Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть вторая.
Глава VII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Путеводитель в пустыне, или Озеро-море (Следопыт). Часть вторая. Глава VII (старая орфография)

ГЛАВА VII.

Когда Мабель вскочила с своего места и выбежала на середину комнаты, трудно было решить, кто из двух был довольнее, героиня ли наша, узнавшая в посетителе жену Арроугеда, а не самого Арроугеда, или Июньская-Роса, увидевшая, что совет её быль исполнен и нашедшая в крепости ту, которую с таким безпокойством и почти-безнадежно искала. Оне обнялись, и тускарорская женщина, безхитростное дигя природы, засмеялась своим гармоническим смехом, обвив рукою свою подругу, как-бы желая еще более убедиться в её присутствии.

-- Крепость хороша, сказала молодая Индианка: волос не тронуть?

"Да, она точно хороша, Роса" отвечала Мабель с содраганием и закрывая глаза, как-бы желая защитить их от тех ужасов, которых она так недавно была свидетельницею. "Скажи мне, Бога ради, не знаешь ли ты, что сталось с моим дядею? Я смотрела во все стороны и нигде не могла увидеть его."

-- Нет здесь, в крепости? спросила Роса с некоторым любопытством.

"В крепости его нет; я здесь одна. Дженни, женщина, которая была со мною, выбежала к своему мужу и погубила себя своим неблагоразумием."

-- Роса знает, Роса видит; дурно, Арроугед не имеет чувства к женщине, не имеет чувства и к своей жене.

"Ах, Роса! твоя жизнь по-крайней-мере в безопасности!"

-- Не зиюю. Арроугед узнает, Роса убита.

"Бог благословит и защитит тебя, Роса! Да, Он благословит, Он защитит тебя за твои благородные, человеческия чувствования. Скажи, что делать мне теперь, и жив ли еще мой бедный дядя?"

-- Не знаю. У Соленой-Воды бот; может, идет по реке.

"Бот все еще на берегу, но ни моего дяди, ни квартирмейстера нигде не видно."

-- Не убиты, - Июньская-Роса видела бы. Спрятались! Красный прячется - не стыдно бледнолицому.

"Я забочусь не о том, стыдно или не стыдно им было спрятаться, я боюсь только, что им не удалось спрятаться. Ваше нападение было так страшно, неожиданно, Роса!"

-- Тускарора! отвечала она с улыбкою, и как-бы гордясь ловкостию своего мужа: - Арроугед великий воин.

"Ты так добра, в тебе столько нежности, Роса! ты не можешь быть счастлива, ведя такую жизнь."

Лицо Июньской-Росы помрачилось, и Мабели показалось, что в глазах её сверкал дикий огонь индийского вождя, когда она произносила следующия слова:

-- Йингизы очень-жадны, отнимают леса, охоту; гонят шесть племен с утра до ночи; злой король, злой народ. Бледнолицый очень-дурен.

Чувствуя однако жь справедливость укоризненных слов, она не решалась опровергать их, и её мысли естественно перенеслись к собственному положению.

"Что мне делать теперь, Роса?" спросила она: "скоро твои соплеменники будут осаждать это здание."

-- Крепость хороша, волос не тронут.

"Но они скоро узнают, что в ней нет гарнизона, если еще не узнали. Ты сама сказала мне число людей, оставшихся на острове; без-сомнения, ты узнала это от Арроугеда?"

-- Арроугед знает, отвечала Роса, подняв шесть пальцев, для означения числа людей. - Все краснокожий знает. Четверо потеряли волосы, у двоих волосы целы еще.

"Не говори об этом, Роса, это оледеняет во мне кровь. Твои не знают, что я одна в крепости; они могут подумать, что мой дядя и квартирмейстер здесь со мною и подожгут здание, чтоб заставить их выйдти. Ничего не может быть опаснее для такого здания, как огонь."

-- Не сожгут крепости, сказала Роса спокойно.

"Почему ты можешь знать это, моя добрая Роса? Вспомни также, что у меня нет никаких средств остановить их"

-- Не сожгут крепости. Крепость хороша, не тронут волос.

"Но скажи мне, почему ты знаешь это, Роса? Как хочешь, я не могу не бояться."

-- Крепость мокра, дождя много, бревна сырые, не загорится скоро. Красный человек знает это, вещь славная; сжечь крепость - сказать Йингизам: Ирокезы были здесь. Отец прийдет назад, не увидит крепости, не найдет. Нет, нет! Индиец очень-много хитер, не тронет ничего.

"Я понимаю тебя, Роса, и надеюсь, что твое предсказание оправдается; если же мой отец... Ах, Роса! может-быть, он ужь убит или в плену."

-- Не тронут отец - не знают куда пошел, - на воде нет следа; красный человек не ищет следа на воде. Не сожгут крепости, крепость хороша; не тронут волес.

"Так ты думаешь, что я здесь безопасна до самой той минуты, когда возвратится мой отец?"

-- Не знаю когда; дочь скажет лучше, когда отец прийдет.

Недоброе ощущение застонало в груди Мабели, когда она уловила взгляд черныхь глаз Июпьской-Росы при этих последних словах; она не могла на эту минуту защититься от тяжелой мысли, что её подруга старается выведать то, открытие чего могло б быть полезно её соплеменникам, но погубило бы отца Мабели со всем его отрядом. Она хотела отделаться двусмысленным ответом и переменить разговор, как вдруг сильный удар в наружную дверь вмиг сосредоточил все её мысли на настоящей опасности.

"Они идут!" воскликнула она: "может-быть, Роса, это мой отец или квартирмейстер. В такую минуту я не могу не отворить двери, даже для Мюйра."

-- Поглядеть можно; много дыр в стенах".

Мабель послушала совета и подбежала к одной из бойниц, которая выходила над самым фундаментом здания; она осторожно вынула деревянный брусок, которым обыкновенно закладывалось малое отверстие бойницы, и бросила взгляд на то, что происходило у дверей. Изменение лица Мабели дало знать её подруге, что то были Индийцы.

-- Красный человек! сказала Роса, положив палец на губы и давая этим знак быт как-можно-благоразумнее.

"Четверо, страшно раскрашенные, с своими кровавыми трофеями. Арроугед между ними."

минуты; она подошла к бойвице и хотела уже просунуть в нее дуло ружья, как вдруг Мабель схватила ее за руку, не будучи в-силах одолеть нравственного отвращения.

"Нет, нет, нет, Роса!" сказала она: "не поднимай руки на мужа, лучше пусть я умру."

-- Ничего Арроугеду, возразила Роса, слегка содрогнувшись: ничего всем красным. Не стрелять в них - только страх.

Мабель поняла тогда намерение Росы и не противилась более. Последняя просунула дуло ружья в отверстие и, постаравшись произвесть как-можно-более шума, чтобы привлечь внимание, спустила курок. Еще выстрел не успел раздаться, как Мабель начала упрекать свою подругу.

"Ты указала, что не будешь стрелять... может-быть, ты убила своего мужа."

-- Убежали все, выстрелить не дали! возразила Роса смеясь, и, перейдя к другой бойнице, чтобы следить за движениями своих друзей, начала смеяться еще громче. Смотри - по кустам все воины. Думают, соленая-Вода и квартирмейстере здесь; берегутся теперь.

"Слава Богу! Теперь, Роса, я могу надеяться, что мне дастся несколько минут приготовить мои мысли к молитве, чтоб не умереть, как умерла Дженни, в житейских и мирских помыслах."

Роса положила ружье, подошла и села подле сундука, на который опустилась Мабель, изнемогая от сильного физического ощущения, обыкновенно сопровождающого внезапную радость и внезапное горе. Индийская женщина неподвижно устремила взоры на лицо нашей героини; физиономия её, так по-крайней-мере казалось Мабели, приняла выражение строгости, смешанной с безпокойством.

-- Арроугед великий воин, сказала жена Тускароры: - все девушки наши смотрят много на него. У бледнолицей красавицы есть глаза.

"Июньская-Роса! что значат эти слова, этот странный взгляд? Что хочешь сказать ты?"

-- За чем боялась - Роса убьет Арроугеда?

"Не ужасно ли мне было видеть, что жена поднимает руку на мужа? нет, Роса, лучше бы решилась я умереть сама."

-- Право? все тут?

"Все тут, Роса, Богом клянусь, и как-будто этого мало? Нет, нет, я ужь и так слишком-много видела ужасов сегодня... Но какую же другую причину могла подозревать ты?"

-- Не знаю. Бедная тускарорская девушка очень-глупа. Арроугед великий вождь, смотрит на все вокруг себя. Говорил о бледнолицей красавице во сне. Великий вождь любит много женщин.

"Разве вождь может иметь много жен, Роса, в вашем народе?"

-- Сколько жен кормить может. Великий охотник часто женится; у Арроугеда только Июньская-Роса теперь, но он смотрел много, видел много бледнолицую девушку, говорил о ней много.

Мабель сама знала это и несколько раз, во время путешествия их по лесу, ее оскорбляла внимательность Арроугеда; но ее поразил намек на это, сделанный самою женою его. Она знала, что различие в обычаях производит различие во взглядах на такие предметы; но кроме тяжелого и даже мучительного чувства, которое она испытывала, увидя себя как-бы невольною соперницею жены Тускароры, она не могла не бояться также, что ревность Июньской Росы будет плохим ручательством её личной безопасности в настоящем положении. Но, вглядевшись пристальнее в Июньскую-Росу, она начала разуверяться; если легко было читать в безхитростных чертах этой дочери природы горесть обманутой любви, то никакой подозрительный взор не мог бы принять живое выражение её открытого лица за выражение измены или ненависти.

"Ты ведь не изменишь мне, Роса?" сказала Мабель, сжимая её руку и уступая порыву благородной откровенности: "Ты ведь не отдашь меня, существо одного с тобою пола, не отдашь под томагоук?"

-- Тебя не тронет томагоук. Арроугед не позволит. Если у Росы должна быть сестра жена, Роса хочет, чтоб ты была.

"Нет, Роса, моя вера, мои чувствования запрещают это, и еслиб мне суждено было стать женою Индийца, я никогда бы не согласилась занять твоего места в вигваме."

и хотя муж её мог взять за себя ещё целую дюжину жен, она не знала ни одной, кроме Мабели, чье влияние могло б быть ей страшно. Красота, привлекательность, кротость, женственная нежность нашей героини внушали ей такое живое участие, что даже самая ревность не только не ослабляла его, но напротив усиливала, и причудливое влияние этого участия было одно из главных причин, побудивших ее отважиться настолько опасностей, чтоб спасти воображаемую соперницу от последствий внезапного нападения на остров. Одним-словом, Июньская-Роса женским инстинктом угадала чувство Арроугеда к Мабели, и вместо того, чтобы подчиниться мучительному ощущению ревности, которое заставило бы ее ненавидеть соперницу, и которому непременно подчинилась бы женщина менее-привыкшая уважать высшия права владычествеиного пола она начала изучать приемы и характер бледнолицей красавицы, и, не найдя в них ничего противного своим чувствониям, а напротив еще более ободренная ими, она восторженно полюбила ее, и любовь её, хотя и совершенно-иного свойства, не уступала в силе любви её мужа. Арроугед сам послал ее предупредить Мабель о грозившей опасности, но он не знал, что жена его прокралась на остров вместе с воинами и что она находилась теперь в цитадели вместе с предметом их общей заботливости. Напротив, он думал, так-как и сказала его жена, что вместе с Мабелью были Кап и Мюйр, что выстрел был сделан одним из них.

-- Росе жалко, что "Лилия" - так Индиянка называла на своем поэтическом языке нашу героиню - не хочет быть женою Арроугеда. Его вигвам просторен; великому вождю нужно много жен наполнить его.

"Благодарю тебя, Роса, за это великодушное предложение; но оно противоречит понятиям белых женщин" возразила Мабель, улыбаясь, не смотря на свое страшное положение: "к-тому же, я, может-быть, никогда не решусь выйдти замуж."

-- Тебе нужен хороший муж, сказала Роса: возьми Пресную-Воду, когда не нравится Арроугед.

"Мне теперь неуместно думать о таком предмете, Роса. Бог знает, доживу ли я до следующого часа. Мне бы хотелось узнать, еслиб было можно, жив ли, в безопасности ли мой дядя."

-- Роса пойдет смотреть.

"Как, ты хочешь идти? не опасно ли тебе быть замеченною на этом острове? знают ли воины твоего племени, что ты здесь? и приятно ли им будет узнать, что женщина последовала за ними на военное дело?"

Все эти вопросы Мабель выговорила быстро один за другим, как-бы боясь получить ответ, противный её желанию. Ей казалось странно, что Роса последовала за воинами, и она думала, не смотря на невероятность такой мысли, что Роса последовала за Ирокезами в своей собственной лодке и упредила их единственно для того, чтобы дать ей совет, которому обязана она была жизнию. Но все эти предположения были ложны, что и открыла ей Роса на своем неясном языке.

Арроугед, хотя и был вождь, однако он не пользовался уважением своего народа и действовал за одно с Ирокезами, вступив с ними в союз, хотя и временный, но искренний. У него был вигвам, но он редко посещал его; притворяясь в дружбе к Англичанам, он целое лето провел, по-видимому, на их службе, в самом же деле служил Французам; жена сопутствовала ему в его странствованиях, большая часть которых производилась на лодке. Словом, её присутствие не было тайною: муж её редко пускался в путь без нея. Это достаточно оправдывало желание Мабели, чтобы её подруга вышла из крепости осведомиться об участи Капа; и оне скоро условились, что Индиянка оставит крепость в первую благоприятную минуту.

Сначала оне осмотрели остров из всех бойниц, и увидели, что победители, разграбив хижины, делали приготовления к пиру. Хотя большая часть провизии была в крепости, но и в хижинах нашлось достаточно для награждения Индийцев за нападение, которое им так мало стоило. Трупы были уже унесены, и Мабель увидела, что оружие убитых солдат было свалено возле места, назначенного для пиршества. Роса поняла из некоторых известных ей признаков, что тела были унесены в чащу для того ли, чтоб погребсти их там, или скрыть от взоров; но ни один из таких предметов на острове, которые бросались в глаза, не был изменен, потому-что победители надеялись завлечь отряд сержанта, как-скоро он возвратится в засаду. Роса показала своей подруге человека на дереве, который сторожил, как говорила она, приближение бота, хотя экспедиция отправилась так недавно, что только неожиданный случай мог заставить ее скоро воротиться. Ничто не обличало намерения напасть непосредственно на блокгауз; но по всем признакам, как понимала их Роса, должно было думать, что Индийцы намеревались держать его в осаде до возвращения сержантова отряда, опасаясь, чтоб следы нападения на него не были замечены глазом столь опытным, как глаз Патфайндера. Бот, однакож, был прибран и спрятан под теми же кустарниками, под которыми были спрятаны и лодки Индийцев. Роса объявила тогда намерение отправиться к своим, потому-что эта минута, казалось, была благоприятна для-того, чтоб выйдти из крепости. По душе Мабели слегка пробежало чувство недоверчивости, когда оне сходили с лестницы; но она тут же устыдилась этого чувства, как несправедливого в-отношении к её подруге и недостойного в-отношении к ней-самой; и в то время, когда оне обе совсем сошли с лестницы, возвратилась её прежняя доверенность. Дверь отпирали оне с величайшею осторожностию; когда был повернут последний запор, Роса стояла уже у то то места, где должно было образоваться отверстие, и когда оно открылось на столько, сколько можно было пройдти её телу, Роса скользнула в него и исчезла. Мабель снова заперла дверь с судорожным движением; и когда запор был придвинут к своему месту, сердце её забилось так, что можно было слышать его биение. Тут ей стало легче, и она повернула два другие запора с большим спокойствием. Приведя все в прежнее положение, она взбежала на первый этаж, откуда могла видеть, что происходило вне крепости.

Долгие, тяжелые и мучительные часы протекли пока Мабель оставалась в совершенном неведении о том, что сталось с Росою. До нея достигали крики дикарей; крепкие напитки заставили их выйдти из пределов обычной осторожности; от времени до времени бросала она взгляд на их безумные оргии, и они безпрестанно напоминали ей о себе такими звуками, такими сценами, которые оледенили бй кровь в том, кто не был бы недавно свидетелем зрелищ гораздо-более страшных. К полудню показался ей на острове белый человек, которого по костюму и дикому виду можно было бы принять за новоприбывшого дикаря. Вглядевшись попристальнее в его лицо, впрочем очень-смуглое само-по-себе и загоревшее оч солнца, она уже не сомневалась более в своей догадке: на душе её стало как-будто полегче, когда она уверилась в присутствии существа, по своему роду, более близкого к ней, к которому она могла прибегнуть в последней крайности. Бедная девушка не знала, как слабо влияние белых на их диких союзников, когда эти отведают крови, и как трудно отвратить их от жестокостей.

День показался целым месяцем Мабели, и единственные минуты, которых тягости она не чувствовала, были минуты молитвы; к ней прибегала она от времени до времени, и с каждым разом чувствовала себя тверже, спокойнее, преданнее. Она поняла доводы Росы и почитала вероятным, что крепость будет нетронута до самого возвращения её отца, которого Индийцы надеялись уловить в засаду, - и в-следствие этого, менее безпокоилась о настоящей опасности; но будущее представляло ей мало надежды, и она не могла не помышлять о том, что будеть с нею, когда она попадется в плен. Тогда Арроугед и его оскорбительное чувство являлись перед нею в углублении перспективы. Наша героиня знала хорошо, что Индийцы уводят, обыкновенно, в свои селения тех пленных, которые не предназначаются к умерщвлению, и пленник становится принадлеюностию того, кто захотел бы принять его к себе. Мабель даже слышала о многих женщинах, проведших остаток жизни в вигвамах своих похитителей. После таких размышлений, Мабель опускалась невольно на колени и молилась.

напитки, найденные ими у Англичан, и их крики и телодвижения обличали в них людей, как-бы одержимых злым духом. Все усилия Французского начальника удержать их в границах, были безплодны, и он заблаговременно удалился на соседний остров, где был у него разложен бивуак. Однакожь, прежде, чем удалился, - он с опасностью своей жизни постарался потушить огонь и овладеть всеми средствами, которые могли бы возобновить его. Он принял эту предосторожность из опасения, чтоб Индийцы не сожгли крепости, сохранение которой было необходимо для его дальнейших планов. Он желал бы также овладеть и оружием, но должен был отказаться от этого желания, ибо воины удерживали свои ножи и томагоуки с упорством людей, дорожащих честию до последних сил; что жь касается до ружей, то уносить их, оставляя ножи и томагоуки, которые дикие употребляли обыкновенно в подобных случаях, было бы вовсе безполезно и ненужно. Скоро оказалось, что Француз поступил благоразумно, затушив огонь, потому, что едва он удалился, - один из воинов предложил зажечь крепость. Арроугед удалился также из толпы опьяневших Ирокезов, как-скоро заметил, что они начали терять разсудок; поместившись в одной из хижин, он бросился на солому, чтоб отдохнуть после двух ночей, проведенных в бодрствовании и трудах. Стало-быть, не оставалось никого между Индийцами, кто бы заботился о Мабели; может-быть, даже никто из них и не знал о её существовании. Вот почему предложение пьяного дикаря было принято с радостными криками восьмью или десятью его товарищами, столь же пьяными и столь же свирепыми, как он.

То была страшная минута для Мабели. Индийцы в своем настоящем состоянии не боялись уже ружей, сколько бы ни находилось их в крепости, хотя они еще и сохраняли смутное воспоминание, что в ней были заключены живые существа; это еще более раздражало и побуждало их к задуманному предприятию. И вот они приблизились к" стенам здания, завывая и прыгая, как демоны. Крепкие напитки только раздражили их телесные силы, ни мало не обременив. Первое нападение было учинено на дверь, к которой они бросились все вместе; но крепкая, бревенчатая дверь посмевалась над их усилиями. Сто человек, соединив против нея все свои силы, не могли бы повредить ей. Этого однакожь не знала Мабель. Сердце её сильно колотилось в груди, и она вздрагивала в испуге при каждом тяжелом ударе. Наконец, когда она увидела, что дверь противилась из усилиям, как-будто была из камня, - не дрожа, не подаваясь, и обнаруживая свое существование чуть слышным скрипом своих тяжелых петель, - тогда ободрилась, и, как только умолк звук последняго удара, взглянула в бойницу, чтоб узнать опасность во всем её объеме. Тишина, которую трудно было объяснить, удивила ее: тем, которые чувствуют приближение неминуемой опасности, всего мучительнее не быть в состоянии определить степень её близости.

Мабель увидела, что два или три Ирокеза, разворачивая золу, нашли несколько угольков и старались раздуть огонь. Общая жажда разрушения и сила привычки сделали их способными действовать единодушно и ловко. Белый несколько раз уже успел-бы отказаться от попытки развесть огонь из углей, которые светились в пепле подобно искоркам; но эти дети леса знали много средств, неизвестных нашему образованию. С помощию нескольких сухих листьев, которых только они одни знали где отъискать, вспыхнуло наконец пламя; горсть сухих сучьев повершила их усилия. Когда Мабель взглянула в бойницу, Индийцы сложили костер у двери, зажгли его, огонь запрыгал по ветвям, и скоро занялся весь костер, пылая и треща. Тут Индийцы испустили вопль торжества и возвратились к своим товарищам, уверенные, что уже дело разрушения началось. Мабель все еще смотрела вниз, сдва-ли даже будучи в-силах двинуться с места; огонь, грозивший ей страшною опасностью, как-бы приколдовал её взоры к себе. Пламя, поднимаясь все выше и выше, засверкало наконец перед самыми её глазами. В ту минуту, как она укрылась в противоположный угол комнаты, пламя ворвалось в бойницу, которой она не заложила, осветило всю комнату - и в ней Мабель и её отчаяние. Наша героиня не могла не подумать, что пришел последний час её, потому-что дверь, представлявшая единственную возможность выйдти, с адскою хитростию была заграждена пламеневшим костром; она начала молиться, в последний раз, как она думала. Глаза её закрылись - и минуты на две душа её совершенно сосредоточилась в себе; но чувство жизни было слишком-сильно и не могло долго оставлять ее в забытьи. Невольно открыв глаза, она увидела, что пламя не врывалось более в комнату, хотя дерево около маленького отверстия бойницы занялось и огонь тихо распространялся, раздуваемый слегка ветерком извне. Бочка с водою стояла в углу, и Мабель, повинуясь более инстинкту, чем отчетливому сознанию, схватила большую кружку, наполнила ее, и поливая дрожащею рукою на огонь, успела затушить его в этом месте. Дым несколько времени мешал ей смотреть вниз, но когда наконец удалось ей взглянуть, - сердце её сильно забилось от радости и надежды: она увидела, что костер был разбросан, а дверь, по которой стекала вода, только дымилась, но ужь не горела.

"Кто там?" сказала Мабель, приложив губы к отверстию. "Кого Провидение прислало мне на помощь?"

Легкий шаг послышался внизу и раздались тихие удары в дверь.

"Кто стучится? Не вы ли это, мой добрый, милый дядюшка?"

-- Соленой-Воды нет, в св. Лаврентии Пресная-Вода, - был ответ. Отвори скорей, нужно войдти мне.

Никогда шаг Мабели не был так легок, никогда движения её не были так быстры и живы, как в то время, когда она сбегала с лестницы и отдвигала запор. В эту минуту она думала только, чтоб убежать, и отворила дверь быстро, - без малейшей осторожности. Первым движением её было броситься под открытое небо, в слепой надежде оставить крепость; до Июньская-Роса остановила ее и, войдя, спокойно заперла дверь снова, прежде чем заметила движение Мабели, с живостью желавшей обнять ее.

"О, благодарю тебя, благодарю тебя, Роса!" вскричала наша героиня с жаром: "ты послана Провидением быть моим ангелом-хранителем!"

обязана, другая чем обязала.

"Теперь скажи мне, Роса" начала Мабель, горячо и крепко обнявшись с своею подругою: "не видала ли ты моего бедного дяди, или не слыхала ли чего-нибудь о нем?"

-- Не знаю. Никто на видал, никто не слыхал, никто не знает. Может, Соленая-Вода побежал в реку. Не то, где жь он? Квартирмейстер тоже. Я смотрела, смотрела, смотрела, но не видала их, ни того, ни другого, - нигде.

"Слава Богу! они как-нибудь ускользнули, хотя мы не можем придумать, как. Кажется, я видела здесь Француза на острове, Роса?"

-- Да, Французский капитан пришел и опять ушел. Много Индийцев на острове.

"О, Роса! нет ли какого-нибудь средства предупредить моего отца и не дач ему попасться в руки врагов?"

-- Не знаю. Думаю, воины ждут в засаде, и Йингизы потеряют волосы.

"Верно, и ерно, Роса, сделав столько для дочери, ты не откажешься помочь отцу?"

-- Не знаю отца, не люблю отца. Роса помогает своему племени, помогает Арроугеду: муж любит волосы.

"Роса, я не узнаю тебя. Я не могу, я не хочу верить, что ты желаешь видеть умерщвление наших солдат."

-- Лилия - йингизская девушка? сказала она вопросительно.

"Да, и как йингизская девушка, я хотела бы спасти моих соотечественников."

-- Очень-хорошо, если можешь. Роса не йингизская женщина, Роса тускарорская женщина; у ней тускарорский муж, тускарорское сердце, тускарорское чувство - все тускарорское. Лилия не захочет побежать сказать Французу, что отец её пришел за победой?

"Может-быть, нет" возразила Мабель, сжав рукою голову, которая, как она чувствовала, мутилась: "может-быть, нет. Ты служила мне, помогала мне, спасла меня, Роса. Для чего ты сделала это, если ты чувствуешь только как Тускарора?"

Слезы полились из глаз Мабели и она крепко прижала к своему сердцу это милое и любящее создание. Прошло с минуту прежде, чем она могла начать разговор, но после она уже начала выражаться спокойнее и связнее.

"Скажи мне, что меня ждет, Роса" сказала она: "твои друзья веселятся теперь ночью; что думают они делать завтра?"

-- Не знаю. Боюсь видеть Арроугеда, боюсь спрашивать; думаю, что спрячутся, пока не приидут назад Йингизы.

"Не сделают ли они опять нападения на крепость? Ты сама видела, что они начали-было делать."

"Ты думаешь, что я безопасна на эту ночь, по-кравней-мере?"

-- Очень-много рома. Походила бы Лилия на Росу, - много бы сделала для своего народа.

"Я похожу на тебя если желание служить моим соотечественникам может уподобить меня такой отважной, такой благородной женщине, как ты."

-- Нет, нет, нет! шептала ей Роса. Не станет духа, и Роса не пустила бы, еслиб и стало. Мать Росы была раз в плену, - и воины напились. Мать побила их всех томагоуком. Вот что краснокожая женщина, когда народ в опасности и хочет волос.

"Ты говоришь правду" возразила Мабель с содраганием и безсознательно выпустив руку Росы. "Я не могу этого сделать. У меня не достает ни силы, ни духа, ни воли обагрить мои руки в кровно"

-- Сама думаю так; только останься здесь. Крепость хороша, не тронут волос.

"Так ты думаешь, что я могу без боязни оставаться здесь, пока возвратится мой отец с своим отрядом?"

-- Знаю так. Никто не смеет тронуть крепость утром. Послушай, все тихо теперь - пили ром - и голова опустилась, и спят, как бревна.

"Нельзя ли мне убежать? Кажется, много лодок на острове? Нельзя ли мне взять одну и поплыть и уведомить моего отца о "

-- Знаешь, как грести? сказала Роса, бросив украдкою взгляд на свою подругу.

"Не так хорошо, как ты; но думаю, могу так грести, чтобы скрыться из вида до утра."

-- Что жь после? можешь грести шесть, десять, восемь миль?

"Не знаю могу ли; но я сделаю все, чтобы уведомить моего отца, благородного Патфайндера и всех других об опасности."

"Кто же может не любить его? Ты также полюбила бы его, да, ты полюбила бы его, еслиб узнала его сердце."

-- Не люблю его, совсем не люблю. Очень хорошее ружье, очень-хороший глаз, очень-много застрелил Ирокезов и очень-много братьев Росы. Сорвала бы волосы, если можно.

"А я должна спасти его, если можно. Здесь мы расходимся с тобою, Роса. Я пойду и отъищу лодку, пока они все спят, и оставлю остров."

"Роса, ты не захочешь изменить мне, после всего, что сделала для меня?"

-- Да, да, хочу, возразила Роса, дернув рукою назад и говоря с жаром и живостию, которую не замечала в ней доселе Мабель. - Роса громко позовет Арроугеда. Женщина закричит, воин проснется. Роса не пустит Лилию помочь врагу, - не пустит Индийца убить Лилию.

"Я понимаю тебя, Роса, я оправдываю твои чувствования; конечно, будет лучше, если я останусь здесь; кажется, я ужь слишком-много подумала о своих силах. Но скажи мне одно: если мой дядя прийдет и попросится войдти, пустишь ли ты меня отворить ему дверь?"

-- Да, да, он пленник здесь, а Роса любит лучше делать пленников, чем сдирать волосы; волосы - для чести хорошо; пленник - для чувства хорошо. Но Соленая-Вода так хорошо спрятался, что сам не знает, где спрятался.

продолжительный разговор, в котором Мабель старалась узнать что нибудь определеннее о своем настоящем положении и отчасти надеялась, что новые сведения могут послужить ей в пользу. Роса отвечала на все её разспросы просто, но с осторожностию, показывавшею, что она хорошо различала, что было неважно и что могло навлечь опасность на её друзей, или затруднить их дальнейшия действия. Наша героиня была неспособна хитрить и лукаво выведывать тайны от своей подруги, к-тому же она чувствовала, что это было столько же безполезно, сколько низко. Все, что передала ей Роса, ограничивалось следующим:

Арроугед давно уже был в сношениях с Французами, но тут только в первый раз он решительно сбросил с себя маску; он не имел уже более намерения искать доверенности Англичан, потому-что открыл признаки сомнения, преимущественно в Патфайндере, и с индийским хвастовством, он более хотел обнаружить свою измену, чем скрывать ее. Он предводительствовал дикими в нападении на остров, подчинись однако надзору Француза, о котором уже было говорено; Июньская-Роса не говорила однакоже, что он, или не он успел открыть положение острова, который почитался столь затаенным от неприятеля. Об этом она упорно умалчивала, но призналась, что они оба с мужем сторожили отплытие "Бегуна" и наблюдали за ним в то время, как были взяты и задержаны куттером. Француз только недавно узнал настоящее положение Острова-Притина. Мабель чувствовала, как-будто острое железо погружалось в её сердце, когда ей показалось из скудных намеков индийской женщины, что главные сведения сообщил бледнолицый, находящийся под начальством Дункана Лэнди. Но когда Мабель имела время обдумать слова своей подруги и припомнить, как кратки и загадочны были её фразы, она позволлла сеое ласкаться надеждою, что не хорошо поняла ее и что Джаспер Уэстерн снова выйдет из этого дела чистым и свободным от всех оскорбительных подозрений.

Роса сказала прямо, что ее послали на остров с целию узнать в точности число и занятие оставшихся на нем; но она также с своею всегдашнею наивностию дала заметить, что желание быть полезной Мабели более всего побудило ее решиться на это поручение, из её донесений и из других, различным образом собранных сведений, неприятели знали в-точности силу своих противников. Им было известно также число солдат, отправившихся с сержантом Дунгамом и цель их экспедиции, хотя они не знали того места, где сержант думал встретить Французские боты. Чудесное зрелище представляли тогда эти два прекрасные и чистосердечные создания, эти две женщины, из которых каждая желала узнать что-нибудь полезное для своих друзей и каждая в то же время по природной деликатности остерегалась делать нескромные вопросы своей подруге, с чувством почти инстинктивным избегая малейших намеков, могших повредить своему народу. Во всем, что касалось до них лично, оне было совершенно-откровенны, но молчаливы и скромны во всем что касалось друзей каждой из них. Росе также бы хотелось узнать о месте, куда отправился сержант, и о времени его возвращения, как Мабели хотелось бы узнать о других интересных для нея предметах; но Роса удерживалась от всякого вопроса об этом, с осторожностию, которая сделала бы честь самому развитому и образованному существу; еще менее старалась она достигнуть до сведения, которого столько желала, косвенным путем; однакожь, когда Мабель сама собою касалась в разговоре чего-нибудь, что могло бросить свет на предмет интересный для тускарорской женщины, она прислушивалась жадно, почти удерживая дыхание.

Таким-образом часы пролетали незаметно. Обе оне говорили и слушали с таким участием, что забыли о сне. К утру однакожь природа предъявила свои права; Мабель согласилась лечь на одну из соломенных постелей, приготовленных для солдатов, и скоро заснула крепким сном. Роса легла возле нея, и совершенная тишина воцарилась на целом острове, как-будто никогда в лесные владения не врывался человек.

Когда Мабель проснулась, солнце светило в отверстия бойниц и стояло уже высоко на небе. Её подруга все еще спала подле нея так крепко, как-будто лежа, не скажем на мягком пуху, а на французском матрасе, - итак спокойно, как будто никогда в жизни не испытывала никакой заботы. Движения Мабели скоро однакожь разбудили ее, привыкшую к бодрствованию; потом оне обе встали и начала осматривать остров в отверстия благодетельных бойниц.