Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть первая.
Глава VI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть первая. Глава VI (старая орфография)

ГЛАВА VI.

Патфайндер приблизился к вождю, когда тот вышел на берег, и заговорил с ним на языке его племени.

-- Благоразумно ли было, Чингачгук, сказал он ему с упреком: устроивать тебе засаду одному против дюжины Мингов?.. Правда, лане-бой редко обманывает мое ожидание, но ведь от одного берега Освего до другого далеко, а эти гадины выказывают только свои головы и плечи из-за кустарника, и рука неопытная легко может промахнуться. Тебе, вождь, обо всем этом заранее надобно было подумать, непременно заранее.

"Великий Змей воин могиканский; он видит только своих врагов на военной дороге, и его предки были всегда в тылу Мингов с тех самых пор, как потекли воды."

-- Я знаю твою природу, вождь, и уважаю ее; знаю, что не стыдно быть краснокожим. Но воину необходимо точно так же благоразумие, как и храбрость, и еслибы эти дьяволы Ирокезы не засмотрелись на своего товарища, который был в воде, - они нашли бы тебя по горячему следу."

-- "Что замышляет Делавар?" спросил Джаспер, видя вождя, с неудовольствием оставившого Патфайндера и приближавшагося к воде, как-бы с намерением опять броситься в реку. "Надеюсь, что он не сделает глупости и не возвратится на тот берег за какой-нибудь безделицей, которую забыл там?"

-- Нет, нет, он в-самом деле столько же благоразумен, сколько храбр, хотя и был неосторожен в последней засаде. Послушай, Джаспер, прибавил Патфайндер, отошед с ним в сторону, - послушай: Чингачгук ни белый, ни христианин, как мы; это могиканский вождь, у которого своя природа, у которого свои предания, руководствующия его действиями, - и тот, кто живет с людьми, не совсем-похожими на него, лучше сделает, если оставит товарищей на произвол их природы и обычаев. Королевский солдат станет клясться и пить, и ты почти-безполезно стал бы мешать ему и пить и клясться; богачу нужно его богатство, красавице её наряды, - и ты не заставишь их отказаться ни от богатства, ни от нарядов... А природа и наклонности Индийца несравненно-сильнее, и верно Бог наградил их этим не без особенной цели, хотя мы и не в состоянии узнать, в чем состоит эта цель.

"Но что он хочет делать? Посмотри! Могикан плывет к телу, которое лежит на камнях... Что у него за цель подвергаться опять такой опасности?"

-- Честь, слава, доброе имя. Он действует точно так же, как эти знатные господа, оставляющие по ту сторону моря спокойные жилища свои, где, по их же словам, у них всего вдоволь, т. е. полное удовлетворение в жизни, - и приезжающие сюда, чтобы покушать дичи да подраться с Французами.

"Я понимаю тебя. Друг твои отправился за волосами убитого им?"

-- Так ужь требует его природа; предоставим ему полную свободу. Мы - белые, и потому для нас непонятно как можно резать тело мертвого врага; но честь краснокожого этого требует. Может, тебе, Пресная-Вода, покажется странным, но я слышал от белых - от людей известных и знатных, самые странные и смешные разсуждения о чести. Да, да, от белых!

"Дикий всегда останется диким, Патфайндер, не смотря на общество, в котором он находится."

-- Нам хорошо говорить это; но я повторю тебе, что и честь белых не всегда согласна с законами разума и с Божьею волею... Я по целым дням размышлял об этом в молчаливых лесах, и убедился, что Провидение, управляющее всем, каждому дает особенную природу с какою-нибудь мудрою и необходимою целию. Еслибы Индийцы были никуда не годны, оно не допустило бы существования Индийцев, а если ты можешь проникать в глубину вещей, то убедишься, что даже Минги сотворены для какой нибудь мудрой и полезной цели, хотя я тебе и не могу сказать, что это за цель.

"Великий-Змей отважно подвергается огню неприятельскому, чтобы только овладеть волосами! От этого мы можем потерять все выгоды нынешняго дня."

-- А он не так думает, Джаспер. По понятиям Великого-Змея, гораздо-более чести овладеть этими волосами, чем оставить поле битвы, усеянное трупами неприятелей, не содрав шкуры с их черепов. Знаешь ли, что в последней нашей схватке с Французами, капитан 60-го полка, прекраснейший молодой человек, пожертвовал своею жизнию для того только, чтобы овладеть трехфунтовою пушкою: он полагал, что ему честь повелевает это сделать. Я видел молодого прапорщика, смертельно раненого; он обнимал древко своего знамени и засыпал, плавая в собственной крови и мечтая, что он покоится на чем-то мягком, мягче буйволовых кож.

"Да, да... я понимаю, что честь повелевает защищать свое знамя."

У него нет ни детей, которые бы носили эти трофеи, ни поколения, которое бы гордилось его подвигами. Он один в целом мире, - и все-таки верен своей природе и своим обычаям. Убедился ли ты, Джаспер, что во всем этом есть что-то благородное, что-то заслуживающее уважение?

В эту минуту Ирокезы подняли страшный крик, за которым последовали ружейные выстрелы. Желание диких воспрепятствовать Могикану овладеть волосами и схватить его самого, было так велико, что они вошли в воду - и многие из них шагов на сто приблизились к пенящемуся рифту, думая, кажется, преодолеть буйство потока. Чингачгук ни мало не заботился о собственном положении; он окончил свое дело с скоростию и ловкостию, приобретенною долгим навыком, и возвращался невредимый, потрясая в воздухе своем трофеем и испуская победные крики, сопровождаемые страшным стоном... С минуту безмолвные своды лесов и длинная просека, образуемая течением реки, повторяли эти страшные крики. Испуганная Мабель наклонила голову, а дядя её чуть било не вздумал обратиться в бегство.

-- Таких криков я никогда еще не слыхал от этих презренных! сказал Джаспер, затыкая уши от ужаса и отвращения.

"Это их музыка, Пресная-Вода" отвечал Патфайндер, необнаружив ни малейшого волнения. "Звуки эти заменяют им барабаны, флейты и трубы; они не могут обойдтись без них, и, заметь, в этом завывании есть какая-то дикость и жажда крови. В юности, эти дикие звуки казались мне страшными, но теперь они так же обыкновенны для моего слуха, как пение птицы. Если бы эти гадины загромоздили собою всю дорогу от водопада до самого гарнизона и еслибы все подняли крик в один голос, то и это теперь нисколько бы не подействовало на мои нервы. Не подумай, чтобы я хвастался, Джаспер, - нет: крики и шум могут скорее пугать женщин и детей, чем тех, которые охотятся в лесах и сходятся лицом-к-лицу с неприятелем. Ну, теперь верно Великий-Змей удовлетворен вполне... Вот он возвращается с волосами, висящими на его поясе."

Джаспер отвернулся с омерзением, увидя Могикана, выходящого из воды; напротив, Патфайндер смотрел на своего друга с обычным своим равнодушием, как человек, невидящий в этом ничего особенного. Между-тем, Делавар, на лиць которого совершенно исчезли следы волнения от последняго подвига, бросив торжествующий взгляд на товарищей, углубился в чащу кустарника, чтобы выжать воду из своего платья и приготовить к действию ружье.

"Джаспер" возразил Патфайндер, "поди-ка отъищи мэстэра Капа и попроси его присоединиться к нам. Мы не можем терять времени на совещание, и надобно в минуту начертать план наших действий, - не то Минги сейчас воспользуются случаем захватить нас."

Молодой человек ушел, и несколько минут спустя, они все четверо собрались на берегу, совершенно-скрытые, что впрочем отчасти мешало им сторожить неприятеля и по движению Ирокезов располагать своими действиями.

День вечерел. Через несколько минут должна была наступить ночь, по всем признакам обещавшая быть очень-темною. Солнце уже село, и сумрак быстро сменялся мраком. Главная надежда путешественников возлагалась на эту темноту, хотя в то же время она могла подвергнуть их и опасности, покровительствуя их бегству и вместе скрывая движения их коварных врагов.

-- Наступила минута, друзья мои, сказал Патфайндер: - хладнокровно придумать и начертать план, чтобы действовать соединенно и определительно. Через час так стемнеет в лесах, как в полночь, и, пользуясь только этою темнотою, мы можем достичь крепости. Что вы об этом думаете, мэстэр Кап? Хотя вы не слишком-опытны в наших лесных войнах и отступлениях, однакожь лета дают вам право первому подавать голос в совете.

"И мое близкое родство с Мабелью должно в этом случае также принять в соображение."

-- Ну, об этом я не могу ничего сказать. Привязанность все привязанность, происходить ли она от природы, от наклонности, или в-следствие размышления. Я не стану говорить ничего о Великом-Змее, потому-что он через-чур устарел, и ему ужь нечего думать о женщинах, - но мы с Джаспером, мы готовы защищать дочь сержанта против неприятелей так, как защитил бы ее отец. Правду ли говорю я, Пресная-Вода?

-- "О, Мабель может положиться на меня! Я буду защищать ее до последней капли крови" отвечал Джаспер тихо, по с жаром.

"Очень-хорошо, очень-хорошо!" перебил дядя: "мы об этом спорить не будем, потому-что все вы, кажется, расположены услуживать ей один другого лучше. По моему мнению, нам надо сесть на лодку тотчас же, как стемнеет, чтобы неприятельская стража нас не заметила, и плыть к пристани так скоро, как только позволит ветер и морской прилив."

-- Это легко сказать, но не так-то легко исполнить, отвечал Путеводитель. На воде мы подвергнемся большей опасности, чем в лесах; к-тому-же, там, ниже рифт Освего, а я не полагаю, чтобы даже сам Джаспер мог провести через него безопасно лодку в темноте. - Можешь ли ты, Пресная-Вода, поручиться нам за свою ловкость?

-- "Я согласен с мнением мэстэра Капа, что нам должно сесть на лодку. Мабель не в состоянии ходить по болотам и по древесным пням в такую темную ночь, какая, кажется, предстоит нам; - у меня же всегда сердце покойнее и глаз вернее на воде."

-- У тебя всегда сердце твердо, Джаспер, и глаз верен столько, сколько может быть у человека, жившого так долго на солнце и так мало в лесах... Ах, на Онтарио нет деревьев, а как бы сердце охотника порадовалось на такую равнину! Что же касается до ваших советов, то можно сказать и в пользу и против них. В пользу, потому-что вода не оставляет следов...

"Не оставляет следов!" воскликнул Кап наставительным тоном: "да разве корабль не оставляет после себя струи?"

-- Что такое?...

"Продолжай" сказал Джаспер: "мэстэр Кап думает, что он на океане... Вода не оставляет следов, сказал ты..."

-- Никаких, Джаспер, здесь, по-крайней-мере; я не берусь решать, что бывает на море. К-тому же, лодка легка и в ней удобно плыть по течению, а движение не утомит нежных членов дочери сержанта. С другой стороны, река не имеет никакого покрова, кроме небесного свода; рифт трудно пройдти даже и днем - а отсюда по воде еще шесть добрых миль до гарнизона. Заметьте еще, что след, совсем нелегко отъискивать в лесах ночью... Я, право, в затруднении, Джаспер, какой подать совет в этом случае.

-- "Что, если мы с Змеем пустимся вплавь за другою лодкою и притащим ее сюда? Кажется, на воде мы будем безопаснее."

-- Разумеется! Но это надобно сделать, когда еще немного стемнеет. Да, да, взяв в соображение дочь сержанта и её пол, как-то соглашаешься, что это будет всего вернее. Не будь с нами женщины, - для людей сильных и храбрых было бы удовольствие в роде охоты играть в прятки с гадинами, которые на том берегу. Итак, Джаспер, - продолжал Путеводитель, в характере которого не было ни малейшого военного тщеславия, ни театральных выходок: - возмешься ли ты привести сюда лодку?

-- "Я возмусь за все, что послужить к пользе Мабели."

-- Это благородно и, думаю, это в твоем характере. Великий-Змей, который ужь почти разделся до нага, может пособить тебе. Добыв лодку, мы, между-прочим, отнимем средство у этих чертей вредить нам.

предмета на противоположном берегу. Медлить было невозможно, ибо хитрые Индийцы могли изобрести разные способы, чтобы переплыть такую неширокую реку и замедлить отплытие Патфайндера. В ту минуту, когда Джаспер и Делавар входили в лодку, Путеводитель пошел к месту убежища Мабели и сказал ей, чтобы она отправилась с дядею по течению реки до быстрины; потом вошел в оставленную для него лодку, чтобы поплыть туда же.

Сделав все это без затруднений, он причалил лодку к берегу. Мабель и дядя её вошли в лодку, заняли в ней обыкновенные места свои, а Патфайндер, стоя на корме, держал сук дерева, боясь, чтобы лодка не была увлечена силою потока. Протекла минута мучительного безпокойства, покуда они ожидали следствий смелого предприятия двух товарищей своих.

Между-тем наши два искателя приключений переплывали глубокий и быстрый канал, чтобы достигнуть вплавь до рифта, где они могли стать на землю... Эта половина их предприятия была скоро совершена, и Джаспер с Великим-Змеем почувствовали в одно время дно. Став на ноги, они пошли рука-об-руку медленно и с величайшими предосторожностями в ту сторону, где, по их предположению, находилась лодка. Но мрак уже был так глубок, что зрение не помогало им, и они принуждены были руководствоваться тем инстинктом, который указывает жителю леса дорогу после заката солнечного, когда не видно ни одной звездочки на небе и когда все кажется хаосом непривыкшему к лабиринту лесов. В таких обстоятельствах Джаспер предоставил себя воле Могикана, который во своей опытности мог служит лучшим путеводителем. Трудно однако было идти в такой поздний час среди бунтующей стихии и сохранить в памяти все подробности местности. Когда они полагали, что достигли половины реки, оба берега исчезли перед ними, они едва различали густые и темные массы этих берегов, и только некоторые вершины деревьев слабо рисовались на горизонте. Два раза путники должны были переменить направление, потому-что неожиданно попадали в глубину, а между тем знали, что лодка остановилась в той части где вода была мельче. Руководствуясь такими открытиями, заменявшими для них компас, она шли в воде около четверти часа, на мало не приближаясь к цела своего путешествия, и это время показалось молодому человеку бесконечным. В ту минуту, когда Делавар остановился и предложил своему товарищу возвратиться к земле, чтобы лучше удостовериться в направлении, которому должно было следовать, они увидели человека, идущого в воде на разстоянии руки, и тотчас поняли, что Ирокезы решилась на такое же предприятие, как и они.

"Минго!" сказал он на ухо Джасперу. "Великий-Змей покажет своему брату, что такое хитрость." Молодой моряк, заметив незнакомца, сей-час понял в чем дело. Чувствуя, что ему надо во всем положиться на Могикана, он держался сзади, между-тем, как друг его приближался к той стороне, куда скрылся Ирокез. Он скоро снова увидел его и стал приближаться к нему по прямой линии. Вода так страшно шумела в этом месте, что говорить можно было совершенно-безопасно, и вождь, обернувшись, сказал в-торопях своему товарищу:

"Положись на хитрость Великого-Змея."

-- Гуф! закричал Ирокез, и потом прибавил на своем языке: - Я нашел лодку, только мне некому помочь. Поди за мною, и мы ее поднимем с камня.

"Охотно!" отвечал Чингачгук, который знал их язык: "веди нас, мы пойдем за тобою."

Ирокез не мог разслышать ни голос, ни выговор среди шума буйного потока и шел вперед, ничего не отвечая; наши приятели следовали за ним, и все трое скоро подошли к лодке. Ирокез взял ее за один конец, Джаспер за другой, а Чингачгук в средине. Всего важнее было то, чтобы неприятель не заметил одного из новых товарищей своих - белого, а это открытие ему не трудно было сделать, потому что Джаспер большую часть своей одежды оставил на берегу.

-- Поднимай! сказал Ирокез с лаконизмом, так свойственным Индийцам. И без больших усилий лодку приподняли, минуту держали на воздухе, чтобы вылить из нее воду и потом снова осторожно опустили на воду; однако все трое еще продолжали ее придерживать, боясь, чтобы сила потока не увлекла её. Ирокез, державший лодку за нос, тащил ее к восточному берегу, к тому месту, где друзья ожидали его возвращения.

Люди менее смелые и решительные побоялись бы отважиться попасть в среду неприятелей; но они были недоступны страху, они сроднились с опасностями и решились бы еще на большие опасности, зная, как важно воспрепятствовать неприятелям овладеть лодкою. Джаспер думал или овладеть ею, или изломать ее, - от этого зависела безопасность Мабели, - он достал свой нож, чтобы изрезать бока лодки, и таким-образом хоть на первую минуту сделать ее негодною к употреблению, еслибы что-нибудь заставило Могикана оставить ее в руках неприятеля.

Между-тем Ирокез, идя тихо в воде, влек за собою лодку; два товарища следовали за ним против воли. Чингачгук один раз поднял свой и уже готов был поразить им череп Индийца, ничего неподозревавшого, но он побоялся, что или крик умирающого, или труп, который будет увлечен водою, поднимет тревогу и, из благоразумия, переменил свое намерение. Через минуту он начал жалеть о своей нерешимости, потому-что увидел еще четырех Ирокезов, подходивших к ним и также занимавшихся отъискиванием лодки.

После лаконического восклицания, которым обыкновенно дикие выражают свое удовольствие, все они устремились к лодке, нужной им и для нападения на неприятеля и для обезпечения своего отступления. Неожиданное умножение числа Ирокезов доставило им столь значительный перевес, что в эту минуту хитрость и быстрота Великого Змея были безполезны. Пять Ирокезов, отлично-сведущих в своем деле, употребляли все свои усилия, чтобы достичь до своего берега, не останавливаясь и не произнося ни одного слова. Они вознамерились взять весла, которыми запаслись заблаговременно, и посадить на лодку трех или четырех воинов с ружьями и с пороховым запасом, ибо только одна трудность перенесть эти вещи, не замочив их, препятствовала им переплыть реку, когда стемнело.

Этот небольшой отряд, состоявший из друзей и врагов, достиг таким-образом восточного берега быстрины, где вода, как и у быстрины западного берега, чрезвычайно-глубока, оть-чего надобно было пуститься вплавь... Здесь на минуту остановились они, чтобы решить, каким-образом довести лодку до берета. Один из четырех прибывших Ирокезов был "вождь", - и уважение, которое обыкновенно питают американские Индийцы к достоинству, опытности и званию "вождя", - заставило всех их молчать в ожидании его слова.

Отсрочка эта только еще увеличила бедственность двух друзей, в особенности Джаспера, подвергая их большей опасности быть открытыми. Джаспер из предосторожности бросил свою шапку на дно лодки, и как на нем не было ни верхняго платья, ни рубашки, то могло показаться вероятным, что он не будет узнан. К этому еще много способствовало и то, что все Ирокезы были впереди, обращенные лицом к реке, а он стоял за кормою, которая могла скрывать его от неприятеля. - Не таково было положение Чингачгука: он находился в самой середине смертельных врагов своих; но все его чувства были настороже, и он готов, был в-минуту ускользнуть и нанесть удар, еслибы представился случай. Остерегаясь оборачиваться, чтобы не заметили его стоявшие сзади, он выжидал с неистощимым терпением Индийца минуты действия.

Индийцы повиновались в молчании, оставив Джаспера сзади лодки, а Ирокеза, ее нашедшого, впереди. Чингачгук так глубоко погрузился в воду, что другие прошедшие мимо его, совершенно его не заметили. Шум пловцов, движение их рук, взыванье друг к другу обнаружили скоро, что четыре Индийца, присоединившиеся к первому, были уже в канале. Лишь только Великий-Змей убедился в том, - он тотчас поднял голову, расположился по прежнему, и подумал, что минута действовать наступила.

Еслибы на месте старого воина был человек менее его привыкший повелевать самим-собою, то он верно бы тотчас нанес удар, так давно обдуманный. Но Могикан полагал, что он может еще оставить Ирокезов в быстрине и не хотел жертвовать чем-нибудь без крайней необходимости. Он допустил Индийца, находившагося впереди лодки, втащить ее в глубь и они все трое поплыли к восточному берегу. Когда же Чингачгук и Джаспер доплыли до места, где сила потока гораздо-значительнее, они, вместо того, чтобы заставить лодку перерезать этот поток в прямом направлении, старались, чтобы она описала кривую линию и через это замедлила ход свой... Разумеется, это сделано было не вдруг, не с торопливостию человека образованного, который вздумал бы прибегнуть к подобной хитрости; - на против, со всевозможною медленностию и осторожностию, чтобы обмануть Ирокеза, стоявшого впереди, заставив его подумать, что они борятся с буйством потока. Во время этого манёвра лодка, плывшая по течению, через минуту достигла самого глубокого места на берегу потока. Тогда Ирокез заметил, что должна быть какая-нибудь особенная причина, замедляющая ход лодки. Он вдруг обернулся и увидел, что причиною этого сопротивления были два товарища его.

Привычка, иногда заменяющая вторую натуру, указала Ирокезу, что он был один с двумя неприятелями. С быстротой разсекая воду, он схватил одною рукою за горло Чингачгука; и два Индийца, оставив лодку, вцепились один в другого, как тигры. Во мраке, окруженные стихиею, страшною для человека, когда он в борьбе с неприятелем, они забыли все, кроме взаимной вражды своей и желания восторжествовать друг над другом.

Джаспер остался после сего полным хозяином лодки, которая летела по воде, как перо по ветру. Первою мыслию его было пуститься вплавь на помощь к Могикану, но вспомнив о необходимости завладеть лодкою, он, не смотря на слышимое им тяжелое дыхание двух воинов, старавшихся задушить друг друга, направил лодку со всею быстротою к западному берегу и скоро достиг до него. Он недолго отъискивал друзей своих, надел свое платье и рассказал потом в коротких словах все произшедшее.

- но ничего не слышалось, кроме однообразного и немолчного рева потока. Дикие, находившиеся на противоположном берегу, хранили мертвое молчание.

-- Возьми это весло, Джаспер, - сказал Патфайндер спокойно, но голосом звучавшим как-то грустнее обыкновенного: - неблагоразумно оставаться долее.

"Но Змей?"

-- Теперь он в руках Великого Духа, как говорит он. Останется ли он жив, или умрет, то и другое будет по назначению Провидения. Мы для-него ничего не можем сделать, а сами погибнем, если сложим руки, как бабы, да станем болтать о своем горе. Ночь драгоценна для нас, и...

Пронзительный и долгий крик раздался с другого берега и прервал речь Путеводителя.

"Они не христиане и не желают быть ими; но, называя их дьяволами, вы также ошибаетесь. - Это крики радости, возвещающие их победу. Нет сомнения, что тело Великого Змея, живое или мертвое, в их руках."

-- А мы!.. воскликнул Джаспер, великодушно упрекая самого-себя в эту минуту при мысли, что такого несчастия не случилось бы с его товарищем, еслиб он не покинул его.

"Мы ничем, любезный, не поможем теперь вождю; надобно нам самим как-можно-скорей убираться отсюда."

"Джаспер говорить правду" сказала Мабель задыхающимся я трепещущим голосом. - "Я, право, не боюсь, дядюшка, и охотно останусь здесь до-тех-пор, покуда мы узнаем, что сделалось с нашим другом."

"Что жь! это, кажется, разсудительно, Патфайндер" сказал Кап: "истинный моряк никогда не покидает своего товарища, и, признаюсь, я очень-рад, что такое благородное чувство нечуждо плавателям пресноводным."

-- Ах! заметил Путеводитель с нетерпением, толкая лодку в глубь: - вы ничего не подозреваете и ничего не боитесь. Если вам дорога жизнь, то думайте о том только, чтобы достигнуть крепости, и оставьте Могикана на волю Провидения. Что делать? Лань, которая часто ходит лизать соленые земли (lick), наконец попадается в руки охотника.