Дирслэйер (Зверобой). Часть первая.
Глава XI

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Купер Д. Ф., год: 1841
Категории:Приключения, Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дирслэйер (Зверобой). Часть первая. Глава XI (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XI.

Присутствие женщин в индийском лагере очевидно доказывало, что Ирокезы стоят еще не на военной ноге, как обыкновенно выражаются эти дикия племена. Это была весьма незначительная часть племени Ирокезов или Гуронов, которые охотились и ловили рыбу на английской территории при начале военных действий. Когда курьер возвестил о вспыхнувшей войне между Англичанами и Французами, и когда не осталось никакого сомнения, что в эту войну будут вовлечены все дикия племена, находившияся под влиянием враждующих держав, - эти дикари кочевали на берегах Онейды, озера, отстоявшого от их собственных границ миль на пятьдесят. Вместо-того, чтобы воротиться домой по прямой дороге в Канаду, подвергаясь опасности неожиданно наткнуться на отряды английских солдат, они предпочли еще далее углубиться в непроходимый лес, и таким-образом, сверх всякого чаяния, очутились на берегах Глиммергласа, где расположился старик Гуттер с своим семейством.

Временный лагерь представлял для глаз род грубого бивуака, защищенного самодельными средствами людей, привыкших к подобным сценам. Единственный огонек, разведенный при корне дуба, удовлетворил кухонным потребностям всей этой группы, укрывавшейся от холода в ночное время в двадцати шалашах из хвороста, прикрытого древесною корой. Мёбели в лачужках почти не было никакой. Самодельная кухонная посуда расположена была подле огня, и тут же на деревьях висели разные статьи мужского и женского платья. Ружья, патроны с порохом, охотничьи котомки и несколько застреленных ланей довершали остальную собственность этого фантастического табора.

Так-как лагерь находился среди густого леса, то не было никаких средств обнять его одним взглядом, не-смотря-на-то, что шалаши торчали один подле другого. Не было здесь общого центра или открытого места, куда бы могли собираться владетели этого жалкого хутора: все было темно, прикрыто, затаено, и все притворно, как сами жители. Дети, бегавшия взад и вперед от одной лачужки к другой, придавали отчасти этому кочевью оживленный вид домашней жизни. Робкие голоса и затаенный смех нескольких женщин возмущали по-временам глубокое спокойствие мрачного леса. Мужчины ели, спали, осматривали свои ружья и разговаривали очень-мало, притом всегда вдали от своих жен.

Когда молодые девушки вошли в самый лагерь, Гетти испустила легкое восклицание, заметив своего отца. Он сидел на земле, прислонившись к дереву, между-тем, как Гэрри, стоявший против него, небрежно резал маленькую ветвь. Повидимому, они пользовались совершенною свободой в этом месте, и посторонний наблюдатель, незнакомый с индийскими обычаями, мог принять их за гостей, наслаждавшихся радушным гостеприимством. Проводив свою подругу, Вахта немедленно удалилась, чтобы не помешать своим присутствием нежной встрече; но Гетти, не приученная к чрезмерным ласкам, обуздала как-нельзя-лучше восторг своей чувствительности. Она подошла к отцу спокойным и ровным шагом, и остановилась перед ним, не говоря ни слова, как немая статуя дочерней любви. Старик в свою очередь, при этом нечаянном явлении; не обнаружил ни удивления, ни безпокойства: в этом отношении он был совершенно пропитан стоицизмом Индийцев и отлично понимал, что, подражая их хладнокровию, можно всего-скорее заслужить их уважение к себе. Сами дикари, при внезапном появлении незнакомки, остались совершенно равнодушны. Одним-словом, подъезд к деревенскому трактиру какого-нибудь путешественника подействовал бы гораздо больше на праздных зевак, нежели это нечаянное прибытие, сопровождавшееся довольно оригинальными обстоятельствами.

Гуттер, между-тем, внутренно был очень растроган поведением Гетти, хотя притворился совершенно-хладнокровным. Он вспомнил её увещания перед отъездом из своего замка, и теперь, при постигшем несчастии, её слова получали для него глубокий смысл. Притом он знал простодушную верность своей дочери, способной на всякия пожертвования, и хорошо понимал причину её настоящого поступка.

-- Нехорошо, Гетти, сказал он, соображая вероятные последствия её выходки: - очень-нехорощо. Ирокезы жадны до человеческой крови, и никакия услуги не заставят их простить нанесенную обиду.

-- Скажи, батюшка, возразила молодая девушка, боязливо осматриваясь вокруг себя: - скажи, позволил ли вам Бог выполнить жестокий план, который привел тебя и Генриха Марча на это место? Мне надобно об этом знать, чтобы тем свободнее говорить Индийцам.

-- Тебе не следовало приходить сюда, неразумная дочь. Эти звери не поймут твоих намерений.

-- Как же это, батюшка? Удалось ли тебе или Гэрри завладеть человеческими волосами.

-- Нет, дитя мое, совсем нет, и ты можешь быть спокойна на этот счет. Я схватил-было ту девушку, что с тобою пришла, но на её отчаянный крик сбежалась целая стая диких крыс, и мы не управились с ними.

-- Благодарю тебя, батюшка! Теперь я могу смело говорить с Ирокезами, и совесть моя будет спокойна. Надеюсь, Генрих Марч, так же как и ты, не сделал никакого вреда этим Индийцам.

-- О, что касается до меня, то можете, если хотите, успокоиться, на долгия времена, отвечал Скорый-Гэрри. - Я остался круглым дураком так же, как и ваш отец. История, видите ли, вот какая. Когда старик Том и я накинулись на свою законную добычу, чтоб заработать казенные денежки, эти черти нахлынули на нас со всех сторон, и, менее, чем в пять минут скрутили нас обоих по рукам и по ногам.

-- Однакожь, теперь вы не связаны, Генрих Марч, возразила молодая девушка, бросив робкий взгляд на красивого гиганта. - На вас нет ни веревок, ни цепей, и тело ваше не изломано.

-- Еще бы! какого чорта они выиграют, если вздумают переломать мои кости? Да дело не в том: владея и руками и ногами, мы теперь с вашим отцом хуже всякого безрукого и безногого калеки. У всех этих дерев есть и уши и глаза: один шаг вперед с этого места, и целые десятки пуль засядут на нашей спине. Вот как, любезная Гетти. Во всей колонии нет тюрьмы крепче той, в которую теперь законопатили нас. Это я отлично понимаю.

Но Гетти вовсе не понимала, что такое тюрьмы, и для чего оне существуют на белом свете. Уловив только общую мысль Генриха Марча, она отвечала:

-- Потерпите, Гэрри, успокойтесь и с надеждой на Бога ожидайте своего избавления. Я пойду к Ирокезам, переговорю с ними, и все кончится к общему благополучию. Никто из вас не должен за мною следовать: я пойду одна, и как скоро вам позволят воротиться в замок, я немедленно извещу вас.

Гетти говорила с такою наивною важностью и так была уверена в успехе, что оба пленника невольно начали разсчитывать на её ходатайство, никак не подозревая, на чем оно основывалось. Поэтому никто не возражал, когда она обнаружила свое намерение их оставить, хотя было ясно, что она решилась подойдти прямо к группе ирокезских шейхов, которые, между-тем, втихомолку разсуждали в стороне, вероятно, о причинах внезапного появления странной незнакомки.

Оставив свою подругу, Вахта подошла как-можно-ближе к двум или трем старейшим шейхам, которые ей оказывали особенное снисхождение в-продолжении плена. Вмешаться в разговор старшин ей как женщине и как пленнице, было невозможно; но хитрая девушка разочла, что старшины, вероятно, потребуют ее сами, если она будет увиваться около них. Так и случилось. Едва Гетти подошла к своему отцу, как многозначительным и тайным жестом потребовали Делоэрку в круг старшин, где тотчас же начали ее разспрашивать на счет загадочного прибытия белой подруги. Этого только и хотела суженая Чингачгука. После некоторых незначительных подробностей, Вахта объяснила прежде всего, каким-образом она открыла слабоумие девушки, которую, без дальнейших околичностей, тотчас же назвала юродивой, преувеличивая до невозможности отсутствие в ней умственных способностей. Затем, в коротких словах объяснила она повод, заставивший молодую девушку отважиться на свое опасное странствование. Её слова не долго оставались без ожидаемого действия, и Вахта с удовольствием заметила, что Ирокезы уже с благоговением посматривают на её подругу. Кончив свое дело, она удалилась к разведенному огню, и как нежная сестра принялась готовить обед для угощения своей неожиданной гостьи. Но среди этих приготовлений, сметливая девушка не ослабила своей бдительности: она наблюдала физиономию шейхов, движения Гетти и все второстепенные обстоятельства, которые могли иметь влияние на интересы её подруги, соединенные так тесно с её собственными выгодами.,

Все старшины с почтением разступились, когда Гетти вошла в их кружок, и один из главных шейхов ласково пригласил молодую девушку сесть на пень. Затем он сам занял место подле нея, а другие обступили их с величавою важностью. Гетти немедленно начала объяснять причину своего визита; но едва открыла она уста, как старейший шейх подал ей знаке к молчанию, и вступил в какие-то переговоры с своими товарищами. Оказалось, что им нужен переводчик, и что самый лучший переводчик - делоэрская пленница, которую таким образом потребовали вновь на этот сейм.

подал знак, чтоб бледнолицая красавица объяснила свои намерения.

-- Скажи им, Вахта, что я младшая дочь Томаса Гуттера, старшого из их пленников. Он владеет замком и ковчегом, плавая по широкому Глиммергласу, который принадлежит ему вместе с холмами и окрестными лесами, так-как он давно поселился на этих местах. Пусть они знают, кого должно разуметь под именем старика Тома. Потом скажи им, Вахта, что я пришла убедить их, что они не должны делать своим пленникам ни малейшого зла и отпустить их с миром. Скажи им все это откровенно, милая Вахта, и не бойся ничего, ни за себя, ни за меня. Бог наш покровитель.

Вахта перевела буквально эти предварительные статьи на ирокезский язык, который был ей известен как свой природный. Шейхи выслушали ее с величайшею важностью, и двое из них, понимавшие немного английский язык, засвидетельствовали многозначительными жестами, что Делоэрка переводит исправно.

-- Теперь, Вахта, я желаю, чтоб ты передала этим красным людям слово-в-слово все, что я намерена сказать. Прежде всего скажи им, что мой отец и Генрих Марч забрались в их стан единственно для-того; чтоб содрать как-можно-более волос с человеческих черепов, так-как злой губернатор и колония обещали за них большие деньги, не разбирая, мужчина ли, женщина или ребенок сделаются жертвами этого безчеловечного наказа. Мой отец и Генрих Марч прибыли сюда из одной только жадности к деньгам. Скажи им это, милая Вахта, без утайки, точь-в-точь, как слышишь из моих уст.

Вахта принуждена была повиноваться, из опасения переменой выражений раздражить тех из своих слушателей, которые сами немного понимали Гетти. Эта речь, однакожь, к величайшему изумлению, совсем не произвела дурного впечатления на собрание старшин. Очевидно, что они не хотели порицать в других то, на что каждый из них готов был отважиться при малейшей возможности.

-- И теперь, Вахта, продолжала Гетти, заметив, что её объяснения усвоены как следует: - теперь ты можешь сообщить им вещи по-важнее. Они знают, что батюшка и Генрих Марч не успели в своем предприятии, и, стало-быть, они не могут питать против них ни малейшей злобы. Совсем другое дело, если бы пленники перерезали их жен и детей; теперь же замышляемое зло осталось без последствий. Но прежде всего, спроси их, Вахта, знают ли они, что есть Бог, царствующий над всею землею, верховный владыка всех людей и всех тварей, красных и белых, черных и желтых?

Вахта, повидимому, немного изумилась при этом вопросе, потому-что мысль о Великом Духе редко выходит из головы индийской девушки. Однакожь она передала буквально этот вопрос, и немедленно получила утвердительный ответ, сделанный важным и торжественным тоном.

-- Хорошо, продолжала Гетти: - теперь не трудно уладить остальные вещи. Этот Великий Дух, как вы называете нашего Бога, благоволил даровать людям книгу, которую мы называем библией. В этой книге начертаны все его заповеди и все правила, с которыми люди должны сообразоваться в своих поступках. Вот эта святая книга в моих руках; скажи, Вахта, этим старейшинам, что я намерена прочесть им некоторые места.

С этими словами Гетти вынула маленькую английскую библию, завернутую в платок, и открыла ее с набожным благоговением. Некоторые из Индийцев, при виде этого предмета, выразили свое изумление.

-- Смотри сюда, Вахта, продолжала Гетти: - все эти строки, слова, стихи и главы произошли от Бога.

-- От-чего же Великий Дух не дал такой книги Индийцам? спросила Вахта.

-- От-чего? как от-чего, милая Вахта? Ведь ты знаешь, что Индийцы не умеют читать.

Вахта не сочла нужным делать возражений, и смиренно ожидала дальнейших объяснений.

-- Ты можешь сказать старейшинам, что эта книга повелевает прощать своим врагам, воздавая добром за зло, повелевает считать их своими братьями и не обижать никого из мстительности или другой какой-нибудь грешной страсти. Думаешь ли ты. что им можно все это передать так, чтоб они поняли?

-- Передать попытаюсь, но поймут ли, не знаю.

Когда Вахта перевела, большая часть Индийцев обнаружили величайшее изумление, противоречившее как-нельзя-более их обыкновенному хладнокровию, и все вообще потребовали, чтобы белая девушка продолжала.

-- Теперь я стану читать, и пусть они знают, что это говорит сам Великий-Дух. Прежде всего повелевает святая книга любить своего ближняго как самого-себя. Растолкуй им это, милая Вахта.

-- Но бледно-лицый не может быть ближним для Индийца, возразила Делоэрка решительным тоном. - Ближний значить Ирокез для Ирокеза, Могикан для Могикана, белый для белого. Не к чему говорить об этом старшинам.

-- Ты забываешь, Вахта, что слова эти принадлежат Великому Духу, для которого равны все племена и народы. Вот еще другая заповедь: аще тя кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и

-- Что это значит? спросила Вахта с быстротою молнии.

Гетти объяснила, что этим текстом запрещается всякая мстительность и злоба.

-- Слушай дальше, милая Вахта. Вот что говорит Великий Дух: Любите враги ваша, благословите клянущия вы, добро творите ненавидящим вас, и молйтеся за творящих вам напасть.

Воспитанная своею матерью в духе христианского благочестия, восторженная девушка теперь быстро переходила от текста к тексту, и наконец разом прочитала несколько страниц. Само-собою разумеется, простодушная Делоэрка, не понимавшая и десятой доли из всего, что ей читали, тем менее могла передать все эти мысли диким слушателям. Кое-что у ней осталось в голове, и она перевела, как могла, некоторые из замечательнейших текстов. Старейшины молчали, и только один из них, оправившись от изумления, вздумал сообщить свои замечания импровизированной миссионерке.

-- Это ли святая книга бледно-лицых? спросил он, взяв библию из рук Гетти и переворачивая ее с напряженным любопытством, как-будто надеясь от нея дождаться каких нибудь положительных последствий. - Здесь ли тот закон, которому следуют мои белые братья?

Вахта, к которой обращен был этот вопрос, отвечала утвердительно, прибавив, что канадские Французы и все вообще Англичане признают авторитет этой книги.

-- Скажи моей белой сестре, прибавил Ирокез: - что я намерен сказать ей несколько слов.

-- Ирокезский шейх будет говорить, милая Гетти. Слушай.

-- О, как я рада! вскричала Гетти. - Бог коснулся его сердца, и теперь он освободит батюшку и Генриха Марча.

-- Закон бледно-лицых заставляет делать добро сзоим обидчикам, начал шейх. - Если брат просить ружье, закон заставляет отдать и пороховые патроны. Такой ли закон у бледнолицых?

-- Нет, нет, с живостию отвечала Гетти, когда объяснили ей эту речь. - Святая книга вовсе не говорит о ружьях. Порох и пули оскорбляют Великого Духа.

-- Зачем же бледно-лицые употребляют пули и порох? Закон повелевает им давать вдвое против того, чего у них просят, а они берут вдвое у бедных Индийцев, которые не просят ничего. Вместе с лучами солнца встают они с своею книгою в руках и читают ее краснокожим; а сами что делают? Они забывают все, чему учит эта книга. Как скоро Индиец дает, белый человек никогда не доволен и требует" втрое. Теперь белые люди обещают золото за волосы наших жен и детей, а нас, между-тем, они же называют дикими зверями, когда берем мы волосы человека, убитого на открытой войне. Мое имя - Райвенок.

-- Что мне им сказать, милая Вахта? спросила она умоляющим тоном. - Я знаю, все то правда, что написано в этой книге, а между-тем правда и то, что белые люди ведут себя не так, как повелевает Великий Дух.

-- Дай им бледно-лицый отчет, сказала Вахта ироническим тоном: - ведь он всегда хорош с одной стороны, хотя дурен с другой.

-- Нет, Вахта, нет, у истины не может быть двух сторон, а вот выходят странные вещи. Стихи я прочла правильно, уверяю, тебя, и никто не посмеет сказать, что в слове Божием есть ошибки. Этого никогда не может быть, милая Вахта.

-- От-чего же никогда? Бледно-лицые об одном и том же предмете говорят как им вздумается: иногда он у них бел как снег, иногда череп как смола.

подругой. Она заключила Гетти в свои объятия и старалась ее успокоить.

-- Не плачь, моя милая беляночка, говорила она, лаская свою подругу: - что в этом толку? Ведь не ты сделала книгу, и не ты виновата, если бледно-лицые ведут себя дурно. Много злых людей между красными, и много злых людей между белыми. Всякий цвет одинаково хорош, и всякий цвет одинаково дурен. Старейшины знают это.

Скоро Гетти оправилась от своей тоски, и ум её с новою живостию обратился к задуманному плану. При виде старейшин, стоявших вокруг нея с глубокомысленным вниманием, она еще раз употребила отчаянное усилие, чтоб вразумить и убедить их.

-- Слушай, Вахта, сказала она, подавляя свои вздохи и стараясь говорить внятным тоном. - Скажи старейшинам, что злые люди есть везде, и Великий-Дух не пощадит их, потому-что его закон дань для всех пород и для всех цветов. Великий Дух сказал: воздадите добром за зло,

-- Между Делоэрами и Гуронами никто не слыхивал о таком законе, сказала Вахта, стараясь ее утешить. - Не годится говорить об этом красным людям. Не поверят.

В эту минуту один из шейхов остановил Делоэрку движением руки, и она должна была прекратить свои ласки и слова. Затем другой шейх вышел из этой группы, и скоро возвратился опять в сопровождении Гуттера и Генриха Марча. Вахта поняла, что пленников призвали на допрос.

-- Дочь моя, сказал главный шейх молодой Делоэрке: - спроси у этой серой бороды, зачем он забрался в наш лагерь?

Вахта повиновалась. Старик Гуттер прямо и без всяких уловок отвечал, что его намерение было резать своих неприятелей без различия возраста и пола, чтоб овладеть их волосами, за которые колониальное правительство назначило огромные призы. Такой же ответ принужден был дать и Генрих Марч, понимавший в настоящем случае безполезность всяких выдумок и уверток. Затем, ирокезские шейхи, считая это дело оконченным, удалились в разные стороны, оставив пленников наедине с обеими молодыми девушками.

образумишь этих скотов. Скажи-ка лучше нам: что предпринимает Дирслэйер для нашего освобождения?

-- Батюшка, Дирслэйер и Юдифь совсем не знали, что я намерена оставить ковчег. Они боятся, как бы Ирокезы не построили плот, чтоб добраться до замка, и думают только о своей собственной защите.

-- Нет, нет, нет, сказала Вахта с величайшею живостию, так, однакожь, чтоб нельзя было ее подслушать за несколько шагов. - Дирслэйер совсем не такой человек. Он не думает о себе, когда друг в беде. Поможет всем и воротится домой.

-- Это недурно, дядя Том, сказал Гэрри, улыбаясь. - Если смазливая Индиянка вмешается в дело, можно провести с нею самого чорта.

-- Тише, молодой человек, заметила Вахта. - У Ирокезов чуткия уши.

-- Или поживитесь моими волосами, седая борода, возразила Вахта с холодной иронией.

-- Нечего говорить о том, что прошло. То была ошибка. Насмешкой ничего не сделаешь, молодая женщина: заметь это хорошенько.

-- Батюшка, сказала Гетти: - Юдифь думает вскрыть большой сундук, чтоб сокровищами его купить твою свободу.

Старик нахмурился и проворчал какие-то невнятные фразы.

-- Вы не знаете, чего просите, угрюмо отвечал Томас Гуттер. - Обе вы глупые девчонки, и я советую вам держать язык за зубами. - Брри, дикари, повидимому, вовсе не заботятся о нас, а это слишком-дурной признак. Должно на что-нибудь решиться, и чем скорее, тем лучше. Как ты думаешь: можно ли положиться на эту молодую женщину?

-- Слушай, старик, сказала Делоэрка торжественным тоном. - Вахта не была и не будет ирокезской женщиной: она Делоэрка душой и телом, чувствами и сердцем. Она также пленница. Пленники помогают друг другу. Ни слова больше. Дочь останется с отцом. Вахта заботится обо всех и держит ухо востро.

С этими словами молодая девушка встала и спокойно отправилась в свой шалаш, как-будто ей не было никакого дела до бледнолицых.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница