Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть первая.
Глава XIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть первая. Глава XIII (старая орфография)

ГЛАВА XIII.

Отправление такого небольшого отряда не могло причинить больше хлопот; весь отряд, порученный попечению Дунгама, состоял из двух солдат и двух унтер-офицеров. Впрочем, скоро стало достоверно известно, что поручик Мюйр также принимает участие в экспедиции; но он отправлялся только в качестве волонтера и его квартирмейстерская должность, как было условлено между им и его начальником, служила достаточным для того предлогом. Ко всем им должно присоединить Патфайндера и Капа, не считая Джаспера с его подчиненными, из которых один был малолетный. Итак, всех мужчин было только двадцать, со включением четырнадцатилетняго мальчика: женщин же всего две: Мабель и жена одного солдата.

Сержант Дунгам, отведши свою команду в большую шлюпку, воротился на землю для получения последних приказаний за своим шурином и дочерью, еще находившимися на берегу. Показав Капу лодку, назначенную для него и для Мабели, сержант поднялся на возвышение и взошел в крепость для последняго свидания с майором. Лэнди стоял на бастионе, о котором мы так часто упоминали; оставив его на короткое время с сержантом, мы возвратимся к шлюпке.

Уже почти стемнело, когда Мабель села в шлюпку, приготовлявшуюся отвести ее на куттер. Поверхность озера была так спокойна, что не почли за нужное вводить лодку в реку для нагрузки, и пассажиры входили в нее прямо с берега озера, потому-что не было ни малейшого прибоя волн, и вода стояла так же тихо, как в пруде, нисколько не походя на "дыхание океана и колебание его груди", как говорил Кап. Онтарио не Атлантическое Море, где ветер тревожить стихию в одном месте, когда тишина царствует в другом. Этого не могла бы позволить ограниченность пространства. По общему замечанию моряков, вода воздымается и опускается скорее на больших озерах запада, чем на всех известных им морях, и потому, когда лодка отчалила от земли, Мабель почти не чувствовала, что она находилась на воде такого огромного озера. Гребцы не успели взмахнуть двенадцать раз веслами, как шлюпка очутилась уже у самого куттера.

Джаспер был готов к принятию своих пассажиров; так-как палуба у "Бегуна" возвышалась не более двух или трех футов над водою, тотие могло быть никакого затруднения при всходе на борт. Молодой человек проводил Мабель и бывшую с ней женщину в комнату, назначенную для принятия их, и оне расположились там. В промежутке деков "Бегуна" было четыре каюты, согласно с назначением его - перевозить офицеров и солдат с их женами и семействами. Первая по рангу - та, что зовется заднею каютою, была невелика, и в ней были четыре кровати; перед прочими она имела ту выгоду, что небольшие окна пропускали в нее свет и воздух. Эта комната всегда отдавалась женщинам, когда оне бывали в числе пассажиров. Для двух: для Мабели и её спутницы, она была поместительна и удобна. Большая каюта, несравненно-просторнейшая, освещалась сверху: в ней помещались квартирмейстер, сержант, Кап и Джаспер. Патфайндер же располагался везде, где ему только хотелось, исключая женской комнаты. Капралы и солдаты занимали пространство под главным люком, а экипаж помещался на баке. Хотя этот куттер был из числа судов, неподнимающих более 50 тонн, но, при незначительной поклаже солдат и офицеров, в нем было очень-просторно, и он мог бы в случае необходимости принять на себя втрое-большее число пассажиров.

Мабель, оглядевшись в своей комнатке, которая была точно удобна и красива, не могла удержаться от приятной мысли, что именно для нея Джаспер так заботливо приготовил ее, - скоро снова взошла на палубу. Там все было в движении: люди бегали из стороны в сторону с своими котомками и другими вещами; но привычка к дисциплине скоро все привела в порядок, и тишина, наступившая на куттере, имела в себе даже что-то торжественное, соединяясь с мыслию о будущих приключениях и о приготовлениях, пророчивших что-то недоброе.

Темнота начинала уже совершенно скрывать предметы на берегу. Земля представляла глазам черную массу, обозначавшуюся очерками лесных вершин, и отличалась от висевшого над нею неба только тем, что твердь его не была так мрачна. Скоро начали показываться одна за другою звезды, теплясь своим кротким, тихим светом, и приводя с собою то чувство мира и спокойствия, которое всегда сопутствует ночи. Было что-то успокоительное и в то же время раздражающее в целом зрелище. Мабель, сидевшая на палубе, чувствовала и то и другое. Патфайндер стоял возле нея, по-обыкновению опираясь на свое длинное ружье; ей казалось, не смотря на возраставший мрак, что на лбу его собралось более-обыкновенного морщин, и что лицо его было задумчиво.

-- Для вас, Патфайндер, такая экспедиция не новость, - сказала она: но меня удивляет молчаливость и задумчивость всех меня окружающих.

"Вас это удивляет, потому-что вы не знаете, что такое война с Индийцами. Солдаты вашей милиции велики на словах и малы на деле; но солдат, часто встречавшийся с Мингами, знает, как полезно держать свой язык на привязи. В лесах войско вдвое усиливает себя молчанием, а шумливое делается вдвое слабее. Еслиб в языке была сила солдата, то бабы, которые тащатся за войском, всегда одерживали бы победу."

-- Но мы не в лесах и не составляем войска. Можно ли же на "Бегуне" опасаться Мингов?

"Спросите у Джаспера, как он приобрел начальство над этим куттером, и вы получите ответ на это. Никто небезопасен от Мингов, если не знает их настоящей натуры, и зная, не действует, соображаясь с своим знанием. Спросите у Джаспера, как он приобрел начальство над этим купером..."

-- А как же он приобрел это начальство? спросила Мабель с живостию и участием, порадовавшим ее простосердечного и честного собеседника, которому ничто столько не доставляло удовольствия, как случай сказать что-нибудь в пользу друга: - в его лета достигнуть такого места - большая честь.

"Это правда, но он заслужил его... Он заслужил еще более. Начальство над фрегатом невполне бы наградило его за то мужество и хладнокровие, которое оказал он. Фрегата было бы ему мало, говорю я, еслибы фрегаты были на Онтарио."

-- Но Джаспер? Вы еще не сказали мне, за что он получил начальство над куттером?

"Это длинная история, Мабель, и ваш отец, сержант, лучше разскажет вам об этом. Он видел сам, а меня не было... Я далеко оттуда отьискивал след. Джаспер же плохой рассказчик, надобно сказать правду. Часто слышал я, когда его разспрашивали об этом деле, и никогда не мог он рассказать хорошенько, хотя всем известно, что то было славное дело. Нет, нет, Джаспер плохой рассказчик, в этом сознаются его лучшие друзья. "Бегун" попал бы в руки Французов и Мингов, еслибы Джаспер не спас его таким действием, на которое мог бы отважиться только человек с умом быстро-решающим и с безтрепетным сердцем. Сержант разскажет это лучше меня. Мне бы хотелось, чтобы вы спросили его когда-нибудь на досуге. Джаспера же нечего мучить. Он испортить всё дело: он вовсе не умеет рассказывать"

Мабель решилась спросить у своего отца об этом деле в эту же ночь, потому-что для её молодого воображения казалось всего приятнее слушать похвалу тому, кто был плохим историком собственных своих подвигов.

-- Останется ли при нас "Бегун", когда мы достигнем острова? спросила она, подумав с минуту о том, приличен ли такой вопрос: - или мы будем предоставлены самим-себе?

"Смотря по обстоятельствам. Джаспер не оставляет своего куттера праздным, когда есть какое-нибудь дело - и мы можем ожидать от него живой деятельности. Но моя натура совсем почти не лежит к воде и к кораблям, изключая разве когда я в лодке на быстринах и водопадах, и потому я не могу судить об этом. Я только уверен, что все пойдет хорошо с Джаспером, который такой же мастер находить след на Онтарио, как Делавар в лесу."

-- А наш Делавар, Патфайндер, Великий-Змей, от-чего же он не с нами теперь?

"Лучше было бы, еслиб вы спросили: от-чего он здесь, Патфайндер? Змей на своем месте, а я не на своем; он отправился с своим товарищем для разведываний по берегу и присоединится к нам на островах с известиями, какие ему удастся собрать. Змей хорошо знает свое дело и не забывает о тыле, когда идет лицом к неприятелю. Очень-досадно и жалко, Мабель, что ваш отец не родился генералом, как многие бывавшие у нас Англичане. Я уверен, что он в неделю очистил бы всю Канаду от Французов, дай ему только возможность разделаться с ними по-своему."

-- Так вы думаете, что мы встретим там неприятеля? спросила Мабель улыбаясь, и в первый раз слегка почувствовала в себе мысль об опасностях экспедиции. - Стало-быть, должно ожидать битвы?

"Если будет битва, Мабель, то здесь довольно таких, которые с радостию станут между вами и опасностию; но вы дочь солдата, и мы все знаем, в вас есть отцовское мужество. Пусть же боязнь сражения не мешает вашим глазкам уснуть ныньче покойно."

-- Я чувствую себя еще бодрее здесь, среди лесов, чем в городах, хотя я и всегда старалась быть достойною своего отца.

"Вы очень походите на свою мать, Мабель... "Патфайндер" говорил мне сержанть: "ты увидишь, что дочь моя во всем похожа на свою мать. Она не плакса, не слабонервная девочка: она не будет кричать и разстроивать человека, когда ему нужны все силы. Нет, она еще более будет ободрять своего мужа и поддержит в нем храбрость среди опасностей." Все это говорил он мне, а я еще не видал тогда вашего милого лица..."

-- А для чего отец мой говорил вам это, Патфайндер? спросила девушка с некоторою живостию: - может-быть он думал, что вы получите обо мне лучшее мнение, если узнаете, что я не так слабонервна, как любят казаться многия из моего пола.

В натуре Патфайндера так мало было способности обманывать кого-нибудь, кроме разве вооруженных неприятелей, и не только обманывать, но и скрывать какую-нибудь мысль, что его очень смутил этот вопрос. Какой-то инстинкт, которого он не умел растолковать себе, говорил ему, что открыть прямо истину было бы неприлично, затаить же ее он не мог. В таком внутреннем раздвоении, он невольно попал на средний путь, и отвечал, не открывая того, чего, казаэалось ему, не должно было говорить и не совсем это скрывая:

"Надобно вам знать, Мабель" сказал он: "что мы с сержантом старые друзья, и во многих сражениях, в кровавых жестоких сражениях, Мабель, мы с ним бились рука-об-руку, или, если ужь говорить как следует, то не совсем рука-об-руку: я несколько впереди, как и прилично разъискателю следов, непривадлежащему к регулярной службе, а ваш отец перед фрунтом своих солдат, как должно сержанту королевской армии. Мы, действующие налётом, тотчас забываем о битве лишь только замолкнут ружья, и ночью, вокруг огней, или в походе, разговариваем о своих любимых предметах, точне так же, как вы, молодые девушки, разговариваете о своих задушевных мыслях, когда собираетесь вместе, чтоб посмеяться и похохотать. Что же мудреного, что сержант, имея такую дочь, как вы, любить ее выше всего на свете и говорит о ней более, нежели о чем-нибудь другом? А у меня нет ни дочери, и сестры, ни матери, мне некого любить, кроме Делавара, и потому в знак согласия, я кивал головой на все его речи, - и я полюбил вас, Мабель, прежде чем увидел; да, да, Мабель, полюбил, потому-что так много слышал о вас."

-- А теперь, как вы видели меня, - сказала улыбаясь Мабель, совершенно-непринужденным и простодушным голосом, потому-что эти слова Патфайндера она приняла за выражение привязанности отцовской или братской: - теперь вы верно поняли, как неблагоразумно чувствовать дружбу к тому, которого только заочно знаешь.

"Не дружбу, нет, не дружбу, Мабель, я чувствую к вам. Я друг Делаваров, и был другом им с самого детства; но мои чувства к ним, к самому лучшему из них, совсем не те, что родились во мне к вам при рассказах сержанта о вас, совсем не те, что теперь во мне, когда я начинаю ближе узнавать вас. Иногда мне приходить в голову, что человеку, постоянно-занятому обязанностями проводника, разъискателя следов и даже солдата, не хорошо питать дружбу к женщине, и особенно к молодой женщине: это должно, кажется, ослабить в нем дух предприимчивости и отвратить его от обычных его занятий."

-- Вы верно этим не хотите сказать, Патфайндер, что наша дружба ко мне уменьшить вашу храбрость и заставить вас не так охотно встречаться с Французами?

"Нет, нет, если б вы, на-пример, были в опасности, я боялся бы только того, чтоб моя смелость не дошла до безумия. Но до-тех-пор, покуда мы не были с вами так коротки, - теперь я могу сказать это, - я любил думать о моих лесных поисках, о моих походах, о засадах, о битвах и других приключениях моей жизни; а теперь все это ужь не так занимает меня. Я как-то больше думаю о казармах, о вечерних беседах наших, о том, что не имеет никакой связи с кровавыми сценами и опасностями; о молодых девушках с их звонким смехом, с их веселыми и нежными голосами, с их милыми лицами и с привлекательным обращением. Я иногда говорю сержанту, что он и дочь его испортят лучшого и самого опытного лесного разъискателя на здешних линиях."

-- Совсем нет, Патфайндер; они будут стараться, чтобы тот, кто уже и без того так совершен в своем деле, сделался еще совершеннее. Вы не знаете нас, если думаете, чтоб кто-нибудь из нас хотел видеть в вас хоть какую-нибудь перемену. Останьтесь тем, что вы есть: проводником неустрашимым, сведущим, достойным полной доверенности, правдивым и честным - и ни отец мой, ни я никогда не перестанем думать о вас, как думаем в сию минуту.

убеждало в искренности речей её, и в том, что она не чувствовала ни малейшого замешательства, передавая ему свои мысли. Правда, черты лица её были необыкновенно одушевлены, и это потому-что она чувствовала себя увлеченною силой истины, но её нервы не содрогались, члены её не трепетали и биение пульса нисколько не ускорялось. Словом, вид её и обращение показывали девушку глубоко-чувствующую и открытую, признававшуюся в своем уважении и привязанности к человеку, которого заслуги и добрые качества она вполне ценила; но в ней нисколько не видно было этого волнения, неразлучного с сердечными чувствованиями, доводящими до признания более-нежного.

Патфайндер был слишком-неопытен и не мог понимать подобных различий; его скромный характер был ободрен открытою силою слов им слышанных. Он не мог, или, лучше, не хотел сказать ничего более, и потому отошел в сторону. Опершись на ружье, он минут десять смотрел на звезды, безмолвный и задумчивый.

В-продолжение этого времени, майор Лэнди и сержант разговаривали на крепостном бастионе.

-- Осмотрены ли солдатския сумки? спросил майор, взглянув на рапорт, представленный ему сержантом, которого он не мог прочесть в темноте.

"Да, майор, и все в порядке."

"Все, как следует, майор, хоть сей-час в дело."

-- Вы взяли с собой людей надежных?

"Надежных без малейшого изключения, сэр. Лучших нельзя найдти во всем полку."

-- Вам нужны лучшие солдаты, сержант. Эта попытка делалась три раза, под начальством трех наших прапорщиков, которые заверяли меня в полном успехе, и, не смотря на это, она не удавалась. Я не хотел бы совершенно оставить план, стоявший стольких приготовлений и издержек; но ужь это, конечно, последняя попытка, и успех преимущественно будет зависеть от вас и от Патфайндера.

"Вы на обоих можете положиться, майор Данкан. Служба, которую вам угодно было возложить на нас, не превышает нашей опытности и наших привычек, и мы надеемся с ней справиться. Патфайндер ни в чем не дает промаха."

-- На него можно, Дунгам, положиться вполне. Это человек необыкновенный; он для меня долго был необъясним, но теперь, когда я его хорошо узнал, я уважаю его больше, нежели всякого генерала в службе его величества.

"Надеюсь, сэр, что вы одобрите замышленный мною брак Патфайндера с моею дочерью?"

-- Что касается до этого, сержант, то время покажет... отвечал майор улыбаясь, хотя в темноте Дунгам не мог заметить этой улыбки. - Женщиной часто труднее управлять, чем целым полком. А, кстати, знаешь ли, что квартирмейстер желавший быть твоим зятем, должен отправиться также с вами? Надеюсь, что ты доставишь и ему такую же возможность стараться заслужить благосклонность твоей дочери?

"Еслибы его чин меня не обязывал к этому, то в таком случае достаточно было бы вашего желания, майор."

В любви и на войне человек должен быть обязан победой самому себе... Разсчитаны ли рационы, как следует, сержант?

"Я отвечаю за это, майор; впрочем, еслибы и не так, то мы все-таки не потерпим недостатка в пище с двумя такими охотниками, как Патфайндер и Змей."

-- Этого недостаточно, Дунгам, перервал Лэнди с живостию. Ваша американская натура и ваши американския привычки сейчас видны. Солдату его величества должно полагаться в этом случае на один коммиссариат - и я хочу, чтобы все в моем полку следовали этому примеру.

"Вам стоит только приказать, майор Дункан; но еслибы я осмелился..."

-- Говори свободно, ты говоришь другу.

"Я только хотел вам доложить о моем замечании, что шотландские солдаты любят дичину столько же, сколько ветчину, с-тех-пор, как дичь стала реже."

-- Это, может-быть, и правда; но то, что они любят или не любят, не может иметь ничего общого с системой: я получил письмо от неизвестного, в котором советуют мне как-можно оберегаться Джаспера Уэстерна, или Джаспера-Пресной Воды, как называют его; прибавляют еще, что он передался неприятелю и обещают обо всем этом уведомить меня гораздо-подробнее и точнее.

"В военное время, майор, нельзя обращать ни малейшого внимания на письма без подписей."

-- Также и в мирное время, Дунгам. Если дело не важно, то в таком случае никто хуже меня не думает о сочинителях безъименных писем: это просто доказательство подлости, низости и, часто, обмана. Но когда дело касается военных действий, то на эту меру должно смотреть совсем-иначе; к-тому же, мне указывают именно на такие случаи, которые кажутся подозрительными.

"Таковы ли они, чтоб их можно было сообщить подчиненному, майор?"

и что во Фронтенаке считают несравненно-важнее захватить "Бегуна" с сержантом и его отрядом и уничтожить совершенно все наши любимые намерения... Слышишь ли? гораздо важнее, чем захватить молодую девушку и содрать кожу с головы её дяди.

"Понимаю, майор, понимаю; но не верю ни одному слову. Если Джаспер изменил, тогда и на Патфайндера не вполне можно положиться; что же до Патфайндера, то я в нем так же могу усомниться, как в вас, майор."

-- Так, я согласен с тобой; но Джаспер не Патфайндер, сержант, и признаюсь, я все-таки имел бы к нему более доверенности, если бы он не говорил по-французски.

"Конечно, и в моих глазах это не рекомендация, поверьте, сэр; но ведь он выучился этому языку почти по необходимости, и, осмелюсь доложить, за это его нельзя слишком обвинять: не его вина, что он говорит по-французски."

-- Это дьявольский язык - и он никому никогда не сделал добра... то-есть, я хочу сказать ни одному британскому подданному; Французам-то, правда, надобно же говорить на каком-нибудь языке. Да, я к Джасперу имел бы больше доверенности, еслиб он не говорил по-французски. Одним словом, это письмо безпокоит меня, и если бы нашелся человек, которому бы можно было поручить куттер, я под каким-нибудь предлогом удержал бы Джаспера здесь. Я тебе, кажется, говорил о твоем шурине. Ведь он моряк, не правда ли?

"Настоящий моряк океана, майор; но у него есть предубеждение против пресной воды. Я не думаю, чтобы он согласился управлять судном на озере; к-тому же он не съумееть привести нас к месту назначения."

-- Последнее очень-вероятно; он же не знает, как затруднительно плавание по этому коварному озеру. Тебе нужна будет двойная бдительность, Дунгам. Слушай, сержант, я даю тебе полную власть, и если ты изобличишь этого Джаспера в какой-либо измене, то исполни над ним правосудие немедленно.

"Он числится в королевской службе, майор, и подсудим только военному суду."

-- Правда. Ну, в таком случае заключить его в железа с ног до головы и прислать сюда на его же куттере. Побывав на Тысяче Островах, верно твой шурин будет в состоянии довести куттер обратно."

"Кажется, нельзя сомневаться, майор Дункан, чтобы мы с ним не исполнили всего, что будет нужно, если Джаспер окажется в-самом-деле таков, каким вы его подозреваете; но я думаю, что могу не рискуя поручиться за его верность моею жизнию."

"Вы изволили, кажется, заметить, майор, что оно без подписи, а на это честный человек не решится."

-- Правда, Дунгам, что один только какой-нибудь негодяй, подлый негодяй решится посылать письма без подписи, если они касаются частных дел; но во время войны, я говорю тебе, это дело другое; тогда и ложные депеши и вообще другия хитрости могут быть извиняемы.

"Точно так, майор; но под хитростию вы разумеете засады, нечаянные или ложные нападения и даже шпионство. Невероятно, чтоб истинный солдат решился чернить из-подтишка имя честного молодого человека и такими средствами."

-- В-продолжение моей жизни я был свидетелем странных произшествий и видал самых странных людей... Но прощай, сержант, я не чтоб доставить тебе его место, на которое ты имеешь много прав.

"Усердно благодарю вас, майор Дункан" холодно отвечал старый сержант, привыкший уже в-продолжение двадцати лет к такого рода обещаниям: "какой бы я ни имел чин, я никогда не посрамлю его. Впрочем, я доволен тем, чем природа и судьба наградили меня."

-- Ты не забыл гаубицы?

"Джаспер взял ее на борт сегодня утром, сэр."

-- Будь благоразумен и без нужды не доверяйся ему. Сделай своим поверенным Патфайндера. Он может быть нам полезен. Если есть какие-нибудь злоумышления, то ему легче открыть их. Его честная простота облегчить ему средства за всем наблюдать, потому-что он будет вне подозрений Он должен быть верен.

"За него-то, майор, я смело отвечаю собственной головой, даже моим чином; я так знаю Патфайндера, что не могу сомневаться в нем."

-- Из всех ощущений, Дунгам, самое мучительное - недоверчивость, когда она падает на такого человека, кому поневоле принужден бываешь доверять... Запаслись ли вы ружейными кремнями?

"В этих мелочах можно положиться на старого сержанта, майор."

-- Ну, дай же мне руку, Дунгам. Да благословит тебя Бог! Желаю тебе полного успеха... Мюйр, я говорил, хочет выйдти в отставку - и знаешь ли, что я тебе скажу мимоходом, - не мешай ему ухаживать за твоей дочерью, а этот брак пособить моим предположениям о твоем повышении. Имея такую подругу, как Мабель, он скорее решится просить увольнения, чем в печальном вдовстве, когда нечего любить, кроме собственной своей особы, - и если эта особа притом Деви Мюйр!'

"Я уверен, сэр, что дочь моя сделает благоразумный выбор, и полагаю, что она уже почти решила в пользу Патфайндера. Я предоставлю ей в этом полную свободу, хотя, по моему, непослушание есть такое преступление, которое только одною степенью легче возмущения против законной власти."

с Мюйром в случае затруднений. Надеюсь, что через месяц ты возвратишься победителем

"Благослови вас Господь, майор! Если что нибудь случится со мной, я надеюсь на вас, майор Дункан; надеюсь, что вы не забудете старого сержанта, что вы позаботитесь ö его чести."

-- О, положись на меня, Дунгам, положись на своего друга. Будь бдителен, помни, что ты будешь в пасти льва.... Тьфу, что я говорю льва? В пасти подлого тигра. Да, в пасти тигра, и некому будет помочь тебе. Каждое утро пересчитывай и осматривай ружья... и... Ну, прощай, Дунгам, прощай.

Сержант пожал с уважением руку, протянутую начальником, и они наконец разстались. Лэнди отправился в свой подвижной домик; сержант оставил крепость, сошел с берега и сел в шлюпку.

Дункан Лэнди сказал совершенную истину, назвав подозрение самым мучительным чувством. Из всех ощущений человеческой души, подозрение - самое коварное в своих действиях, самое вкрадчивое и самое неуступчивое в борьбе с благородным характером. Пока существует сомнение, ничто не ускользает от подозрений. Так-как мысли не имеют определенных фактов, чтоб установить свое брожение, то трудно определить, какой объем приймут догадки, или до какой степени мнительность последует за ними. То, что прежде казалось невинным, принимает цвет преступления, как-скоро это недоброе чувство овладевает нашими мыслями; и все, что ни будет сказано, все, что ни будет сделано, оттеняется и искажается подозрением и боязнию. Если это справедливо в обыкновенных делах, то вдвое-справедливее, когда дело идет о жизни и смерти, когда тяжелая ответственность тяготеет на душе человека, одержимого подозрением, на душе такого человека, на-пример, как военный начальник или агент каких-нибудь великих политических интересов. И потому не должно думать, что сержант Дунгам, разставшись с своим командиром, тотчас же и позабыл о сообщенных ему подозрениях. Он имел вообще высокое мнение о Джаспере, но сомнение уже успело прокрасться между прежней его доверенностию и ответственностию долга. Чувствуя, что все зависело от его бдительности, он, достигнув "Бегуна", был в таком состоянии души, что ни одно хоть сколько-нибудь-двусмысленное обстоятельство не могло не обратить на себя его внимания, ни одно хоть сколько-нибудь необыкновенное движение молодого моряка не могло пройдти мимо его, не подвергшись его толкованию. Разумеется, он видел вещи в том свете, который отражал на них его личные характер, и его предостережения, так, как и самая его недоверчивость, оттенялись его привычками, его образом мнения и воспитанием, которое получил он.

"Бегуна" был вытащен, когда шлюпка с сержантом отчалила от берега, потому-что его только и ожидали - и нос куттера был обращен к востоку с помощию весел. Солдаты приняли участие в гребле, и достаточно было немногих сильных ударов веслами, чтобы ввести легкое судно в струю речного потока, еще неслившагося с озером. Ветра вовсе не было: легкое, чуть ощутительное веяние воздуха с озера, бывшее перед закатом, совершенно стихло.

Во все это връмя необыкновенная тишина царствовала на куттере; казалось, все бывшие на нем чувствовали, что им предстояло что-то неизвестное в ночном мраке; казалось, возложенная на них обязанность, час и образ их Отправления придавали какую-то торжественность их движениям. К этим чувствованиям присоединялась дисциплина. Большая часть пассажиров хранила молчание; если же кто и говорил, то говорил редко и почти шопотом. Таким-образом куттер тихо вдавался в озеро до-тех-пор, пока несло его теченье реки. Потом он стал неподвижно, ожидая ветерка от берега. Прошло полчаса, как стоял куттер без малейшого движения, подобно пню, колыхаемому водою. Пока происходили все эти перемены судна, хотя на борте и царствовало всеобщее молчание, однакожь не совсем был прерван всякий разговор. Сержант Дунгам, удостоверившись, что его дочь и спутница её были на палубе, привел Патфайндера в заднюю каюту, и заперев тщательно дверь и уверившись, что его никто не может подслушать, начал так:

-- Много ужь лет, мой друг, прошло с-тех-пор, как ты начал разделять со мною труды и опасности в лесах

"Так, сержант, так. Я иногда боюсь, не слишком ли я стар для Мабели, которая еще не родилась, когда мы вместе с тобою били Французов, как товарищи."

-- Не бойся, Патфайндер. Я был почти твоих лет, когда полюбил её мать; а Мабель, ты знаешь, умная девушка, и для ней, конечно, всего важнее нрав человека. Такой молодец, как Джаспер Пресная-Вода, на-пример, никогда бы не понравился ей, хоть он и красив и молод.

"А Джаспер разве думает жениться?" спросил Путеводитель тоном обыкновенным, но с некоторым движением.

-- Не думаю. Ему еще должно доказать, достоин ли он того, чтоб владеть женщиной.

"Джаспер благородный малый и с славными способностями к своему делу. Он столько же имеет права думать о жене, сколько и всякий другой."

-- Скажу тебе прямо и откровенно, Патфайндер, я за тем и привел тебя сюда, чтоб поговорить об этом молодчике. Майор Дункан получил некоторые известия, внушающия подозрение, что Пресная-Вода фальшивить и подкуплен неприятелем Я хочу слышать твое мнение об этом.

"Что такое?"

с него. Видишь ли, он боится, чтобы, по его милости, мы не встретили нечаянно неприятеля.

"Дункан Лэнди сказал вам это, сержант Дунгам?"

-- Да, да, он сказал это, Патфайндер, - и хоть мне и не хотелось бы дурно думать о Джаспере, но во мне есть какое-то чувство, которое так и подталкивает на подозрение. Веришь ли ты в предчувствие, друг?

"Во что, сержант?"

-- В предчувствие. Это род тайного предвидения будущого. Шотландцы в нашем полку верят этому как-нельзя-больше. Мое мнение о Джаспере так скоро стало изменяться, что я начинаю бояться, нет ли точно правды в их толках.

"Вы говорили с Дунканом Лэнди о Джаспере, и его слова произвели в вас эти предчувствия?"

-- Не то, совсем не то. Когда я говорил с майором, у меня были-совсем другия чувствования. Я всячески старался уверить его, что он несправедлив к Джасперу. Но вижу, что нет никаких средств удержаться от предчувствий и боюсь, нет ли тут в-самом-деле оснований для подозрения.

"Я не знаю, что такое предчувствие, сержант, но знаю Джаспера Пресную-Воду с самого его детства и столько уверен в его честности, сколько в своей, или как даже в честности самого Змея."

-- Ну что Змей, Патфайндер! и Змей мастер на засады и не хуже другого обманывает в военное время.

"Это его натура, сержант, и ужь таково все его племя. Ни краснокожий, ни бледнолицый не может переделать своей натуры. Чингачгук не такой человек, чтобы иметь какие-нибудь предчувствия."

как-то, не по-прежнему, что он молчалив, задумчив, точно как-будто у него камень на совести.

"Джаспер никогда не бывал шутлив, и он говорил мне, что шумливые корабли всегда плохие корабли. Мэстэр Кап согласен также с этим... Нет, ничему не поверю я о Джаспере, пока не увижу доказательств... Пошлите за своим братом, сержант, и спросим его об этом, потому-что, сержант, лечь спать с подозрением против друга - то же, что лечь спать с свинцом на сердце. У меня нет никакой веры к вашим предчувствиям."

Сержант согласился на это требование, хотя почти не знал к чему оно послужит, и Кап явился на совещание. Патфайндер, который был гораздо-спокойнее своего товарища, потому-что вполне был убежден в невинности обвиняемого, - заговорил первый.

"Мы просили вас прийдти сюда, мэстэр Кап, чтоб спросить, не заметили ли вы чего-нибудь необыкновенного в движениях Джаспера сегодня вечером."

-- "Взяв в разсчет то, что мы находимся на пресной воде, я не нахожу ничего необыкновенного в его манёврах, мэстэр Патфайндер; хотя он во многом поступил против правил, когда снимался с якоря."

"Да, да, мы знаем, что вы никогда не сойдетесь с ним в способе управлять этим куттером; мы спрашиваем вашего мнения о другом предмете."

Тут Патфайндер объявил Капу о подозрениях сержанта и о том, как они родились в нем, и даже кем были сообщены ему.

-- "Молодец болтает по-французски? а?" спросил Кап.

-- Сказывают, что он говорят по-французски лучше, чем бы следовало, - отвечал сержант с важностию. - Патфайндер знает, что это справедливо.

"Я не скажу, что нет; я не скажу, что нет" отвечал Путеводитель: "по-крайней-мере я слышал это от всех. Но это не могло бы оподозрить какого-нибудь Миссиссагуи, не только такого человека, как Джаспер. Я сам говорю на языке Мингов, выучившись ему во время моего плена у этих гадов; но кто же скажет, что я друг их? Я не хочу сказать, чтобы я был их враг по индийским понятиям, хоть я и точно враг их согласно с христианскими убеждениями."

на какую сторону co-временем наклонится характер.

-- "Совершенно-справедливое замечание" присовокупил Кап: "это именно то время жизни, когда мы учимся катихизису и разным назидательным вещам. Слова сержанта показывают, что он понимает природу человеческую, и я с ним совершенно-согласен. Да, вряд ли можно ожидать чего-нибудь путного от молодца, который, плавая по этой луже, говорить по-французски! Еслиб это случилось, на-пример, на Атлантическом Океане, где мореходцу иногда нужно говорить с кормчим или с каким-нибудь ученым на этом языке, тут не было бы никакой особенной важности, хоть мы, признаюсь, и там смотрим с подозрением на того моряка, который слишком-хорошо знает этот язык; но здесь, на Онтарио, я почитаю это самым подозрительным обстоятельством."

"Но ведь Джаспер должен говорить по-французски с теми, которые живут на том берегу" сказал Патфайндер: "или вовсе молчать, потому-что там не говорят на другом языке."

-- "Не вздумаете ли вы меня уверять, Патфайндер, что Франция находится на том берегу, сказал Кап, указывая большим пальцом через плечо, по направлению к Канаде: - "что по одну сторону этой пресноводной лужи Йорк, а по другую Франция?"

"Я хочу сказать вам, что здесь Йорк, а там Верхняя Канада; что здесь говорят по-английски, по-голландски и по-индийски, а там по-французски и по-индийски. Даже Минги приняли в свои язык несколько французских слов, и это ужь, конечно, не было улучшением."

тебя, и я тебя спрашиваю, что за народ эти Минги?

"Джаспер не Минго, сержант!"

-- Он говорит по-французски, и потому то же, что и Минго, в этом отношении. Брат Кап, не можешь ли ты припомнить какого-нибудь манёвра, сделанного этим несчастным молодым человеком, который бы мог обличить его измену?

-- "Не помню хорошенько, сержант... Было что-то такое... один из его подчиненных складывал бухту против солнца. Я спросил его, что он делает, - он отвечал мне, что собирает

"Не мудрено, что Джаспер усвоил себе несколько канадских понятий о корабельных маневрах, прожив так долго на том берегу" сказал Патфайндер: "но заимствовать какую-нибудь мысль или слово вовсе не значить быть изменником. Часто и я брал у самих Мингов какую-нибудь мысль, но мое сердце всегда оставалось с Делаварами. Нет, нет, Джаспер не может быть изменником, и сам король мог бы поверить ему свою корону, точно так же, как поверяет он её своему старшему сыну, который, готовясь носить ее в свое время, меньше всех способен ее украсть."

-- "Красно сказано, красно сказано!" заметил Кап, приподнявшись и плюнув в окно каюты, как человек, глубоко-почувствовавший свою нравственную силу и привыкший жевать табак: - "все это очень-красно сказано, но что за жалкая логика! Во-первых, его королевское величество не может никому дать на подержание своей короны: это противно законам государства, которое требует, чтоб он всегда носил ее сам, на тот конец, дабы его священная особа могла быт признаваема, так же, как серебряное весло есть необходимый признак шерифского офицера на корабле. Во-вторых, со стороны старшого сына его величества было бы государственною изменою думать о присвоении короны, или иметь незаконнорожденных детей, ибо, как то, так и другое нарушило бы порядок наследования. Отсюда ясно видно, друг Патфайндер, чтобы иметь здравое разсуждение, надобно, так-сказать, пуститься в море на прочном корабле... Ведь закон есть разсудок, а разсудок есть философия, а философия - надежный багор для прицепки. Итак, видишь ли, что коронами распоряжаются по закону, разсудку и философии."

"Я мало в этом знаю толка, мэстэр Кап. Вы только тогда заставите меня назвать Джаспера изменником, когда дадите мне увидеть и ощупать его измену"

-- "Опять вы ошибаетесь, Патфайндер! Есть гораздо-лучший способ убедиться в чем-нибудь, чем видеть и ощупать; гораздо-вернее можно убедиться через обстоятельства..."

"Может-быть, так бывает в поселениях; но у нас на границах иначе."

-- "Так бывает в природе, а природа царствует над всем. Будем разсуждать. Согласно с уверением наших чувств, Джаспер находится сию-минуту за палубе, и взойдя туда, каждый из нас может увидеть и ощупать его; буде же в-последствии окажется, что какое-нибудь известие было сообщено Французам в сию же самую минуту, и что этого известия никто не мог сообщить кроме Джаспера, тогда мы должны будем поверить обстоятельству и признаться, что ваши глаза и пальцы нас обманули. Вам это скажет всякий законоведец."

"Это нелепо и невозможно!" сказал Патфайндер: "потому-что это именно противоречило бы делу."

-- "Это больше, чем возможно, мой достойный проводник! это закон, положительный закон государства, и потому должен быть уважаем и исполняем. Я бы повесил моего брата-сержанта, не взяв в разсчет никаких родственных связей..."

-- Бог знает, как все это может быть приложено к Джасперу, хотя, я думаю, мэстэр Кап прав в-разсуждении закона, Патфайндер, потому-что обстоятельства во всяком случае сильнее доказывают, нежели наши чувства. Мы все должны смотреть в оба глаза и не упускать ничего подозрительного.

"Теперь я припоминаю" продолжал Кап, снова значительно взглянув в окно: "точно было одно обстоятельство, когда мы взошли на борт нынешним вечером, обстоятельство крайне-подозрительное, которое может перевесить все обстоятельства в пользу этого молодца. Джаспер собственноручно подвязывал королевское знамя, притворяясь, что смотрит на Мабель, которая в это время взошла на борт с солдаткою, и будто этак показывая им, как пройдти вниз в каюту, он, видите ли, флаг то и опустил."

-- Это могло быть случайно, - возразил сержант: - со мной было почти то же.....

"Так, так, но теперь, когда ты сообщил мне о твоих подозрениях, я буду смотреть на этот манёвр с флагом, как на обстоятельство, и не выпущу этого из головы. Надеюсь однако, что не забудут об ужине, еслибы даже весь трюм битком был набит изменниками."

-- Об этом не безпокойся, брать Кап; но я буду полагаться на тебя, буду надеяться, что ты возьмешь на себя управление над "Бегуном", если что-нибудь заставить меня арестовать Джаспера.

-- "Хорошо, я буду готов услужить тебе, сержант, и тут ты увидишь, что можно сделать даже из этого кутгера."

"А я" сказал Патфайндер, глубоко вздохнув: "я буду твердо держаться моего убеждения, что Джаспер невинен, и советую вам действовать открыто; спросить его сейчас же, изменник он или нет. Я буду защищать Джаспера Уэстерна против всех предчувствий и обстоятельств."

-- Этого никак нельзя, возразил сержант: - ответственность за это дело лежит на мне, и я обязываю вас не говорить ничего и никому об этом, без моего ведения. Мы будем смотреть в оба глаза и замечать все обстоятельства.

-- "Да, да, обстоятельства важнее всего" сказал Кап: "одно обстоятельство стоит пятидесяти доказательств. Так, я знаю, гласит государственный закон; много людей было повешено по соображению обстоятельств."

Туг разговор прекратился и все трое прошли за палубу, каждый с расположением смотреть на поведение Джаспера согласно с своим характером и привычками.