что привело вас сюда, сэр?

-- Опять Лунный камень, Беттередж.

Старик вдруг остановился и посмотрел на меня, как бы подозревая, что его уши обманули его.

-- Если это шутка, сэр, сказал он: - я боюсь, что немножко поглупел на старости лет. Я не понимаю ее.

-- Это не шутка, отвечал я: - я приехал сюда поднять опять следствие, которое было прекращено, когда я уезжал из Англии. Я приехал сюда сделать то, чего никто еще не сделал - узнать, кто украл алмаз.!

-- Бросьте вы этот алмаз, мистер Фрэнклин! Послушайтесь моего совета, бросьте вы этот алмаз! Эта проклятая индийская вещь сбила с толку всякого, кто только к ней приближался. Не тратьте ваших денег, не портите вашего характера - в самое цветущее время вашей жизни, сэр - занимаясь Лунным камнем. Как вы можете надеяться успеть, когда сам пристав Кёфф наварил каши? Пристаз Кёфф, повторил Беттередж, сурово грозя мне пальцем: - знаменитейший сыщик в Англии!

-- Я твердо решился, мой старый друг. Даже пристав Кёфф не страшит меня. Кстати, может быть мне нужно будет поговорить с ним. Вы слыхали что-нибудь о нем последнее время?

-- Пристав вам не поможет, мистер Фрэнклин.

-- В полиции случилось событие после вашего отъезда, сэр. Знаменитый Кёфф вышел в отставку. Он нанял маленький когтэдж в Доркинге и по уши завяз в разведении роз. Он сам написал мне об этом, мистер Фрэнклин. Он выростил белую махровую розу, не прививая ее к шиповнику. Садовник мистер Бегби поедет в Доркинг сознаться, что пристав победил его наконец.

-- Это небольшая беда, сказал я: - я должен обойтись без помощи пристава Кёффа. А сначала я должен довериться вам во всем.

Может быть я говорил довольно небрежно. Как бы то ни было, Беттередж как будто убедился в мнем ответе.

-- Вы могли бы довериться кому-нибудь похуже меня, мистер Фрэнклин, могу вам сказать, сказал он довольно резко.

Тон, которым он сделал это возражение, и некоторая тревога в его обращении сказали мне, что он имел какие-то сведения, которые не решался мне сообщить.

-- Я надеюсь, что вы поможете мне, сказал я: - сообщив мне улики, которые пристав Кёфф оставил здесь. Я знаю, что вы можете это сделать. Не можете ли вы сделать еще чего-нибудь?

-- Чего еще можете вы ожидать от меня, сэр? спросил Беттередж с видом чрезвычайного смирения.

-- Я ожидаю более - судя по тому, что вы сказали сейчас.

-- Это было простое хвастовство, мистер Фрэнклин, упорно отвечал старик: - некоторые люди родились хвастунами и до самой смерти остаются таковы. Я принадлежу к их числу.

С ним можно было действовать только одним способом. Я обратился к его участию к Рэчель и ко мне

-- Беттередж, были ли бы вы рады услыхать, что Рэчель и я опять сделались добрыми друзьями?

-- Я служил вашей фамилии, сэр, совершенно без пользы, если вы сомневаетесь в этом.

-- Вы помните, как Рэчель обходилась со мною перед моим отъездом из Англии?

-- Так хорошо, как будто это случилось вчера. Милэди нависала вам об этом письмо, а вы были так добры, что послали это письмо мне. В нем было сказано, что мисс Рэчель считает себя смертельно оскорбленною вами за то участие, которое вы принимали в отыскании её алмаза. И ни милэди, ни я, и никто не могли угадать почему.

-- Совершенно справедливо, Беттередж. Я воротился из путешествия и нашел, что Рэчель все еще считает себя смертельно оскорбленною мною. Я знал в прошлом году, что алмаз быт тому причиною, знаю это и теперь. Я пробовал говорить с нею, она не хочет видеть меня. Я пробовал писать ей, она не хочет отвечать мне. Скажите мне ради Бога, как я могу это разъяснит? Разузнать о пропаже Лунного камня единственная возможность, которую Рэчель оставляет мне!

Эти слова очевидно показали ему дело с такой стороны, ей, какой он еще не видал его, Он сделал вопрос, который показал мне, что я поколебал его.

-- С вашей стороны тут нет никакого неприязненного чувства, мистер Фрэнклин?

-- Был гнев, когда я уезжал из Лондона, отвечал я: - но теперь он прошел. Я желаю заставить Рэчель объясниться со мною - и больше не желаю ничего.

-- Вы не боитесь, сэр - предполагая, что вы сделаете какие нибудь открытия - что вы узнаете что-нибудь о мисс Рэчель?

Последняя нерешимость Беттереджа исчезла при этом.

-- Если я поступаю дурно, помогая вам, мистер Фрэнклин, воскликнул он: - я могу только сказать, что я так же мало понимаю это, как бы понял новорожденный младенец! Я поставлю вас на путь открытий, если вы пойдете сами по этому пути. Помните вы нашу бедную служанку Розанну Спирман?

-- Как не помнить!

-- Я конечно не могу объяснить другим образом её странного поведения.

-- Вы можете успокоиться насчет этого сомнения, мистерь Фрэнклин, когда вам будет угодно.

Пришла моя очередь стать втупик. Я напрасно старался при наступившей темноте увидать его лицо. Побуждаемый удивлением, я несколько нетерпеливо спросил, что он хочет сказать.

-- Позвольте, сэр! продолжал Беттередж. - Я знаю, что хочу сказать. Розанна Спирман оставила запечатанное письмо письмо адресованое к вам.

-- У её приятельницы в Коббс-Голле. Вы верно слышали, когда были здесь, сэр, о Хромоногой Люси - девушке, которая ходит с костылем?

-- Дочери рыбака?

-- Точно так, мистер Фрэнклин.

-- Почему же письмо не было отослано ко мне?

-- Воротимся назад, Беттередж, и возьмем тотчас это письмо.

-- Сегодня уж слишком поздно, сэр. На нашем берегу экономно поступают со свечами и в Коббс-Голле рано ложатся спать.

-- Какие пустяки! Мы можем дойти туда в полчаса.

-- Вы можете, сэр. А когда дойдете, вы найдете дверь запертою.

-- Вот ферма, мистер Фрэнклин. Проведите спокойно ночь и приходите ко мне завтра утром - если вы будете так добры.

-- Вы пойдете со мной к рыбаку?

-- Рано?

Мы спустились по тропинке, которая вела на ферму.