Дирслэйер (Зверобой). Часть вторая.
Глава III

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дирслэйер (Зверобой). Часть вторая. Глава III (старая орфография)

III.

Соединившись с своим приятелем, Делоэр прежде всего начал серьёзно заботиться о перемене своего цивилизованного костюма на воинственный наряд могиканского шейха. На возражения, сделанные по этому поводу Дирслэйером, он отвечал уведомлением, что Ирокезы уже знают о присутствии Индийца, и что подозрения их, по всей вероятности, обратятся на его действительный план, как-скоро он будет весьма-некстати продолжать свой маскарад. Дирслэйер больше не настаивал, видя очень-хорошо, что теперь, в-самом-деле безполезно было скрываться. При всем том, желание казаться сыном лесов происходило в сущности дела от причины гораздо-более нежной. Чингачгук был извещен, что его возлюбленная гуляет на противоположном берегу, и он пришел в неописанный восторг от мысли, что она может видеть его в живописном наряде могиканского шейха, как-скоро он выйдет на платформу и станет издалека рисоваться перед её глазами.

Молодой охотник, непосвященный в таинства любви, всего менее был способен попасть на подобную догадку. Его занимали более-серьёзные мысли, и он спешил держать с своим другом военный совет. Наперед они сообщили один другому все, что происходило во время их различных переговоров с различными особами. Чингачгук ознакомился с подробностями договора относительно выкупа пленных; Дирслэйер в свою очередь узнал о тайных известиях Гетти. Он выслушал с великодушным участием рассказ о надеждах своего друга, и обещал ему от чистого сердца всякую помощь.

-- Я не забыл, Великий-Змей, что в этом-то и состоит главная цель нашего свидания, сказал Дирслэйер, пожимая руку красного друга: - борьба за дочерей старика Гуттера - дело случайное, которое могло быть и не быть, Да, я буду трудиться из всех сил для маленькой Вахты, которая, скажу правду, самая лучшая девушка во всем племени Делоэров. Я всегда ободрял тебя в этой склонности, любезный шейх, и готов повторить опять, что ваш древний и знаменитый род не должен исчезнуть вместе с тобою. Еслиб красная девушка с красными способностями могла мне нравиться так же, как тебе, я бы искал жену такую же, как Вахта; но этому не бывать никогда. Как бы то ни было, я очень-рад, что Гетти виделась с Вахтой: если у одной не слишком-много ума, за то у другой вдоволь его на обеих. Если соединить их вместе, то во всем Йорке не будет девиц хитрее Гетти и Вахты.

-- Я отправлюсь в ирокезский стан, отвечал с важностию Могикан. - Никто не знает Чингачгука, кроме Вахты, и могиканскому шейху всего приличнее вести лично переговоры в таком случае, где дело идет о жизни пленников. Дай мне слоновых зверей и я переправлюсь в лодке на противоположный берег.

Дирслэйер склонил голову на грудь и погрузился в глубокую думу. Не отвечая прямо на предложенный вызов, он начал сам с собою монолог такого рода:

-- Да, да, эти вещи могут происходить только от любовной горячки. Недаром говорили мне, что человек, отуманенный этой страстью, бывает иной раз глупее всякой скотины. Кто бы мог подумать, что и Великий-Змей совсем потеряет свой разсудок! Разумеется, надобно скорее освободить Вахту и женить их в первый же день по возвращении домой, иначе все пойдет вверх дном. Послушай, Змей: я сделаю тебе только одно замечание. Ты шейх и племя Могиканов ждет тебя с-часу-начас, чтоб назначить предводителем храброго войска: как же ты после этого, очертя голову, пойдешь к Ирокезам, чтоб сделаться их пленником еще до начала войны? Пораздумай об этом и согласись, что ты ослеп и спятил с ума, любезный друг.

-- Бледнолицый друг говорит дело. Облако залепило глаза Чингачгука и слабость прокралась в его ум. Белый брат мой имеет добрую память на добрые дела, и слабую память на дурные. Он забудет.

-- Постараюсь, Чингачгук, постараюсь; но беда, если еще раз облако залепит твои глаза. Неприятно видеть ненастные дни, когда небо покрыто облаками; но всего хуже, когда облако безсмыслия покрывает разум. Садись, Чингачгук, подле меня, и побеседуем на-счет наших предприятий: скоро будет у нас мир, а затем, вероятно, последует кровавая война. Ты видишь, эти бродяги не дурно делают паромы, и ничего мудреного не будет, если они проберутся к нам толпами. Не лучше ли нам заколотить наглухо все двери замка и перетащить гуттерово имение на ковчег? Мы можем в таком случае провести безопасно несколько ночей, и эти канадские волки авось не доберутся до нашей овчарни. Чингачгук выслушал этот план с одобрительным видом.

Если переговоры не доведут до счастливой развязки, война, по всей вероятности, начнется в эту же ночь, и толпы Ирокезов нагрянут на замок, чтоб завладеть сокровищами старика со включением диковинок, предложенных за его выкуп. Настояла решительная необходимость принять надежные меры против нечаянных нападений, и чем скорее, тем лучше. После продолжительных разсуждений, приятели согласились, что ковчег мог служить для них единственным твердым оплотом и убежищем от коварного врага. Когда Юдифь, в свою очередь, призванная на совет, одобрила это решение, все четверо немедленно принялись за исполнение этого плана.

Нетрудно догадаться, что старик Том не слишком изобиловал благами мира сего. Две постели, несколько пар мужского и женского платья, оружие и кухонная посуда со включением таинственного сундука, составляли почти все его имущество. Все это осторожно, перенесли в ковчег, скрытый по другую сторону от глаз хитрого врага. Тяжелая и громоздкая мёбель, неимевшая почти никакой ценности, осталась в замке. Лишь-только кончилась эта переборка, продолжавшаяся два или три часа, на противоположной стороне увидели плот, удалявшийся от берега. Дирслэйер взял подзорную трубку, и заметил на плоту двух Индийцев, которые, казалось, были безоружны. Неуклюжий плот подвигался очень-медленно, и это обстоятельство давало очевидное преимущество ковчегу, сравнительно легкому и быстрому. Немедленно приняты были все меры на случай грубого поведения нежданных гостей. Сестры удалились в свою комнату; Чингачгук остановился у дверей, вооруженный с ног до головы; Дирслэйер, между-тем, небрежно взял карабин, вышел на платформу, и, усевшись на скамейке, спокойно поджидал приближения ирокезского плота. Когда, наконец, Ирокезы находились от замка не более, как саженях в десяти, Дирслэйер вышел на край площадки и громко закричал, чтоб не смели подвигаться ближе, иначе он станет стрелять. Ирокезы бросили весла, но попутный ветер сам собою подогнал их почти к самой платформе.

-- Шейхи вы, или нет? спросил Дирслэйер с величавым видом. - Отвечайте на мой вопрос. Не-ужь-то Минги присылают безъименных воинов для переговоров с храбрыми людьми? Если так, можете отваливать назад, и мы будем дожидаться воина, с которым нестыдно разсуждать о важном деле.

-- Мое имя Райвенук! с гордостию отвечал старший Ирокез, выпрямившись во весь рост и бросив проницательный взгляд на замок с его окрестностями. - Брат мой слишком горд, но имя Райвенука нагонит страх на всякого Делоэра.

-- Может-быть да, а может-быть и нет: все зависит от случая, только ужь я не намерен бледнеть при имени Райвенука. Чего тебе надобно и зачем ты притащился на этих гадких бревнах, которых не умел и обтесать?

-- Ирокезы не утки. По воде не ходят. Пусть бледнолицые дадут им лодку, и они приедут на лодке.

-- Выдумка не плохая; но у нас, видишь ты, всего четыре лодки, и на каждого приходится только по одной. Хорошо, Ирокез, не взъищем за гадкия бревна. Добро пожаловать!

-- Благодарю. Молодой бледно-лицый воин, конечно, имеет какое-нибудь имя - как называют его шейхи?

Дирслэйер приостановился, и черты его лица приняли гордое выражение. Он улыбнулся, пробормотал что-то сквозь зубы, и, подняв глаза на Ирокеза, отвечал:

-- Минг, я был известен в своей жизни под разными именами. Один из ваших воинов, которого душа отлетела вчерашним утром ловить дичь в густых лесах загробного мира, прозвал меня Соколом за то, что глаз мой был вернее и быстрее его глаза в ту решительную минуту, когда один из нас должен был умереть или остаться в живых.

-- Добре! мы знаем это. Брат мой Сокол послал Ирокезам предложение, отрадное для их сердец. Они узнали, что есть у него изображения зверей о двух хвостах. Намерен ли он показать их своим друзьям?

-- Скажи лучше врагам, а не друзьям; но так и быть: слова пустые звуки, и не сделают большого зла. Вот одно из этих изображений: передаю тебе его на честное слово. Если не будет оно возвращено, карабин решит наш спор.

Когда, Ирокез согласился на это условие, Дирслэйер приготовился перебросить слона, и с обеих сторон приняли меры, чтоб он как-нибудь не попал в воду. Но так как молодой охотник всего меньше мог промахнуться при этой операции, то слон благополучно перешел из рук в руки, и затем последовала на плоту презабавная сцена. Осматривая выточенную пешку со всех сторон, старики пришли в неописанное изумление, и обнаружили при этом случае гораздо более шуму, нежели молодой парень, еще умевший отчасти обуздать свой восторг после недавних уроков, полученных от старейшин. На несколько минут они потеряли, повидимому, всякое сознание о своем положении и забавлялись как дети, которым совсем неожиданно подарили драгоценную игрушку.

-- Белый брат мой имеет ли еще таких же зверей? спросил наконец старший Ирокез.

-- Есть у меня и еще зверки, не лучше и не хуже; но будет с тебя и одного. Таким зверем можно выкупить полсотни человек.

-- Но ведь один из моих пленников храбрый воин, огромен как сосна, силен как лось, проворен как олень, свиреп как барс. Будет современем великим шейхом, и король Георг сделает его полководцем.

-- Полно тебе, Минг, городить такой вздор. Знаем мы Скорого-Гэрри с ног до головы, и не выйдет из него ничего, кроме разве ледащого капрала, да и то едвали. Велик он, это правда, да что в этом толку? Огромный верзила, он только цепляется головою за сучья и ветви, когда бегает по лесам. Он силен; но крепкие суставы без крепкой головы к чорту не годятся: ты это должен знать. И проворен он, если хочешь; но ведь пуля карабина еще проворнее его. Ну, а свирепость еще не большая похвала для хорошого солдата. Бывает и то, что иной человек свиреп лишь на словах, а на деле смирнее всякой овечки. Нет, Минг, волосы с безмозглой головы не большая находка для тебя.

-- Мой старый пленник разумен и умен. Владыка озера, великий воин, опытный советник.

и живет далеко отсюда, за горами, за долами, за широкими морями. Старик Гуттер колышется в этом захолустьи, как медведь в своей берлоге. Нет, Минг, зверь о двух хвостах стоит один десятка таких людей.

-- Но ведь есть у белого брата еще другой такой же зверок. Брат мой отдаст и его за старого отца.

-- Старик Том не отец мне, и я еще не сошел с ума, чтоб разоряться для всякого дуралея. Будь счастлив, Минг, что с тобой ведут такой выгодный торг.

В эту минуту, удивление Райвенука уступило место его обыкновенному хладнокровию, и он начал изворачиваться на все возможные хитрости для заключения выгоднейшей сделки. Он даже усомнился, что едва-ли где существует оригинал этой фигуры, и утверждал, что никто из самых старых людей не слыхивал о странных зверях с двумя хвостами. Дирслэйер, так же как и дикарь, совсем не знал, что такое слон; но понимал совершенно, что эти выточенные игрушки в глазах Ирокеза должны иметь ценность, равную мешку золота, или нескольку возов бобровых мехов. При таких обстоятельствах он вполне сознавал необходимость скупиться на уступки и беречь до последней крайности все другия шахматные пешки.

Наконец, дикарь сказал наотрез, что не следует ему бросать на воздух пустые слова, что его просто осмеет старый и малый, если он уступит двух молодцов за какую-нибудь детскую игрушку - сказал, и решился уехать восвояси. Тогда обе стороны испытали очень-неприятное чувство огорчения и досады, бывшее естественным следствием взаимной неудачи. Дирслэйер, жалевший и пленников и двух сестер, казался озабоченным и грустным; дикарь, напротив, раздосадованный упорством своего противника, пламенел желанием мести.

Между-тем, как молчаливый Индиец отваливал плот и приводил в движение эту неуклюжую массу сосновых обрубков, Райвенук с гордым и кровожадным видом расхаживал взад и вперед, не переставая бросать дикие взгляды на хижину, платформу и своего упрямого антагониста. Раз только о чём-то он живо и быстро заговорил в-полголоса с своим товарищем, и тут же начал отодвигать листья своими ногами. В эту минуту Дирслэйер сидел на скамейке и обдумывал средства снова начать переговоры, не давая слишком больших преимуществ противной стороне. Он уже не обращал никакого внимания на эволюции своего противника; но, к-счастию, быстрые глаза Юдифи одушевились теперь неутомимою деятельностию. В то мгновение, как молодой охотник всего менее думал о своей опасности, она очень-кстати подала ему сигнал:

-- Берегитесь, Дирслэйер, вскричала, Юдифь встревоженным голосом - я вижу через трубку ружья под листьями на плоту: Ирокез вытаскивает их ногою.

Райвенук мгновенно изменил свою позу, ноги его сделались неподвижными, и лицо приняло самое ласковое выражение. Ясно, что его товарищ, знакомый с английским языком, понял воззвание Юдифи. Через минуту, плот подъехал опять на ближайшее разстояние к платформе.

-- Зачем Райвенук и его брать станут ссориться между собою? сказал хитрый Индиец. - Оба они умны, храбры, добры; зачем же им не разстаться друзьями? Двухвостный зверь будет ценою за одного пленника.

-- Давно бы так, почтенный Минг, отвечал Дирслэйер, обрадованный возможностию начать переговоры, и готовый теперь на всякую уступку - сейчас ты увидишь, что бледно-лицый умеет надбавлять высокую цену, если ведет торговлю с честным и открытым сердцем. Одного зверя ты забыл мне отдать, когда собирался ехать домой, да и я забыл его потребовать назад, так-как мне слишком жаль было с тобой разстаться. Так и быть, Минг: можешь, если хочешь, удержать этого зверя. Ступай домой, и покажи его ирокезским шейхам. Двух других зверей ты получишь тотчас же, как привезешь сюда наших друзей. Ну, была-не-была: для круглоты счета найдем, пожалуй, и четвертого зверя, если пленники будут здесь до заката солнца.

Этим окончился торг. Ирокез улыбнулся от чистого сердца, и всякий след неудовольствия исчез с его лица. Он опять с новым, удовольствием принялся разсматривать интересную фигуру, и громкия восклицания, обнаружили его непомерную радость од приобретения безценной редкости. Повторив еще раз условия торга, Индийцы медленно поехали к противоположному берегу.

-- Можно ли в чем-нибудь верить этим жалким тварям? спросила Юдифь, выбежав на платформу и остановись подле охотника, который наблюдал медленные движения Ирокезов. - Получив теперь то, что дорого на их глаза, они, быть-может, нахлынут на нас целыми толпами, чтобы поживиться грабежем. Я часто слышала о них множество историй в этом роде.

-- Все это, Юдифь, при других обстоятельствах легко могло бы статься; но я слишком-хорошо знаю характер Ирокезов, и уверен, Что этот зверок о двух хвостах произведет между ними непомерную тревогу. Никто из них спокойно не заснет, если не будет убежден, что и другие звери в этом роде также перейдут в их владение из кладовых старика Тома.

-- Что в этом нужды, Юдифь? Они, я уверен, будут разсуждать таким манером: "если у бледнолицых ведутся звери о двух хвостах, мудреного не будет ничего, если нардутся у них зверки похитрее о трех, четырех, и, может-быть, о десяти хвостах." После такого заключения, они, во что бы ни стало, захотят наверное добраться до всего.

-- Не-ужь-то вы думаете, Дирслэйер, простодушно спросила Гетти: - что Ирокезы не освободят батюшку и Гэрри? Ведь я прочла им самые замечательные места, и вот уже вы видите, что они сделали.

Охотник благосклонно выслушал это замечание слабоумной девушки, и несколько минут обдумывал свой ответ. Его лицо покрылось яркой краской, когда, наконец, он сказал:

-- Тяжело и стыдно белому человеку признаваться, что он не умеет читать; но я действительно не умею, любезная Гетти. До-сих-пор изучал я могущество Творца, наблюдая холмы и долины, горы и леса, источники и реки. Многому, конечно, можно выучиться и без книг, но все же я жалею, что не пишу и не читаю. Приятно слышать, когда читают моравские братья, и мне уже не раз приходило в голову учиться грамоте; но звериная охота в летнюю пору и военные уроки зимой всегда мешали мне исполнить это желание.

свою душу на том свете. Матушка мне часто об этом говорила.

-- Благодарю вас, Гетти, от всей души благодарю. Когда пройдут все эти тревоги, мы будем, конечно, видеться часто, и я сам усердно стану просит вас заняться моим образованием. Но теперь покамест не до ученья. Подождем, чем окончатся наши переговоры; если ваш батюшка и Генрих Марч благополучно воротятся домой, мы с Чингачгуком должны отправиться в эту же ночь за его невестой, и потом, как я думаю, все мы будем принуждены готовиться к обороне и отражать нападения диких неприятелей.

Между-тем, часы проходили за часами, по не было на озере никаких следов присутствия красных людей. Наконец, с последними лучами заходящого солнца показался на противоположном берегу ирокезский плот, и Юдифь, вооруженная подзорной трубкой, скоро известила, что её отец и Генрих Марч лежат на ветвях, связанные по рукам и по ногам. Индийцы, как и прежде, действовали веслами и употребляли на этот раз необыкновенные усилия, чтобы засветло добраться до гуттерова дома. Благодаря этому усердию, необыкновенному в ленивом Ирокезе, неуклюжий плот через несколько минут остановился перед платформой.

Не смотря за ясность изложенных условий, передача пленных сопровождалась значительными затруднениями. Обстоятельства были такого рода, что: безопасность Ирокезов зависела исключительно от честности их неприятелей. Как-скоро Генрих Марч и Том-Плывучий соединятся с своими товарищами в замке, их будет двое против одного, и притом позиция бледно-лицых гораздо выгоднее. Ковчег, без сомнения, догонит неуклюжий плот, и следствием такого столкновения будет безспорно поражение красно-кожих. Все это было слишком-ясно для обеих сторон. К-счастию, благородная и честная физиономия Дирслэйера произвела свое обыкновенное впечатление на Райвенука.

-- Белый брат мой должен знать, что я совершенно верю его словам, сказал Райвенук, передавая с рук на руки старика Тома, которому теперь развязали ноги, чтоб он свободно мог взойдти на платформу. - Твой пленник, мой зверок.

С этими словами Дирслэйер вошел в замок, и предварил Юдифь, чтоб она забрала все оружие в свою комнату. Потом, поговорив о чем-то с Чингачгуком, стоявшим у дверей с карабином в руках, он положил в карман три остальные башни, и воротился на платформу.

-- Добро пожалуйте, господин Гуттер, поздравляю вас с благополучным возвращением в свой дом, сказал Дирслэйер, помогая старику взобраться на платформу, и передавая в то же время шахматную пешку в руку Райвенука. - Дочки ваши невредимы и радуются вашему приходу: вот и Гетти подтвердит мои слова.

За тем развязали и поставили на ноги Генриха Марча; но он был так крепко стянут, что и без веревок не вдруг мог воспользоваться употреблением своих членов, и шатался несколько времени как опьянелый, представляя из себя вместе смешную и жалкую фигуру. Дирслэйер расхохотался.

с чем тебя и поздравляю.

ли у меня ноги: я их вижу, но не чувствую совсем, как-будто оне остались на берегах Могока.

-- Ты невредим, Генрих Марч; члены твои целехоньки, а это не шутка после такой беды, отвечал Дирслэйер, передавая Индийцу последнюю пешку, и делая тайком выразительный жест, чтоб тот скорей отваливал домой. - Да, любезный, твои руки и ноги невредимы, только, разумеется, нельзя им вдруг получить свойственную гибкость после такой перепалки. Скоро природа возстановит замедленное кровообращение, и тогда ты можешь, пожалуй, плясать сколько тебе угодно, радуясь своему чудесному избавлению от волчьих клыков.

Когда Дирслэйер развязал своим приятелям руки, ирокезский плот уже был на значительном разстоянии от замка. Почувствовав себя на свободе, Генрих Марч, еще не успевший отдохнуть после всей этой тревоги, судорожно вырвал карабин из рук охотника, и послал пулю в догонку Ирокезам, но, к-счастию, Дирслэйер во время успел отвести этот удар, и пуля пролетела мимо. Раздосадованный гигант побежал в комнату, где хранилось оружие, но с изумлением увидел, что все благовремению прибрано к месту. Потеряв таким образом всякую надежду отмстить своим мучителям, он сел на скамейку и бормотал про себя энергическия ругательства, отдыхая в то же время от продолжительной пытки. Дирслэйер, между-тем, рассказывал старику о случившихся событиях, и о мерах, которые он принял для спасения его имущества и дочерей. Молодые девушки готовили ужин.