Следопыт.
Глава пятая.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Следопыт. Глава пятая. (старая орфография)

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Когда Мария проснулась, солнце уже стояло высоко: она вскочила с своего ложа, быстро накинула платье и вышла на открытое место, чтобы вдохнуть приятный и освежающий воздух чудного утра.

Остров казался совершенно покинутым, и только когда Мария окинула глазами всю окрестность, то заметила оставшихся у ярко горевшого огня. Кроме Капа и квартирмейстера находились там капрал Мнаб и его солдаты, а равно солдатка, приготовлявшая завтрак. Шалаши стояли спокойно, солнце обливало своими золотыми лучами все открытые места между деревьями, и небесный свод над головою Марии блистал нежною синевою. Не видно было ни одного облачка и все как бы выражало глубокий мир и невозмутимую безопасность.

Когда Мария заметила, что бывшие у огня усердно заняты были своим завтраком, то, никем незамеченная, направилась она к концу острова, где деревья и кусты скрывали ее от всех глаз. Здесь она прислушивалась к тихому шуму быстро бегущих волн, и восхищалась разнообразными прелестными видами, которые представлялись её взорам сквозь отдельные отверстия в кустах. Вдруг она подскочила, потому что ей показалась человеческая личность посреди кустов, окаймлявших близлежащий остров. Так как разстояние было не более ста локтей, то она и полагала, что ей это так показалось, и поэтому быстра отступила несколько, заботясь о том, чтоб скрыть свой корпус за листвою кустарника. Только-что хотела она совершенно покинуть кусты и вернуться к своему дяде, чтобы сообщить ему родившееся подозрение, как увидела на ближнем острове поднятую кверху ольховую ветку, которою махали ей в знак дружбы. После недолгого размышления, она также сломала такую же ветку и отвечала на приветствие, стараясь делать совершенно схожия движения.

Тогда противолежавшие кусты осторожно раздвинулись, и из-за них показалось человеческое лицо, в котором Мария, к немалому своему удивлению, узнала Юниту, жену Тускароры.

Тут уже она более не медлила выйти из своего убежища, зная, что Юнита дружески расположена к ней. Тогда подошла ближе и индиянка, обе женщины обменялись знаками дружбы, и наконец Maрия пригласила Юниту переправиться к ней. Индиянка исчезла, но скоро снова явилась с челноком, в котором хотела переплыть воду, как вдруг Мария услыхала голос дяди, звавшого ее к себе. Она тотчас дала индиянке знак спрятаться, а сама поспешила из кустов на открытое место, где, по приглашению дяди, должна была принять участие в завтраке. Однако она отказалась, вернулась в кусты и снова вошла в сношение с своею подругою, пригласив ее переправиться.

Юнита не замедлила последовать этому приглашению, и в несколько ударов веслами челнок скрылся в кустах станционного острова. Она выскочила на берег, и Мария, взяв ее за руку, повела к собственному шалашу, который не мог быть видим со стороны расположившихся у огня. Обе дошли туда никем незамеченные, и Мария тотчас заперла за собою дверь.

- Теперь, Юнита, мы в безопасности, дружески сказала Мария с приятной улыбкой. Как я рада видеть тебя! Что привело тебя сюда и как открыла ты этот остров?

- Говорите тише, возразила индиянка, от души пожимая руку Марии: - тише говорите, не так скоро, не понимаю.

Мария повторила свои вопросы и притом так явственно, что Юнита могла понять ее.

- Я друг, отвечала она.

- Да, я верю тебе, Юнита, верю тебе от всего сердца, но что это имеет общого с твоим посещением?

- Друг пришел, чтобы видеть своего друга, возразила Юнита с открытою улыбкою.

- Но у тебя должна быть и другая причина, иначе ты не стала бы подвергаться такой опасности. Так ты одна?

- Юнита у тебя, более никого. Юнита приехала одна в челноке.

- Да, я верю этому и не сомневаюсь в том, что ты не могла бы предать меня!

- Как предать?

- Я хочу сказать, что ты не обманешь меня, не выдашь французам, ирокезам или твоему мужу, не захочешь продать мой скальп.

- Нет, нет, никогда! возразила индиянка, нежно обняв Марию и прижимая ее к сердцу. Мария отвечала на это выражение любви и стала смотреть своей подруге прямо в глаза.

- Юнита боится, что Стрела убьет ее, если она что нибудь скажет.

- О, нет! Стрела никогда этого не узнает: Мария ничего не скажет ему.

- Он убьет Юниту томагавком.

- Нет, этого не будет. Лучше не говори мне ничего, Юнита.

- Мария, блокгауз хорошее место для ночлега, хорошее и для жилья.

- Ты хочешь сказать, что я могу спасти свою жизнь, если останусь в блокгаузе. Наверно; по крайней мере, это ты можешь сказать мне.

- Да, блокгауз очень хорош для женщин; там скальп в безопасности.

- Да, я понимаю тебя, Юнита; желаешь видеть моего отца?

- Его нет здесь.

- Как ты это знаешь? Видишь, весь остров наполнен солдатами.

- Не полон, все уехали, только четыре мундира тут.

- А Следопыт? Не хочешь ли с ним переговорить? Он понимает по-ирокезски.

- Его также нет здесь, вместе уехал, - с улыбкой отвечала Юнита.

- Эге, ты, кажется, все знаешь, с удивлением сказала Мария. Но скажи мне, пожалуйста, что нам нужно звать. Дядя Кап здесь на острове, и как он, так и я не забудем твоей дружбы, когда снова вернемся в форт.

- Может, вы и не вернетесь, - кто знает!

- Да, конечно, только Бог знает, что может случиться. Жизнь наша в Его руках. Но я думаю, Он послал тебя как средство к нашему спасению.

Юнита не поняла этих слов, но, очевидно, она желала быть полезной Марии.

- Блокгауз очень хорош! повторила она с особенным ударением.

- Хорошо, я понимаю тебя, Юнита, и проведу сегодняшнюю ночь в блокгаузе. Но, конечно, я могу сообщить моему дяде то, что ты сказала.

- Нет, Юнита, ты не права в отношении к моему дяде; он никогда не предаст тебя.

- Нет, я этого не понимаю. У моряков есть язык, а нет глаз, ушей, носа! Моряк только язык, язык, язык!

Хотя Мария и имела о своем дяде другое мнение, тем не менее она сознала, что напрасна её надежда привлечь его к настоящему совещанию.

- Ты, кажется, довольно верно знаешь наше положение, сказала она. Ты прежде уже бывала на этом острове?

- Только-что прибыла.

- Но как же ты можешь знать все? Отец мой, Гаспар, Следопыт, все вблизи, явятся когда я позову их.

- Нет, все уехали, с уверенностию, но с добродушной улыбкой возразила индиянка. У меня хорошие глаза; видели челнок с мужчинами, и большое судно, плывущее с Гаспаром.

- Так ты ужь давно за нами наблюдала? Я не думаю однако, чтобы ты сосчитала, сколько человек осталось.

Юнита разсмеялась, подняла четыре пальца и потом еще два и сказала: четыре красные мундира, Кап и квартирмейстер.

Все это было совершенно верно, и Мария уже не могла долее пытаться обмануть Юниту.

- Так ты думаешь, что для меня лучше будет оставаться в блокгаузе? сказала она.

- Да! хорошее место для девушек. Балки очень толсты, из блокгауза нельзя достать скальп.

- Ты с такой уверенностью говоришь об этом строении, как будто была в нем и измеряла его стены.

Юнита разсмеялась, не распространяясь однако об этом пункте.

- Говори, продолжала Мария, - кроме тебя, может ли еще кто нибудь найти этот остров? Ужь не открыли ли его ирокезы?

Лицо Юниты помрачилось, и она осторожно осмотрелась, как будто опасаясь, что кто нибудь подсушивает.

- Тускарора возле. Если увидит Юниту, та убьет ее.

- А мы думали, что никто и не знает ничего об этом острове, так как он не легко бросается в глаза, и даже из наших немногие сумеют отыскать его.

Мария испугалась, ибо ей пришло на память подозрение на Гаспара, которое как бы подтверждалось этими словами индиянки.

- Понимаю, что ты хочешь сказать, отвечала она: ты хочешь дать мне понять, что один из ваших предательским образом объяснил врагам, где и как отыскать этот остров.

Юнита засмеялась, в её глазах военная хитрость была скорее заслугой, чем преступлением. Но она слишком привязана была к своему племени, и не решилась сказать более того, чем требовали крайния обстоятельства. Во всяком случае, намерение её было спасти Марию, но только ее одну.

- Бледнолицая теперь знает, что блокгауз хорош для девушек. Мужчины и воины до меня не касаются.

- Но меня касаются, Юнита. Один из них мой дядя, которого я люблю, а другие друзья мои и соотечественники. Я скажу им все.

- Тогда Юнита будет убита, возразила эта без резкости, но видимо огорченная.

- Нет, нет! Они не узнают, что ты была здесь; я только предупрежу их и попытаюсь уговорить, чтоб все скрылись в блокгауз.

- Стрела увидит, узнает все, и убьет Юниту, отвечала индиянка, вставая и приготовляясь уйти.

Мария не смела ее удерживать, но все-таки обняла рукою и сказала:

- Юнита, мы друзья и тебе нечего бояться от меня. Никто не узнает об этом посещении. Но не можешь ли ты подать знак, когда опасность будет близка, чтоб я могла знать, когда мне для своей безопасности отправиться в блокгауз?

- Принеси Юните голубя.

- Где же я найду его? спросила Мария.

- В ближайшем шалаше. Там возьми голубя я принеси Юните в челнок. Когда голубь полетит, Стрела придет убивать.

После этих слов Мария встала, пошла в ближайший шалаш, где действительно нашла голубей, и без особенного труда поймала одного. Она отнесла его на берег, где Юнита уже сидела в челноке. Эта взяла его, посадила в сделанную ею самою корзину, еще раз повторила свое: блокгауз хорош для девушек, - и затем удалилась от острова так же тихо, как и приблизилась к нему. Мария смотрела ей в след и ожидала еще знака прощания или внимания, но напрасно. Все оставалось тихо и спокойно, и нигде не видно было и следа опасности, о которой извещала Юнита.

Когда, наконец, Мария снова обернулась к берегу спиной, то ей представилось повидимому незначительное обстоятельство, которое в обыкновенное время не обратило бы вовсе её внимания, но теперь привлекло его. Именно, кусок красной материи, обыкновенно употребляемой для корабельных флагов, развевался на нижнем сучке небольшого дерева, о с первого взгляда Мария заметила, что знак этот легко мог быть замечен с близлежащого острова. Сильно возбужденное в ней подозрение навело ее на мысль, что этот флаг служит сигналом, который должен сообщить неприятелю какое либо важное событие, и потому она не замедлила снять его с сучка о тотчас поспешно удалиться с ним. Имея намерение безотлагательно отправиться в блокгауз, вместе с солдаткою женою, она быстро направилась к её шалашу, как вдруг путь её прервав был восклицанием Мункса:

- Куда вы так торопитесь, любезная Мария, и для чего в таком одиночестве? спросил он. - Что это у вас такое в руке?

- Ничего, как только кусок материи, род флага, который не стоил бы внимания, если бы...

- Безделица, Мария? Нет, это вовсе не так малозначительно, как вы думаете, отвечал Мункс, взяв из рук Марии лоскуток и внимательно разсматривая его. - Где вы это нашли?

Мария объяснила это квартирмейстеру, который во время рассказа её безпокойно осматривался во все стороны.

- Я именно это о думала, и поэтому сняла этот вымпел, чтоб он не послужил к обнаружению нашего убежища. Не надо ли известить об этом обстоятельстве моего дядю?

- О, нет; для чего безпокоить его без нужды, с некоторою поспешностию отвечал Мункс. - Я бы только хотел знать, как попал сюда этот вымпел! Как кажется, он принадлежит к числу корабельных сигналов, и на самом деле имеет точно ту самую длину как флаг, развевавшийся на мачте нашего куттера. - Да, Гаспар изменник, я припоминаю теперь, что именно от этого флага был отрезан кусок.

Мария испугалась, еще охотно считая Гаспара невинным; тем не менее она не ответила на предположение Мункса.

- Когда я хорошенько обдумаю это дело, продолжал он после некоторого размышления, - то собственно было бы хорошо посоветоваться по этому предмету с Капом. Это верный подданный короля, и поможет нам своим советом.

- Сделайте так, возразила Мария: - я, с своей стороны, принимаю это дело столь серьезно, что немедленно вместе с солдаткою отправлюсь в блокгауз.

- Этого я не советую, с горячностию сказал Мункс. Если в виду есть нападение, то прежде всего оно устремится на блокгауз и при этом будет большая опасность. Я скорее советовал бы вам бежать к челноку и направиться в ближайший пролив, где вы чрез несколько минут скроетесь между островами.

- Нет, Мункс, я предпочитаю блокгауз и не покину острова, пока не вернется мой отец, Его бы очень огорчило, если бы он, вернувшись победителем, нашел нас всех бежавшими.

- Вы не так повяли меня, Мария, возразил Мункс. - Я далек от того, чтоб кому либо, кроме женщин, посоветовать бегство. Мы, мужчины, конечно, останемся, чтоб отстоять блокгауз или умереть.

Мария сделала только отрицательное движение, не слушая более квартирмейстера, и простившись хотела торопливо удалиться, как снова была удержана Мунксом.

- Еще одно слово, Мария, сказал он. - Если этот флаг имеет какое либо особенное значение, то его было бы лучше снова повесить и внимательно наблюдать, не последует ли на него какого ответа, который бы помог нам к открытию измены; в противном случае, если он не имеет никакого значения, то не может иметь и никаких последствий.

- Делайте, Мункс, все, что хотите и как по вашему лучше, возразила Мария: - я только обращаю внимание ваше на то, что вымпел этот легко может способствовать открытию нашей станции.

После этих слов она поспешно удалилась и скоро исчезла из виду смотревшого ей в след квартирмейстера. Он оставался около минуты неподвижным на своем месте, потом стал смотреть на находившийся в руке его лоскуток и, казалось, обдумывал, что ему с вам начать. Однако, нерешительность его продолжалась недолго; он быстро направился к дереву, где перед тем висел вымпел, и снова прикрепил его к такому месту, что он был более виден со стороны реки, чем с самого острова.

Пока происходило на берегу это крайне двусмысленное действие, Мария с тяжелым сердцем отыскала солдатку и дала ей наставление перенести в блокгауз некоторые необходимые вещи и во весь день не отходить от него на далекое разстояние. - Потом она пошла к капралу Мнабу, чтоб, не выдавая своей приятельницы Юниты, дать ему понять необходимость удалиться в блокгауз вместе с оставшимися солдатами.

- Отец мой возложил на вас большую ответственность, капрал Мнаб, сказала она старому воину, который беззаботно прогуливался по зеленому лугу острова.

- Да, дитя мое, возразил он; - но и очень хорошо знаю, как мне при этом вести себя.

- В этом я и не сомневаюсь; но боюсь, что ваши старые солдаты, быть может, упустят из виду предосторожность, необходимую в нашем исключительном положении.

- О, нет! дитя мое, мы не колпаки, чтобы дать себя застигнуть врасплох там, где менее всего можно этого ожидать.

- Откровенно говоря, капрал, я должна сказать вам, что имею основание бояться близкой опасности и поэтому весьма желала бы, чтоб вы удалились в блокгауз.

- Нет, нет, это невозможно, возразил Мнаб гордо и с полным пренебрежением к сделанному ему предложению. Я - шотландец, и в нашем народе не существует обычая отступать с поля, не выдержав нападения. Мечи у нас широки и любят смотреть в глаза врагу.

- У маиора свои слабости; широкий меч и обыкновенные шотландския предания забываются там в американских ружейных битвах посреди кустов. Но, поверьте старому солдату, мисс Дунгам, которому уже 60 лет, что нет лучшого средства возбудить мужество врага, как показать, что боишься его, и в этой индейской военной жизни не существует ни одной опасности, которая бы не усилена была и не распространена фантазиею ваших американцев; это дошло до того, наконец, что они стали видеть диких за каждым кустом. Мы, шотландцы, родом из открытой местности, не нуждаемся в этих засадах и оне не могут приходиться вам во вкусу; и таким образом вы увидите....

В эту самую минуту Мнаб подскочил на воздух, упал лицом на землю и затем повернулся на спину. Это произошло так внезапно, что Мария едва успела услышать ружейный выстрел, поразивший Мнаба пулею. Ни одно восклицание ужаса не вырвалось у нея; она даже не вздрогнула; так быстро, страшно и неожиданно случилось несчастие, что она не успела и собраться с мыслями. Поспешно накловилась она над умирающим, чтобы оказать ему возможную помощь. Он еще был жив, но лицо его имело дикий вид человека, внезапно и неожиданно пораженного смертию.

- Бегите как можно скорее в блокгауз, прошептал он Марии, когда она наклонилась, чтоб прислушаться к его последним словам.

Мария, хотя и поняла мысль несчастного, но разсталась с ним лишь спустя несколько секунд после того, как он испустил дух. Тогда только пустилась она бежать, когда ею овладело полное созвание её положения и необходимость действовать. Чрез две минуты она достигла блокгауза; но в тот самый момент, когда она хотела войти в дверь, последняя была прямо перед ней сильно захлопнута солдаткой Женни, которая в слепом страхе думала только о собственной безопасности. Пока Мария просила впустить ее, послышался треск пяти или шести ружей, и этот новый страх препятствовал находившейся внутри женщине быстро отодвинуть запор, который она только-что поспешно задвинула. Только спустя минуту Мария почувствовала, что дверь уступает её напору, и проскользнула своим гибким станом в отверстие, как только оно было для этого достаточно велико.

Между тем, сильное биение её сердца несколько успокоилось, и Мария получила столько силы воли, что могла действовать сознательно. Вместо того, чтоб помочь солдатке, старавшейся с судорожными усилиями снова запереть дверь, она оставила ее открытою до тех пор, пока удостоверилась, что никто из своих не ищет убежища в блокгаузе. Потом, положив только один запор, приказала Женни отодвинуть его тотчас, как только потребует этого спасение друга, а сама отправилась в верхний этаж, откуда могла осмотреть в бойницу местность острова, на сколько это дозволяли вокруг лежащие кустарники.

К немалому изумлению, Мария не увидела на острове ни одной живой души; незаметно было ни своих, ни неприятелей. Только небольшое подымавшееся облачко дыма показывало ей, в какой стороне надо искать неприятеля. Выстрелы последовали с того направления, где впервые показалась Юнита; но Мария не имела возможности определить, находятся ли враги на соседнем острове или уже переправились на этот. Она перешла к другой бойнице, открывавшей вид по тому направлению, где упал Мнаб, - и кровь её застыла, когда она увидела лежавших с ним рядом бездыханными трех солдат. - Они при первом шуме сбежались к одному пункту и в тот же момент поражены были невидимыми страшными врагами.

Не было видно также следов ни Капа, на лейтенанта Мункса, хотя Мария изследовала глазами каждый куст; она уже надеялась, что они оба воспользовались челноком и бежали; но когда посмотрела на место его причала, то увидела, что тот спокойно стоит у берега, и она осталась на счет судьбы своих друзей в той же неизвестности, как и прежде.

- Мисс Мария! услыхала она тогда снизу голос солдатки: - ради Бога, скажите мне, остался ли кто нибудь из наших в живых? Мне кажется, я слышу стоны, которые становятся все слабее и слабее, и заставляют меня опасаться, что все убиты.

Мария теперь вспомнила, что один из солдат был муж Женни, и содрогнулась при мысли о последствиях, если эта узнает так внезапно о его смерти.

- Мы под защитой Бога, отвечала она дрожащим голосом. - Надо нам положиться на Провидение и не упускать из виду ни одного средства, какое оно нам добровольно представляет для нашей защиты. Наблюдай только за дверью и не отпирай ее ни в каком случае без моего приказа.

- Скажите мне только, мисс Мария, не видите ли где нибудь Санди? Я очень хотела бы известить его, что я в безопасности.

Санди был муж Женни и лежал, замертво распростертый на земле.

- Вы ничего не говорите, видите ли Санди? повторила бедная женщина, полная нетерпения от молчания Марии.

- Некоторые из наших собрались около трупа капрала, возразила Мария, не хотевшая прямо солгать.

- Санди между ними? почти крича спросила Женни.

- Да, он наверно в том числе, потому что я вижу четверых и все в красных мундирах вашего полка.

- Санди! воскликнула Женни в полупомешательстве: - Санди! зачем ты не думаешь о себе? Иди сюда! Сюда, в блокгауз! Санди! Санди! !

Мария услыхала, как отодвинулся запор и скрипнула дверь, и тотчас увидела Женни, спешившую чрез кусты и направлявшуюся к группе убитых солдат. Одной минуты было достаточно, чтобы достигнуть этого места. Удар, поразивший здесь её сердце, был так внезапен и неожидан, что несчастная, казалось, от ужаса не могла сознать всю тяжесть его. Дикая, почти безумная мысль, что она обманывается, блеснула в её разстроенной голове, и она в самом деле вообразила, что солдат хотел только подшутить над её страхом. Она схватила руку своего мужа, увидела, что она еще была тепла, и на губах его ей показалось, будто играет сдержанная улыбка

- Санди, зачем ты неблагоразумно рискуешь своей жизнью? воскликнула она. - Индейцы умертвят вас всех, если вы немедленно не поспешите к блокгаузу! Идите скорей! Не теряйте дорогих минут в таких безумных шутках.

всплеснула она руками, издала раздирающий вопль отчаяния, раздавшийся по всему острову, и затем во всю длину распростерлась над убитым.

Как ни страшен, ни громок и раздирателен был крик, но все-таки он казался сладким пением в сравнении с теми ужасными криками, которые немедленно за ним последовали. Изо всех углов острова раздался страшный боевой клик индейцев, и человек двадцать диких, в боевых украшениях выскочили в полном вооружении, чтоб приобресть скальпы умерщвленных, Стрела был впереди; его томагавк раздробил череп потерявшей всякое сознание Женни, и через две минуты кровавый скальп её висел как знак победы у пояса безжалостного и безчеловечного индейца. Его товарищи были так же деятельны как и он, и капрал с своими солдатами не походили более на спокойно дремлющих людей. Их оставили плавающими в крови, наругавшись над их трупами.

Мария смотрела на это с разстроенными и путавшимися мыслями, не думая ни одной минуты о собственной опасности. Только когда она увидела, что весь остров покрыт был дикими, которые радовались успеху своего нападения, то вспомнила, что Женни оставила дверь блокгауза открытою. Сердце её сильно забилось, потому что дверь эта была единственною преградою между ею и неизбежною смертью, и Мария поспешно направилась к лестнице, чтоб сойти вниз и снова припереть дверь; но не успела она сделать и несколько шагов, как услышала скрип двери, и сочла себя погибшею. В страхе пала она на колени, сложила руки, вознесла мысли свои к Богу и старалась мужественно приготовиться к смерти. Но любовь к жизни была сильнее, чем потребность молиться, и пока губы её шевелились безсознательно, напряженное страхом ухо её прислушивалось ко всякому шуму. Когда она услышала, что запоры снова задвигаются, то опять вскочила на ноги, и в ней проснулась слабая надежда, что в блокгауз вошел друг, быть может, её дядя. Уже она хотела спуститься по лестнице, чтоб стать под защиту его, как ее остановила мысль, что это может быть и индеец, который, чтоб иметь возможность грабить безпрепятственно, запер дверь для преграждения входа другим своим товарищам. Глубокое спокойствие внизу не имело ничего схожого с смелыми и безбоязненными движениями Капа и скорее означало уловку неприятеля. Эти соображения удержали Марию неподвижною, и около двух минут во всем строение царствовало невозмутимое молчание. В это время Мария стояла на верху первой ступени, между тем как опускная дверь, которая вела в нижний этаж, находилась почти на противоположном конце комнаты.

Мария как бы сверхъестественною силою пригвождена была к своему месту, ежеминутно опасаясь увидеть страшное лоно дикаря. Её страх скоро достиг такой силы, что она уже стала искать уголка, где бы могла спрятаться, - и каждая отсрочка решительного момента казалась ей утешением и выигрышем. В комнате находилось несколько кадок, и Мария спряталась за двумя из них, причем прильнула глазом к отверстию, из которого могла видеть по направлению к опускной двери. Еще раз пыталась она молиться, но ожидание было так страшно, что она не могла собраться с мыслями. Ей даже показалось, что она слышит тихий шорох, как будто кто старается с крайнею осторожностью подняться по лестнице; затем последовал треск, который как она положительно знала, происходил от одной из ступеней, издававшей уже такой звук под её ногами; сердце её забилось сильнее, лицо стало бледнее мраморной статуи. Еще в двери ничего не показывалось, но Мария, которой слух необыкновенно был настроен страхом и волнением, ясно услышала, что кто-то находится лишь на несколько дюймов под дверью. Скоро сделалось ясным и для глаз; черные волосы индейца медленно, подобно часовой стрелке, показались над дверью, и постепенно обнаружилась темная кожа и мрачные черты, наконец, вся темная фигура поднялась над полом.

Мария отскочила почти не дыша. Но вслед затем она радостно вскочила, узнав при втором, внимательном взгляде пред собой нежное, боязливое и все-таки располагающее лицо Юниты.

Быстро встала она на ноги о бросилась в объятия индиянки, которая немало обрадовалась, увидя, что последовали её совету, и что её молодая подруга защищена блокгаузом от томагавков дикарей. - Она сладкозвучно засмеялась, радостно ударила в ладоши и сказала:

- Блокгауз хорош! не достанут они скальпа отсюда.

- Да, Юнита, хорош, возразила Мария, и она содрогнулась, во ей снова представились все испытанные ею ужасы. Скажи мне только, ради Бога: не знаешь ли, что сталось с моим бедным дядей? Во все стороны глядела я его, но не могла найти вы малейшого следа!

- Разве не здесь в блокгаузе? спросила Юнита, не скрывая своего любопытства.

- Нет, к сожалению. Я здесь одна, ибо Женни поплатилась жизнию за свое безразсудство. Ты, право, не знаешь, жив ли он?

- Не знаю. У него есть лодка; может быть он на воде.

- Нет, этого не может быть; челнок стоит еще у берега.

- Он не убит, ибо Юнита видела бы это; верна спрятался.

- Это могло случиться, еслиб он и Мункс нашли бы к тому возможность. Нападение ваше произведено было с страшною быстротою, Юнита.

- Тускарора! воскликнула индиянка в восхищении от быстроты своего мужа. - Стрела великий воин!

- Но, что же мне начать? Не пройдет много времени, как твои соплеменники нападут на блокгауз!

- Блокгауз хорош, не достанут скальп.

- Но они скоро узнают, что здесь нет никакого гарнизона.

- Да, Стрела знает и все краснокожие знают: четыре бледнолицые потеряют скальпы, если еще имеют их.

- Молчи, Юнита, одна мысль об этом волнует кровь в моих жилах. Впрочем, твои не могут знать, что я одна в блокгаузе; скорее они будут считать здесь дядю и Мункса и подложат под строение огонь, чтобы заставить их выйти. Я всегда слышала, что огонь самое опасное орудие против блокгауза.

- Почему же нет? Я не имею средств воспрепятствовать этому.

- Не сожгут блокгауз, повторила индиянка; блокгауз хорош; скальп не выдаст.

- Но скажи же мне почему, Юнита, я боюсь, что они все-таки зажгут его.

- Нет, блокгауз сыр; - много дождя, - зеленое дерево, - трудно горит. Краснокожий это знает; зажечь блокгауз значит дать знать Янгезам, что Ирокезы здесь. Отец вернется, не найдет блокгауза, будет иметь подозрение. - Нет, индейцы слишком хитры, - ничего не тронут.

- Так ты думаешь, что до возвращении отца моего я в безопасности?

- Не знаю, когда вернется отец. Пусть Мария это сперва скажет, тогда отвечу.

Мария испугалась: стала опасаться, что её подруга имеет намерение выпытать у ней правду, чтоб иметь возможность указать лучшее средство и дорогу к умерщвлению или плену отца её и его спутников, - Она поэтому хотела уже дать уклончивый ответ, как вдруг сильный стук в наружную дверь дал мыслям другое направление.

- Они идут, с испугом вскричала она. - Но Юнита, может быть, это мой дядя и квартирмейстер. В этом случае я должна впустить их.

- Почему же не посмотреть, ведь есть для этого бойницы.

Мария тотчас последовала этому совету и направилась к бойницам, устроенным в выдававшихся бревнах верхняго этажа. Осторожно подняла она деревянную заслонку, которая закрывала узкое отверстие, взглянула вниз и побледнев, отскочила с испугом назад.

- Краснокожий! спросила Юнита, осторожно и предупредительно подняв палец.

- Да, их четверо, и они страшно выглядят в своих ужасных украшениях и с кровавыми скальпами. Стрела между ними.

Юнита быстро пошла к углу, где стояло несколько ружей, и уже схватила одно из них, как имя её мужа, казалось, остановило её намерения. Однако, она с минуту подумала, пошла к бойнице и только-что хотела просунуть в нее оружие, как была удержана Мариею.

- Нет, Юнита! ты не можешь целиться в своего мужа, даже для того, чтоб спасти мою жизнь.

Мария поняла намерение своей подруги и более не сопротивлялась ей. Юнита просунула дуло ружья в бойницу, заботливо старалась сделать это с возможно продолжительным шумом, дабы возбудить внимание диких, прицелилась и выстрелила на воздух.

- Вот, все бегут прочь, когда я выстрелила, воскликнула Юнита, разразившись сердечным смехом, и направляясь к другой бойнице, чтоб наблюсти за дальнейшими движениями своих друзей. - Все ищут убежища. Воины думают, что Кап и Мункс в блокгаузе.

- Слава Богу, воскликнула Мария, совершенно изнуренная непрерывными волнениями и присев на сундук. Теперь мы в безопасности?

- Пойду и посмотрю, возразила Юнита.

- Да, возразила индеянка. Стрела никогда не выходит без жены. Ирокезы это знают. Потому я пойду из блокгауза и посмотрю, где Кап.

Но еще прежде, чем Юнита покинула блокгауз, обе женщины чрез различные бойницы изследовали весь остров и удостоверились, что неприятели приготовлялись сделать привал. Трупы убитых были отнесены в сторону, и Мария увидела, что оружие их свалено было по близости места, назначенного для лагеря. Ероме этого не видно было на острове никакой перемевы, так как победители пмели за* мерение обмануть сержанта и вривлечь его в занадвю. Юнита обратила внимание Марии на сидящого на дереве человека, который, как она сказала, служит соглядатаем, чтобы вовремя известить о приближении челнока. Казалось, непосредственного нападения на блокгауз в виду не имелось, но тем не менее Юнита говорила, что по некоторым признакам, ей известно намерение индейцев иметь до возвращения сержанта за блокгаузом наблюдение, дабы скрыть следы нападения, и не возбудить подозрения в бдительном глазе Следопыта. - Челнок дикие взяли в свое владение и поместили в кустарник, где спрятана была и их лодка.

Разузнав все это, обе сошли в нижний этаж, и Мария отодвинула от двери тяжелые запоры, чтобы выпустить индеянку на свободу. Юнита быстро проскользнула в открытую дверь, и Мария с большою поспешностью снова заложила спасительные запоры. Заперев таким образом дверь, она опять вернулась в верхний этаж, где могла окинуть более свободным взором все окружающее.

чрез бойницы, удостоверилась, что торжество индейцев продолжается безпрепятственно. - Около полудня увидела она одного белого, которому одежда и дикий вид почти придавали образ индейца. Это обстоятельство возбудило её надежды, впрочем совершенно напрасные. Мария не звала, как незначительно было влияние белых на их диких союзников, когда эти уже раз попробовали крови и завоевали скальпы.

День прошел тихо, и показался Марии целым месяцем. От времени до времени она искала убежища в молитве, и каждый раз чувствовала себя крепче, спокойнее и готовою на все. Она стала надеяться, что индейцы в самом деле не произведут нападения на блокгауз до возвращения отца её из его экспедиции, - и только забота о нем наполняла ее невыразимым страхом. Тем не менее положение её было еще сносно, пока было светло, но сделалось действительно ужасным, когда первые тени вечера стали спускаться над островом. - Попойка индейцев постепенно доходила до ожесточения, крики и шум их придавали им вид, как будто в них сидели злые духи. Все старания белого, их французского предводителя, удержать их несколько в границах, были безплодны, и он, наконец, должен был удовольствоваться тем, что потушил огонь и удалил в сторону все средства в возобновлению его. Он принял эту меру предосторожности для воспрепятствования индейцам сжечь блокгауз, сохранение которого в целости было необходимо для успеха их дальнейших планов. Затем, после неудавшейся попытки отобрать у индейцев их оружие, он вошел от них и предоставил пьяную толпу самой себе.

Едва офицер удалился, как один из воинов сделал предложение зажечь блокгауз, принятое с громкими криками одобрения, так как и Стрела удалился от них.

Это была для Марии ужасная минута. Индейцы, опьяневшие, менее заботились о ружьях, которые могли быть спрятанными в блокгаузе, и стали приближаться к строению с воем и прыжками дьяволов, спущенных с цепи. Сперва пытались они сломать дверь, и когда, по причине её крепости, этого им не удалось, то некоторые стали копаться в потухшем костре, чтобы найти несколько красных угольев, которые могли бы содействовать их намерениям. Они достигли цели и, с помощью сухих листьев и прутьев, им удалось, вопреки стараниям офицера, развести огонь, который они и поддержало несколькими небольшими поленьями дров. Когда Мария нагнулась из бойницы, чтобы наблюдать за дальнейшими действиями индейцев, возбуждавшими в ней непреодолимый страх, то заметила, что воины натаскали к двери кучу хвороста, подложили огонь, хворост загорелся и наконец вся куча треща запылала ярким пламенем. Тогда индейцы подняли торжествующие крики и воротились к своим товарищам с убеждением, что их дело разрушения будет иметь надлежащия последствия.

Между тем, Мария, едва способная двинуться с места, смотрела вновь на огонь, за успехами которого, конечно, наблюдала с сильнейшим волнением. Но когда груда дерева была вся объята пламенем, то огонь достигал так высоко, что почти опалил её брови и заставил ее отойти. Едва успела она достигнут противоположного конца комнаты, как сквозь оставленную ею бойницу прорвался огненный язык, ярко осветил всю комнату и доставил Марии горестное убеждение, что теперь настал её последний час.

открыла глаза и дико посмотрела вокруг. Но, к удивлению своему, она более не была ослепляема пламенем, хотя дерево около бойницы тлело и по временам блестело яркими огоньками. Бочка с водой стояла в углу комнаты; Мария наполнила ею кувшин и, вылив воду на тлевшее место, к радости своей заметила, что огонь тут совершенно потух. Теперь она рискнула тоже бросить взгляд вниз на дверь, и с изумлением увидела, что горевший костер был разбросан по сторонам. Поленья были залиты водой и более не горели, а только дымились.

- Кто внизу? спросила Мария через отверстие. Чья дружеская рука помогла мне в нужде? Это вы, любезный дядюшка?

- Нет, нет, Капа тут нет, отвечал тихий, нежный голос. - Отвори скорей, Юните нужно войти.

Немедленно Мария сошла по лестнице и впустила свою подругу, которую приняла с восторгом.

- Да благословит тебя Бог, Юнита! воскликнула Мария, страстно обняв молодую индиянку: Мудрое Провидение избрало тебя моим ангелом-хранителем.

Мария старалась умерить свои возбужденные чувства, и несколько минут спустя обе женщины снова находились в верхнем покое и сидели рядом, держа друг друга за руку.

- Ну, Юнита, начала Мария: - скажи же мне, не можешь ли сообщить мне что нибудь о моем дяде?

- Нет, ничего не знаю; никто не видел его и не слышал.

- Ну, так, слава Богу! вероятно он бежал, хотя я не понимаю, каким образом. Нет ли француза на острове?

- Скажи мне, дражайший друг мой, нет ли какого нибудь средства защитить моего любезного отца от рук его врагов.

- Нет, ничего не знаю. Воины ожидают в засаде, и он должен потерять скальп.

- Но, Юнита, наверно ты можешь помочь моему отцу, если захочешь.

- Не знаю отца, не люблю его. Юнита помогает Стреле, а Стрела любит скальп.

- Юнита не Янгеза, а Тускарора, - муж мой Тускарора, - такое же у меня и сердце и чувства, - все, все Тускарора.

- Но для чего же тогда ты старалась спасти меня? спросила в недоумении Мария.

- Потому что я тебя люблю и ты добра, просто отвечала Юнита.

- Хорошо, так по крайней мере скажи мне, чего я еще должна опасаться. Сегодня ночью твои пируют, а что они будут делать завтра?

- Не сделают они на блокгауз нового нападения?

- О, нет, слишком много пили рому. Все пошли теперь спать.

- Так ты думаешь, что я по крайней мере на ночь в безопасности?

- Да, слишком много рому. Если бы ты была как Юнита, то много могла бы сделать для твоего народа.

- Нет, у тебя нет сердца, а если бы и было, то я не допустила бы тебя. Мать Юниты однажды попала в плен, и воины напились пьяные; она тихо подкралась и умертвила всех томагавком. Индейския женщины поступают таким образом в опасности.

- Нет, этого я не могу, с ужасом воскликнула Мария. - Я не имею ни силы, ни мужества, ни даже воли исполнить своими руками такое кровавое дело.

- Да, я так и думаю. Останься в блокгаузе. Блокгауз хорош, скальпа не выдаст.

- Еслиб я только могла предупредить отца моего или Следопыта об опасности.

- Да, каждый любит его. И ты бы любила его, еслиб узнала ближе.

- Нет, нет, я не люблю его. Он слишком хороший стрелок, слишком верный глаз, слишком много убивает Ирокезов и Тускароров. Нет, я вовсе его не люблю.

- А все-таки, Юнита, я должна спасти его, если могу. Выпусти меня отсюда; я сяду в челнок и покину остров, чтоб предупредить моих друзей.

- Нет, нельзя. Юнита позовет Стрелу, если ты пойдешь.

- Нет, нет! Я сейчас громким голосом позову Стрелу и разбужу воинов. Я люблю Марию и хочу спасти ее, но не допущу ее помогать врагам убивать индейцев.

- Ну, хорошо, любезный друг, я понимаю твои чувства; но скажи мне только одно: если мой дядя ночью придет и будет просить впустить его, то позволишь ли ты мне открыть ему дверь блокгауза?

- Да, конечно; я больше люблю пленного, чем скальп. Но Кап так хорошо спрятан, что и сам не знает где.

Из дальнейшого разговора с индиянкой, Мария узнала, что Стрела уже давно состоял в связи с французами, хотя это был еще первый случай, когда он явно обнаружил свое предательство. Он руководил всем нападением на остров, впрочем под наблюдением французского капитана, о котором мы поминали выше. Юнита не хотела объяснить, был ли он и средством к узнанию станционного острова, но дала понять, что французы только в последнее время получили верные сведения о положении острова и притом от бледнолицого, состоящого под начальством маиора Лунди. Мария тотчас подумала о Гаспаре, и была весьма огорченно, что ей приходилось узнавать полные доказательства измевы молодого человека, который полюбился ей.