Дирслэйер (Зверобой). Часть первая.
Глава III

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дирслэйер (Зверобой). Часть первая. Глава III (старая орфография)

III.

Скорый-Гэрри думал больше о прелестях Юдифи Гуттер, чем о красотах Глиммергласа и о ландшафте, окружавшем это озеро. Осмотрев все, что лежало на платформе, он опять подошел к байдарке и пригласил своего товарища отъискать на озере семейство Гуттера. Но наперед он вооружился подзорной трубкой, находившейся между его вещами, и тщательно принялся осматривать всю северную часть озера, особенно мысы и бухты.

-- Мне казалось, сказал Гэрри: - что старик Том отправился отсюда на север, оставив свой замок на произвол судьбы. Но так-как теперь известно, что его нет на северной стороне, то мы поедем на юг, и авось отъищем его в каком-нибудь захолустьи.

-- А разве он счел за нужное выкопать себе какое-нибудь логовище на берегу этого озера? спросил Натанаэль, усаживаясь в байдарку. - Мне кажется, в этом уединении спокойно можно предаваться своим мыслям, не опасаясь нечаянных нападений.

-- Ты забываешь, Натанаэль, Мингов и всех этих дикарей, союзных Французам. Разве отъищется где-нибудь клочек земли, куда бы не забрались эти гончия собаки?

-- Конечно, я слыхал о них очень-много дурного; но почему жь они гончия собаки?

-- Как-же назвать их иначе? Если слушать тебя, выходит, что твои Делоэры чуть не ангелы, между-тем, как, по-моему, и Делоэры и Минги хуже всяких чертей. Но вот в чем штука. Все люди на земле бывают трех цветов: белые, черные и красные. Белый цвет, разумеется, самый лучший, а, следовательно, и белый человек совершеннее других людей. Затем следует человек черный: он может жить подле белого, принося ему удовольствие и пользу. Но красный человек никуда не годится, и по-моему глупо какого-нибудь Индийца называть человеком.

-- И, однакожь, Гэрри, все эти породы сходны между собою...

-- Сходны? Вот славно! Не-ужь-то ты думаешь, что негр похож на белого, или я, на-пример, похож сколько-нибудь на краснокожого?

-- Дай мне договорить, Гэрри. Один и тот же Бог сотворил белых, черных и красных, и, конечно, Он имел особые причины придать своему творению различные цвета. Все породы получили одни и те же чувства, хотя я никак не отвергаю, что каждое племя наделено особыми дарами. Белые скорее других способны совершенствоваться; краснокожие, напротив, по своим способностям, удобнее могут оставаться в диком состоянии. Каждое племя действует по собственным своим соображениям и внутренним побуждениям. Например, содрать кожу с черепа мертвеца - в глазах белого, безсмысленный и позорный поступок, между-тем, как Индиец видит в этом доказательство геройской храбрости. С другой стороны, белый, во время войны, всегда пощадит женщину или младенца; краснокожий, напротив, убьет их с самою спокойною совестию. Это, конечно, очень-жестоко, согласен; но по их понятиям разсудок может позволить такой поступок, между-тем, как тот же разсудок говорит нам с тобою, что это позорно и преступно. Но перестанем толковать об этом. Каждый может думать, как ему угодно. Смотри, как бы нам не проглазеть старика Тома. Может-быть, он скрывается где-нибудь между этими густыми листьями.

Чего боялся Натанаэль, то легко могло случиться. На всем протяжении закраин озера, в том месте, куда он указывал, маленькия деревья совершенно заслоняли своими ветвями края берегов, которые по-большой-части довольно круты. Они плыли быстро: при колоссальной силе Скорого-Гэрри байдарка летела, как перо, а Дирслэйер управлял ею с необыкновенною ловкостию. Всякий раз, как они проезжали около мысов, Гэрри бросал взгляд на бухту, надеясь увидеть ковчег стоящий на якоре или прицепленный к берегу, но надежды его не сбывались, а между-тем, они проехали больше двух миль, и замок уже совершенно скрылся из виду. Наконец, Гэрри совершенно бросил весла, и очевидно недоумевал, в какую сторону им должно направить дальнейшие поиски.

-- Не-уже-ли старик Том вздумал углубиться в реку! сказал он, тщательно осмотрев восточный берег, который безпрепятственно можно было видеть на всем его протяжении. - Должно быть он через-чур занялся своим новым ремеслом, и выюркнул из озера. Делать нечего, поедем и мы по реке; только сначала будет дьявольски трудно управляться с этими листьями и сучьями.

-- Да где жь эта река, Гэрри? с изумлением спросил Натанаэль: - ни на берегу, ни между деревьями я решительно не вижу отверстия, через которое мог бы проходить Сускеганнах.

-- Вот в том-то и штука, что все реки похожи на людей, которые сперва выходят на свет Божий скорчившись в маленькие шарики, а потом появляются у них и огромные головы и широкия плеча. Ты не видишь реки от-того, что она проходит между высокими и крутыми берегами, и деревья покрывают её воды, словно кровлю какого-нибудь дома. Если старик Том не укрылся в бухте, значит, его надобно искать на реке. Но заглянем наперед в бухту.

Они снова взялись за весла, и Гэрри объяснил товарищу, что недалеко от них находится очень-мелкая бухта, образовавшаяся подле длинного мыса. Ее называли бобровой бухтой, потому-что в ней водилось множество канадских бобров. Здесь довольно-часто старик Гуттер останавливался с своим ковчегом, который совершенно скрывался в этом месте.

-- Заранее, разумеется, нельзя знать, какие гости могут нахлынуть в эту сторону, продолжал Гэрри, размахивая веслом: - и потому нетрудно приютиться в таком месте, откуда можно их видеть издали. Эта предосторожность особенно необходима теперь, в военное время, когда какой-нибудь Минг может на тебя напасть, как снег на голову. Но у старика Тома отличное чутье, и его мудрено застигнуть в-расплох.

-- Замок открыт со всех сторон, и я полагаю, что старик Гуттер легко наживет неприятеля, если озеро сделается известным.

-- Твоя правда, Натанаэль: неприятеля нажить всегда легче, чем какого-нибудь друга. Страшно подумать, сколько средств и способов накликать врагов на свою шею. Одни готовы выколоть тебе глаза единственно за то, что ты не разделяешь их образа мыслей; другие выкапывают из земли секиру, когда видят, что ты слишком-далеко ушел от них вперед. Я знал одного съумасброда, который поссорился с своим другом единственно за то, что тот не признавал его красавцем. Вот, например, о тебе, Натанаэль, никак нельзя сказать, чтоб ты был красавец первой руки; однакожь, само-собою разумеется, ты не сделаешься моим врагом, если я говорю тебе это в глаза.

-- Я не желаю быть ни лучше, ни хуже того, каким меня создал Бог. Может-статься, мое лицо действительно не отличается прекрасными чертами, как представляют их тщеславные и легкомысленные люди; но все же я не урод, и надеюсь, найдутся люди, которые отличат меня за доброе поведение.

Гэрри разразился громким смехом.

-- Нет, нет, любезный Натанаэль, сказал он: - ты отличный стрелок, с чем тебя и поздравляю; но глупо считать тебя красавцем. Юдифь, пожалуй, скажет это тебе сама, если ты вздумаешь разговориться с ней об этих вещах; потому-что, предупреждаю тебя, во всех наших колониях нет девушки легкомысленнее и болтливее Юдифи. Всего лучше тебе и не сталкиваться с ней. Вот сестрица её, Гетти, совсем другая статья: можешь говорить с нею, сколько угодно, и она будет слушать тебя с кротостию овечки. Впрочем, весьма-вероятно, и Юдифь не выскажет вполне своего мнения о твоей наружности.

-- Каково бы ни было её мнение, Гэрри, однакожь она не может сказать больше того, что теперь я слышу от тебя.

-- Я уверен, Натанаэль, ты не вздумаешь обижаться моими замечаниями. Тебе самому очень-хорошо известно, что ты не красавец, и почему же друзьям не говорить откровенно о таких пустяках? Будь ты красавец, я бы первый высказал тебе это от чистого сердца и к полному твоему удовольствию. Еслиб Юдифи вздумалось уверять меня, что я безобразен как рыболов, я был бы ей за это очень-благодарен, хотя, разумеется, не поверил бы ни одному слову.

-- Любимцу природы ничего не стоит шутить этими вещами, любезный Гэрри; но такия шутки не всегда приятны для других. Не скрою, мне иногда хотелось быть красавцем; но это желание исчезало, когда в то же время я воображал, что многие люди, при счастливой наружности, вовсе не отличаются внутренними дарами. Притом приходило мне в голову, что есть на свете тысячи людей гораздо хуже и несчастнее меня. Я мог родиться хромым, слепым, глухим, и тогда подлинно были бы для меня основательные причины жаловаться на судьбу.

-- Ты прав, Натанаэль, извини меня, и забудем этот разговор. Если твоя наружность не отличается прекрасными чертами, за то всякий, при одном взгляде, яснее солнца видит, что в твоей душе нет ничего безобразного. Притом, и сам ты не слишком-высоко ценишь красивую наружность, стало-быть, тем легче можешь простить подобную шутку. Юдифь, само-собой разумеется, не обратит никакого внимания на твое лицо; за то сестрица её, Гетти, поверь мне, будет на тебя смотреть с большим удовольствием, как и на всякого мужчину. Впрочем, какая тебе нужда до Юдифи? Она ветрена, тщеславна, и у нея целые толпы обожателей всякого рода. Не в твоем характере любить такую девушку. Притом, мне приходило в голову, что плутовка любит себя до безумия, больше, пожалуй, чем другой может ее полюбить.

-- Что жь тут мудреного, Гэрри? Юдифь в этом случае поступает так, как и большая часть хорошеньких женщин. Я знал даже многих Делоэрок, влюбленных в свою красоту, о которых, стало-быть, можно сказать то же, что о Юдифи. Но вот мы уже почти проехали длинный мыс, о котором ты говорил: бухта бобров должна быть около этого места.

спрятаться здесь с своим плывучим домом, и Гэрри полагал наверное, что они отъищут его в этой бухте.

-- Вот сейчас увидим и ковчег, сказал Гэрри, направляя байдарку туда, где вода была глубже. - Том, верно, запрятался в тростник, и мы через несколько минут отъищем его в этом гнезде.

Тщетная надежда. Легкий челнок был уже на самой средине этой бухты, а между-тем даже вооруженным глазом нельзя было разглядеть ничего похожого на лодку. Они углубились в тростник, и байдарка почти закрылась ветвями дерев, образовавших над нею свод. При всем том, они плыли без всякого шума, наблюдая величайшую осторожность в своих движениях, и челнок скользил как-будто по ровной и гладкой поверхности. Вдруг послышался им треск сухих ветвей на узкой полосе земли, отделявшей озеро от этой губы. Они вздрогнули, и в одно мгновение схватились за ружья, которые всегда были под рукою.

-- Нога, ступившая на эту ветвь, не может принадлежать легкому животному, сказал Гэрри тихим голосом: - этот шум произведен ногою человека.

-- Нет, нет, отвечал Натанаэль таким же тоном. - Эта походка еще слишком-легка для человечьей ноги, хотя в то же время она тяжела для маленького зверя. Причалим же к берегу, и я выскочу на землю. Будь это Минг или бобер, я перережу им дорогу.

Медленными и осторожными шагами Дирслэйер углубился в густой кустарник и, насторожив ухо, снова услышал такой же треск сухой ветви; теперь он не сомневался, что какая-то живая тварь пробирается на оконечность мыса. Гэрри также слышал эти звуки и, отчалив от берега, терпеливо ожидал, что будет. Через минуту он увидел, как легкая лань, пробравшись из-за кустарника, медленно подошла к песчаной оконечности мыса и начала утолять жажду чистою водою озера. После минутного колебания, Гэрри приподнял ружье, прицелился и выстрелил. Несколько минут выстрел сопровождался глухим молчаньем; но когда, наконец, звук перелетел через озеро и достиг утесов и гор, покрывавших другой берег, громкое эхо в различных перекатах огласило, повидимому, все это пространство безпредельного леса. При ружейном выстреле, сопровождавшемся свистом пули, благородная лань только встряхнула головой и не двинулась с места, потому-что первый раз ей приходилось иметь дело с человеком; но перекаты громкого эхо пробудили её недоверчивость и она стремительно бросилась в воду, чтоб переплыть на противоположный край. Гэрри испустил пронзительный крик и погнался на своем челноке за бегущим животным. Две. или три минуты вода пенилась между охотником и ланью, и когда Гэрри готов был сделать последнее усилие, чтоб настигнуть свою жертву, Натанаэль появился на берегу и подал знак воротиться.

-- Зачем безразсудно гоняться за бедным животным, когда оно не сделало тебе никакого вреда? сказал Натанаэль, подавляя внутреннюю досаду. - Вместо того, чтоб стрелять без всякой нужды, мы должны бы прежде всего поблагодарить судьбу, что сами не наткнулись на скрытого врага.

-- Как это я промахнулся, чорт побери! вскричал Торопыга, ломая руками. - Таких промахов я не делал и мальчиком пятнадцати лет.

-- Не о чем жалеть, любезный друг. Смерть этого животного не принесет нам никакой пользы, а твой выстрел может наделать больших хлопот. Шум этих отголосков поважнее для нас промахов ружейного выстрела. Это голос самой природы, которая возстает против безразсудной попытки опустошения.

-- Таких голосов ты услышишь безчисленное множество, если поживешь в этих окрестностях, отвечал Гэрри. - Эхо, в-продолжение летней тишины, безпрестанно повторяет все, что делают или говорят на Глиммергласе. Если нечаянно уронишь в лодку весло - горы тотчас захохочут над твоею неловкостью; если ты свиснешь или засмеешься - сосны сделают то же, и ты сгоряча подумаешь иной раз, что оне в-самом-деле могут говорить с тобой.

-- Стало-быть, тем нужнее благоразумие и осторожность в этих местах. Не думаю, чтоб неприятели успели проникнуть в эти горы - им тут нечего делать; но все Делоэры того мнения, что осторожность, после храбрости, составляет первую и необходимую добродетель. Горное эхо лучше всякого шпиона может обличить тайну нашего прибытия сюда.

-- Но прежде всего оно доложит старику Тому, что у него гости. Садись-ка опять, любезный, и покамест засветло поплывем к этому ковчегу.

назад, увидели, как лань выходила из воды на берег, пробираясь к тому месту, откуда появилась сначала. Благородное животное стряхнуло воду с своих боков, взглянуло на деревья и углубилось в густой кустарник.

-- Бедное творение уходит с благодарностью в сердце, сказал Натанаэль: - природа, без-сомнения, говорит ему, что оно избавилось от великой опасности. Ты в свою очередь, Гэрри Марч, должен благодарить Бога, что у тебя на этот раз глаз был не так верен и рука не так тверда, потому-что мы вовсе не нуждались в этой невинной твари.

-- До моего глаза и до моей руки, я думаю, нет тебе никакого дела, возразил Гэрри, вспыхнув от досады. - Делоэры прозвали тебя Непромахом, и ты, я очень верю, отлично стреляешь в оленей; но желал бы я поставить тебя лицом-к-лицу с каким-нибудь Мингом, который, так же как и ты, вооружен карабином. Тогда можно бы что-нибудь сказать насчет твердости твоей руки и верности глаза. Убить четвероногое животное не значит еще отличиться каким-нибудь подвигом; но положить на месте дикаря, по-моему, геройский подвиг. Мой глаз верен, друг Натанаэль, и рука моя не дрожит; но если теперь пуля не дошла по своему назначению, это произошло от-того, что животное вдруг остановилось на месте, тогда-как, по моему разсчету, ему следовало продолжать свой путь.

-- От-чего бы то ни произошло, Гэрри Марч, я очень-рад, что ты промахнулся. Что жь касается до меня, то я не стыжусь, что у меня не достанет духа стрелять на своего собрата с таким же хладнокровием, как на оленя.

-- Кто жь тебе говорит о твоих собратьях? Речь идет о каком-нибудь Индийце, который недалеко ушел от четвероногих.

-- Ты говоришь точь-в-точь как миссионеры; но поверь, что тебя не станут слушать в этой стране, куда, к нашему благополучию, еще не притащились моравские братья с своим скучным бредом. Я в свою очередь скажу тебе, что кожа для человека значит все; иначе как бы стали отличать одно племя от другого? Ведь ты по коже, разумеется, отличаешь медведя от свиньи, и серую белку от черной.

-- Однакожь обе оне, и белая и серая, все же белки.

-- Кто против этого спорит? но ты не станешь утверждать, что краснокожий и белолицый - оба Индийцы.

-- Конечно нет; но я всегда скажу, что оба они - люди, различных пород и различных цветов, с различными обыкновениями и преданиями, но все же люди с разумною душою, и каждый из них после смерти будет отвечать за поступки в этой жизни.

ни больше, ни меньше, и только одну хитрость природа уделила им из всех человеческих свойств. Хитрости в них очень-много, это правда; пр лисица и медведь в этом отношении не хуже их. Я постарше тебя, Натанаэль, и слишком-долго жил в этих лесах: не тебе меня учить, что такое Индиец, и чем отличается одна порода от другой. Если хочешь прослыть дикарем, стоит только тебе об этом заикнуться, и мы увидим, какой прием сделает тебе Юдифь Гуттер. Однакожь, вот река, которую мы так долго искали. Видишь, как она запряталась под деревья и кустарники: можно подумать, что все это скорее загромождает, чем облегчает исток воды из озера.

Скорый-Гэрри недурно описал это место. В-самом-деле, река представляла глазам какую-то засаду, образовавшуюся из кустарников и дерев. Оба берега отстояли один от другого футов на сотню, правда западной стороне это пространство. загромождалось по-крайней-мере на половину. От множества кустарников, пригнутых к вод, и от сосен, подымавших свои верхушки на подобие колокольных щпицов, глаз, даже на ближайшем разстоянии, никак не мог заметить отверстия, через которое протекала вода из Глиммергласа. Словом, не было видно никаких следов реки, и лес повсюду представлял однообразный, бесконечный ковер из листьев. Челнок, между-тем, подвигаясь медленно, вошел под арку из древесных ветвей. Нисколько минут путешественники, окруженные мраком, не говорили ни слова.

-- Эту засаду образовала сама природа, сказал наконец Гэрри в-полголоса, как-будто чувствуя, что это место посвящено молчанию и бдительности. - Я теперь убежден, что старик Том засел где-нибудь недалеко отсюда. Проедем еще сажен десяток, и мы наверное наткнемся на его гнездо.

-- Но каким образом мог пробраться сюда его ковчег? с недоверчивостию спросил Натанаэль. - Здесь едва достает места и для нашей байдарки.

Гэрри улыбнулся этой мысли, и не без основания. Пробравшись через бахраму кустарников, разстилавшуюся по закраинам озера, приятели очутились на гладкой поверхности воды, протекавшей под лиственным балдахином, для которого старые деревья служили колоннами. Здесь вдруг образовался свободный проход футов на двадцать в ширину, и зрение могло ясно различать предметы на далекое пространство. Подвигаясь вперед медленно и осторожно, путешественники тщательно наблюдали все извороты реки, которых оказалось довольно-много на пространстве нескольких сотен ярдов. При одном из таких поворотов, Гэрри вдруг остановил лодку, и ухватился за ветвь, как-будто нечаянная мысль поразила его. Дирслэйер в свою очередь машинально взялся за карабин.

сети? Но где же, чорт побери, его проклятый ковчег? Я готов прозакладывать все свои кожи, если он не в этом же месте. Разумеется, Юдифь ни за что не согласится пачкать свои прелестные ножки в этой черной грязи. Скорее кокетка сидит где-нибудь на берегу ручья, убирает свои волосы и запасается на всякий случай презрением к бедным мужчинам.

не так презирает наш пол, как мерещится тебе, и вероятно теперь она где-нибудь и как-нибудь помогает своему отцу.

-- Очень-приятно слышать истину из уст мужчины, хотя бы только один раз в жизни, вскричал приятный женский голосок так близко от лодки, что путешественники вздрогнули. - Что касается до вас, господин Марч, правдивые слова совсем не идут к вашему горлу, и я в этом отношении не имею на вас никакой надежды. При всем том, я очень рада, что с вами не постыдился путешествовать человек, который так хорошо умеет ценить бедных женщин. Теперь ваше общество гораздо лучше, чем прежде.

Едва были произнесены эти слова, как прекрасная молодая женщина выставила свою голову через отверстие между листьями в таком близком разстоянии, что Натанаэль мог бы дотронуться до нея своим веслом. Она бросила суровый взгляд на Гэрри и поблагодарила ласковой улыбкой его товарища, при чем нельзя было не заметить, что её подвижная физиономия способна принимать в короткое время самые разнообразные оттенки.

Минутное исследование объяснило все дело. Байдарка наших путешественников совершенно-незаметным для них образом почти наткнулась на самый ковчег, который тщательно был скрыт за ветвями дерев, склонившихся с берега. Молодой девушке стоило только отодвинуть листья от окна, чтобы обратить свою речь к путешественникам, которые были прямо перед её глазами.