Поселенцы.
Глава шестая.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Поселенцы. Глава шестая. (старая орфография)

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Несколько дней прошло в различных занятиях, которые судья Темпль должен был окончить с своим двоюродным братом и законоведом деревни, адвокатом фон-дер-Шооль. Кроме их троих никто не знал ничего о предмете этой таинственной работы. Даже Эдвардс, к своему удивлению, был освобожден от своей обыкновенной обязанности писаря.

В одно прекрасное, тихое весеннее утро, судья и Ричард Джонс сели наконец снова на лошадей, чтобы предпринять поездку, и y дома встретили Елисавету и Луизу, собиравшихся на прогулку.

- Куда намерены вы идти? спросил судья девушек.

- Мы пойдем в горы, папа, - весело ответила Елисавета.

- Ну, так не заходите далеко в лес. Это бывает иногда опасно, не смотря на то, что проходит и безнаказанно. Будь же осторожна, Лиза.

После этих слов оба уехали, a Елисавета подозвала к себе бульдога, который должен был провожать ее в прогулке и быть их защитником. Девушки отправились с этим проводником, и едва только скрылись в ближайшем лесу, как Эдвардс быстро вышел из дому и направился к берегу озера. Молодой человек вошел в легкий челнок, взял весло и сильною рукою направил судно по озеру, к хижине Кожаного-Чулка.

Скоро приблизился он к противоположному берегу, вынул из воды весло, пустил челн плыть к берегу, огляделся кругом, потом свиснул в свисток, звук которого эхо повторило далеко по утесам. При этом звуке собака Натти вышла из своей конуры и издала жалобный, продолжительный вой, метаясь как бешеная туда и сюда, привязанная ремнем из оленьей кожи.

- Молчи, Гектор! сказал Эдвардс, издав вторичный звук своим свистком.

Но напрасно прислушивался он к ответу; потом, втащив лодку на берег, приблизился он к хижине. Все вокруг этого уединенного места было так спокойно, как будто нога человеческая никогда не вступала в пустыню. Эдвардс вошел в хижину, и прошло около четверти часа, прежде чем он снова вышел из нея. Выйдя он затворил дверь и запер ее засовом, но в то время, как он делал это, Гектор поднял морду и громко завыл.

- Слышишь ты что-нибудь? спросил Эдвардс. Это должно быть очень смелое или безстыдное творенье, которое подвергает себя опасности быть вблизи тебя.

Он взлез на маленький холм и увидел человека, принадлежащого к деревенской полиции, нелюбимого и неуважаемого, по имени Гирам Долитль.

- Чего хочет здесь этот человек? ворчал про себя Эдвардс. Ему здесь нечего делать, и одно любопытство могло привести его сюда; однако, он ничего не узнает, потому что замок y двери крепок, a собаки чутки.

Не заботясь более об этом, молодой человек сошел опять к берегу, сел в лодку и поплыл, надеясь встретить своих друзей, Кожаного-Чулка и Чингахгока. Вскоре заметил он челнок своего приятеля, a чрез несколько минут достиг места, где тот занимался рыбной ловлей. Он остановился и прикрепил свою лодку к судну товарища.

Оба старика дружески встретили Оливера, не вынимая впрочем из воды удочек и нимало не прерывая своего занятия. Оливер также, не говоря ни слова, надел на удочку приманку и спустил ее в озеро.

- Заезжали вы мимоходом в хижину? молодой человек, спросил наконец Натти.

- Да, и все нашел в порядке, только Долитль рыскает по лесу.

- Об этом человеке нельзя сказать много хорошого, заключил Натти, вынимая пойманную рыбу, и надевая на крючек новую приманку. Он охотно пришел бы в нашу хижину, и даже однажды прямо сказал мне это. Я, однако, порядочно отпотчивал дуралея.

- Я боюсь, что он скорее плут, чем дурак, и наделает наконец нам хлопот своим безстыдным любопытством, заметил Эдвардс.

- Я застрелю его, если он слишком часто будет таскаться около моей хижины, сказал Натти коротко и сурово.

- Нет, Натти, вы не должны этого делать, если не хотите иметь неприятностей. Это, старый приятель, будет дурной день и плохой знак для всех нас.

Разговор прекратился, и на минуту снова наступило глубокое молчание, во время которого все, казалось, были заняты ловлей. Эдвардс наконец снова заговорил:

- Как хорошо, блестяще и тихо это озеро, сказал он. Натти, видели вы его еще когда-нибудь таким гладким как зеркало?

- Я много лет знаю Остзего, юноша, и знаю также, что во всей стране нет более чистой воды и лучшого места для рыбы, возразил Кожаный-Чулок. Да, долгое время только я один владел им, и это было прекрасное время. Дичи было сколько душе угодно. Нам никто не мешал, разве только когда приходил плут мингос или хищный француз. Ах, какое это было приятное место! не правда ли, Змея?

- Да, это было славное время, брат! радостно вскричал Натти. И теперь оно было бы еще таким, же, еслиб не поселение Мармадука Темпля и извороты законов.

- Да, я могу себе представить, какое удовольствие было рыскать по чудным лесам и восхитительной водяной равнине, не встречая нигде человеческой души, сказал Эдвардс.

Старый охотник ничего не отвечал, но, наклонившись к воде, с сдержанным дыханием и с большим вниманием вслушивался в даль, как бы внимая отдаленным звукам. Наконец, подняв снова голову, он сказал:

- Еслиб я не собственноручно привязал собак новым ремнем, то готов бы побожиться, что это старый Гектор лает в горах.

- Этого быть не может! ответил Эдвардс. Нет еще часу, как я видел его в конуре. Между тем и Чингахгок прислушивался к отдаленным звукам. Не смотря на то, что молодой человек слушал напряженно, он различал только рев скота на восточных горах. Он посмотрел на старика, приложившого к уху руку, чтобы лучше слышать, a Чингахгок поднял руку как бы для того, чтобы водворить молчание. Наконец Эдвардс начал смеяться над слушающими, которым, как он думал, послышались воображаемые звуки.

- Смейся, сколько тебе угодно, сказал Кожаный-Чулок, но собаки отвязаны и гоняются за животными. В этом я уже не ошибусь. За это я отвечаю бобровой шкурой, не по охотничьему закону, недавно объявленному судьей, a потому, что звери теперь худы и собаки напрасно будут гоняться. Неужели вы все еще ничего не слышите?

Эдвардс встрепенулся, когда раздался слишком ясный звук, умерявшийся одно время цепью гор, но потом опять громко слышавшийся со скалы, мимо которой мчались собаки.

Наконец раздался глухой, продолжительный лай из засеки y озера. Этот звук изменялся с необыкновенной быстротой. Пока глаза молодого человека были устремлены на озеро, внимание его возбудилось шумом, раздавшимся в ольховых кустах. В этот момент показался красный олень и одним прыжком вскочил в озеро. Охотники бросились за ним в воду.

- Я знал это! вскричал Натти, увидав оленя преследуемого собаками. Животное, вероятно, бежало мимо хижины, a собаки не выдержали и сорвались. Но я должен удержать их, не то оне сыграют со мною славную штуку. Сюда! ко мне, негодяи! иди сюда, старый Гектор! не то будешь меня помнить!

Собаки узнали голос своего господина, и, сделав в воде полукруг, он против воли должны были бросить охоту, которую не смели продолжать. Возвратясь на берег, оне начали лаять и выть.

Испуганный олень между тем проплыл далеко в озеро, прежде чем увидел новую опасность. Но при звуке голоса Натти, он остановился, и как казалось желал отмстить собакам, потом одумался и поплыл поперек озера, намереваясь достичь восточного берега.

Когда олень быстро проплыл мимо рыболовов, подняв высоко голову, и своей статной и красивой мордой разрезая воду, то Кожаный-Чулок начал безпокоиться в лодке.

- Какое благородное животное! вскрикнул он: какие красивые рога! Все платье можно повесить на них. Знаете, ведь июнь последний их месяц, и мясо должно быть очень хорошо.

Говоря таким образом, Натти инстинктивно привязал к веслу веревку, служившую ему якорем откинул бакен и вскрикнул:

- Вперед! Змея, олень должен погибнуть; зачем он так глуп, что искушает нас.

Чингахгок отвязал веревку, удерживавшую лодку Эдвардса, и челнок как стрела полетел по озеру.

- Остановитесь! кричал Эдвардс, подумайте о законах; вы в виду деревни, и я знаю, что судья решился наказывать всех без исключения, кто не вовремя будет стрелять дичь.

Предостережение было уже поздно, челнок далеко ушел от лодки, и охотники слишком ревностно гнались за добычей, чтобы слышать его голос.

Олень находился от своих преследователей на разстоянии 50 локтей; сильно прорезывая воду, синел он от страха и усталости; между тем, как легкий челнок, гонимый волнами, колыхался на воде Кожаный-Чулок зарядил ружье, но, казалось, не решался, убить ли ему жертву или дать ей уйти.

- Что, Змея, да или нет? нерешительно спросил он. Нет, я лучше не сделаю этого, это слишком выгодно для меня: животное искало спасения в воде, так пусть же и служит жертвой озеру. Отдохните, Чингахгок, но все же наблюдайте, какое направление примет олень. Очень легко поймать его, не смотря на то, что он будет вертеться как змея.

Индиец смеялся над нерешительностию своего друга и гнал лодку, чем доказывал более ловкости, нежели силы. Оба старика говорили по-делаварски, как делали они это всегда, как были одни, и Чингахгок вскричал:

- Олень поворачивает голову: приготовь твое копье.

Натти никогда не выходил из дому, не взяв с собою всех орудий, могущих быть ему полезными при его занятиях. Он никогда не разставался с ружьем, даже отправляясь на рыбную ловлю, и наполнял лодку различными снарядами. Предосторожность эта обратилась в привычку, так как он очень часто переходил за границы своего округа. Несколько лет до начала нашего рассказа, охотник вышел из хижины, чтобы несколько дней охотиться в горах, но возвратился, побывав y озера Онтарио. Двести и триста миль не составляли для него большого путешествия, и хотя старость немного ослабила его силы, но все же он мог пройти их. Кожаный-Чулок последовал совету Чингахгока и готовился пронзить оленя в шею.

- Держи левее, Змея, сказал он, - и он не уйдет от нас!

- Стой! вскричал Натти, когда лодка подошла к месту, где упало копье: - стой, Змея!

Древко снова показалось на поверхности, и он ухватился за него, пока индиец поворачивал лодку. Эта маленькая остановка дала оленю возможность опередить их, и Эдвардс приблизился к месту действия.

- Оставьте, Натти, сказал он охотнику. Подумайте, что теперь не время, и вы заплатите штраф.

В эту минуту челнок приблизился к месту, где олень боролся с течением, то показываясь на поверхности, то снова исчезая.

- Ура! вскричал Эдвардс, y которого при этом исчезло все благоразумие. Ура! не теряйте его из виду, Чингахгок, немного правее, и я закину ему веревку на рога.

Темные глаза индийца горели диким огнем, и невозмутимое спокойствие, с каким он управлял судном, превратилось теперь в живую деятельность. С юношеским рвением гнал он лодку за оленем, который был обязан своим спасением неожиданному повороту. Эти изменяющияся движения на небольшом пространстве давали Эдвардсу возможность быть вблизи своих спутников, которые по прямому направлению давно перегнали бы его. Дич и охотники несколько раз проскользали мимо его, так что он мог достать их веслом.

Не будучи более в состоянии продолжать таким образом, олень быстро повернулся и хотел ближайшим путем выйти на берег, не смотря на бывших там собак.

Казалось, для Эдвардса было лучше всего дождаться удобной минуты; уже решившись на это, он уселся на дно лодки, как увидел, что олень шел прямо на него. Он тотчас сделал петлю из бичевы своего челнока и так ловко набросил на оленя что узел как раз попал на кончик рога.

В первый момент животное потянуло за собой лодку, но с быстротой стрелы подлетел челнок, и Натти врезал животному нож в шею так глубоко, что вода покраснела от крови. Олень издох после короткой борьбы, и они соединили свои лодки, связав их вместе. Потом Кожаный-Чулок, вытащив из воды оленя, положил его в челнок и, осмотрев его, сказал с своим обыкновенным, спокойным смехом:

с удовольствием поест этого жаркого.

Радость выражалась даже на темном лице индийца, сделавшагося смирным от старости и бездействия. Его, как казалось, более радовали воспоминания об охотах его молодости, чем ожидание участия в добыче. Но все же он осмотрел животное, и сказал коротко и утвердительно на своем наречии:

- Хорошо.

- Но, при всем том, сказал Эдвардс, когда прошел первый пыл, и он успокоился, - я боюсь что мы все трое нарушили закон. Оставим себе пока животное, так как никого нет, кто мог бы нас выдать. Но как оборвались собаки? Я видел их привязанными, проезжая мимо хижины.

- На бедных животных сильно подействовал олений дух, ответил Натти. Посмотрите, ведь ремни все еще висят y них на шее. Греби к берегу, я хочу хорошенько взглянуть на все.

- Нет, здесь был в ходу нож: этот ремень не перерван или откушен, и я боюсь, что в этом вина не Гектора.

- Разве разрезана кожа? спросил Эдвардс.

- Я не могу верно определить это, но вижу, что она не искусана и не разорвана.

- Неужели мошенник Долитль осмелился сделать это?

Чингахгок между тем сказал, осмотрев ремень:

- Разрез ножа: острый клинок и длинная рукоятка. Сделавший это боялся собак.

- Почему ты это видишь? спросил Эдвардс. Как можешь ты говорить так уверенно?

- Слушай, ответил старый воин: нож был острый, потому что разрез гладок; рукоятка длинна, потому что человеческая рука не может достать от одного разреза до другого. Но что это был трус доказывает то, что человек храбрый разрезал бы ремень y шеи собаки.

- Что же могло побудить его к этому? спросил Эдвардс.

- Что же, как не его любопытство! ответил Натти.

- Да, это правда, заметил молодой человек. Дайте мне челнок, я поеду, и, может, еще успею во-время, чтоб показать ему его дело.

Предложение было принято, и не прошло пяти минут, как легкий челнок скользил по зеркальной поверхности озера. Скоро он исчез за мысом и направился к берегу. Чингахгок тихо следовал в лодке, a Натти, держа собак и с ружьем на плече, направился к хижине сухим путем.