Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть первая.
Глава XIV

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Купер Д. Ф., год: 1840
Категории:Приключения, Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть первая. Глава XIV (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XIV.

 

"...Такой-то человек слабый, убитый, тяжелый, мертвец с вида, подавленный скорбию - отдернул полог приамова ложа в гробовый час ночи, возвестить ему, что половина Трои обращена в пепел..."

Шекспир.

В-продолжение всего этого времени дела шли обыкновенным своим порядком. Джаспер, так же, как его куттер и сама погода, ждал ветра с берега, и солдаты, привыкшие вставать рано сошли в свои каюты, находившияся под большим люком. На палубе остался только экипаж куттера, Мюйр и две женщины. Квартирмейстер из всех сил старался любезничать с Мабелью, однако героиня наша мало обращала внимания на его любезности, приписывая их отчасти вежливости, свойственной вообще людям военным, а отчасти, может-быть, своему хорошенькому личику. Она вполне наслаждалась новостию картины, представлявшейся ей.

Паруса были распущены, но ни малейшого движения нельзя было ощутить в воздухе - и воды озера лежали гладко как зеркало, так-что на куттере неприметно было никакого колебания. Речной поток отнес его по-крайней-мере на четверть мили от земли - и он остановился там, красуясь соразмерностию своих частей, будто прикованный к месту железом и гвоздями. Джаспер стоял на корме, так близко к Мабели, что легко мог слышать разговор её с поручиком Мюйром; но он, скромный, застенчивый и необыкновенно-внимательный к своим обязанностям, не мог принять участия в этом разговоре. Прекрасные голубые глаза Мабели следили за всеми его движениями с каким-то ожиданием и любопытством, и квартирмейстер по несколько раз принужден был повторять свои любезности, чтоб заставить себя выслушать: так равнодушна была она к его красноречию и так сильно занимало ее все происходящее за куттере. Наконец, господин Мюйр замолчал, - и почти в ту же минуту весло упало в лодке у берега под самой крепостью; - шум, произведенный этим падением, так громко раздался на "Бегуне", как-будто это случилось за его палубе. Потом послышался тихий шопот, подобный ночному вздоху, скрып бушприта и хлопанье фока. В-след за этими знакомыми звуками куттер заколебался, и все паруса его наполнились.

-- Ветер свежеет, Андерсон! - закричал Джаспер старшему из матросов: - право руля!

Приказание исполнили, руль был положен право; нос куттера пошел влево и через несколько минут вода с ропотом запенилась под форштевеномь - "Бегун" пошел по пяти миль в час. Все это совершилось среди глубокой тишины, и скоро Джаспер скомандовал: "травить шкот и идти паралельно берегу".

В эту минуту сержант, его шурин и Путеводитель вышли из задней каюты на палубу.

-- Вы не хотите, Джаспер, держаться слишком-близко к нашим соседям Французам? сказал Мюйр, который воспользовался этим случаем, чтобы возобновить разговор: - и, право, я не охуждаю вас за ваше благоразумие, потому-что я, так же как и вы, не жалую Канады.

"Я держусь этого берега по причине ветра, господин Мюйр; береговой ветер тем свежее, чем ближе к берегу. Впрочем, не надо слишком-близко подходить к берегу, иначе заслонишь себя от ветра деревьями. Нам прийдется переплыть через Залив Мексико - и это при нашем курсе выведет нас на довольно открытое место."

-- "Я очень-рад, что не через Мексиканский Залив" сказал Кап: "это такой уголок океана, по которому бы я не решился плыть на каком-нибудь вашем озерном судне. Ваш куттер слушается ли руля, мэстэр Пресная-Вода?"

"Как-нельзя-лучше, мэстэр Кап; но он любит также слушаться и ветра, когда ветер разгуляется."

-- "А у вас есть такия штуки, как, на-пример, рифы? Впрочем, вряд ли вы в них и имеете когда-либо нужду."

Зоркий глаз Мабели подметил улыбку, которая на мгновение осветила лицо Джаспера; но никто больше не заметил этой улыбки, выражавшей удивление и презрение.

"У нас есть рифы, и мы часто в них нуждаемся" спокойно возразил молодой человек. "Еще не доезжая до места, мэстэр Кап, может-быть, встретится случай показать вам, как мы в них нуждаемся и как мы употребляем их, потому-что небо со стороны востока начинает что-то чернеть, а ветер на самом океане вряд-ли бегает быстрее, чем по озеру Онтарио."

-- "Вот что значит быть-то несовсем-сведущим! На Атлантическом Океане я видал, как ветер вертелся будто колесо, в-продолжение целого часа, колебля паруса, - и корабль оставался совершенно-неподвижным, не зная в какую сторону вернуться."

"У нас, конечно, не бывает таких перемен" отвечал с кротостию Джаспер: "но и мы подвергаемся также неожиданным капризам ветра; я надеюсь, впрочем, унести этог береговой ветерок до первых островов; а достигнув их, мы менее можем опасаться быть замеченными и подвергнуться преследованиям фронтенакских крейсеров."

-- Ты думаешь, Джаспер, что у Французов есть шпионы на озере? спросил Патфайндер.

"Нам известно, что есть. В ночь на прошлый понедельник, один из них посещал Освего: лодка подплывала к самой восточной оконечности и высадила какого-то Индийца и офицера. Если б ты был в эту ночь вне стен крепости, как Обыкновенно, то мы арестовали бы хот одного из них."

голоса Мабели, которая пела баллады своему отцу, и заглядевшись на черты её, так привлекательные для него; и теперь он упрекал себя за это. Целомудренность в мыслях и действиях была отличительным характером этого необыкновенного человека; он почувствовал что-то в роде стыда; ему и в голову не могла прийдти мысль отпираться от своей оплошности или извинять ее.

-- Правда твоя, Джаспер, правда, - отвечал он с кротостию: - если бы в эту ночь я был вне крепости, - а помнится я не имел никакой извинительной причины, чтобы оставаться в ней, - если бы я был вне крепости, то очень могло бы случиться то, о чем говорить ты.  

-- "Этот вечер вы провели с нами, Патфайндер" заметила Мабель с наивностию. "Человеку, который проводит большую часть своего времени в лесах, перед глазами неприятелей, очень-извинительно уделить несколько часов своему старому другу и его дочери."

-- Нет, нет, с самого возвращения моего в гарнизон я решительно ничего не делаю, - отвечал Путеводитель вздыхая: и хорошо, что Джаспер напомнил мне это. Лентяй стоит упрека,--да, стоит!

"Упрека, Патфайндер? Я вовсе не думал сказать тебе что-нибудь, неприятное; я совсем не хотел упрекать тебя за то, что шпион и Индиец ускользнули от вас. И теперь, когда я узнал, где ты был, твое отсутствие мне кажется так понятно."

-- Я не сержусь, Джаспер, я не сержусь за твое замечание: я заслужил его.

"Это не по-дружески, Патфайндер."

-- Дай мне руку, любезный, дай мне руку. Не ты дал мне этот урок, а моя совесть.

" - Очень, очень-хорошо, сказал Кап: "но теперь, когда вы ужь покончили между собою, вы, может-быть, скажете нам, как узнали, что шпион так недавно были в нашем соседстве? Это что-то удивительно походить на обстоятельство."

Предлагая этот вопрос, моряк легонько наступил за ногу сержанта, коснулся Путеводителя локтем и мигнул, - хотя эти знаки нельзя было заметить в темноте.

"Узнали, потому-что Змей нашел их след на другой день утром, - след военного сапога и моккасина {Обувь Индийцев.}, - и один из наших охотников видел потом лодку, плывшую к Фронтенаку."

"След шел к крепости, Джаспер?" спросил Патфайндер голосом, походившим на голос ученика, только-что получившого выговор.

-- "А зачем же вы на парусе не погнались за ними?" спросил Кап: "во вторник утром был славный ветерок; при таком ветре этот куттер мог идти по девяти узлов.

"На океане это можно, мэстэр Кап, а на Онтарио нельзя. Вода не оставляет следа, и Минго или Француз настоящие дьяволы, когда за ними гонишься."

-- "К-чему же тут след, когда можно видеть лодку, за которой гонишься?" воскликнул Кап. "Джаспер ведь сказал, что он видел лодку... Да хоть бы двадцать ваших Мингов или Французов плавали по своим водам на хорошем судне английской постройки... что жь такое? Поверьте, мэстэр Пресная-Вода, если б вы меня позвали в сказанный день, то0зесть во вторник, мы сей-час бы нагнали этих негодяев."

"Совет такого старого моряка, как вы, мэстэр Кап, был бы, конечно, полезен такому молодому моряку, как я; но позволите заметить вам, что это была бы долгая погоня, и в лодке из коры - безполезная погоня."

"Стоило бы только хорошенько потеснить ее, чтобы она бросилась к берегу."

"К берегу, мэстэр Кап? Вы нисколько не знаете нашей озерной навигация, если думаете, что так легко заставить лодку броситься к берегу... Едва увидели бы они, что их теснят, они стали бы грести из всех сил по ветру, и прежде чем вы успели бы опомниться, они милю или две были бы впереди вас."

-- "Не хотители вы меня уверить, мэстэр Джаспер, что может найдтись такой молодчик, который бы захотел утопиться, плавая во время ветра в одной из таких яичных скорлуп по этому озеру?"

"Я часто плавал по Онтарио в пироге в самый сильный ветер. Если хорошо управлять этими лодками, так оне на воде безопаснее всяких других."

"обстоятельство и важное обстоятельство", заслуживающее особенного их внимания; все же сказанное им о лодках сущая невероятность, и что он явно смеялся над теми, кому говорил об этом. Кап прибавлял еще, что Джаспер с такою уверенностию описывал двух пристававших к берегу незнакомцев, как-будто знал о них гораздо-более, чем можно было узнать по одному их следу; что моккасины носят в этой стране не только Индийцы, но и белые; что он купил себе также пару, и что сапоги не есть отличительный признак солдат. Большая часть этих разсуждений ускользнула от внимания сержанта; но они все-таки произвели на него некоторое впечатление. Странно показалось ему, что шпионы были открыты так близко от крепости, а он ничего не знал об этом; он никак не полагал, чтоб эти сведения могли входить в сферу сведений Джаспера. Правда, что на молодого моряка возлагалась обязанность брать на куттер шпионов, с тем, чтобы отвозить их к какому-нибудь месту берега, или привозить обратно; но сержанту было достоверно известно, что начальник куттера в этих случаях играл роль второстепенную и знал нисколько не более людей своего экипажа, какое поручение исполняли эти господа, которых он принимал к себе на борт. Он не понимал также, от-чего он один был уведомлен о последнем посещении шпионов. Патфайндер же горько упрекал себе за то, что изменил своей бдительности, и ставил в большую заслугу Джасперу, что тот узнал о произшествии, которое он сам должен был знать непременно. Его нисколько не удивляло, что молодой моряк проведал об этих шпионах; но ему казалось ново, если не стыдно, узнать об этом только в сию минуту.

-- Что же до моккасинов, мэстэр Кап, сказал он, воспользовавшись краткой минутой молчания: - совершенная правда, их могут носить бледнолицые точно так же, как и краснокожие; но они оставляют не одинаковый след. Опытный глаз сейчас отличит след Индийца от следа Европейца, вдавлен ли он сапогом или моккасином. Мне нужны доказательства посильнее этих в том, что Джаспер изменник.

"Однакожь вы согласитесь с тем, Патфайндер, что в мире существуют изменники?" возразил Кап удивительно-логически.

-- Я не знал ни одного Минго, на которого бы можно было положиться, когда он видит выгоду изменить. Обман - их жизнь, и я думаю иногда, что они достойны в этом случае сожаления, а не наказания.

"Почему же не может быть этой слабости у Джаспера. Человек все человек. Я знаю по опыту, как иногда бывает жалка человеческая натура. Да, знаю по опыту, по-крайней-мере могу судить по самому-себе."

но Патфайндер еще с большею горячностию, чем прежде, защищал своего молодого друга и утверждал, что без несправедливости нельзя обвинять его в измене. В этом не было ничего необыкновенного; чтобы совершенно проникнуться духом какой-либо мысли, стоит только взяться защищать ее, и к числу самых упорных наших мнений принадлежат те, которые родились в нас в-следствие споров, потому-что в споре мы часто натягиваемся находить истину, а в-самом-деле только укореняем в себе предразсудок. Сержант дошел до такого состояния духа, что стал смотреть с подозрением на все, что мы делал молодой моряк, а скоро стал даже разделять мнения своего шурина, что сведения полученные Джаспером о появлении шпионов, принадлежали к таким, которые вовсе не входили в сферу обыкновенных его обязанностей и что это было "обстоятельство".

Между-тем, как разсуждали об этом деле на передней части куттера, Мабель молча сидела под тентом; господин Мюйр сошел вниз для собственного спокойствия, а Джаспер стоял недалеко от нея со сложенными руками, и глаза его попеременно переходили от парусов к облакам, от облаков к мрачным береговым очеркам, от них к озеру, и потом снова к парусам. Героиня наша вступила тогда в беседу с собственными своими мыслями. Различные приключения в её путешествии, обстоятельства, ознаменовавшия день приезда её в крепость, соединение её с отцом, который был почти-чужой для нея, новость её положения, и теперь это плавание по озеру, - все представилось ей в перспективе, которая, казалась, растягивалась на несколько месяцев. Едва могла она верить, что так недавно оставила город и все привычки образованной жизни; но более всего удивляло ее то, что эта страшная переправа чрез Освего оставила в ней такое слабое впечатление. Она, по своей неопытности, еще не знала, что когда в короткий промежуток времени столпится много происшествий, то время всегда кажется долее, и что предметы, быстро один за другим проходящие перед нами в путешествии, делаются от этого особенно-замечательны и важны для нас. Она припоминала числа и дни, желая увериться, точно ли пятнадцать дней прошло с-тех-пор, как она познакомилась с Джаспером, Патфайндером и отцом своим. Сердце Мабели было еще сильнее её воображения, и она спрашивала у самой себя, как она могла чувствовать такую глубокую привязанность к людям, которых она так недавно узнала; она еще не умела анализировать своих впечатлений, чтоб объяснить их себе вполне. Чистая душа её не знала подозрений; она не могла догадываться о видах своих обожателей - и мысль, что, быть, один из окружавших ее изменник своему королю и отечеству, почти не могла прийдти ей в голову.

Америка, в эпоху, описываемую нами, отличалась своею приверженностию к ганноверской династии, занимавшей трон великобританский. Почти-всегда случается, что в провинциях добродетели и достоинства, близь центра власти имеющия только политическое значение, становятся в отдалении членом веры для людей невежественных и малодушных. Этот факт существует и в наши дни; только он относится теперь к идолам республики, как тогда относился к этим отдаленным властелинам, добродетелям которых всегда выгодно было рукоплескать, и обнаруживать недостатки которых считалось государственной изменой. В-следствие этой-то мысленной зависимости, общественное мнение доселе служит таким сильным орудием для интриганов - и люди, безумно хвалясь своими познаниями и улучшениями, смотрят на все, что относится к интересам держащих власть, сквозь призму, выгодную для тех, чья рука движет пружины общества. Теснимые Французами, окружавшими тогда британския колонии поясом крепостей, которые отдавали им дикие в полную власть, как союзники, - трудно было сказать, американские поселенцы больше ли любили Англичан, или больше ненавидели Французов; и жившие в то время сочли бы несбыточным произшествием союз, заключенный двадцатью годами позже между европейскими подданными Англии и древнею соперницею английской короны. Словом, мнения, как и моды, были преувеличены в провинции; и праводушие, отчасти руководствовавшее политическою системою Лондона, в Нью-Йорке обратилось в веру, почти двигавшую горами. Недовольство считалось пороком редким, и измена, имевшая целию благоприятствовать Франции или Французам, казалась особенно презрительна в глазах поселенцев. От-того Мабель никак не могла бы подозревать Джаспера виновным в том преступлении, в котором его тайно обвиняли, и тогда, как некоторые из окружающих ее терзались недоверчивостию, сердце её было полно великодушной доверенности, так свойственной женщине. До-сих-пор она не слыхала ничего такого, что могло бы поколебать в ней эту доверенность, которую с первой минуты знакомства с молодым моряком она почувствовала к нему, и никогда такая мысль не могла бы родиться в уме её. В картинах прошедшого и настоящого, быстро-представлявшихся её живому воображению, ни малейшая тень не падала на те лица, в которых она принимала участие, и до той минуты, как она погрузилась в размышления, переданные нами, зрелище, окружавшее ее, доставляло ей полное удовлетворение.

В это время года и в такую ночь, ощущения, производимые новизною в сердце молодом, полном здоровья и счастия, должны быть особенно-сильны. Погода была жаркая, что не всегда случается в этой стране даже и летом; воздух с стороны земли порывисто дышал свежестью и благоуханием леса; ветер был совсем не силен, хотя он и быстро нес "Бегуна" и возбуждал внимательность среди неизвестности, сопровождающей мрак ночи. Джаспер был очень-доволен этим ветром, что ясно открывается из краткого разговора, завязавшагося между им и Мабелью:

-- Если мы будем все также плыть, Пресная-Вода, сказала наша героиня, привыкшая уже называть так молодого моряка: то мы скоро доедем до места вашего назначения.

"Ваш батюшка не говорил вам, что это за место, Мабель?"

-- Нет, он ничего не говорил мне. Он так сроднился с своей полковой службой и имел так мало случая свыкнуться с семейною жизнию, что не стал бы говорить мне об этим. Ведь запрещено сказывать куда мы едем?

"Наш путь недалек; проплывя по этому направлению 60 или 70 миль, мы будем, в Реке Св. Лаврентия, где может-быть нам будет жарко от Французов. По этому озеру нельзя уйдти очень-далеко."

-- То же говорит и дядюшка. Что же касается до меня, Джаспер, то Онтарио и океан почти-одинаковы для меня.

"Так вы были на океане? а я, называя себя моряком, я никогда не видал соленой воды! Вы должны очень презирать в душе такого моряка, как я, Мабель Дунгам."

Я никогда не была на океане, хотя и видела его, и повторяю, я не вижу никакого различия между этим озером и Атлантическим Морем.

"Так вы не различаете также и плавающих по озеру и по океану? Я испугался, Мабель: ваш дядюшка так много наговорил против нас, плавателей пресной воды, что я стал-было смотреть на себя, как на самозванца."

-- Не огорчайтесь словами моего дяди, Джаспер; я знаю будучи в Йорке, он так же говорил о живущих на суше, как говорить теперь о плавателях пресной воды. О, нет! ни мой отец ни я не увлекаемся его мнением. Если бы мой дядя говорил мне вполне-откровенно, то казалось бы, что он гораздо-хуже думает о солдате, нем о моряке, невидавшем моря.

"Но ваш батюшка, Мабель, ни о каком звании так хорошо не думает, как о звании солдата. Он хочет, чтоб вы были женою солдата?"

-- Джаспер Пресная-Вода! Я - жена солдата? Мой отец хочет этого? За чем бы он стал хотеть этого? Кто ж тот солдат в гарнизоне, за которого бы я захотела выйдти? - который бы хотее жениться?

"Можно до такой степени любить свое звание, чтоб не видать, из-за него тысячи недостатков в человеке."

-- Но нельзя любить свое звание до такой степени, чтоб не видать ничего, кроме его. Вы говорите, что мой отец желает меня выдать за солдата? Но в крепости Освего нет такого солдата, за которого он мог бы отдать меня. Я нахожусь в странном положении. Я не так высоко стою, чтобы быть женою кого-нибудь из здешних офицеров, и слишком высоко, согласитесь с этим, Джаспер, чтобы сделаться женою простого солдата.

Говоря с такою искренностию, Мабель покраснела, сама не зная от-чего; но мрак скрыл это от глаз её собеседника. Она тихо засмеялась, как-бы чувствуя, что предмет этот, не смотря на свою затруднительность, требовал основательного разсмотрения. Джаспер же, казалось, смотрел на её положение совершенно иначе, чем она.

"Ни в каком значении, Джаспер!" с живостию прервала его благородная девушка: "на это звание я не имею никаких претензий. Я родилась дочерью сержанта, и без ропота останусь в том звании, в котором родилась."

-- Не все же остаются в том звании, в котором родились, Мабель: одни восходят выше, другие сходят ниже. Есть сержанты, сделавшиеся офицерами, даже генералами. Почему же дочерям сержантов нельзя стать женами офицеров?

"Но о дочери сержанта Дунгама можно сказать только, что еще не отъыскался такой офицер, которому бы угодно было удостоить ее своим выбором" возразила Мабель смеясь.

-- Вы можете так думать; но в 55-мь полку кое-кто лучше знает об этом. В этом полку есть офицер, Мабель, который хочет на вас жениться.

чувство удовольствия мгновенно возникло в её груди при мысли о возможности возвыситься над тою сферою, для которой она была слишком-хорошо-воспитана, и потому не могла исполнять её удовлетворительно для себя; - она сама чувствовала это, не смотря на высказанное ею желание довольствоваться своим званием. Но это ощущение мелькнуло в ней так же быстро, как и внезапно, потому-что в Мабели Дунгам было столько чистоты и женственности, что она не могла смотреть на брак сквозь призму мирских выгод. Это мимолетное ощущение возникло в ней в-следствие некоторой привычки к искусственности общественной жизни; но твердая и постоянная её мысль об этом принадлежала её натуре и нравственным началам.

-- Я не знаю, - сказала она, - никакого офицера ни в 55-м, ни в каком другом полку, который бы захотел решиться на такую глупость, и я сама не решусь на такую глупость.

"Глупость, Мабель?"

-- Да, глупость, Джаспер. Вы знаете, так же, как и я, как смотрит свет на такие поступки, и мне было бы горько, очень-горько, Джаспер, если б муж мой стал сожалеть, что уступил минутному увлечению и женился на дочери человека низшого звания, на дочери сержанта.

"Ваш "

Мабель говорила с полным сознанием своих слов, хоть сердце её также принимало сильное участие в разговоре. Но после этого замечания Джаспера, она с минуту оставалась в молчании; потом начала тоном более серьёзным, с какою-то тихою задумчивостию:

-- Надобно, чтоб отец и дети имели одно сердце, один образ мыслей. Единство интересов небходимо для счастия мужа и жены, как и вообще в семейной жизни. Всего же более, ни муж, ни жена не должны иметь никакого особенного повода к несчастию, - в жизни и без того много бедствий.

"Так ли я понимаю вас, Мабель? Вы бы не вышли за офицера потому только, что он офицер?"

-- А имеете ли вы право делать мне такие вопросы, Джаспер? сказала Мабель улыбаясь.

"Право на этот вопрос дается мне только одним сильным желанием видеть вас счастливою; может-быть, это слишком-слабое право. Мое безпокойство увеличилось, когда я случайно узнал, что ваш отец имеет намерение выдать вас за поручика Мюйра."

-- Мой отец не может иметь такого смешного, такого жестокого намерения.

"Так вы почитаете жестоким желание видеть вас женою квартирмейстера?"

-- Я ужь сказала вам об этом мое мнение и не могу сделать слов моих сильнее. Отвечав вам так откровенно, Джаспер, я имею право спросить вас, как вы узнали, что у моего отца есть такое намерение?

"Что он выбрал вам мужа, я это слышал от него самого. Он касался этого в различных разговорах, которые мы часто вели с ним, когда он езжал за фуражом на моем куттере. А что мистер Мюйр ищет вашей руки, я знаю это от него самого, потому-что он также сам говорил мне об этом. Сообразив то и другое, я мог сделать то заключение, которое вам сейчас передал.

вы сказали, еще не следует, чтобы он думал о Мюйре.

"Разве это не становится вероятным, Мабель, если сообразить все что делается вокруг? Зачем здесь квартирмейстер? Прежде не было никакой необходимости отправляться ему при отряде на экспедицию по озеру. Нет, он ищет вашей руки и ваш отец хочет, чтобы вы были его женою. Уже-ли вы не видите, Мабель, что Мюйр преследует вас?"

Мабель ничего не отвечала; впрочем, её женский инстинкт сказал уже ей, что она обращала на себя особенное внимание квартирмейстера, хотя ей и не приходило в голову, чтоб эт внимание достигало до такой степени, как говорил Джаспер. Она также подозревала из некоторых намеков своего отца, что он не шутя думал о её замужестве, но она никак не могла бы дойдти до мысли, что выбор его пал на мистера Мюйра. Она и теперь не верила этому, хотя все еще не догадывалась об истине, и думала, что эти случайные намеки отца её имели своим источником простое желание устроить ее, а не относились ж какому-нибудь лицу. Но она умолчала обо всех этих догадках, потому-что уважение к себе и женская скромность запрещали ей вводить их в разговор с Джаспером. После довольно-долгого молчания, которое становилось для их обоих затруднительным, она сказала, переменив предмет разговора:

-- В одном вы можете быть уверены, Джаспер, и только одно это могу сказать я теперь: поручик Мюйр, будь он полковником, никогда не будет мужем Мабели Дунгам... Теперь скажите о нашем путешествии... скоро ли оно кончатся?

"Это неизвестно. Ступив на воду, мы отдаемся произволу ветров и волн. Патфайндер скажет вам, что тот, кто пустится в погоню за ланью по утру, не знает, где прийдется ему провести ночь."

"Мы не за ланью гонимся, так, мы гонимся за тем, что будет трудно поймать. Я не могу вам сказать больше того, что уже сказал; наша обязанность - крепко держать язык во всяком случае. Я боюсь однако, боюсь, чтобы вы не пробыли слишком-долго на куттере и чтобы вам не привелось узнать, что он может делать в случае нужды."

-- Мне кажется, неблагоразумны те женщины, которые выходят за моряков - сказала Мабель отрывисто и почти-случайно.

"Это странное мнение. Почему же вам так кажется?"

-- Потому-что жена моряка должна разделять любовь мужа с его кораблем. Вот и дядя мой Кап говорит, что моряку не следует жениться.

"Он разумеет моряков соленой воды" сказал Джаспер, смеясь: "если ему кажется, что женщины недостойны быть подругами тех, которые плавают но океану, то вероятно озерные плаватели, по его мнению, не уронят своего достоинства через женитьбу. Я надеюсь, Мабель, вы не думаете об нас, плавателях пресной воды, так, как ваш дядюшка?"

-- "Гей, гей, парус!" закричал Кап... "то-есть, лучше сказать, гей, лодка!"

Джаспер побежал к носу, и действительно, точка едва заметная чернелась во сте саженях от куттера. С первого взгляда он увидел, что это пирога, ибо, не смотря на темноту, взор, привыкший к ночному мраку, мог различать формы на недальнем разстоянии, и Джаспер, совершенно сроднившийся с своим промыслом, мог легко усмотреть очерки лодки и так утвердительно назвать ее.

"Это должен быть неприятель", сказал молодой человек: "не худо будет задержать егол ъ."

-- "Он гребет из всех сил, Джаспер" заметил Патфайндер: "хочет перерезать вам дорогу и идти против ветра; тогда гнаться за ним то же самое, что гнаться за оленем за лыжах."

"Лево руля!" закричал Джаспер: "лево руля, еще лево, что бы румпель затрещал... так, так... крепче держи."

Рулевой повиновался. "Бегун" быстро разсекал воду и, спустя минуту или две, он пересек лодке ветер так, что ускользнуть ей было невозможно. Тогда Джаспер сам схватил руль и, ловко вернув им, так близко подошел к лодке, что мог легко закинуть на нее багор. Двоим сидевшим в лодке приказано было оставить ее, и лишь только взошли они на палубу куттера, то в них тотчас узнали Арроугеда с его женой.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница