Новая Магдалина.
Сцена вторая. Маблеторп-Гаус.
Глава VII. Человек приближается.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Новая Магдалина. Сцена вторая. Маблеторп-Гаус. Глава VII. Человек приближается. (старая орфография)

ГЛАВА VII.
Человек приближается.

-- Вы очень бледны сегодня, дитя мое.

Мерси тяжело вздохнула.

-- Я не совсем здорова, отвечала она, - малейший, шум меня пугает. Перейдя с одной стороны комнаты на другую я уже чувствую утомление.

Леди Дженета ласково потрепала ее по плечу.

-- Мы попробуем не поможет ли вам перемена климата. Куда бы нам уехать? На континент или к морю?

-- Миледи слишком добры со мной.

-- С вами нельзя быть слишком доброю.

Мерси оживилась. Румянец восхитительно набежал на её бледное лицо.

-- О! воскликнула она с жаром: - скажите это опять.

-- Сказать это опять? повторила леди Дженета с изумлением.

-- Да, не считайте меня навязчивою; считайте меня только тщеславною. Я готова слушать без конца как вы говорите что полюбили меня. Правда ли что мое присутствие в вашем доме доставляет вам удовольствие? Всегда ли я вела себя хорошо с тех пор как с вами?

(Единственным извинением обмана, если извинение возможно, мог быть утвердительный ответ на эти вопросы. Услыхать что настоящая Грация была бы не более её достойна ласки с которою ее встретили в Маблеторп-Гаусе было конечно не безделицей.)

Леди Дженета была частью тронута, частью удивлена необыкновенною просьбой своей молодой компаньйонки.

-- Хорошо ли вы вели себя? повторила она. - Вы говорите точно вы дитя, друг мой.

Она взяла ласково её руку и продолжала далее сериозным тоном:

-- Я могу сказать без преувеличения, Грация, что благословляю тот день когда вы прибыли ко мне. Мне кажется что еслибы вы были моею родною дочерью, я не могла бы любить вас больше чем люблю теперь.

Мерси внезапно отвернула голову в сторону, чтобы скрыть лицо. Леди Дженета, все еще державшая её руку, почувствовала что она дрожит.

-- Я только очень благодарна вам, миледи, - больше ничего.

Ответь этот был произнесен чуть слышным, прерывистым голосом. Лицо её было все еще обращено в противоположную сторону от леди Дженеты. "Чем я могла довести ее до такого состояния?" недоумевала старушка. "Или она в слишком чувствительном расположении духа сегодня? Если так, то теперь самое время замолвить слово за Горация." Имея в виду эту прекрасную цель, леди Дженета направилась к ней со всею необходимою осторожностью.

-- Мы так сжились друг с другом, начала она, - что нам обеим было бы не легко разстаться, а мне в особенности. Что буду я делать, Грация, когда придет день разлуки с моею приемною дочерью?

Мерси встрепенулась и открыла лицо. На глазах её стояли слезы.

-- Для чего же нам разставаться? спросила она испуганным голосом.

-- Как будто вы не знаете! воскликнула леди Дженета.

-- Право не знаю. Скажите.

-- Спросите у Горация.

Последний намек был слишком ясен чтоб остаться не понятым. Мерси опустила голову. Леди Джене за смотрела на нее с недоумением.

-- Нет ли между вами и Горацием какого-нибудь недоразумения? спросила она.

-- Никакого.

-- Вы знаете свое сердце, дитя мое. Вы, вероятно, не поощрили бы Горация еслибы не любили его.

-- О, конечно нет.

-- Однако....

В первый раз с тех пор как оне узнали друг друга Мерси решалась прервать свою благодетельницу.

-- Милая леди Дженета, сказала она заискивающим тоном, - я не хочу спешить замужеством; мы успеем поговорить об этом после. Вы хотели о чем-то поговорить со мной. О чем же?

Не легко было сбить с толку леди Дженету, но на последний вопрос она не могла ответить. После всего случившагося, её молодая компаньйонка даже не подозревала о чем с ней хотят поговорить "Из чего созданы современные женщины?" подумала старушка, решительно не зная что сказать. Мерси, с своей стороны, ждала с невозмутимым терпением, только усиливавшим затруднительность положения. Молчание грозило положить внезапный и преждевременный конец начавшемуся разговору, когда дверь библиотеки отворилась, и вошел слуга, неся письмо на серебряном подносе

Досада, начинавшая пробуждаться в леди Дженете, тотчас же обратилась на слугу:

-- Что вам нужно? спросила она резко. - Разве я звонила?

-- Письмо, миледи. Посланный ждет ответа.

Леди Дженета взглянула с удивлением на почерк адреса.

-- Вы меня извините, друг мой, сказала она с своею старомодною учтивостью, прежде чем распечатала письмо. Мерси ответила и удалилась на другую сторону комнаты, не подозревая что прибытие этого письма составляет кризис в её жизни. Леди Дженета надела очки. "Странно что он уже вернулся", приговорила она, бросая на стол пустой конверт.

Письмо состояло из нижеприведенных строк; автор был никто иной как проповедник приютской церкви.

"Дорогая тетушка.

"Я возвратился в Лондон раньше чем предполагал. Мой друг ректор сократил свой отдых и принялся опять за отправление своих обязанностей. Боюсь что вы осудите меня, когда узнаете причину ускорившую его возвращение. Чем скорее я открою это вам, тем мне будет легче. Притом у меня есть особая причина желать увидаться с вами как можно скорее. Могу я последовать за моим письмом в Маблеторп-Гаус? И позволите ли вы представить вам одну женщину, совершенно вам незнакомую, которою я интересуюсь? Пожалуста ответьте с посланным "да", и этим вы, очень обяжете вашего любящого племянника

Леди Дженета перечла подозрительно фразу в которой говорилось о незнакомой ей женщине.

Юлиан Грей был её единственным оставшимся в живых племянником, сыном любимой и уже умершей сестры. Он не мог бы разчитывать на расположение своей гетки, которая питала сильнейшее отвращение к его политическим и религиозным мнениям, еслибы не его сильное сходство с матерью. Это сходство говорило за него в глазах леди Дженеты, а его ранняя известность, как писателя и оратора, внушала ей гордость, и благодаря этим смягчающим обстоятельствам, также как и неизменному добродушию Юлиана, тетка и племянник обыкновенно встречались друзьями. Несмотря на то что она называла его "отвратительными воззрениями", леди Дженета настолько интересовалась Юлианом чтобы заинтересоваться и таинственною женщиной о которой он писал. Не намерен ли он жениться? Не сделал ли он уже выбора? А если сделал, окажется ли избранная им женщина достойною быть принятою в их семейство? На приятном лице леди Дженеты выразились признаки сомнения, когда она задала себе последний вопрос. Либеральные убеждения Юлиана способны были доводить его до опасных крайностей. Тетка покачала мрачно головой, встала с дивана и направилась к двери библиотеки.

-- Я сейчас вернусь, Грация, сказала она, остановившись на минуту. - Мне нужно написать ответ племяннику.

Мерси подошла к ней с восклицанием удивления.

-- Племяннику, повторила она. - Миледи никогда не говорили мне что у вас есть племянник.

Леди Дженета засмеялась.

-- А по вашему мнению мне следовало бы иметь это постоянно на языке и повторять без конца? сказала она. - Но у нас было так много других предметов для разговора и, сказать правду, я не охотно говорю о моем племяннике. Не подумайте что я не люблю его; мне только противны его принципы, друг мой. Впрочем судите о нем сами. Он придет сегодня. Подождите здесь. Мне еще надо поговорить с вами о Горации.

Мерси отворила пред ней дверь библиотеки и, оставшись одна, начала в раздумьи ходить по комнате.

Не о племяннике ли леди Дженеты думала она? Нет. Леди Дженета, говоря о своем племяннике, не назвала его по имени, и Мерси еще не знала кто он. Ум её был занят словами которые сказала ей леди Дженета в начале их разговора: "Я могу сказать без преувеличения, Грация, что благословляю тот день когда вы прибыли ко мне." С минуту воспоминания об этих словах были успокоительным бальзамом для её больной души. Сама Грация Розберри может-быть не заслужила бы того что заслужила она. Во в следующую минуту ею овладел ужас, при мысли об успешности её обмана. Сознание унизительности такого поступка никогда не было в ней так сильно как в эту минуту. Еслиб она могла открыть истину, еслиб она могла честно наслаждаться своею тихою жизнию в Маблеторл-Гаусе, какою благодарною, счастливою женщиной могла бы она быть. Можно ли было надеяться что её безупречное поведение в доме её благодетельницы послужит ей оправданием? Нет! Здравый смысл предупредил ее что это было бы тщетною надеждой. Положение давшее ей возможность заслужить расположение леди Дженеты, - заслужить честно, - было занято обманом. Этого ничто не могло изменить, ничто не могло оправдать. Мерси вынула носовой платок, вытерла безполезные слезы и допыталась думать о чем-нибудь другом. Что сказала леди Дженета уходя в библиотеку? Она сказала что вернется поговорить о Горации. Мерси догадалась о чем будет разговор; она хорошо знала чего хотел от нея Горцций. Как ей выйти из своего затруднительного положения? Как ей поступить? Могла ли она допустить чтобы человек который любил ее, которого она любила, женился, ничего не подозревая, на такой женщине как она? Нет, она обязана была предупредить его. Но как? Могла ли она разбить его сердце, могла ли она произнести ужасные слова, которые разлучили бы их на веки? "Я не могу сказать это ему, и не скажу!" прошептала она страстно. "Один стыд убьет меня!" Но лишь только эти слова вырвались у нея, как чувства её изменились. Злобное презрение к лучшим сторонам своей натуры, - самая жалкая форма в какой только может выразиться женское страдание, - наполнило её душу своею ядовитою горечью. Она села на диван. Глаза её сверкали, щеки пылали злобным румянцем. "Чем я хуже другой женщины?" подумала она. "Другая женщина вышла бы за него из-за его денег." Но в следующую минуту жалкая недостаточность оправдания обнаружилась с поразительною ясностью. Она закрыла лицо руками и нашла облегчение в том в чем уже не раз находила его - в безпомощной покорности отчаяния. "О, зачем я не умерла прежде чем вошла в этот дом! О, еслиб я могла умереть в эту минуту."

Не раз уже кончалась так её душевная борьба; так кончилась она и теперь.

Дверь биллиардной тихо отворилась. Гораций ждал узнать о результате вмешательства леди Дженеты, пока не вышел из терпения.

Он осторожно заглянул в комнату, намереваясь удалиться незамеченным, если совещание еще продолжается. Отсутствие леди Дженеты заставило его предположить что оно окончено. Не его ли дожидается, сидя одна, его невеста? Он сделал несколько шагов в её сторону. Она не шевельнулась, она сидела погруженная в свои думы. Не он ли был предметом этих дум? Он подвинулся к ней еще немного и назвал ее по имени.

-- Грация!

-- Пожалуста никогда не пугайте меня, сказала она раздражительно и села опять на диван. - Малейший испуг производит во мне страшное сердцебиение.

Гораций извинился с покорностью влюбленного, но её нервное раздражение трудно было успокоить. Она молчала и сидела отвернувшись от него. Нисколько не подозревая о пароксизме душевного страдания, который она только-что вынесла, Гораций сел рядом с ней и ласково спросил ее виделась ли она с леди Дженетой. Она отвечала утвердительно, и в тоне её голоса слышалось нетерпение, которое показало бы более опытному человеку что ее не следует разспрашивать пока она не успокоится. Гораций был молод и утомлен тревогой, которую выдержал в соседней комнате. Он имел неосторожность задать ей следующий вопрос.

-- Говорила вам что-нибудь леди Дженета?...

Она не дала ему докончить.

-- Это вы упросили леди Дженету уговорить меня назначить день свадьбы, накинулась она на него. - Я вижу это по вашему лицу.

Как ни ясно было в этот раз предостережение, Гораций не понял его.

-- Не сердитесь, сказал он добродушно, - Что вы находите дурного в том что я попросил леди Дженету походатайствовать за меня. Все мои старания убедить вас были тщетны. Моя мать и сестры просили за меня, но вы не обратили никакого внимания...

Она не выдержала. Она топнула ногой с истерическим раздражением.

-- Мне надоело слушать о вашей матери и сестрах! воскликнула она. - Вы только о них и говорите.

Можно было сделать еще только одну ошибку в обращении с ней, и Гораций сделал эту ошибку. Он обиделся и встал с дивана. Его мать и сестры были высокими авторитетами в его мнении; оне были для него, каждая в своем роде, идеалом женского совершенства. Он удалился на другую стброну комнаты и сделал Грации строжайший упрек, какой только мог придумать в ту минуту.

-- Хорошо было бы, Грация, сказал он, - еслибы вы следовали примеру моей матери и сестер. Оне не имеют обыкновения мучить тех кого любят.

Судя повидимому, упрек не произвел на его невесту ни малейшого действия. В душе её было горькое чувство, почерпнутое в её жалком прошлом и заставлявшее ее возмущаться против обыкновения Горация восхвалять своих родственниц. "Мне противно слушать", думала она, "о добродетелях женщин которые не подвергались никогда искушению. Какая заслуга в том что оне живут честно, если жизнь их есть вечная смена радостей и удовольствий? Знала ли когда-нибудь его мать что такое голод? Были ли его сестры покинуты безприютными на улице?" Сердце её ожесточалось, она начинала считать себя в праве обмануть его, когда он начинал восхвалять своих родственниц. Неужели он никогда не поймет что женщина терпеть не может чтоб ей ставили в пример другую женщину? Она взглянула на него с сердитым удивлением. Он сидел у стола повернувшись к ней спиной, опустив голову на руки. Еслиб он в эту минуту подошел к ней, она оттолкнула бы его; еслиб он заговорил с ней, она ответила бы ему резким возражением. Но он сидел вдали от нея, не говоря ни слова. Молчание есть одно из сильнейших орудий какими обладает мущина против женщины которая любит его. Грубость она может вытерпеть. На слова она всегда готова ответить словами. Молчание побеждает ее. После минутного колебания Мерси встала и подошла смиренно к столу. Она оскорбила его, она одна была виновата; мог ли он, бедный, знать что неумышленно делает ей неприятное? Шаг за шагом она подходила к нему все ближе и ближе; он сидел неподвижно. Она робко положила руку на его плечо.

-- Простите мне, Гораций, шепнула она ему на ухо. - Я больна сегодня, я сама не своя. Я говорила не думая. Пожалуста простите.

Не было возможности устоять против ласковой нежности в тоне голоса и манерах сопровождавшей эти слова. Он поднял голову и взял её руку. Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

-- Получила я прощение? спросила она.

-- О, милая моя, сказал он, - еслибы вы знали как я люблю вас.

-- Я знаю, отвечала она нежно, поправляя его растрепанные волосы.

Они были совершенно поглощены друг другом, иначе должны бы были заметить в эту минуту что дверь библиотеки отворилась.

Леди Дженета написала ответ своему племяннику и возвратилась, верная своему обещанию походатайствовать за Горация. Первое что ей бросилось в глаза был её клиент ходатайствовавший сам за себя с очевидным успехом. Она тихо затворила дверь и предоставила влюбленных самим себе.

Гораций возвратился с неблагоразумною настойчивостью к вопросу о свадьбе. При первых произнесенных им сло вах, она отодвинулась от него, но грустно, а не гневно.

Он встал и посмотрел на нее с безпокойством. - Можно мне будет возобновить этот разговор завтра?

-- Да, до завтра.

Она возвратилась к дивану и заговорила о другом.

-- Как долго не возвращается леди Дженета, сказала она.

Гораций притворился как сумел что и его интересует долгое отсутствие леди Дженеты.

-- Куда она ушла от вас? спросил он, стоя за сливкой дивана, наклонившись к своей невесте.

-- Она ушла в библиотеку, чтобы написать записку своему племяннику. Кстати, кто её племянник?

-- Неужели вы не знаете?

-- Не знаю.

-- Вы, без сомнения, слышали о нем, сказал Гораций - Племянник леди Дженеты человек известный. Гораций замолчал и наклонившись к ней ближе поднял с её плеча локон и прижал его к губам. - Имя племянника леди Дженёты, продолжал он, - Юлиан Грей.

Она вскочила с места и повернулась к нему с нескрываемым ужасом и как бы не веря своим ушам.

Гораций был поражен изумлением. - Милая моя! воскликнул он. - Чем я мог так испугать вас?

-- Племянник леди Дженеты Юлиан Грей, повторила она, - а я узнаю это только теперь!

Недоумение Горация возрастало. - Почему же это так поражает вас, милая моя? спросил он.

Такое известие могло бы поразить всякую женщину в таком положении и с таким характером. Присвоение себе личности Грации Розберри внезапно получило в глазах Мерси новый вид - вид предопределения. Оно привело ее без её ведома в дом где ей предстояло встретиться с приютским проповедником. Он придет - человек имевший влияние на всю её жизнь. Не придет ли с ним и день расплаты?

вас?

-- Мне показалось, Грация, что вы пришли в ужас услыхав имя Юлиана Грея. Я знаю что он знаменитость и я видал как женщины вздрагивали и устремляли на него глаза когда он входил в комнату. Но вас его имя повидимому поразило паническим ужасом.

Она овладела собою с отчаянным усилием; она засмеялась - жестким, неприятным смехом - и остановила его, закрыв ему рот рукой.

-- Вздор, сказала она шутливо. - Как будто мистер Юлиан Грей значит что-нибудь для меня. Мне уже лучше. Глядите. - Она повернулась к нему с натянутою улыбкой и возвратилась с притворным равнодушием к племяннику леди Дженеты. - Я действительно слыхала о нем, сказала она. - Разве вы не знаете что он будет сегодня здесь? Не стойте позади меня, мне так неловко говорить с вами. Сядьте рядом со мной.

Он повиновался, но она еще не вполне успокоила его. Лицо его все еще сохраняло следы недоумения и удивления. Она продолжала играть свою роль, решившись уничтожить в нем всякое подозрение что она имеет тайную причину опасаться Юлиана Грея.

Ласковое движение и спокойный тон произвели свое действие на Горация. Лицо его начало проясняться. Он, с своей стороны, отвечал спокойно.

-- Приготовьтесь увидать одно из самых неклерикальных духовных лиц, сказал он. - Юлиан погибшая овца между своими собратьями и заноза в боку своего епископа. Он проповедует в диссентерских часовнях, отказывается от всяких претензий на авторитет и власть духовного лица, делает добро по своему собственному плану и твердо намерен не занимать никаких должностей в своей профессии. Он говорит что с него довольно быть архидиаконом страждущих, деканом голодных, епископом бедных. Но при всех своих странностях он славный человек и необыкновенно популярный между женщинами. Оне любят обращаться к нему за советами. Хорошо еслиб и вы это сделали.

Мерси изменилась в лице.

-- Что вы хотите сказать? спросила она резко.

Предположение это было сделано шутя. Мерси в своем тревожном состоянии духа приняла его за сериозное. "Он это сделает, если я не помешаю ему", подумала она, с невыразимым ужасом. Единственным средством помешать Горацию обратиться за помощью к его другу было согласиться на его просьбу прежде чем друг его войдет в дом. Она положила руку на его плечо, она скрыла пожиравшее ее безпокойство под видом притворного кокетства, на которое тяжело было смотреть.

-- Не говорите пустяков, сказала она весело. - О чем мы говорили пред тем как коснулись Юлиана Грея?

-- Мы удивлялись что сделалось с леди Дженетой, отвечал Гораций.

Она нетерпеливо потрепала его по плечу.

Глаза её дополнили недосказанное. Рука Горация обвила её талию.

-- Я говорил что люблю вас, отвечал он шепотом.

-- Только?

-- А вам уже надоело это слышать?

-- Очень ли вам хочется чтоб... чтоб... Она не кончила и отвернулась от него.

-- Чтобы вы назначили день свадьбы?

-- Да.

-- Это мое самое горячее желание.

Наступило молчание. Мерси нервно кружила пальцами свою часовую цепочку.

-- Какое же время хотите вы назначить? спросила она, устремив все свое внимание на часовую цепочку.

Она никогда не говорила, никогда не смотрела так как говорила и смотрела теперь. Гораций боялся верить своему счастию.

-- Почему вы думаете что я шучу?

Гораций был настолько простодушен что ответил ей сериозно.

-- Несколько минут тому назад вы даже не хотели мне позволить говорить о нашей свадьбе.

-- Какое вам дело до того что было несколько минут тому назад? женщины, говорят, непостоянны в своих намерениях. Это один из их недостатков.

-- Если вы настаиваете.

Гораций подумал с минуту, припоминая брачные законы.

-- Мы можем быть обвенчаны, с оглашением в церкви, через две недели, сказал он. - Я назначаю свадьбу ровно через две недели.

Мерси подняла руки, протестуя.

Мерси принуждена была сознаться что она это действительно сказала.

-- Мы могли бы обвенчаться хоть сейчас, еслибы закон позволил. Так ровно через две недели! Скажите - да! Он притянул ее ближе к себе. Она молчала. Маска кокетства, плохо сидевшая на ней с самого начала, спала совсем. Её грустные серые глаза смотрели с состраданием на его оживленное лицо. - Не смотрите так сериозно, сказал он. - Скажите только одно маленькое словечко, Грация. Скажите "да".

Она вздохнула и сказала: "да". Он страстно поцеловал ее. Она могла высвободиться от него только решительным усилием.

-- Оставьте меня, сказала она в изнеможении. - Пожалуста оставьте меня одну.

-- Я огыщу леди Дженету, сказал он: - Мне хочется показать моей милой старушке что моя веселость возвратилась и объяснить ей причину.

-- Вы не уйдете? спросил он. - Вы позволите мае поговорить с вами опять когда успокоитесь?

-- Я останусь здесь, отвечала Мерси.

Её руки упали на колени, голова тяжело опустилась на подушки дивана. Она чувствовала что все её душевные способности притупились, и с удивлением спросила себя: слит она или бодрствует? Действительно ли она прознесла слово обязавшее ее сделаться женой Горация Гольмкрофта ровно через две недели? Две недели! В это время, еще может случиться что-нибудь такое что помешает ей исполнить её обещание. Ей удастся может-быть найти какой-нибудь выход из своего ужасного положения. Как бы то ни было и что бы из этого не вышло, она этим обещанием избавилась от свидания наедине с Юлианом Греем. Она вздрогнула и выпрямилась, когда мысль об этом свидании, подавленная на несколько минут, овладела опять её умом. Её возбужденное воображение представило ей Юлиана Грея сидящим с ней в одной комнате и уговаривающим ее по просьбе Горация. Он, человек который поразил ее до глубины души, когда говорил с кафедры, и она слушала его (не будучи видима им), с другой стороны часовни, сидит рядом с ней, смотрит на нее своим проницательным взглядом. Читает в её глазах её постыдную тайну, слышит ее в её голосе, чувствует ее в её дрожащих руках, выпытывает ее слово за словом, пока несчастная не падает в изнеможении к его ногам с признанием в своем преступлении. Голова её упала опять на подушки дивана, она закрыла лицо руками, в ужасе от картины нарисованной её разстроенным воображением. Даже теперь, когда она сделала это страшное свидание ненужным, могла ли она быть уверена что не выдаст себя? Ода не была уверена. Она содрогалась при одной мысли что ей придется быть в одной комнате с ним. Её виновная совесть признавала в нем своего судью и страшилась его.

Время шло. Нравственное страдание начало оказывать свое действие на её ослабевшее тело.

Она заметила что плачет, но не знала о чем. Она чувствовала тяжесть в голове, утомление во всех членах. Она опустилась ниже на подушки дивана; глаза её закрылись; монотонное чоканье часов на камине становилось для нея все тише и тише. Мало-по-малу она впала в дремоту, такую легкую дремоту что слышала как упал уголек в камине и как птицы порхали. и чирикали в своей клетке в зимнем саду.

Леди Дженета и Гораций вошли в комнату. Она смутно почувствовала их присутствие и минуту спустя открыла глаза и приподнялась, намереваясь заговорить с ними. Комната была опять пуста. Они тихо вышли, чтоб не разбудить её. Глаза её закрылись. Она впала опять в дремоту, перешедшую мало-по-малу, под влиянием теплоты и тишины комнаты, в глубокий, спокойный сон.