Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть вторая.
Глава III

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть вторая. Глава III (старая орфография)

ГЛАВА III.

В полдень ураган стихнул так-же быстро, как возник. Менее нежели через два часа, на озере уже не пенились волны, хотя оно все еще колебалось; спустя еще несколько времени, оно представляло уже обыкновенное зрелище волнующееся воды, непотревоженной свирепством бури. Волны все еще ударялись о берега; подводные камни все еще скалились, но от них ужь не отскакивала накипавшая пена, и волны вставали и катились без всякого буйства.

Это безпокойное состояние воды и противный ветерок, дувший с востока, не на шутку препятствовали отправлению; нельзя было и подумать поднять паруса в остававшуюся половину этого дня. Джаспер, спокойно принявший начальство над "Бегуном", занялся снятием с якорей по порядку. Верпы были также подняты, и все было готово к отправлению при первой возможности. Между-тем, те, которым нечего было делать, искали какого-нибудь развлечения, дозволявшагося обстоятельствами.

Непривыкшая к корабельному заключению, Мабель с завистию глядела на берег, сказав между-прочим, как бы рада была она, если бы можно было побывать на нем. Патфайндер, находившийся в ту минуту возле нея, уверял, что нет ничего легче этого, потому-что у них на палубе была лодка из коры, на которой можно очень удобно переплыть через бурун. После нескольких сомнений и колебаний, как обыкновенно водится, спросили на то согласия сержанта; его мнение было в их пользу, и в минуту все было готово.

Сержант Дунгам, его дочь и Патфайндер вошли в лодку. Уже привыкшая к такого рода челнокам, Мабель расположилась в середине без всякой боязни. Сержант занял место впереди, а Путеводитель стоял сзади, исправляя должность кормчого. Почти не нужно было употреблять весла, ибо волны еще были довольно велики и толкали лодку вперед с такою силою, что едва можно было ею управлять. Прежде чем достигли до берега, Мабель раскаявалась нераз в своей смелости; но Патфайндер ободрял ее и действовал с таким хладнокровием, присутствием духа и силою, что даже женщина не решилась бы, смотря за него, обнаружить страх. Героиня наша не была труслива, и хотя для нея было ново плыть через бурун, но она находила в этом какое-то особенное удовольствие, содрогалась от испуга, когда челнок взлетал на гребень подводного камня, чуть-чуть, как ласточка, задевая воду, - и потом, зарумянившись, смеялась, когда челнок, покинутый назади волною, приостанавливался, как бы стыдясь, что был опережен в стремительном беге.

Вышед из лодки, сержант с нежностию поцаловал Мабель: только тут, на твердой земле, почувствовал он себя, вместе с дочерью, в совершенной безопасности. Положив на плечо ружье, он сказал ей, что пойдет поохотиться на часок в лесу.

"Патфайндер останется с тобою" прибавил он: "и я уверен, что он разскажет тебе какое-нибудь здешнее предание, или одно из своих приключений с Мингами."

Путеводитель улыбнулся, обещал оберегать Мабель, и через несколько минут, отец, взойдя на возвышение, исчез в лесу. Патфайндер и Мабель пошли по другому направлению. Взобравшись на утесистый мыс, они достигли такого места, откуда открывалась обширная и чудесная панорама. Мабель, утомившись, села на обрыве скалы, между-тем, как её спутник, в котором незаметно было ни малейшей усталости, стоял подле нея, опершись по обыкновению и с какою-то грациею на свое длинное ружье. Несколько минуть прошло в молчании. Мабель восхищалась картиною, представлявшеюся глазам её.

Место, где они остановились, было высоко и господствовало над большим пространством озера со стороны севера. Эта почти-необозримая поверхность воды блистала лучами солнечными, и волны еще ходили по ней после утихнувшей бури. С другой стороны, земля ограничивала озеро в Виде огромного полукружия, исчезавшого вдали на юго-востоке и севере. Далее, кроме леса, ничего не было видно, и ни малейший признак гражданственности не тревожил торжественного и однообразного величия природы. "Бегун" был занесен ветром за линию тех крепостей, которыми Французы хотели тогда опоясать владения Англичан на севере Америки; ибо, держась рек, соединяющих большие озера, они расположили свои посты на берегах Ниагары, между-тем, как наши авантюристы ушли за несколько миль к западу от этой знаменитой реки. Куттер стоял на одном якоре перед цепию подводных камней, и казался издали игрушкою, прекрасно отделанною и достойною красоваться под стеклом, а вовсе не бороться с стихиями, как боролся он недавно; лодка же, лежавшая на берегу, недосягаемая для волн, казалась черным пятнышком на песке.

"Теперь мы далеко, очень-далеко от людских жилищ!" воскликнула Мабель, вглядевшись в эту картину, которой главные черты сами-собой врезывались в её деятельное и живое воображение. "Это в полном смысле граница."

-- А есть ли такие виды около моря и вокруг большим городов? - спросил Патфайндер с участием, которое он принимал в подобных предметах.

"Не думаю. Конечно, там чаще, нежели здесь, приходится помышлять о ближнем; но реже, может-быть, о Боге."

-- Да, Мабель, и я так думаю. Я не больше как бедный охотник; я ничего не знаю, меня не учили ничему; но я чувствую присутствие Бога в этом доме моем так же близко, как и государь в своих палатах.

"Кто же не согласится с этим?" сказала Мабель, удивленная энергиею его слов и голоса, - и, забывая вид, которым восхищалась, взглянула на его смуглые черты, оживленные искренностию. "Да, в этих местах чувствуешь себя ближе к Богу, нежели там в городах, где столько развлечений."

-- Именно это хотел бы я сказать, Мабель; но я не в-силах так хорошо это сказать, и мне стыдно, что другие должны выговаривать то, что я чувствую. До начала войны я плавал около этих берегов для добывания звериных шкур, и уже был здесь; впрочем, не на самом этом месте: мы вышли вон там, - где виден изсохший дуб повыше елового куста.

"Как можете вы, Патфайндер, запомнить с такою точностию все эти мелочи?"

-- Это ваши домы и улицы, наши церкви и дворцы. Мне ли их не помнить! Раз мы с Великим-Змеем назначили себе свидеться через шесть месяцев, в полдень, возле ели, находясь тогда от ней в трех стах милях. Это дерево еще и теперь должно существовать, если не сожгла его молния, середи леса милях в пятидесяти от всех поселений, и замечательное по множеству бобров, которые водились там.

"И вы встретились в этом самом месте в назначенный час?"

-- Восходит ли и не заходит ли солнце? Когда я пришел туда, Великий-Змей уже стоял у дерева, прислонившись к его стволу; ноги и мокасины его были в грязи и тине. Делавар попал в болото, из которого он с трудом выбрался; но как солнце, которое утром подымается из-за восточных гор и вечером садится за горы западные, так был верен он назначенному месту и часу. Не бойтесь за Чингачгука: он никогда не обманет ни друга, ни недруга. Да, он со всеми одинаков.

"А где он теперь? почему нет его с нами?"

-- Он следит Мингов, и мне, по-настоящему, должно бы там быть, еслиб не слабость человеческая.

"Вы, кажется, выше всякой слабости, Патфайндер. Я не видала еще человека, в котором бы так мало было слабостей человеческой природы, как в вас."

-- Если вы разумеете силу и здоровье, Мабель, то благодарю Провидение. Думаю, однакожь, что чистый воздух, деятельная жизнь и простая лесная пища избавят всякого от нужды в лекаре. Но ведь и я также человек, - да, я вижу по некоторым моим чувствам, что во мне очень-много человеческой слабости.

Мабель казалась удивленною, и мы с своей стороны заметим только отличительную черту её пола, если скажем, что на её прекрасном лице выразилось между прочим и любопытство; язык её, однако, был скромнее физиономии.

"Есть что-то чарующее в вашей лесной жизни, Патфайндер" воскликнула Мабель и лицо её одушевилось восторженным чувством. "Я чувствую, что начинаю любить величественное безмолвие лесов и скоро совсем стану пограничною девушкою. В городах мне скучно; отец мой, вероятно, проведет остаток дней своих здесь, где жил так долго, и я убеждена, что, оставаясь здесь с ним, я буду счастлива и никогда не захочу возвратиться на берег океана."

-- Леса никогда не безмолвны для тех, которые желают слышать, что говорят они. Часто по целым дням ходил я в них один, не чувствуя нужды ни в чьем обществе, и речи, которые ведутся там, разумны и поучительны - надобно только понимать их.

"Я думаю, вы счастливее, Патфайндер, когда бываете одни, нежели с людьми."

-- Я не скажу этого, - я не то хотел сказать. Было время, когда в лесу я ни о ком не помышлял, кроме Бога, и ничего другого не желал, кроме его милостей и покровительства. Но теперь над мною берут верх иные чувства: природа, как кажется, всегда вытребует свое. Всякая тварь ищет себе пары, Мабель, и человеку велено то же.

"И вы никогда не думали жениться и делиться своим жребием?" спросила его Мабель тоном откровенным, простодушным, идущим прямо от непорочного сердца, и с чувством участия, врожденным её полу. "Мне кажется, что, для полного счастия, вам не достает только дома, куда бы вам возвращаться из своих странствований. Еслиб я была мужчина, с каким удовольствием ходила бы я на свободе по этим лесам и плавала бы по этому прекрасному озеру."

-- Я вас понимаю, Мабель; и Бог наградит вас за то, что вы думаете о счастии таких ничтожных людей, как мы! Правда, у нас есть свои удовольствия, так же как есть свои способности, но мы могли б быть счастливее; да, я думаю, что мы могли б быть счастливее.

"Счастливее! каким же образом, Патфайндер? А этот чистый воздух, этот прохладный, мрачный лес, это чудесное озеро, чистая совесть при средствах удовлетворить все истинные потребности, - разве всего этого мало для полного счастия?"

-- Всякое создание имеет свою натуру, Мабель: человек также имеет свою натуру, - отвечал Путеводитель, взглянув украдкою на прекрасную собеседницу, которой лицо и глаза горели огнем живого ощущения: - и все должны покоряться своей натуре. Видите ли вы голубя, вон там на берегу, где повалилось каштановое дерево?

"Вижу; в этой обширной пустыне он только одно живое существо с нами."

-- Нет, Мабель, нет. Ничто живущее не должно быть одно. Вот летит его подруга; она была на другом берегу и скоро с ним соединится.

"Я понимаю вас, Патфайндер" сказала Мабель улыбаясь, но с таким же спокойствием, как говорила бы с отцом. "Но ведь охотник может найдти себе подругу в этом диком краю. Индийския женщины добры и привязанны, вот как жена Арроугеда, хотя её муж чаще хмурил брови, нежели улыбался."

-- Нет, Мабель, нет! Из этого ничего доброго не выйдет. Надо, чтоб было одно племя, иначе не будет счастия. Еслиб я встретил создание такое, как вы, и еслиб оно согласилось быть женою охотника и не презирало бы моего невежества и моей грубости, тогда все мои прошлые труды показались бы мне легкими прыжками лани, а вся моя будущность солнечным сиянием.

"Такое создание как я? мудрено, чтобы девушка моих лет и такая нескромная, как я, могла годиться в жены самому смелому из провожатых и охотнику самому искусному на всей границе."

"О, без сомнения, Патфайндер, вы не захотели бы иметь женою такую несведущую, ветренную и неопытную девушку, как я..." Она чуть не прибавила: "и закую молоденькую"; но инстинктивное чувство деликатности остановило ее на этих словах.

-- А почему же нет, Мабель? Если вы несведущи в наших пограничных обычаях, за то знаете лучше нас предания и обычаи городские. Вы говорите, будто вы капризны; я не знаю этого слова; и если оно значит "прекрасны", ах, Мабель! это не порок в моих глазах, и я боюсь за себя... Вы не ветрены: вы слушаете так внимательно мои пустые рассказы об охоте и о лесных приключениях, а опытность прийдет с летами. Впрочем, Мабель, мужчины мало думают обо всем этом, когда замышляют жениться: так мне кажется.

"Патфайндер, ваши слова... ваши взгляды... Конечно, все это шутка; все это не больше, как шутка."

-- Мне всегда приятно быть подле вас, Мабель; еслиб я мог надеяться, что разговор наш вам так же по сердцу, как мне, я бы уснул в эту счастливую ночь так спокойно, как не спал еще в-продолжение всей минувшей недели.

Мы не скажем, чтобы Мабель не замечала, что находится в милости у Путеводителя. Инстинкт её пола давно открыл ей это. Может-быть, даже ей виделась в его всегдашнем уважении и внимательности к ней та мужеская нежность, которую мужчина не может не оказывать женщине, существу слабому и столь прекрасному в своей слабости; но мысль, что Патфайндер желал бы иметь ее своею женою, никогда не приходила ей в голову. В эту же минуту луч истины поразил ее, и тому причиною были не столько слова его, сколько физиономия, приемы, все, в чем непосредственно сказывалось существо его. Черты её были серьёзны и важны, когда она взглянула на открытое и искреннее лицо Путеводителя; когда же она заговорила, то притягательная сила её мягких и нежных звуков властительнее действовала на него, чем отталкивающая сила слов её.

"Мы должны понять хорошенько друг друга, Патфайндер, чтоб не оставалось ни одного облачка между нами. Вы так откровенны и искренни, что мне было бы грешно не платить вам такою же искренностию. Не правда ли, все это шутка? вы говорили о дружбе, которую человек с вашей опытностию и характером может естественно чувствовал к такой молодой девушке, как я?"

-- Я думаю, что все это очень-естественно, Мабель. Да, да, так я думаю. Мне говорил сержант, что он то же чувствовал к вашей матушке, и такия же, кажется, чувствования, замечал я в молодых людях, которым иногда служил путеводителем в пустыне. Да, да, все это очень-естественно, и потому-то, видно, эти чувствования так легко входят в душу, а на душе станоновится так хорошо, так отрадно.

"Мне тяжело слушать вас, Патфайндер; говорите яснее или оставим навсегда этот разговор. Ведь вы не хотите сказать... вы не думали..." Тут Мабель остановилась и несколько мгновений не могла произнести того, что так сильно хотелось сказать ей. Наконец, собравшись с духом и решившись, во что бы ни стало и как-можно-скорее и яснее узнать всю правду, она продолжала: "Не правда ли, Патфайндер, вы не думали сказать, что желаете иметь меня женою?"

-- Да, Мабель, да, я желаю, и вы взглянули на это лучше и выразились лучше, чем я с моею лесною натурою, с моим невежеством. Мы с сержантом именно так решили дело, если только вам не будет это противно; а он говорил, что вам не будет противно. Сам же я не думаю, что могу понравиться той, которая достойна иметь своим мужем самого лучшого человека в Америке.

Сначала, на лице Мабели выражалось тяжелое чувство замешашательства, потом на нем мелькнуло удивление, которое наконец перешло в болезненную скорбь

"Мой отец!" вскричала она: "мой отец хочет, чтоб я была вашею женою, Патфайндер?"

-- Да, Мабель, он этого хочет. Он думает даже, что и вам будет это не противно и заставил меня почти поверить себе.

"А вы сами, вы наверное не заботитесь о том, осуществится ли это странное желание?"

-- Что такое?

"Я хочу сказать, что вы говорили об этом браке только для-того, чтоб сделать удовольствие батюшке, без всякого другого намерения, и, - неправда ли, - вы не оскорбитесь, каков бы ни был мой ответь?.."

Искатель следов быстро взглянул на прекрасное лицо Мабели, которое покрылось живым румянцем; восторженное благоговение выражалось во всех оттенках его открытой и благородной физиономии.

-- Я почитал себя счастливым, Мабель, когда, после удачной охоты, бродил по лесам, крепкий и здоровый, вдыхая в себя чистый горный воздух; но теперь я вижу, что все это глупость, все вздор в-сравнении с тем, что почувствовал бы я, когда бы узнал, что вы думаете обо мне немножко-лучше, нежели о многих других.

"О, да! Патфайндер, да! я об вас думаю лучше, нежели о многих других. Я даже не знаю, кого бы могла сравнить с вами. О, едва-ли найдешь другого с такою прямотою, правдивостию, с таким мужеством, с таким чистым сердцем!..."

-- Ах, Мабель! ваши слова так сладостны, так ободрительны; сержант не обманулся, и я стало-быть напрасно опасался.

"Бога ради, ради всего, что есть святого, Патфайндер, мы должны понять друг друга! Этот предмет так велик и так важен!... Я почитаю, я уважаю вас глубоко, свято, как моего отца; но вашею женою не могу быть... Я..."

Перемена, происшедшая в лице Путеводителя, была так велика и мгновенна, что едва Мабель заметила в его чертах впечатление, произведенное её словами, как тотчас же умолкла, не смотря на сильное желание объясниться определеннее. Оба молчали несколько минуть; чувство обманутой надежды в Патфайндере доходило до болезненной тоски, до страдания почти нестерпимого. Казалось, он задыхался; он схватился рукою за шею, как-бы желая облегчить физическую муку. Испуганная Мабель в ужасе затрепетала, увидев, как судорожно сжимались его пальцы.

"Патфайндер!" вскричала она, получив наконец власть над своим голосом: "я, может-быть, сказала больше, сказала резче, чем хотела; все это очень-возможно, и говорят, что в иных случаях женщины сами не знают, что хотят сказать. Я желала вам только дать почувствовать, что мы едва ли когда ни будь можем смотреть друг на друга так, как смотрят друг на друга муж и жена."

-- Я не смотрю так, я не буду так смотреть на вас, Мабель, отвечал Патфайндер голосом, показывавшим, что он только-что освободился от давления прилившей крови, которое мешало ему говорить: - нет, нет, я никогда не буду так смотреть на вас... ни на вас и ни на кого...

"Патфайндер, любезный Патфайндер, не придавайте словам моим больше значения, чем сколько есть в них. Такой брак был бы неблагоразумен, может-быть против природы."

-- Да, против природы! Я это говорил сержанту, но он мне не верил.

"О, зачем я это сказала!... Дайте мне вашу руку, Патфайндер, мой милый, благородный Патфайндер! докажите, что в вас нет ко мне ненависти! Бога ради, взгляните на меня по-веселее!"

-- Мабель! мне вас ненавидеть! весело смотреть на вас!... Ах!...

"Дайте мне руку вашу, эту мужественную, эту верную руку, - обе, обе, Патфайндер! Мне будет тяжело, мне будет горько, пока не узнаю, что мы еще друзья и что все это было только недоразумение."

-- Мабель, сказал Путеводитель, смотря задумчиво в лицо благородной девушке, - которая в своих нежных маленьких пальчиках держала его жесткия, загоревшия руки, - и смеясь своим беззвучным смехом, между-тем, как сильная тоска выражалась во всех его чертах, которые не теряли однако своего благородства и искренности. - Мабель, сержант в этом виноват!

усилием свалить ее с себя.

-- Патфайндер, вскричала Мабель: - что вы хотите, чтобы я для вас сделала? говорите!... Скажите одно слово, Пагьайндерь, улыбнитесь еще раз; одно слово, одно нежное слово, одну улыбку, что-нибудь в знак прощения.

"Сержант в этом виноват, сержант ошибся" сказал Путеводитель, улыбаясь сквозь страдальческое выражение своего лица, так-что Мабель затрепетала, увидев эту неестественную смесь муки и наружной веселости. "Я это знал, знал, и говорил ему. Да, сержант ошибся..."

" - Если я не могу быть вашею женою, то мы можем быть друзьями, - возразила Мабель, почти так же разтроганная, как и её спутник, почти не сознавая сама, что говорит: - мы можем всегда быть друзьями... мы верно всегда будем друзьями.

"Я так и думал, что сержант ошибся" сказал Патфайндер, употребив большое усилие, чтоб приобрести власть над собою. "Я знал, моя натура не такова, чтоб понравиться девушке, воспитанной в городе. Лучше бы он ничего мне не говориль о своих планах, Мабель, и лучше бы вы не были со мной так ласковы и искренни. Да, это было бы лучше..."

"Вот, именно это, Мабель, именно это... вот, они, - все те же речи и тот же сладкий голос, к которому не привык я в лесу, - они всему причиной. Но теперь я вижу ясно, да, я начинаю видеть разницу между мной и вами. Я разгоню все свои мысли, и примусь опять искать дичину и врагов, как бывало прежде. Ах, Мабель! по ложному следу пошел я с-тех-порь, как вас увидел."

-- Но вы найдете истинный; вы должны забыть все это, и думать обо мне, как о друге, который обязан вам жизнию.

"Это, может-быть, обычай городской; но я сомневаюсь, чтоб такова была лесная натура. Когда глазам случайно встретится прекрасный вид, мы долго не можем оторваться от него, и когда сердце приняло в себя чувство справедливое и великое, то не легко от него отречься."

-- Но у меня ничего нет общого с прекрасным видом, и любить меня не значит иметь чувство великое. Вы забудете все это, когда хорошенько размыслите, что я нисколько не гожусь быть вашею женою.

"Это я говорил сержанту, а тот настаивал в противном! Я знал, вы слишкомь-молоды и прекрасны, не под-пару человеку моих лет, который и в молодости был не очень-красив. К-тому же ваша натура не то, что моя, и хижина охотника не может быть приличным жилищем для девушки, воспитанной, можно сказать, среди вождей. Еслиб я был моложе и красивее, как на-пример, Джаспер..."

-- К-чему теперь Джаспер? вскричала нетерпеливо Мабель. Станем говорить о другом.

"Джаспер славный малый, Мабель, да и красив, очень-красив" отвечал Путеводитель простосердечно и смотря на нее с недоумением. "Если бы я в-половину был так красив, как Джаспер, тогда бы менее боялся, и, может, имел бы причину не бояться."

-- Перестанем говорить о Джаспере, сказала Мабель, зарумянившись: - он хорош во время урагана на озере; но стоит ли он того, чтобы теперь говорить о нем?

"Я знаю, Мабель, что он стоит того, кто, вероятно, будет называться вашим мужем, хотя сержант и говорить, что не бывать тому. Но ведь он уже раз обманулся; почему жь ему не обмануться и другой?"

"Подобный ищет подобного, и тем, которые бывали дружны с женами офицеров, почему же не желать и самим быть женами офицеров? Но, Мабель, я могу говорить с вами откровенно, - я это знаю: и надеюсь, что слова мои не огорчат вас. Мне теперь известно, что значит обмануться в таком чувстве, и я не желал бы никому причинять горесть в этом роде - нет, даже и самому Минго. Но не всегда бывает больше счастия под богатой палаткой, чем под шатром из грубой холстины, и хотя квартиры офицеров лучше других квартир в казармах, но и за дверьми офицерских квартир бывает часто, что муж с женою живут несчастливо."

-- В этом я нисколько не сомневаюсь, Патфайндер, и еслиб нужно было выбирать, то я охотнее бы последовала за вами в лесную хижину разделить вашу участь, чем вошла бы в жилище какого-нибудь офицера из тех, которые мне известны, и осталась там его женою.

"А Лэнди не так думает, Мабель, Лэнди говорить другое."

своих офицеров. Впрочем, как могли вы узнать желание Лэнди о таком предмете?

"От него самого. Сержант сказал ему, что желает иметь меня зятем, и майор, как мой старый и истинный друг, говорил мне об этом. Он говорил и спрашивал меня, не будет ли с моей стороны благороднее уступить какому-нибудь офицеру, чем заставить вас разделять бедный жребий охотника; я согласился с ним, да, я согласился; но когда он заговорил мне о квартирмейстере, тогда я никак не соглашался. Нет, нет, Мабель; я хорошо знаю Деви Мюйра, и, вышед за него, вы хотя и можете называться леди, но никогда не будете счастливою женой. Я говорю это по совести, говорю по чести, потому-что теперь ясно увидел как ошибся, как виноват был сержант."

-- Да, Патфайндер, он очень-виноват, если он словом или делом причинил вам огорчение; и так велико мое уважение к вам, так искрення моя дружба, что еслиб... Я хочу сказать, что никто не должен бояться, что я подчинюсь влиянию поручика Мюйра. Я лучше останусь без всякой перемены в судьбе до конца моей жизни, нежели сделаюсь его женою.

"Я уверен, что слова ваши согласны с вашими мыслями."

-- Особенно в эту минуту, в разговоре о таком предмеге, и что всего более - в разговоре с вами, Патфайндер. Нет; пусть поручик Мюйр ищет себе жен, где хочет: мое имя не увеличит их списка.

"Благодарю вас за то, Мабель, благодарю; хотя для меня самого нет ужь больше надежды, но я навсегда прощусь с счастием, если вы выйдете за квартирмейстера. Я опасался, что в глазах ваших его чин будет иметь какое-нибудь значение; да, я этого боялся, хотя и знал, что за птица Мюйр. Не ревность заставляет меня говорить так, а истина, потому-что я знаю, что такое Мюйр. Если бы вы вздумали полюбить достойного молодого человека, как на-пример Джаспера Уэстерна..."

-- Что вам дался этот Джаспер Уэстерн, Патфайндер? что в нем общого с нашей дружбой? Поговорим лучше о вас и о том, как вы проведете нынешнюю зиму.

"Говорить обо мне, Мабель! Но что же я значу? я только и был годен отъискать след или выстрелить из ружья; а теперь, как открыл ошибку сержанта, я еще менее значу; что жь обо мне и толковать! Мне было очень-приятно быть около вас, и даже воображать, что сержант не обманулся; но теперь все ужь ясно. Я спущусь с Джаспером по озеру; у нас будет там много работы, и, может-быть, разсеются безполезные думы."

-- И вы забудете о том, что было, вы забудете меня? Нет, вы меня не забудете, Патфайндер, но вы возвратитесь к вашим прежним занятиям, к вашим лесным поискам, и девушка, которая не стоит вас, не будет больше тревожить вашего спокойствия.

"Я этого прежде не знал, Мабель; но теперь вижу, что девушки, как говорите вы, много, очень-много значат в этой жизни. Прежде, когда еще я не знал вас - и младенец не спал так спокойно, как я. Едва успевал я прилечь на камень или на корень дерева, или иногда на звериную кожу, как тотчас же и терял все свои чувства; лишь изредка мелькает, бывало, во сне вчерашняя работа или труд завтрашняго дня. Я спал до той минуты, когда нужно было вставать, и не так верно ласточка поднималась с восходом солнечным, как я вставал на ноги в тот именно час, который назначал себе. Все это казалось мне моею натурою, которая меня не обманывала даже и в стане Мингов, потому-что в другие годы, я бывало-делал набеги на селения этих бродяг."

"Увы, Мабель, я не хочу более мечтать! До встречи с вами, я еще находил какое-то удовольствие мечтая, что слежу за собаками, что открываю след Ирокеза, что готовлю засаду или дерусь в какой-нибудь свалке, - и был доволен: это была моя натура. Но с-тех-пор, как узнал я вас, ничто не имеет для меня прелести. Не те сны мне снятся теперь. В последнюю проведенную нами ночь в крепости, мне снилось, что у меня был шалаш в кленовой роще, и под каждым деревом сидела Мабель Дунгам, и птицы на ветвях пели баллады, вместо своих обыкновенных песень. Я схватил свое ружье, чтоб выстрелить в павлина, но ружье осеклось, павлин начал мне смеяться в лицо так приятно и звонко, как смеется веселая девушка, потом убежал, делая прыжки и оборачиваясь по-временам, будто посматривая, слежу ли я за ним."

-- Перестаньте говорить об этом, Патфайндер! сказала Мабель, отирая глаза: его простосердечие, которое дало увидеть до какой степени вкоренилась в нем любовь, произвело скорбное впечатление на сердце девушки. - Теперь пойдемте навстречу к батюшке; он должен быть близко, потому-что я слышу выстрел невдалеке.

"Сержант был виноват. Да, он виноват! можно ли соединять горлицу с волком?"

-- Вот и батюшка! - сказала Мабель, принимая веселый и довольный вид. - Патфайндер, ведь друзья должны быть довольны друг другом, и взаимно хранить свои тайны?

ей:

-- Мабель, моя милая, ты молода и легка; поди, подними-ка птичку, которую я убил. Она упала в сосновый кустарник вон там в конце леса у берега. А так-как Джаспер подает знак к отплытию, то ты и не безпокойся всходить сюда: мы сами к тебе сойдем на берег.

Мабель послушалась и мгновенно сбежала с горы. Но как ни легко бежала она, у ней тяжко было на сердце; и лишь только деревья скрыли ее от глаз отца и провожатого, она припала к дереву и залилась горькими слезами. Сержант гордо смотрел на нее до-тех-пор, покуда она не исчезла, потом обратился к своему товарищу с улыбкою дружеской и даже нежной, сколько позволяла его суровость.

-- Она так же легка, как и мать её; есть в ней немножко и отцовской силы, сказал он. Я даже думаю, что мать была не так красива, как дочь: впрочем, Дунгамы вообще, как мужчины так и женщины, всегда были красивы. Ну, Патфайндер, надеюсь, что ты не упустил случая и все ясно высказал? В этих делах женщины любят откровенность.

"Я думаю, что я и Мабель мы друг друга наконец поняли, сержант" отвечат Путеводитель, смотря в другую сторону, чтобы не встретиться с глазами своего друга.

Была ли удивлена Мабель?

"Да, кажется, сержант... да, она была удивлена."

-- Ведь нечаянности в любви то же, что засады на войне, и оне также позволительны. Но застигнуть женщину в расплох не так легко, как напасть нечаянно на неприятеля. Мабель ведь не обратилась в бегство, мой достойный друг?

"Нет, сержант, она не старалась убегать; это я могу сказать по чистой совести."

-- Надеюсь, что она и не показала большого нетерпения. Мать её была осторожна и целый месяц жеманилась. А все-таки откровенность есть рекомендация как для женщины, так и для мужчины.

"Так, так; но точно то же и разсудительность."

-- Не должно ожидать большой разсудительности о девятнадцатилетней девушки: это прийдет своим чередом. Вот нас с тобой не легко можно простить за какую-нибудь ошибку; Мабель же так молода, что не надо делать больших усилий проглотить букашку, чтоб не проглотить верблюда.

Читатель заметит, что сержант плохо смыслил по-еврейски.

Пока сержант говорил, лицо Путеводителя изменялось несколько раз, хотя он уже успел отчасти возвратить свой обычный стоицизм, который, может-быть, вошел в его натуру в-следствие частых сношений с Индийцами. Он то поднимал, то опускал глаза и на мгновение можно было подумать, что черты его выражали его обыкновенный молчаливый смех; но в ту жь минуту оне приняли выражение болезненной тоски. То была та неестественная смесь душевной агонии с веселостью, которая так страшно поразила Мабель. Видя, с каким детским простодушием Путеводитель представлял себе веселость и счастие, она несколько раз покушалась думать, что произвела на него только легкое и незначительное впечатление; но тотчас же и отгоняла от себя эту мысль, заметив в нем мучительные ощущения, которые, казалось, терзали его душу. Правда, в этом отношении Патфайндер был совершенный ребенок. Без всякой опытности в обращении с людьми, он никогда не скрывал своих мыслей, и всегда ум его принимал и отражал все ощущения с такою скоростию и безхитростностию, какие свойственны детскому возрасту. Он так же подчинялся своим личным чувствам, как и ребенок быстролетным впечатлениям своего мягкого воображения. Но в то же время он был тверд, непреклонен, суров и строг во всем, что входило в круг его обыкновенных занятий.

-- Ты правду говоришь, сержант; в таком человеке как ты, ошибка есть дело важное.

"И ты скажешь сам, как открыта и искрення Мабель - дай срок."

-- Ах, сержант!

"Человек с такими достоинствами, как ты, и на скалу произведет впечатление; дай только срок ему."

-- Сержант Дунгам, мы старые товарищи, во многих походах были вместе, и столько раз услуживали друг другу, что можем говорить свободно. С чего ты взял, чтоб такая девушка, как Мабель, могла иметь склонность к человеку, как я?

"Как с чего, друг любезный? Причин была тысяча: например, оказанные нами друг другу услуги; наши походы, как ты сейчас говорил... да, ты мой испытанный, мой надежный товарищ."

были, может-быть, не много приятнее; и вряд ли можно приобрести особенную любовь девушки старою дружбою с отцом. Только сходные сходятся, уверяю тебя в том; а моя натура совсем не такова, как у Мабели Дунгам.

"Ты скромничаешь, Патфайндер, и этим не попадешь в милость к девушке. Женщины не имеют доверенности к мужчинам, которые сами в себе неуверены; оне только тех любят, которые не сомневаются ни в чем. Скромность - вещь хорошая в рекруте, и особенно в прикомандированном к полку прапорщике, который не будет насмехаться над подпрапорщиками, не узнав еще своего дела. Она может быть не неуместна в военном коммиссаре, или в священнике; но, чорт возьми все, если она овладеет настоящим солдатом - или любовником! Старайся как-можно-более отделаться от своей скромности, если хочешь победить сердце женщины. Что же касается до твоего учения, что только сходные сходятся, - в делах такого рода это не имеет смысла. Еслибы это была правда, то женщины любили бы женщин, а мужчины мужчин. Нет, нет; вот как надо сказать: несходные сходятся, - и в этом отношении тебе нечего бояться Мабели. Посмотри-ка на поручика Мюйра: говорят, у него было пять жен, а скромности-то столько же, сколько в девятихвостой плети."

-- Ужь как поручик Мюйр себе не потряхивай своими крылушками, все-таки ему не бывать мужем Мабели Дунгам.

"Умная речь, Патфайндер: потому-что я давно решил, что ты будешь моим зятем. Он мог бы иметь еще некоторую надежду, когда б я был офицер, но время замкнуло между им и дочерью моею дверь, которая не отопрется, хотяб она была дверь и офицерской палатки."

-- Пуст Мабель следует своему влечению, сержант. Она молода, у нея еще ничего нет на сердце; и Боже меня сохрани, хоть малым перушком отяготить её душу, полную веселия и счастия!

"Ты с ней откровенно говорил?" спросил сержант отрывисто.

Патфайндер был так правдив, что не мог отвечать отрицательно на этот вопрос; но при всем том, он имел столько благородства, что старался не подвергнуть её гневу отца, который иногда бывал строг и раздражителен.

-- Мы открылись друг другу, отвечал он: и хотя всякий желад бы что-нибудь выгодное для себя прочесть в сердце Мабели, я нашел в нем, немногое, что бы давало мне право иметь о себе высокое мнение.

"Она не смела же отказать тебе - отказать лучшему другу своего отца?"

Патфайндер отвернулся, чтобы скрыть выразившуюся на лице своем скорбь, и сказал своим тихим и твердым голосом:

"А ты думал, что дочь моя так и прыгнет тебе на шею, прежде, нежели узнает о твоих положительных намерениях? Еслиб она так поступила, то не была бы дочерью матери своей, и я усомнился бы в том, что она моя дочь. Дунгамы любят откровенность, да ужь не такого же рода. Предоставь мне вести дело, Патфайндер, и дело пойдет скоро. Я ныньче же вечером переговорю с дочерью, и от твоего имени."

-- Нет, сержант, нет, я не советую тебе. Оставь это между мной и Мабелью; я думаю, что наконец мы поймем друг друга. Молодые девушки - птицы робкия: оне не любят, чтобы их слишком принуждали или говорили сурово. Оставь это дело между нами.

"Я на все согласен, Патфайндер, но только на условии, что ты мне дашь честное слово говорить с нею ясно и без обиняков при первом удобном случае."

-- Я спрошу ее, сержант; да, я спрошу ее, лишь-бы ты дал мне обещание не мешаться в это дело. Я спрошу у Maбели, желает ли она выйдти за меня, хотя бы она расхохоталась мне в лицо, слушая это предложение.

и разность лет между Мабелью и Путеводителем ничего не значила в его глазах. По воспитанию, она стояла гораздо-выше отца, который этого однако и не подозревал. Всего неприятнее в столкновении образования с необразованностию, вкуса с безвкусием, что благороднейшия качества часто подчиняются суждению тех, которые не в состоянии их оценить. Таким-образом сержант Дунгам не мог быть настоящим судьей в чувствах своей дочери, ни угадать, какое направление приймут они, что чаще решается увлечением страсти, нежели разсудком. Однакожь почтенный воин не так ужь ошибался, как могло бы показаться с первого взгляда. Зная все достойные уважения качества этого человека, его верность, правдивость, преданность, мужество, безкорыстие, он мог предполагать, что такой характер произведет впечатление на сердце женщины, когда она будет иметь время оценить его; но сержант ошибался лишь в том, что думал, будто дочь его может по какому-то вдохновению узнать то, чему научила его двадцатилетняя связь.

Между-тем, как два друга спускались с горы к берегу, разговор их не прекращался. Сержант старался убедить Путеводителя, что одна только недоверчивость к самому-себе помешала полному успеху. Но Патфайндер был от природы слишком-скромен; к-тому же, он упал духом после разговора с Мабелью, не смотря на всю её деликатность, и потому не мог увериться в истине слов Дунгама. Сержант успел однако привести столько доказательств, что слова его начинали уже казаться Патфайндеру несколько правдоподобными; этому безхитростному сыну природы было так отрадно думать, что Мабель может еще принадлежать ему, и потому читатель не удивится, когда узнает, что последнее объяснение с Мабелью представлялось его глазам в том свете, в каком хотелось ему. Он, правда, и не верил всему, что говорил сержант, но не мог отогнать от себя мысли, что девическая робость и незнание. своих собственных чувствований заставили Мабель поступить так.

-- Квартирмейстер не в милости у Мабели, сказал Патфайндер в ответ на замечание сержанта. Она не иначе смотрит на него, как на человека, у которого было четыре или пять жен.

"Которых и будет с него. Можно жениться на двух, не оскорбляя законов нравственности и приличия, я согласен, но на четырех - непростительно."

-- Я бы подумал, что и один-то раз жениться есть, как говорит мэстэр Кап, "обстоятельство", - сказал Патфайндер с своим беззвучным смехом; ум его начал уже приобретать свою всегдашнюю гибкость и упругость.

"Да, конечно, друг мой, и самое торжественное обстоятельство! Я бы тебе посоветовал навсегда остаться холостяком, еслиб в жены тебе назначалась не дочь моя. Но вот она. Тс! молчание."

-- Ах, сержант, я боюсь, что ты ошибаешься.