Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть вторая.
Глава V

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть вторая. Глава V (старая орфография)

ГЛАВА V.

Солнце уже стояло высоко, когда Мабель проснулась. Сон её был сладок и спокоен. Когда она ложилась, у нея было так легко на душе; к-тому же предшествовавший день утомил ее, и шум, произведенный ранним отъездом её отца, не достиг её слуха. Вскочив с постели и поспешно одевшись, она выбежала подышать свежим утренним воздухом. В первый раз еще в своем новом местопребывании она была поражена оригинальной красотою его и дикою пустынностию. То был прекрасный осенний день, столь животворный и освежительный в том климате, который редко ценится по достоинству. Он подействовал благодетельно и на Мабель, сердце которой сжималось при одной мысли об опасностях, предстоявших её отцу, которого она так полюбила, как только умеет полюбить женщина того, кому она вполне вверилась.

Остров теперь показался ей совершенно-пустынным. Еще в ночь приезда, суматоха, неизбежная в таких случаях, придавала ему, по-крайней-мере, наружный признак жизни; по в эту минуту все было тихо, и героиня наша долго смотрела вокруг, не встречая ни одного человеческого существа. Наконец, она заметила своих спутников, собравшихся около огня. Вид её дяди, которого она так хорошо знала, тотчас разсеял небольшой страх, внушенный ей чувством совершенного одиночества, и она продолжала разсматривать эту дикую картину природы с любопытством, очень-естественным в её положении. Группа состояла, за исключением Капа, из квартирмейстера, капрала, трех солдат и женщины, которая занималась приготовлением завтрака. Хижины были безмолвны и пусты; вершина блокгауза, не смотря на незначительную высоту свою, казалась башнею среди кустарников, вполовину ее закрывавших. Солнце разливало волны лучей на обнаженные долины; на небе не было ни малейшого облачка, и казалось, эта природа, так спокойная, так прекрасная, давала верное ручательство в безопасности.

Видя, что каждый занимался важнейшим делом в жизни, завтраком, - Мабель, никем незамеченная, приблизилась к оконечности острова, где деревья и кустарники могли скрыть ее; она раздвинула слишком-низко-опустившияся ветви, подошла почти к самой воде и остановилась здесь, заглядевшись на прилив и отлив мелких волн, едва прикасавшихся берега. Ей представилась безмятежная и привлекательная картина, и героиня наша, умевшая понимать все прекрасное, в минуту уловила самые резкия черты пейзажа. Разсматривая виды островов с разных точек, она думала, что ничего еще до-сих-пор не видала прекраснее.

Но Мабель вдруг испугалась: ей представилась тень человеческой фигуры между кустарниками, скрывавшими берег противоположного острова. От одного берега до другого не было и пятидесяти сажен, и, не смотря на то, что Мабель была разсеяна в ту минуту, когда эта тень мелькнула перед нею, - она однакоже была уверена, что зрение не обмануло её. Зная, что её пол не защитит её от пули, если какой-нибудь Ирокез заметит ее, она невольно отошла назад, стараясь скрыться за кустарниками, и не спускала глаз с противоположного берега. После тщетного ожидания, она решилась-было оставить это место и хотела возвратиться скорее к своему дяде, чтоб сообщить ему свои подозрения, но в эту минуту она увидела на противоположном берегу ольховую ветку, возвышавшуюся над кустарниками, которою невидимая рука махала в знак дружбы. Это было мучительное и трудное испытание для Мабели, незнавшей образа пограничных войн; однако она почувствовала необходимость сохранить присутствие духа и действовать с твердостию и благоразумием.

Постоянные опасности, которым подвергаются пограничные американские жители, возвели нравственную силу женщины до такой степени, до которой едва-ли бы она могла достигнуть при других обстоятельствах. Мабель знала, что её соотечественники любили прославлять в своих легендах мужество и ловкость своих жен или сестер, которую они оказывали в решительные минуты. Эти воспоминания и мысль, что наступил для нея тот час, когда она должна показать в себе дочь, достойную сержанта Дунгама, укрепила её душу. Знак, поданный ей с противоположного острова, показался ей знаком дружбы, и, после минутного колебания, она отломила ветку, обвила ее вокруг сучка и в ответ на поданный ей знак замахала сама веткою.

Этот безмолвный разговор продолжался несколько минут; вдруг Мабель увидела, что листья тихо раздвинулись и человеческая фигура явилась перед нею. То была краснокожая женщина и, взглянув за нее пристальнее, она тотчас узнала в ней Июньскую-Росу - жену Арроугедэ. В-продолжение путешествия, когда оне были вместе, Мабель заметила, что эта Индиянка обращалась с своим мужем приветливо, с тихою покорностию и уважением, соединенным с любовию. Один раз показалось Мабели, что Тускарора посмотрел на нее пристальнее обыкновенного - и тогда досада и зависть выразились в лице её подруги. Но Мабель своею внимательностию и расположением к ней вознаградила ее с излишком за эти неприятности, которые невольно причинила ей. Июньская-Роса также, казалось, была к ней расположена, и наша героиня думала, что оне разстались друзьями.

Безполезно было бы вычислять все случаи, внушавшие Мабели доверенность к Индиянке; довольно заметить, что жена Арроугеда до такой степени внушила к себе это чувство в сердце нашей героини, что Мабель ничему дурному не могла приписать нежданное появление её и захотела войдти с ней в непосредственные сношения. Ни мало не колеблясь, она вышла из-за кустарника, и обрадовалась, увидев, что и Июньская-Роса также вышла из своего убежища. Тогда они показали друг другу, хотя безмолвно, дружеское расположение, и Мабель подала ей знак, чтобы она приблизилась к ней, потому-что ей самой сделать этого было невозможно. Исчезнув на одну минуту, Июньская-Роса снова появилась, но уже на носу лодки, которую вполовину выдвинула из кустарников и остальная половина которой оставалась в небольшой береговой выемке, совершенно-закрытой деревьями. Мабель хотела просить ее подойдти ближе, но в эту минуту услышала громкий голос своего дяди, который звал ее. Сделав знак Июньской-Росе, чтобы она спряталась, Мабель побежала в ту сторону, откуда ей послышался голос, и увидела, что все общество занималось завтраком. Кап сделал большое насилие своему аппетиту, оторвавшись от стола, чтоб позвать Мабель. Мысль, что это самая благоприятная минута для свидания с Июньской-Росой, мелькнула в голове дочери сержанта, и удалясь, под предлогом, что она нерасположена еще завтракать, она снова возвратилась на прежнее место и возобновила разговор с молодой Индианкой.

Июньская-Роса в минуту поняла знак Мабели: она взмахнула не более двенадцати раз веслами без малейшого шума, и лодка её нырнула уже под кустарники Острова-Притина. Мабель взяла ее за руку и повела лесом к своей хижине, которая, к-счастию, стояла на таком месте, что не могла быть видима её спутниками - и оне незамещенные вошли туда. Объяснив Июньской-Росе, что на несколько минуть ей необходимо было оставить ее одну, Мабель просила ее расположиться в этой комнатке и, уверенная, что Индианка без её зова не выйдет оттуда, присоединилась к своим спутникам, стараясь казаться спокойною.

-- Семеро одного не ждут, Мабель! сказал ей дядя, набив рот кусками пережареной семги, ибо искусство приготовления кушанья на этой отдаленной границе было еще во младенчестве, хотя самые припасы были всегда отличные. - Семеро одного не ждут - это доброе правило, которое должно действовать на ленивцев.

"Я совсем не ленива, дядюшка: уже более часа, как я встала и осмотрела весь наш остров."

-- "Это занятие не очень-трудное, мисс Мабель" сказал Мюйр: "Остров невелик. Лэнди, или при наших слушателях лучше сказать, майор Дункан (это относилось к капралу и солдатам, которые, впрочем, завтракали немного в отдалении), майор Дункан, говорю я, не расширил владений его величества, завладев этим островом, который по доходам имеет чрезвычайно-большое сходство с островом знаменитого Санчо... Я не сомневаюсь, мэстэр Кап, что вы знакомы с Санчо; вы верно читали его историю в часы досуга - преимущественно во время штиля."

-- А! я знаю это место, о котором вы говорите, квартирмейстер; остров Санчо - коралловая скала, недавно образовавшаяся; признаюсь, в темную ночь и при сильном ветре с нею беда встретиться! Грешник должен её бояться. Этот остров Санчо замечателен кокосовыми орехами и горькой водой.

-- "Он не слишком-то славится по съестной части" возразил Мюйр, из уважения к Мабели удерживая улыбку, показавшуюся на его губах: - "его продукты не лучше здешних. По-моему, мэстэр Кап, здесь плохой военный пост, и я предчувствую, что на нем рано или поздно быть потехе."

"Но верно ужь после нашего отъезда" заметила Мабель: "я вовсе не имею желания усовершенствоваться во Французском языке."

-- "Дай Бог только, чтоб нам не пришлось учиться ирокезскому. Я разсуждал, касательно занятия этой позиции, с майором Дунканом, но упрямого не переиначишь. Цель моего присоединения к экспедиции была, во-первых: употребить все мое старание быть приятным и полезным для вашей прекрасной племянницы, мэстэр Кап; во-вторых, сделать подробное донесение о провианте, который будет захвачен у неприятеля."

-- Разве наше положение так затруднительно? спросил Кап, и ответь так занимал его, что он перестал жевать кусок дичи, потому-что он, как денди нашего времени, переходил от рыбы к мясу и наоборот: - разве опасность так велика?

-- "Не скажу да, не скажу и нет. Война сопряжена всегда с опасностями, и опасность еще сильнее в передовых постах, чем в главном корпусе армии. Неудивительно, если Французы застанут нас врасплох."

-- "Надо так думать... Но так-как, вероятно, у нас окажется недостаток в необходимой силе, то нужно будет защищать остров по законам тактики. Прежде всего послать для этого отряд на берег, с приказанием дразнить неприятеля, когда он захочет высадиться; тотчас за этим отрядить достаточное число солдат в крепость, потому-что к этой точке различные отряды будут ретироваться, по мере приближения Французов. Можно также вокруг крепости расположить траншеи, потому-что допустить неприятеля к самым стенам было бы против всех правил военного искусства. Рогатки станут сдерживать напор кавалерии... Что же касается до артиллерии, то редуты можно будет выстроить из этого леса. Волтижеры принесут большую пользу, сдавив марш осаждающих, - а эти хижины, если бы только оне были окружены окопами, могли бы сделаться выгодными позициями."

Кап свиснул.

-- Превосходно, квартирмейстер!.. Но, чорт возьми, где же Вы найдете людей для исполнения этого плана?"

-- "А! об этом должен король заботиться, мэстэр Кап; ведь это до него касается: его война, - следовательно, он должен нести и бремя её.

-- Но нас только шестеро! Ну, клянусь, чудесные проекты! можем мы отправить к берегу, чтобы воспрепятствовать вы садке неприятеля; Мабель будет помогать нам, по-крайней-мере, своим языком; жена солдата съиграеть роль рогатки; капрал станет начальствовать траншеями; эти три солдата займут пять хижин, а я расположусь в крепости. Ай-да поручик! вы расписываете славно; вам бы сделаться живописцем вместо солдата! - Тут Кап снова свиснул.

-- "Нет, я представил дело точно, как оно должно быть. И если мы не можем привести этот план в исполнение, так это ужь не моя вина, а министров его величества."

"Но если неприятель точно прийдет" спросила Мабель с любопытством, вспомнив о женщине, оставленной ею в хижине: "тогда что мы будсм делать?"

-- "Мой совет, прекрасная Мабель, последовать примеру знаменитого Ксенофонта..."

"Кажется, вы хотите намекнуть на отступление, если я понимаю вас?"

-- "Здравый ум, которым наделены вы, прекрасная Мабель, понял как-нельзя-лучше что я хочу сказать. Ваш достойный батюшка дал капралу наставление, как защищать остров в случае нападения Французов; но почтенный сержант, - хотя из всех владеющих эспонтоном никто не найдется храбрее его, - все-таки не лорд Стэр, даже не герцог Мальборуг. Я не порицаю достоинства сержанта в его обыкновенной сфере, и, не смотря на это, не могу однакоже сравнить его достоинства, как бы они велики ни были, с достоинством людей, которые могут быть в некоторых отношениях его старшими. Сержант Дунгам посоветовался не с умом, а с сердцем своим, и потому отдал такия приказания; если же крепость сдастся, то вина падет на того, кто приказывал, а не на того, кто защищал ее. И каково бы ни было намерение последняго, я все-таки скажу, что пока Французы и их союзники еще не высадились, следует заранее увериться в возможности отступления. - Я советую мэстэр Капу, адмиралу нашего флота, держать бот наготове, чтобы оставить остров тотчас же в случае необходимости. Самый большой бот, какой здесь есть у нас, имеет довольно-большой парус, и, приведя его ближе сюда и поставив под кустами, мы будем готовы к отплытию. - Вы видите, прелестная Мабель, что отсюда едва наберется двадцать-пять сажен до канала, по которому мы можем тайком уйдти от тех, кто овладеет островом."

"Может-быть, все это так, мэстэр Мюйр; но разве Французы не могут прийдти по этому самому заправлению? Если это место удобно для отступления, то оно точно также удобно и для нападения."

-- "Куда им поступить так благоразумно!" возразил Мюйр, посматривая украдкою и с безпокойством в ту сторону: "они неосторожны... у всех ваших Французов ветреные головы; они всегда идут на удачу, и если появятся, то вероятно с другой стороны острова."

Скоро разговор совершенно переменился, хотя, правда, довольно-часто снова возвращался на тот же предмет - и опять начинались толки о возможности набега и о том, какими бы средствами лучше освободиться от угрожавшей беды.

Но уже Мабель почти не слушала продолжения разговора. Она только удивлялась, почему поручик Мюйр, в храбрости которого никто не сомневался, открыто советовал отступление, казавшееся ей вдвойне-преступным, потому-что честь отца её была сопряжена с защищением острова. Но мысли её более всего были заняты Июньской-Росой: она воспользовалась первою возможностию выйдти из-за стола и через минуту уже была в своей хижине. Тщательно заперев двери и удостоверясь, что маленькое окно занавешено, Мабель привела Июгиьскую-Росу, или просто Росу, как называли ее обыкновенно, в глубину комнаты, показывая ей знаками свою любовь и доверенность.

"Я очень-рада тебя видеть" сказала Мабель ласковым голосом и с приветливою улыбкою: "очень-рада тебя видеть. Зачем ты пришла и как ты открыла этот остров?"

-- Ты говоришь тихо, сказала Роса с улыбкою же и пожимая маленькую ручку Мабели своею также маленькою ручкой, только загрубелой от работы: - очень-тихо, очень-скоро.

Мабель повторила свои вопросы, показывая нетерпение и заговорила громче.

-- Я друг, отвечала Индиянка.

"Я тебе верю, верю от всей души. Разве это имеет что-нибудь общее с твоим приходом?"

-- Друг ходит смотреть на друга, сказала Июньская-Роса, снова улыбаясь.

"Есть какая-нибудь другая причина; иначе бы ты не решилась на такую опасность и - одна. Ты ведь одна, не правда ли?"

-- Июньская-Роса с тобой, никого больше. Июньская-Роса одна, пришла на лодке.

"О, я уверена в этом, я твердо уверена. Ты ведь не захочешь обмануть меня, изменить мне?"

-- Что... изменить?

"Ты не захочешь изменить мне, предать меня Французам. Ирокезам... Арроугеду?..."

Индиянка качала головой с живостию.

"Ты не захочешь продать мои волосы?"

Июньская-Роса обвила одной рукой тонкую талию Мабели и прижала ее с такою любовию к своему сердцу, что у героини нашей выступили слезы на глазах. - В этой безмолвной ласке заключалась вся нежность женщины - и невозможно было другой женщине, молодой и доверчивой, сомневаться в искренности этого чувства. Мабель тоже прижала ее к груди своей, потом, не отпуская её от себя и глядя на нее пристально, продолжала свои разспросы.

"Если ты хочешь что нибудь сообщить своей подруге, то можешь говорить откровенно" сказала она: "я тебя слушаю."

-- Июньская-Роса боится, Арроугед убьет ее.

"Но Арроугед никогда не узнает этого." И Мабель покраснела, произнося эти слова, чувствуя, что уговаривает жену изменить мужу. "Мабель не скажет ему ничего."

-- Он голову томагауком раздробит Росе.

"Этого никогда не будет, моя милая. Лучше ничего не говори; я не захочу тебя подвергнуть такой опасности."

-- Крепость хорошее место спать, хорошо там остаться.

"Ты хочешь сказать, что я спасу свою жизнь, оставшись в крепости? Ужь верно Арроугед не разсердится на тебя за то, что ты мне сказала это; он не может желать мне зла, потому-что я никогда не оскорбила его."

-- Арроугед не хочет никакого зла бледнолицой красавице, отвечала Индиянка отвернувшись, - и хотя она продолжала говорить тихим и нежным женским голосом, вообще свойственным её народу, но выговаривала слова медленно, казалось, с выражением грустным и робким. - Молодую бледнолицую любит Арроугед.

Мабель опять покраснела,сама не зная почему, и на минуту прервала свои вопросы, по чувству приличия; но ей необходимо надо было знать более; её подозрения были так живо возбуждены - и она снова начала разспрашивать.

"Арроугед не имеет никакой причины любить или ненавидеть меня" сказала она: "он с тобою?"

-- Муж всегда с женою здесь, сказала Роса, положив руку на свое сердце.

"Какое прекрасное создание!... Ну, что же, Роса, мне оставаться в крепости сегодня, - идти туда сейчас же?"

-- Крепость очень-хороша, хороша для женщин: волос не тронуть.

"Я боюсь, так ли я тебя понимаю. Хочешь ли ты видеть отца моего?"

-- Нет здесь; ушел.

"Как же тебе знать это? видишь, на острове много солдат."

-- Немного, ушли. Индиянка подняла четыре пальца и сказала: красных платьев только.

"Ну, а не хочешь ли ты видеть Патфайндера? Он с тобой может поговорить на ирокезском языке."

-- Язык с ним пошел, сказала Роса смеясь: - у него во рту язык.

Детский смех Росы был так нежен, так заразителен, что и Мабель невольно засмеялась, хотя её опасения увеличивались.

"Ты, кажется, Роса, знаешь, или хочешь показать, что знаешь все, что делается здесь; но если нет Патфайндера, то Пресная-Вода может говорить по-французски, ты ведь знаешь его? Хочешь, я сбегаю за ним и приведу сюда, чтоб поговорить с тобою?"

" - Пресная-Вода ушел также, только сердце здесь, вот здесь..." Говоря это, Индиянка снова засмеялась и начала смотреть в разные стороны, как-бы не желая видеть замешательство Мабели; потом она положила свою руку на её грудь.

Героиня наша часто слыхала об удивительной понятливости Индийцев, о прозорливости, с которой они замечают все, по видимому ничего не замечая; во она никак не ожидала, чтобь разговор принял такое направление. Желая переменить его и в нетерпении узнать, велика ли была опасность, угрожавшая им, она встала с табурета, на котором сидела, и, решась быть как-можно-осторожнее в своем обращении, _%надеялась достигнуть своей цели и избежать намеков, затруднявших ее.

-- Ты знаешь, сказала она, что надобно и что не надобно говорить. Надеюсь, ты столько любишь меня, что скажешь мне все, что мне необходимо знать. Дядя мой здесь же на острове; ты верно и ему, так же, как и мне, желаешь добра, и мы оба не забудем твоих услуг, когда возвратимся в Освего.

"Может, никогда не воротится; кто знает?"

Это было сказано с выражением сомнения, как предположение неверное, без шутки и без желания испугать.

-- Одному Богу известно, что будет: наша жизнь в его руках. Я думаю, что он избрал тебя для нашего спасения.

Глаза выражали; что эти слова были непонятны ей, но очевидно, что она желала быть полезной.

"Крепость очень-хороша" сказала она в ту минуту, когда на лице её исчезло сомнение, сильно ударяя на два последния слова.

-- Я понимаю это - и проведу здесь эту ночь. Я скажу дядюшке то, что ты сообщила мне.

Июньская-Роса вздрогнула и обнаружила сильное безпокойство. "Нет, нет, нет!" сказала она с пылкостию и живостию, следствием частого обращения с канадскими Французами: "не хорошо говорить Соленой-Воде; он много говорит - и длинный язык. Он думает, лес - вода; он не понимает ничего; Арроугеду скажет, Июньская-Роса умрет."

"Не понимаю. Соленая-Вода - язык; но нет глаз, нет ушей, нет носа, один язык, язык, язык!

Мабель несовсем разделяла это мнение, но видела, что молодая Индиянка не имела доверия к Капу, и нельзя было надеяться, чтоб она согласилась сделать его посредником.

-- Ты, кажется, думаешь, что тебе хорошо известно наше положение, продолжала она: - разве ты была прежде на этом острове?

"Только-что пришла."

-- Как же ты уверена в том, что говоришь? Батюшка, Патфайндер и Пресная-Вода так близки, что могут услышать меня отсюда, если я позову их.

"Все ушли" сказала Роса с уверенностию, весело улыбаясь.

-- Но как же ты можешь говорить так положительно, не осмотрев острова, чтобы убедиться в этом?

"Хорошие глаза. Видела барку - и там люди; видела корабль - и там Пресная-Вода."

-- Так ты подсматривала за нами? Но я думаю по-крайней-мере, ты не считала оставшихся здесь?

Индиянка засмеялась, подняла опять четыре пальца, потом, показав только два большие, на первый из них положила палец и повторила слова: "красное платье" а, коснувшись другого пальца, прибавила: "Соленая-Вода, квартирмейстер." Все это было так верно, что Мабель серьёзно начала думать, благоразумно ли будет отпустить ее, не отобрав у нея объяснений положительных. Но воспользоваться доверенностию, которую оказало ей это нежное, любящее создание, было бы противно чувствам Мабели, и мысль, сначала мелькнувшая в ней объявить обо всем дяде, была отброшена ею, как недостойная её и несправедливая в-отношении к её подруге; к-тому же, она начала убеждаться, что Июньская-Роса, еслибы и подвергнули ее допросам, не вымолвила бы ни одного слова, не смотря ни на какие принуждения.

-- Так ты думаешь, возразила Мабель: что я сделаю лучше, оставшись в этой крепости?

"Хорошее место женщинам крепость - волос не тронут... бревна крепкия."

-- Ты так положительно говоришь об этом, будто сама была в крепости и осматривала стены.

Индиянка улыбнулась значительно, хотя не сказала ни слова.

"Знает ли кто-нибудь другую дорогу на этот остров? Видел ли его кто-нибудь из Ирокезов?"

Июньская-Роса грустно и с безпокойством начала озираться, как-будто боясь быть подслушанной.

-- Тускарора везде. Освего, здесь, Фронтенак, Могаук, везде. Увидит он Июньскую-Росу, убьет ее.

"Но мы думали, что никто не знал этого острова и что нам нечего бояться наших врагов, пока мы будем здесь."

-- Ирокезы видят далеко.

"Не всегда достаточно одного зрения, Июньская-Роса; это место скрыто от глаз, и немногие из наших знают сюда дорогу."

Мабель почувствовала ледяной холод на сердце. Все подозрения против Джаспера, подозрения, которые она отвергала доселе, вдруг пришли ей в голову, и сила этого ощущения была так велика, что она едва не лишилась чувств. Но преодолев самое-себя и вспомнив обещание, данное отцу, она встала и несколько минут ходила взад и вперед по хижине, воображая, что совершенно равнодушна к преступлению Джаспера, хотя все еще во глубине сердца она хотела считать его невинным.

-- Я понимаю твою мысль, сказала она потом; ты хочешь сказать, что изменник показал твоим этот остров?...

Индиянка улыбнулась, потому-что военная хитрость была в глазах её не преступлением, а достоинством. Преданная своему племени, она открыла только то, что требовали обстоятельства. Её цель была спасти Мабель, одну только Мабель, - она ничего не хотела более.

-- Бледнолицая знает теперь, прибавила она: крепость хороша для женщин; для мужчин и воинов не знаю.

"Тогда Роса убита" отвечала Индиянка спокойно, хотя нельзя было не заметить её грусти.

-- Нет! они не узнают, что ты приходила сюда. Но им надо принять предосторожности и мы все отправимся в крепость.

"Арроугед знает все, видит все, - Роса убита. Пришла сказать другу, бледнолицей девушке, а не мужчинам сказать. Всякий воин береги сам свои волосы. Роса женщина и говорит женщине; не говорит она мужчине."

Мабель была очень-опечалена этим признанием своей подруги. По всему было видно, Роса полагала, что её доверенность останется тайною. Мабель не знала до какой степени священно для этого народа сохранение тайны; она не подозревала, что нескромность с её стороны подвергнет опасности жизнь молодой Индианки, Все это однако вдруг мелькнуло в голове её, и когда она стала размышлять об этом, ей стало еще тяжеле и мучительнее. Июньская-Роса так же казалась печальною; она взяла Мабель за руку и приготовилась идти, собирая свои вещи, которые отложила в сторону. Мабель уже не думала о том, чтобы удержать ее, но разстаться, с нею так, после всего, чему она подвергалась для нея, этого не в состоянии была сделать наша героиня.

в минуту опасности, какой-нибудь знак, что мне пора отправляться в крепость.

Роса остановилась, потому-что она еще не кончила своих приготовлений, потом сказала тихо:

"Принеси голубя Росе."

-- Голубя? где же мне взять его?

"В хижине близкой, возьми старого. Роса пойдет на лодку."

"Выходи прежде ты, считай людей - один, два, три, четыре, пять, шесть..." Роса, смеясь, подняла пальцы. "Все не на дороге, хорошо, - все, - кроме одного, его отозвать в сторону, - потом петь, потом искать голубя."

Мабель не могла не улыбнуться, выслушав эту остроумную выдумку молодой женщины, и готова была уже исполнить её требование; но, подошед к двери, остановилась и, оборотясь, посмотрела на Росу с умоляющим видом.

-- Итак, нет надежды узнать больше? сказала она.

"Все знаешь теперь: крепость очень-хороша, голубь скажет, Арроугед убьет."

из хижины, чтоб узнать, чем занимались в эту минуту обитатели острова. Она воспользовалась простым советом молодой своей подруги, и вместо того, чтобы вглядываться в лица и платья, просто перечла людей, и нашла, что трое сидели у огня, а двое отправились на лодку, из коих один был Мюйр. Шестой был дядя Мабели, спокойно приготовлявший свою удочку, чтоб ловить рыбу вблизи от места, где быль разведен огонь; солдатка же пошла в свою хижину. Тогда Мабель притворилась, будто уронила что-то, и возвратясь напевая к хижине, только-что оставленной ею, наклонилась, как бы поднимая вещь, лежавшую на земле - и побежала к другой хижине, которую указала ей Июньская-Роса. То было развалившееся здание; солдаты сделала из него нечто в роде магазина для провизии. Там было также с полдюжины голубей, расположившихся около груды пшеницы, которая досталась из одной разграбленной канадской фермы. Мабель без затруднения схватила одного из них, спрятала под платком и возвратилась в хижину, в которой уже никого не было; мельком заглянув в нее, она побежала к берегу. Ей очень-легко было избежать всяких наблюдений, потому-что деревья и кустарники совершенно-скрывали ее. Июньская-Роса была уже в лодке; она взяла голубя, положила его в короб своей собственной работы и, повторяя слова: "крепость хороша, хороша", выскользнула из кустарников и переплыла небольшой залив так же неслышно, как и в первый раз. Мабель еще оставалась несколько минут, ожидая прощального или дружеского знака, когда Индиянка выйдет на берег; но она не подавала никакого знака. На всех прилежащих островах было тихо, как-будто дивное спокойствие природы никогда не нарушалось. И не было ни малейшого признака, чтоб опасность, о которой предупреждала Роса, была так близка.

в ней, безпокойный взор её тотчас заметил. Небольшой лоскут красного полотна, употребляемого на флаги судов, качался на нижней ветке невысокого дерева.

И взволнованная Мабель, с необыкновенною быстротою, неуступавшею быстроте Июньской-Росы, осмотрела со всех сторон этот лоскут, который, по её мнению, должен был нарушить безопасность её соотечественников. Она тотчас заметила, что этот лоскут может быть видим с ближайшого острова. Он висел между её хижиной и лодкой, так что Роса должна была непременно пройдти близь него, если только не под ним. Он мог служит сигналом, чтобы возвестит о каком-нибудь событии, благоприятствовавшем нападению тех, которые находились, вероятно, неподалеку в засаде. Сорвав с дерева этот лоскут, Мабель продолжала свой путь, не зная хорошенько, что требовал от нея её долг. Жена Арроугеда могла обманут ее; но её взгляды, её привязанность к ней, нрав, обнаруженный ею во время путешествия, - все было против этого предположения; потом ей пришел в голову намек о склонности Арроугеда к красотам бледнолицых; она припоминала, как Тускарора смотрел на нее, и не без страха думала, что мало таких жен, которые бы благосклонно смотрели на своих соперниц. Все эти мысли представлялись ей неопределенно; оне молнией пробегали в её воображении, ускоряли движение крови и шаги её, не внушая ей этого ясного и быстрого решения, которое всегда почти бывало результатом её размышлений. Она скоро шла к хижине, занимаемой женою солдата, с намерением тотчас же отправиться с нею в крепость, потому-что никто более не мог ей сопутствовать... Вдруг она остановилась, услышав возле себя голос Мюйра.

-- Куда так скоро, очаровательная Мабель? воскликнул он. И от-чего вы так ищете уединения? Почтенный сержант будет обо мне дурного мнения, если узнает, что дочь его все утренние часы проводит одна; ведь ему весьма-хорошо известно, что мое пламенное желание - быть её пленником и ежеминутно следовать за нею.

"Вы, верно, имеете здесь какую-нибудь власть, мэстэр Мюйр" сказала Мабель, вдруг остановившись: "ваш чин дает вам право отдавать приказания по-крайней-мере хоть капралу?"

Ваш почтенный батюшка будет очень-оскорблен, если найдет меня в такую минуту, когда я протяну руку к лаврам, которые уже он готов был пожать - и отдавая приказания капралу, я буду отдавать в то же время приказание и сержанту. Мне надо остаться в тени, как просто частному человеку, совершенно чуждому экспедиции: это будет всего благоразумнее. Так, по-край ней-мере, думают все, не исключая и самого Лэнди.

"Все это я знаю, все это очень может быть. Я не желаю ничего неприятного моему отцу; но вы можете иметь влияние на капрала для его же пользы."

-- Да, конечно, возразил Мюйр с тонкою хитростию Шотландца. Вообще, люди, прекрасная Мабель, имеют свои странности: наставлять их на путь истинный очень-трудно, между-тем, как нет ничего легче заставлять их идти по ложному пути. Не забывайте это, любезная Мабель; да, сохраните это навсегда в своей памяти, для собственной пользы! Но что это такое вы вертите в своих нежных пальчиках, точно так же, можно сказать, как вертите сердца?

"Это лоскуток полотна, что-то в роде флага, безделка, которая едва-ли бы заслуживала внимание, если б не..."

-- Эта безделка не так ничтожна, как вы, может-быть, думаете, мисс Мабель. - Говоря это, он взял лоскуток полотна, развернул его во всю длину, растопырив свои руки, и начал разсматривать. Лицо Мюйра нахмурилось и в глазах выразилось безпокойство. Не нашли ли вы это, Мабель Дунгам, за том месте, где мы завтракали?

держала. Не трудно было заметить, что его подозрения вдруг пробудились теперь, и он тотчас же обнаружил их.

-- Мы не в такой части света, Мабель Дунгам, где можно было бы развешивать на ветер наши знамена и флаги, сказал он, покачивая головой подозрительно.

"Я совершенно с вами согласна, мэстэр Мюйр, и потому сняла этот лоскуток, боясь, чтоб он не открыл неприятелю нашего пребывания здесь, хотя он, может-быть, привешен на дереве без всякого умысла. Не нужно ли об этом обстоятельстве уведомить дядюшку?"

-- Нет, я полагаю, что в этом нет необходимости, прелестная Мабель; вы справедливо заметили, что это "обстоятельство", а обстоятельства иногда очень смущают нашего достойного моряка. Но этот флаг, если его можно так назвать, должен принадлежать какому-нибудь судну. Вы видите, что лоскут сделан из такого полотна, которое только и употребляется для этого; наши же знамена бывают или шелковые, или из разкрашенного полотна, но знаете ли, этот лоскуток удивительно как похож на вымпел "Бегуна", и теперь только я припоминаю, что именно конец вымпела на куттере был отрезан.

Мабель почувствовала, что ей дурно; но она имела довольно власти над собой, и ничего не возразила.

"Лоскут этот произвел на меня такое сильное впечатление" сказала Мабель: "что я хочу совершенно переселиться в крепость и взять с собой Дженни."

-- Мера, признаюсь вам, не совсем-благоразумная; нападение прежде всего будет на крепость, а должно сознаться, что нам нет никаких средств выдержать осаду. Позвольте мне подать мнение в таком тонком обстоятельстве: я советую вам отправиться на ту лодку, которую вы верно видите отсюда, и которая стоит в этом противоположном канале, в месте чрезвычайно-удобном для ретирады, потому-что острова совершенно скроют вас на две, или на три минуты. Вода не сохраняет следа, как справедливо говорит Патфайндер, из этом же месте пересекается столько путей, что успех ретирады очень-вероятен; я всегда думал, что Лэнди рискует, заняв пост, так дурно-расположенный и такой открытый.

"Теперь слишком-поздно сожалеть об этом, мистер Мюйр; нам ничего более не остается, как только думать о собственной безопасности."

-- И о чести короля, прелестная Мабель, о благе оружия его величества и о его славном имени, - об этом ни в каком случае не надобно забывать.

"Мне кажется" сказала улыбаясь Мабель: "вместо того, чтоб искать спасения в лодке, гораздо было бы лучше возвратиться назад всем вместе к тому месту, которое нарочно выстроено для защиты. И так, мистер Мюйр, я намерена отправиться в крепость, и там ожидать возвращения моего отца с его отрядом. Он огорчится, если мы в его отсутствие обратимся в бегство: он надеется, что мы останемся верны нашим обязанностям, как он своим."

-- Ради неба, не думайте этого! вскричал Мюйр в каком-то ужасе: - я не решусь никому советовать, кроме женщин, искать спасения в лодке. Мы, мужчины, другое дело; наша обязанность ясна: я с первой минуты решился защищать крепость, или пасть под её развалинами.

"Но разве вы думаете, сэр, что две женщины могут управлять этой тяжелой лодкой, и спастись так легко, как спасся Индиец в лодке из коры?"

-- Ах, прелестная Мабель, любовь дурно разсуждает; её страх, её безпокойство затмевают разум. Я только и помышлял о средствах к спасению вашей драгоценной особы и выпустил из вида трудность привести их в исполнение; но вы верно не будете так жестоки, вы не сочтете преступлением этой необычайной грусти, раздирающей меня при одной мысли об опасностях, которым вы можете подвергнуться.

Мабель уже не один раз слышала все это. Она была слишком-занята происшествием этого утра, и вовсе не намерена была выслушивать до конца повторение этого любовного объяснения, очень-неприятного для нея даже и в веселые минуты. Поспешно простясь с квартирмейстером, она уже пошла к хижине, которую занимала солдатка, но Мюйр остановил ее, взяв за руку.

повесить туда же, где он висел; кто знает, мы можем посредством его подметить что-нибудь, могущее обнаружить заговор. Ну, а в другом случае и выйдти ничего не может.

"Вы, может-быть, говорите справедливо, мистер Мюйр; но этот флаг легко может открыть крепость, если он висел случайно."

Сказав это, Мабель побежала и скоро скрылась из вида. Но квартирмейстер долго еще оставался на том же месте, и в таком же положении, смотря то на легкий стан Мабели, то на этот лоскут полотна, который еще держал в нерешимости; но он колебался недолго, ибо, спустя минуту, очутился под деревом, к ветке которого привязал лоскут; вероятно, не зная положительно того место, где Мабель нашла его, квартирмейстер повесил его там, где он был гораздо-более виден, чем прежде, с реки и менее с самого острова.