Бросок в пространство.
Глава VIII. Рай

Глава VIII 

РАЙ

-- Стой, Бернет, я вижу город! Эти слова и звучный голос Мак Грегора разбудили всех спавших; они вскочили с места, схватили зрительные трубы и бросились к окнам.

Как непохоже было то, что представилось их глазам, на то, что они видели накануне!

Песчаные облака, крутившиеся и извивавшиеся, подобно огненным змеям, исчезли, зловещего зарева на небе как не бывало. Солнце сияло безоблачно в яркой небесной лазури. К югу виднелись зеленеющие горы Лагранжского полуострова, расстилаясь волнистыми линиями, образовавшими симметрические изгибы. Ближе серебристые волны озера Маральди тихо плескали в берега, покрытые желтым песком, сверкавшим, как золото, в лучах утреннего солнца. К востоку тянулись другие озера, другие горы, обширные равнины, покрытые роскошною растительностью, холмы, пестреющие полевыми цветами, террасы, обвитые зеленью, роскошные цветники, красивые деревья с нежными перистыми листьями, между которыми порхали бесчисленные стаи певчих птичек. Утренний ветерок доносил откуда-то звуки чудной музыки, которая сливалась с гармоническим плеском волн, а на берегу бухты Пратта, примыкавшей к озеру Маральди, расстилался на протяжении многих миль город, весь построенный из белого мрамора.

Несколько времени все безмолвно любовались чудною картиною. Бернет спустил шар настолько, что с планеты, над которою он носился, стали слышны в открытые окна (Мак Грегор прижал пуговку и все окна разом открылись) самые нежные звуки: щебетание птичек, журчание ручейков, жужжание пчел, тихое блеяние стад, состоявших из каких-то невиданных животных. Все это вливалось в окна вместе с чудным ароматом цветов, лаская чувства путников и повергая их в целый мир наслаждения, живого, упоительного, но безусловно чистого. Итак, наши искатели приключений не ошиблись в расчете. Неимоверные опасности, которым они подвергались, были вознаграждены вполне, и каждый из них воскликнул с благоговением:

-- Мы достигли рая!

При этих словах голова Бернета тихо опустилась на грудь; он проговорил со спокойной улыбкой, выражавшей безмерную радость: - наша взяла, Мак Грегор, - и лишился чувств.

-- Да, благодаря тебе, несравненный человек! - воскликнул Мак Грегор, бросаясь к нему на помощь.

Через несколько минут Бернет очнулся, и Мак Грегор принялся бранить его, подражая в этом отношении умным матушкам из простонародья, которые секут свое детище за то, что оно ушиблось нечаянно.

-- Как тебе не стыдно пугать нас так! - говорил он. - Ведь мы не можем обойтись без тебя: подумай - сколько тебе еще дела!

-- Нечего сказать, откровенно и мило! - заметил Блэк колко.

Действительно, сочувствие Мак Грегора было выражено не в особенно привлекательной форме, но он был эгоистичен, как прирожденный верховод: подобно всем великим полководцам, он считал своих подчиненных не чем иным, как факторами, необходимыми ему для достижения его целей, и не щадил ради этого достижения ни их, ни себя. Конечно, в его характере были и более мягкие, менее себялюбивые, так сказать, непрофессиональные черты, но он редко позволял им выходить наружу, считая это слабостью, и с этой стороны строго держал себя в руках.

Оправившись совершенно, Бернет сказал:

-- Тихий утренний ветерок понесет нас над городом. Мы спустимся в самую середину его.

-- А посмотрите-ка - почти прямо под нами вилла, - сказал сэр Джордж, смотревший все это время в одно из нижних окон в зрительную трубу. - Как вы думаете, не спуститься ли нам к ней? С нее вас как будто заметили, на нас направлена огромная труба, кажется, телескоп.

-- Да, там кто-то есть! - воскликнул Мак Грегор.

Действительно, на террасе виллы стояли какие-то странно, но очень красиво одетые существа и, очевидно, наблюдали за шаром, направляя на него что-то, похожее на громадную подзорную трубу.

-- Право, я нахожу, что можно бы спуститься здесь, - сказал сэр Джордж.

-- Что я и сделаю, - отвечал Бернет. - Народ тут живет, кажется, образованный, поэтому спуститься здесь будет безопасно.

-- Вы опять заговорили о безопасности! - огрызнулся Блэк. - Почему вы думаете, что спуститься здесь будет безопаснее, нежели где бы то ни было?

-- Ничего подобного вашим последним словам я не говорил, - спокойно возразил Бернет. - Я только думаю, что если бы мы спустились к людям необразованным, то наше непрошеное появление могло бы вызвать панику. Впрочем, я полагаю, на Марсе найдется немного людей необразованных.

-- Я сужу по тому, что видел на материке Секки.

-- Лучше не напоминайте нам о нем.

-- И сужу также по тому, что вижу здесь, - продолжал Бернет, игнорируя замечание расходившегося Блэка.

-- Здесь прелестно! - вмешался сэр Джордж, - но я не понимаю, м-р Бернет, что общего могут иметь обе местности Марса с образованностью его обитателей. Сначала мы попали в мертвую пустыню, теперь видим перед собою земной или, вернее, марсовский рай. Что же можно вывести из этого?

-- Весьма многое. На материке Секки я пришел к убеждению, что весь экваториальный район на планете вымер, и я не ошибся. Одну минуту я готов был даже допустить, что и везде на Марсе мы найдем то же самое.

-- А говорили совсем другое, - вмешался Блэк.

-- Я не счел нужным высказывать моих предположения, - отвечал Бернет серьезно, почти строго. - Здесь я вижу новое подтверждение моему убеждению, что планета Марс стара, очень стара.

На эти слова посыпался целый хор опровержений.

-- Стара? Что вы, как можно! Она великолепна, грандиозна, прелестна, как мечта!

-- Она прелестна, но не грандиозна, - возразил Бернет.

-- Красота ее не что иное, как материальное совершенство, доведенное до последней степени. Еще шаг вперед, и начнется распадение. Посмотрите на эти горные скаты, пережившие бесчисленные тысячелетия. Они покрыты цветами, но не увенчаны грозными утесами. В здешних горах нет того сурового величия, какое представляют наши сравнительно юные, в геологическом отношении, Альпийские хребты. Взгляните на это сверкающее море; волны его словно поют колыбельную песенку, ударяясь в обремененные годами берега. Оно ненаглядно красиво, но оно давно уже утратило ту бурливость, которая составляет величие наших океанов. Оно измельчало, превратилось из моря в озеро. Может быть, и оно было когда-то величественно и грозно, в те времена, когда наш Атлантический океан еще только начинал выступать из хаоса. Может быть, берега его были когда-то покрыты исполинской растительностью; теперь ее заменили изящные деревца, пигмеи сравнительно с нашими лесными великанами. Здешние животные милы, красивы, грациозны, но взгляните, как они чувствительны к самому легкому звуку, к малейшему дуновению ветерка - целая тысяча их, взятая вместе, не устояла бы против одного тигра. Повторяю, господа, Марс старая планета. И жители ее, вероятно, далеко превосходят нас развитием как телесным, так и умственным. Они выработали себе такие социальные, моральные и физические условия, каких мы и представить себе не можем. Словом, они дошли до высшей степени развития; дальнейший прогресс для них невозможен: им доступна одна перемена к худшему.

Развивая свои взгляды перед слушателями, Бернет увлекся, что с ним редко случалось; его обыкновенно серьезный, спокойный взгляд сверкал одушевлением, бледное лицо горело. Но, несмотря на свою увлеченность, он внимательно следил за ходом корабля и покончил речь как раз в тот момент, когда шар очутился прямо над намеченной им виллой.

-- Сейчас мы проверим мою теорию на практике, - сказал он. - Готовьтесь, господа: нам, вероятно, придется подивиться кой-чему.

-- Для нас уже это не новость, - ввернул насмешник Блэк.

Бернет занялся распоряжениями к спуску корабля, а прочие разместились по окнам, следя за тем, что происходит на вилле. Особенно интересовал их направленный на них телескоп.

-- Очень может быть, что это телескоп, - сказал Блэк, - но, по-моему, он ужасно похож на громадную пушку.

-- Мне тоже кажется, - отвечал Дюран.

-- А что если они вдруг вышибут дно из нашего корабля? - заметил обыкновенно молчаливый Гревз. - Ведь это будет ужасно досадно: после всего, что сделал наш милейший Бернет, чтобы попасть сюда, мы будем разбиты в виду самой пристани.

-- Да, это будет досадно, особенно для вас, - сказал Блэк, задетый за живое напускною холодностью, с какою говорил художник.

-- Не столько для меня, сколько для Бернета, - возразил Гревз с тем же невозмутимым хладнокровием.

-- Это почему?

-- О, чушь какая! Голова-то у вас на плечах, я думаю, ваша, а если корабль разобьют, мы все полетим в пространство вверх ногами.

-- Не мешало бы нам выкинуть белый флаг, - заметил баронет.

-- А, может быть, белый цвет у них синоним объявлению войны, - возразил Мак Грегор.

-- В таком случае можно выкинуть черный или синий, что ли, но все же не мешало бы подать какой-нибудь сигнал, что мы не имеем против них дурных намерений.

Между тем бывшие на террасе также следили за движениями шара, очевидно стараясь направить телескоп прямо на него. Бернет не спускал глаз с подозрительной трубы, и взгляд его выражал сильное беспокойство. Шар находился уже не более как в пятистах футах от планеты, и расстояние это с каждою секундою быстро уменьшалось. Вдруг футах в трехстах он вздрогнул и остановился. Инженер бросился к своим расписаниям, недоумевая, что случилось. Но в его механизме было все в порядке, а шар не двигался. Сделав наскоро два-три опыта передвижения снаряда, ученый вдруг вскричал с досадой:

-- Мое изобретение им известно, и их машина сильнее моей!

-- Что вы хотите сказать? - послышалось со всех сторон.

-- Они уничтожили притяжение своей планеты к нашему кораблю... О! Боже мой! это ужасно!..

-- Бернет, что случилось? - спросил Мак Грегор взволнованно. - Скажи ради Бога - в чем дело?

Вернет повернулся к нему: лицо его выражало сильнейшее отчаяние.

Мак Грегор быстро схватил парашют, висевший у него наготове.

-- Помогите мне отворить дверь! - крикнул он.

-- Берегись, Мак Грегор, они могут швырнуть и тебя в Солнце.

-- И пусть швыряют! Дверь! скорее, дверь!

Парашют был нового устройства: он раскрывался автоматически в самый момент падения. С помощью его Мак Грегор спустился настолько, что был уже футах в пятидесяти расстояния от планеты; затем и он остановился. Парашют охватил его ноги, как юбка, и повис на нем неграциозными складками. Несчастный начал изо всех сил лягаться, чтобы расправить его - ничто не помогало: с уничтожением притяжения он потерял всякий вес, и потому его отталкивающие движения не имели ни малейшей силы.

-- Эй! вы там, стыдитесь! Легко мне тут, вы думаете, висеть да лягаться? Пустите меня вниз! - закричал он стоявшим на террасе, совсем забыв, что жители Марса вряд ли могут понять английский язык, да еще с шотландским акцентом, который, заметим кстати, слышался у него особенно сильно, когда он был взволнован.

-- Ну что, Мак Грегор, каково вам? - закричал ему с шара Блэк со смехом.

-- Вам-то что? - крикнул в свою очередь Мак Грегор сердито. - Очутились бы вы на моем месте, небось не стали бы зубы скалить.

-- Ради Бога, не сердитесь, Мак Грегор, - закричал опять Блэк, когда хохот затих, - но если бы вы могли видеть, как вы интересны, задрапированный в вашем парашюте...

-- К черту его! - крикнул Мак Грегор, окончательно рассвирепев, и так встряхнулся, что парашют отлетел далеко в сторону.

-- Спустить вам веревку, Мак Грегор? - спросил сэр Джордж: - полезайте опять наверх!

я вам ничего дурного не сделаю. Ну право же, не сделаю!

Стоявшие внизу, конечно, не поняли его слов, но тон просьбы и умоляющий жест, с каким они были сказаны, не остались без действия: он вдруг почувствовал, что опускается.