Поселенцы.
Глава восьмая.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Поселенцы. Глава восьмая. (старая орфография)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

Пока происходило описанное нами выше, судья и Ричард Джонс продолжали свой путь верхом.

- Я выманил тебя в поле, начал разговор Ричард Джонс, чтобы сообщить тебе предмет, который, как мне кажется; имеет большую важность.

- Что такое?

- Выслушай меня. Ты знаешь, что в твоем округе находится охотник, по имени Натти Бумпо, живущий много лет вместе с могиканом Чингахгоком.

- Так что же дальше?

- С некоторых пор, к ним присоединился молодой человек, который, как слышно, происходит от индийского племени, и должен быть сын французского агента и дикарки.

- Кто это сказал? спросил Темпль с большим участием, чем прежде.

- Весь свет говорит это, a также и мой здравый смысл. Но все равно, молодой человек обладает способностями, как кажется, получил хорошее воспитание, ведет себя порядочно и всегда находился в сносном обществе. Можешь ли ты мне сказать, что свело его с Натти Бумпо и индийцем?

- Нет, не знаю, Ричард, но мне любопытно было бы узнать это, оживленно ответил судья. Разве ты знаешь что-нибудь об этой тайне? Или хочешь, может быть, сообщить нелепые догадки, которые...

- Совсем не нелепые догадки, гордо ответил Ричард. У меня есть факты, факты неопровержимые. Ты знаешь, что в горах есть рудники?

- Я заключил это по разным признакам, не входя, конечно, в подробности.

- Ты слышал об этом и видел рудниковые пробы, - чего же больше? Я должен предупредить тебя, что туземцы давно уже пользовались золотом и серебром, - a кто же может лучше знать рудники, как не коренные обитатели деревни? Я имею верное основание думать, что Чингахгок и Кожаный-Чулок знают о существовании в горах рудников.

- Скажи мне твои основания.

- Я видел своими глазами, как оба старика с лопатами всходили на гору и опять сходили вниз; a другие видели, как они ночью тайно тащили в свою хижину различные предметы. Я думаю, такой факт довольно важен?

Судья ничего не отвечал, но глаза его, казалось, вызывали Ричарда на дальнейшее объяснение.

- Что другое могли они тащить домой, как не руду? - продолжал шериф. - Это была руда. Ну, спрашиваю тебя, кто этот Оливер Эдвардс, которого ты поместил y себя в доме с Рождества?

Мармадук пожал плечами, и ничего не ответил.

- Мы знаем уже, что он полуиндиец, - говорил Ричард, - потому что Чингахгок открыто называет его родственником. Помнишь ли, что около месяца до появления этого молодого человека, Натти на несколько дней отлучался из дому? Когда он возвратился, что произошло ночью, то тащил за собою сани, с большою осторожностью вынул из них что-то и тщательно спрятал под медвежьей шкурой. Спрашиваю тебя, что могло быть y него в санях?

- Ну, вероятно, дичина, потому что, как ты говоришь, он отлучался на несколько дней.

дней явился и этот Эдвардс. Целые дни проводили они в лесу и как бы на охоте, но в сущности делали розыски. Зимой они не могли копать; но молодой человек воспользовался счастливым случаем, чтоб устроиться поприличнее, и таким образом отвлечь всякое подозрение, a между тем половину времени проводил в хижине Кожаного-Чулка, чтоб... ну как ты думаешь, что они там делают? Они плавят. Да, да, они плавили руду и будут чрез то богаты, между тем как мы, - мы обеднеем.

Мармадук задумчиво покачал головою.

- Все эти сведения ты получил чрез наблюдения, или другие сообщили тебе их? - спросил он.

- Большую часть я узнал чрез собственное наблюдение, увидев сани, хотя они и были тотчас же изрублены и сожжены. Остальное я узнал от Долитля, человека весьма надежного.

- Мне не совсем так кажется, - сказал судья. - Вообще, Ричард, ты верно ошибаешься, иначе молодой человек не был бы так беден, когда пришел к нам.

- Бедность-то именно и побудила его к копанию.

- Нет, нет, Оливер получил слишком хорошее образование, чтоб заниматься таким таинственным делом.

- Да разве мог бы необразованный человек плавить металл? Именно воспитание-то его и говорит против него.

- Но Елисавета сказывала мне, что прежде, чем вступить в наш дом, он отдал последний шиллинг.

- Совершенно верно, потому что на бывшия деньги он купил инструменты. Ни один человек не истратит последняго гроша на выстрел за индейку, если не знает, где он может достать больше денег.

- Неужели это правда, что я так долго ошибался? - воскликнул судья. - Справедливо, что его обращение со мной было иногда дерзко, но я всегда думал, что это происходить от оскорбления, которое причинил ему мой выстрел. При всем том, Ричард, ты пробудил во мне подозрение, и я должен разъяснить дело. Куда ведешь ты меня теперь?

- Гирам сказал мне, где копают предатели, и я хочу свести тебя к этому месту.

- A где же оно?

- Теперь уже недалеко. Иди за мною.

Оба всадника проворно поскакали и чрез несколько минут достигли цели своего путешествия. Место это находилось перед горой, лежавшей против хижины Натти, и потому приходилось прямо против нея. В одной скале находился род природной пещеры, при входе в которую лежала куча земли, вероятно, выкопанной из внутренности. Всадники сошли с лошадей, вошли в пещеру и убедились, что она должна быть создана руками человека, ибо на стенах были еще заметны свежие следы железного инструмента. Вся она составляла пространство около 20 футов ширины и 40 футов глубины. Перед ней выступала терраса, похожая на насыпь, образовавшаяся частию от природы, частию же от земли, неосторожно выброшенной во время работы. Гора образовала здесь такой крутой обрыв, что скалистые тропинки были трудны и даже опасны. Все было дико, не обделано и еще не окончено, что доказывали и инструменты, найденные Ричардом в кустах.

- Доволен ли ты и уверился ли теперь? спросил Ричард с торжеством своего брата.

- Да; по крайней мере я вижу теперь, что здесь происходит что-то таинственное и необыкновенное, ответил судья. Но все же я не вижу еще следа руды.

- Ведь не хочешь же ты найти золото и серебро на поверхности земли, как кремни. Нет, клад любит, чтобы его искали, и я найду его раньше, чем ты думаешь.

Судья тщательно осмотрел местность и её окрестности, чтоб узнать ее во всякое время, и оба снова сели на лошадей. Достигнув проезжей дороги, они разстались: Ричард, чтоб найти до 24 хороших надежных людей, которые должны были служить помощниками правосудия, a Мармадук возвратился домой, дабы обдумать полученные известия.

- Это дело скрывает в себе больше, чем кажется сначала, - ворчал он про себя, проезжая по лесу. Все же это скоро откроется. Я велю позвать Натти, и несколько прямых вопросов выманят правду y этого старого простачка.

В это время он выехал на поляну, и увидел в некотором разстоянии Елисавету и Луизу, сходящих с горы. Он подъехал к ним, сошел с лошади и услышал живой рассказ об опасности, которой Елисавета недавно избежала с помощию Кожаного-Чулка.

- Вот помощь в нужде! - воскликнул он, когда Елисавета окончила свой рассказ. - Да, я говорю это перед небом, которое видимо стояло за тебя. Итак, ты не хотела оставить твою подругу, моя добрая девушка?

- Нет, нет, надеюсь, что я твердо выдержала, отвечала Елисавета. Но сомневаюсь, чтобы побег помог мне, даже еслиб y меня достало мужества решиться на это средство к спасению. Но об этом я вовсе и не думала.

- О чем же думала ты, дитя мое, в этот ужасный момент?

- О пантерах! Об ужасных, диких, кровожадных животных! дрожа вскричала Елисавета. Кроме пантеры я ни о чем не думала, ничего не видела. Я пробовала молиться, но была слишком испугана и слишком ясно видела опасность.

- Надо благодарить небо и храброго Кожаного-Чулка за твое спасение. Никогда не думал я, чтобы такия животные водились еще в наших лесах; но когда оне голодны, то обыкновенно далеко удаляются от берлог.

Слова судьи прерваны были громким стуком в дверь, и в комнату вошел Веньямин Пумп.

- Внизу Гирам Долитль, - сказал дворецкий. - Он не хочет уйти, чтобы возвратиться в более удобное время, и я должен был идти наверх, доложить о нем.

- У него верно есть важное дело, ответил судья: вероятно, жалоба к ближайшему заседанию.

- Да, да, он так и говорит! воскликнул Веньямин. Он хочет жаловаться на старого Кожаного-Чулка, - которому, между тем, он и в подметки не годится.

- На Кожаного-Чулка? спросила Елисавета, быстро приближаясь к Пумпу.

- Успокойся, милое дитя, - сказал судья: - я уже позабочусь, чтобы твоему спасителю не было сделано зла. Введите господина Долитля, Веньямин.

Долитль вошел, и Елисавета пристально осмотрела его. Он поклонился судье и его дочери и, немного пригладив свои торчащие волосы, сказал:

- Как кажется, мисс Темпль была в горах в опасном соседстве с пантерой.

Мармадук подтвердил это.

- Не назначается ли законная награда за истребление таких хищных зверей? продолжал Гирам.

- Гм! гм! в таком случае Кожаный-Чулок сделал хорошее дельце. - Я постараюсь о том, чтобы ему дана была награда, - сказал судья.

- Я и не сомневаюсь в этом, ибо во всей окрестности никто не сомневается в великодушии судьи. Но знаете ли вы, что в восточных владениях убили не во-время несколько оленей?

- Нет; но, во всяком случае, надо жаловаться на нарушителей закона, воскликнул судья. Я твердо решился строго наказывать всякое нарушение этого благонамеренного закона.

- Так-с! ну, именно вследствие такой истории я и пришел сюда, - сказал Гирам. - Если я не ошибаюсь, то в эту минуту в хижине Натти Бумпо лежит убитый олень, и я явился собственно за получением полномочия на обыскание его дома.

Мармадук Темпль, хотя неохотно, должен был дать Гираму требуемое им, ясно сознавая при том, что положение его, как безпристрастного судьи, находится в опасности. Гневно взглянув на жалкого доносчика, он приказал ему идти в рабочую комнату и ждать там подписания полномочия. Потом обернулся к своей дочери, слушавшей с изумлением донос на своего избавителя, и старался успокоить ее.

При этих словах Елисавета успокоилась, a отец её удалился, чтобы исполнить обещанное Гираму.

Как только Гирам имел в кармане полномочие, то первым делом его было найти достойного помощника, так как он намеревался быть только зрителем при своей экспедиции. Надо было торопиться, потому что дело было в субботу, a добросовестный плут не хотел обременять душу грехом, исполнив свой начин в воскресенье. Неожиданно заметил он Билли Кирби и тотчас потребовал его себе в помощника, не называя, впрочем, имени Натти.

- Но о ком собственно тут речь? спросил Билли.

- Я не смею назвать его имени, пока вы, давши присягу, не исполните вашей обязанности, - лукаво сказал Гирам. - Но могу вас уверить, что он считает себя за лучшого бойца, и потому я очень рад иметь вас и дам вам хорошую награду, если вы хотите помочь мне.

- Как? - вскричал Кирби, который тщеславился своей силой и ловкостью, - как? он считает себя здесь лучшим бойцом! Мы лишим его этого убеждения. Прочитайте мне сперва присягу.

Именно этого и желал Долитль, и потому не медлил обязать хитрого порубщика присягою к исполнению дела. Тут же он велел позвать третьяго помощника своего, именем Иотана, во всем походившого на него. Все трое оставили дом и ближайшей дорогой пошли к хижине Кожаного-Чулка.

- Прежде чем идти далее, - сказал внезапно останавливаясь Билли, - я должен знать, куда вы меня ведете. Как называется человек, которого мы ищем?

- Натти Бумпо, ответил Гирам.

- Как? сказал Билли, громко смеясь: - старый Кожаный-Чулок? Он думает быть лучшим бойцом? Мне все равно, он может гордиться своим прицелом и ружьем и имеет на то полное право; но что касается рукопашной борьбы, то я его возьму большим и указательным пальцами и обвяжусь им как платком. Ведь ему уже около семи десятков лет, a притом он никогда особенно и не славился своей силой.

- Но он коварен, как все охотники, и сильнее, чем кажется, заметил Гирам, и всегда с ружьем при себе.

- Что мне за дело до его ружья! воскликнул Билли. - Это беззаботный старик, и охота на оленей его призвание.

- Но он не смеет нарушать закон, сказал Гирам, боясь, чтоб храбрый порубщик не оставил его.

- Тем не менее, продолжал Билли, так как мы зашли уже так далеко, то я пойду и поговорю со стариком. Может быть, мы еще уничтожим вместе сочный кусочек дичины.

- Я согласен; мне будет приятнее, если дело кончится миром. Однако, вперед!

Скоро они достигли хижины. Не смотря на высказанное мирное направление, Гирам предпочел спрятаться за верхушку свалившейся сосны, которая могла скрыть его от ружья Натти. Кирби сейчас же беззаботно вскрикнул, что вызвало из конуры собак и привело Кожаного-Чулка к дверям дома.

- Молчи, Гектор! сказал старый охотник: ты думаешь, что придется убить еще много пантер?

- Кожаный-Чулок, - обратился к нему Билли, - y меня есть до вас дело.

- Чего вам угодно от меня? - спросил охотник, переходя порог и закрываясь рукой от лучей заходящого солнца, чтобы ближе разсмотреть гостя. - Чего вам угодно? У меня нет лесу для очистки, и я скорее бы посадил шесть деревьев, чем вырубил одно. Молчи, Гектор, говорю тебе, марш домой!

- Старый Кожаный-Чулок, сказал Билли, к вам есть письмо, и если вы не умеете читать, так вон сзади торчит Гирам Долитль, который может объяснить вам содержание. Как мне кажется, оно состоит в том, что вы приняли 20-е июля за 1-е августа.

Между тем Натти отыскал за сосновым стволом фигуру Гирама, и его равнодушие обратилось в недоверие и негодование. Он просунул голову в дверь хижины, сказал шопотом несколько слов, и потом сказал стоящим на дворе:

Билли приблизился к охотнику, уселся на кончик пня, с миной знатока осмотрел нос Гектора, которого он часто кормил из своей корзины, и наконец сказал:

- Послушайте, Натти, хотя вы и перещеголяли меня в стрельбе, но я не сержусь на вас за это. Говорят, что вы не во-время убили оленя.

- Я сегодня два раза выстрелил, и оба раза в пантеру, ответил Натти. Посмотрите, вот уши, которые я собирался нести к судье, чтоб получить награду.

Билли взял уши, поиграл ими, показывая их собакам, и смеялся их скачкам и движениям, когда оне их обнюхивали.

Наконец, Гирам решился выступить и прочесть свое полномочие, заботясь дать выражение главному предмету, наконец заключил громко и хвастливо именем судьи.

- Неужели Мармадук подписал свое имя на этом клочке бумаги? - спросил Натти, качая головой. - Как кажется, человек этот любит новые пути и исполнение законов больше своего тела и крови. Но все равно, я не понимаю законов, господин Гирам. Что жь должно случиться после того, как вы прочли ваше донесение?

- Ну, что, это только формальность, Натти, отвечал Гирам с лицемерным радушием. Пойдемте в хижину, и покончим дело дружелюбно. Деньги для штрафа найдутся, и как я заключил из слов судьи, он, кажется, хочет сам заплатить их.

С самого начала старый охотник зорким глазом следил за движениями своих трех посетителей и занял такую твердую позицию, что не легко было согнать его с места. Как только Гирам стал приближаться, он приказывал ему рукой остановиться на известном разстоянии.

- Я уже не раз говорил вам, чтоб вы не подходили близко к моей хижине, - сказал он. - Я ведь не безпокою никого, почему же вы не можете оставить меня? Идите прочь; скажите вашему судье, что он может сохранить себе свою награду. Я же с своей стороны не потерплю, чтобы его нововведения простирались даже на мою хижину.

- Хорошо, Гирам! это я называю поступать честно. Он предоставил округу свои права, и за это округ должен освободить его от штрафа. Это справедливый торг, и он мне очень нравится.

- Я же требую входа в этот дом без помехи, ответил Гирам с приличным ему достоинством. - Я требую этого во имя закона и моего полномочия.

- Прочь! прочь, Долитль! не вводите меня в искушение, сказал Натти, дав еще раз знак к отступлению.

- Если вы противитесь, то это для вас же хуже, продолжал Гирам. - Сюда, Билли и Иотан!

Гирам Долитль принял спокойное обращение Кожаного-Чулка за уступку, и только-что поставил ногу на порог, как был схвачен за плечи и оттащен на 20 шагов. В этот момент нападающие были изумлены, но потом Билли громко разсмеялся.

- Хорошо поступил старый Натти! радостно вскричал он. Идите сюда, Гирам; здесь есть свободное место, и вы можете рукопашным боем окончить ваш спор.

- Я приказываю вам исполнять ваш долг, Билли-Кирби! - воскликнул Гирам.

- Я не хочу вашей крови, - заметил в свою очередь Кожаный-Чулок, - но она должна окрасить эту землю, прежде чем вы осмелитесь перешагнуть за порог моей двери.

До сих пор Билли-Кирби держался слабой стороны, но как только явилось ружье, он тотчас переменил положение и, выпрямляясь, подошел к хижине.

- Послушай, Кожаный-Чулок, сказал он, - я пришел сюда не как враг твой, и так же мало забочусь о пустом куске железа в твоей руке, как я о рукоятке моей секиры. Покажите-ка ваши законные приказании, Гирам: тогда посмотрим, кто уступит - Кожаный-Чулок или я!

Но уже Гирама Долитля нигде не было видно. Как только показалось ружье, то он и Иотан исчезли. Тогда, не получив ответа, порубщик обернулся и увидал, как они скорым бегом направлялись к деревне.

Натти опустил поднятое ружье и сказал:

- Я не хочу делать вам ничего дурного, Билли; но предоставляю вам самим судить: неужели хижина старого человека устроена для того, чтобы быть раздавленной такими жалкими червями. Я не утаю от вас оленя, и дам вам даже кожу, как доказательство, могущее служить вам против меня. Награда за пантеру уплатить штраф, и все будут удовлетворены.

- Конечно! это понятно! вскричал Билли, на открытом лице которого исчезли все следы неудовольствия. Если вы дадите мне кожу, то закон будет удовлетворен.

Натти вошел в хижину и возвратился с кожей, которую и отдал порубщику. Они разстались в полном согласии, и на возвратном пути Кирби смеялся от души, вспоминая о прыжках Гирама, бежавшого с горы.

В это время Гирам возвратился в деревню, рассказывая об ужасном обращении Натти, и побежал к судье, чтобы снова пожаловаться на старого охотника. Пока он находился в комнате Мармадука, прибежал туда же запыхавшийся Эдвардс, и тоже хотел войти в комнату судьи, но был удержан Елисаветой, сказавшей ему, что отец занять делами.

- Вы, вероятно, пришли к отцу на счет Кожаного-Чулка? сказала она. - Ваш друг сделался и моим другом, и я думала только о том, как бы ему получше услужить. Может, вы научите меня как это сделать?

- Конечно! живо вскричал молодой человек: я могу вам все сказать, и Господь наградить ваше доброе желание. Натти был так неблагоразумен, что, вопреки закону, убил сегодня оленя. Но мне кажется, что я тоже должен разделить с ним штраф, так как был его соучастником в охоте. Вашему отцу пожаловались, и он....

- Я все знаю, прервала его Елисавета. Он должен был исполнить закон, но мы уже переговорили с отцом, и уверяю вас, что ему ничего не будет сделано дурного.

- Этим уверением вы облегчили меня, ответил Эдвардс. Так это правда, я могу вам верить?

- Спросите моего отца, вот он идет, сказала девушка.

Судья приближался, но вид его не поддерживал надежды дочери. Лоб его нахмурился, и черты лица были разстроены.

- Наши планы, Елисавета, уничтожены, сказал он после короткого молчания, расхаживая взад и вперед по комнате: упрямство Кожаного-Чулка обрушило на его голову всю тягость законов, и теперь не в моей власти помочь ему.

- Как? вскричала Елисавета: разве не за что наложить денежный штраф?

- Да, если бы он подчинился штрафу, то закон удовлетворился бы уплатой, сказал судья, но старик осмелился сопротивляться исполнителю законов.

- Какое же наказание ожидает его за этот проступок? спросил дрожащим голосом Эдвардс. - Разве сопротивление нельзя извинить годами, привычкой и, наконец, незнанием?

- Нет, это невозможно, хотя причины эти и облегчают вину, отвечал судья: - наказание его будет определено присяжными.

- Но разве вы ничего не можете для него сделать, судья Темпль? Верьте мне, сердце Кожаного-Чулка загладит тысячу ошибок. Он знает своих друзей и никогда не оставляет их, даже еслиб это были его собаки.

- Не сомневаюсь, что он обладает добрым характером, отвечал судья, - хотя впрочем я не был так счастлив, чтоб заслужить его уважение, что, впрочем, от души прощаю ему. Ему нечего бояться меня, как судьи, потому что недавно оказанная им услуга может облегчить его преступление.

- Преступление! вскричал Эдвардс: - разве вы называете преступлением то, что он отогнал от своей двери подсматривающого шпиона? Если это считается преступлением, то не может относиться к Кожаному-Чулку.

- A к кому же, молодой человек?

эти долины и холмы, и почему вы владеете ими? Я думаю, что один вид Кожаного-Чулка и Чингахгока должен отбить y вас охоту к подобному зрелищу.

Судья Темпль с удивлением слушал эти странные слова молодого человека и наконец сказал:

- Вы забываете, перед кем вы стоите, господин Эдвардс. Я слышал, что вы имеете притязания на эту землю потому, что происходите от туземцев, но воспитание ваше не принесло вам пользы, если не научило вас признавать права белых. Эти земли принадлежать мне по уступке их прежними владельцами, и пусть небо судит о том, как я пользовался ими. После этого разговора нам надо разстаться. Идите за мной в мою комнату, где я уплачу вам должное за ваши услуги. Впрочем, дерзость ваша не должна мешать вашему счастию, если вы захотите последовать совету человека, гораздо вас старшого летами.

Мармадук удалился, и Эдвардс долго смотрел ему в след, забыв все окружающее. Наконец он пришел в себя, оглядел комнату и увидел Елисавету, которая сидела на диване, закрыв лицо руками. Он подошел к ней и кротко сказал:

Девушка тихо подняла голову и с минуту озабоченно смотрела на него, но потом встала и, подходя к двери с достоинством, сказала:

- Я вам прощаю, господин Эдвардс; мой отец тоже простит вам. Вы не знаете нас; но я надеюсь, что придет время, когда вы перемените ваше мнение. Тут есть что то непонятное для меня. Скажите Кожаному-Чулку, что он в отце моем имеет не только судью, но и друга. Он имеет полное право на нашу чистосердечную благодарность, которая не изменится, не смотря на ваши вспыльчивые слова. Прощайте, господин Эдвардс, желаю вам счастия и более верных друзей.

Юноша хотел отвечать, но Елисавета быстро удалилась. С минуту стоял он как ошеломленный, потом вместо того, чтобы идти в комнату судьи, выбежал из дома и направился к хижине Кожаного-Чулка.