Дирслэйер (Зверобой). Часть вторая.
Глава IX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дирслэйер (Зверобой). Часть вторая. Глава IX (старая орфография)

IX.

Райвенук, и особенно его товарищ, занятый, казалось, исключительно управлением неуклюжого плота, все осмотрели с величайшим вниманием в-продолжение своих визитов в здмок Канадского-Бобра. Даже молодой человек, сопровождавший Гетти, принес с собою в лагерь самые мелочные и подробные сведения. Получив таким-образом общее понятие об устройстве и укреплении замка, Гуроны могли уже успешно привести в исполнение свой план, даже во время ночи. В ту пору, как Гуттер перебирался на ковчег, шпионы, поставленные на обоих берегах с севера и юга, наблюдали все его движения. С наступлением ночи выступили, для дальнейших исследований, два ирокезских плота, и один из них проехал почти мимо ковчега, так, однакожь, что никто не мог его заметить. Встретившись перед замком, Индийцы сообщили друг другу взаимные наблюдения, и немедленно прокрались в самое здание, где, само-собою разумеется, не нашли ни одной души. Затем оба плота были отправлены к берегу с тем, чтоб привезти на подмогу других Ирокезов, заранее приготовленных к этой экспедиции. Два человека, оставшиеся на платформе, взобрались на кровлю здания, и отодвинув кору, пробили без всякого труда широкое отверстие на чердак, и оттуда во внутренние покои. Здесь-то, в этом чердаке, скрылись и другие Индийцы, незамедлившие приехать на плоту к своим товарищам. Их было восемь отборных воинов, горевших желанием грабежа и битвы: все они были вооружены и все повиновались шейху, который приехал вместе с ними. По его приказанию, плот удалился снова, отверстие на потолке заделано, и снаружи, как мы видели, никакой глаз не мог проведать о их засаде. Устроив все как следует, они спокойно легли спать, в твердой уверенности столкнуться на другой день с оплошавшим неприятелем. Их надежды оправдались гораздо-скорее, чем можно было думать. С разсветом появился перед замком ковчег, и все, по распоряжению шейха, приготовились к упорной битве, которая и началась тотчас же, как Гуттер и Генрих Марч переступили за дорог наружной двери.

Привыкнув ко всем эволюциям кулачных боев, распространившихся в эту эпоху по всем владениям колонистов, Скорый-Гэрри, независимо от своей гигантской силы, получил в этой борьбе очевидный перевес над своими многочисленными неприятелями. Индийцы отнюдь не отличаются ловкостию в гимнастических упражнениях, и неповоротливость их была на этот раз единственною причиной продолжительности сражения. Никто до этой поры еще не получил опасных ран, хотя некоторые хромали, и один из Индийцев, переброшенный за дверь могучею рукою своего противника, лежал ничком на платформе. Сам Генрих Марч был довольно оконтужен, и собирался с духом. Отдых был необходим для всех в одинаковой мере.

Перемирие при подобных обстоятельствах, разумеется, не могло быть продолжительным: арена была слишком-узка и опасение вероломства казалось основательным с обеих сторон. Гэрри, первый с ужасною яростию начал аттаку, и все на первый раз разступилось перед, ним. Он схватил поперег ближайшого Гурона, приподнял его как ребенка, и бросил в воду. Через полминуты двое других товарищей последовали за ним, и один из них, падая в озеро, был жестоко изранен. Оставалось только четверо дикарей, и с ними Генрих Марч надеялся управиться без труда.

-- Урра, старичина! закричал он богатырским годосом: - дикари падают в воду один за другим, и скоро я всех их отправлю на съедение щукам.

И, произнося эти слова, он со всего размаха ударил в висок еще одного Индийца, который, падая в воду, уцепился за своего товарища, стоявшого на краю платформы: Гэрри дал ему пинка в живот, и этим энергическим толчком отделался вдруг от двух дикарей. Осталось только два противника, еще не принимавшие участия в битве; но один из них, исполин силою и ростом, был опытнейший воин во всем племени Гуронов, и мышцы его укрепились в многочисленных битвах. Этот человек в совершенстве измерил силы своего гигантского противника, и определил заранее способ своей борьбы. Не было на нем никакого платья, кроме широкого пояса под грудью, и эта экипировка была как-нельзя-лучше приспособлена к рукопашной свалке. Словом, это был образчик превосходной статуи, изображавшей проворство и силу. Не медля ни минуты, Генрих Марч бросился с обыкновенным ожесточением на этого страшного антагониста, и употребил все свои усилия, чтоб столкнуть его в озеро. Завязалась битва, страшная, отчаянная битва двух богатырей, не уступавших один другому ни в ловкости, нй в силе. Схватившись одной рукою за плечо, другою за горло своего противника, Генрих Марч в то же время старался задать ему пинка в живот; но Ирокез в свою очередь, уцепившись за платье Гэрри, высвободил свои ноги с удивительным проворством и освободил себя от этого рокового удара. Взбешенный этой неудачей, Скорый-Гэрри, употребив последнее усилие, нанес страшный удар в грудь своего противника, и тот, отскочив на несколько шагов, ударился спиною и затылком о толстые пни, образовавшие стену замка. Ошеломленный этими ужасными толчками, дикарь испустил глухой стон, и как израненный тигр ринулся опять на белого человека. Гэрри схватил его за пояс, приподнял с земли и грянул об пол. Этот новый удар окончательно истощил силы Ирокеза. Гэрри схватился обеими руками за шею своей жертвы, и качал ее душить с отчаянным остервенением. Глаза Индийца, по видимому, выкатились из своих орбит, язык его высунулся изо рта во всю длину, и раздувшияся ноздри чуть не лопались от надрыва. В эту минуту с необыкновенною ловкостию закинули аркан на шею самого Гэрри, и в то же мгновение другая веревка притянула к спине его локти с такою силой, что он принужден был отскочить от своей жертвы; но сделав один только прыжок, он почувствовал, что третьей верёвкой стягивают его ноги. Не было никаких средств защищаться, и прежде, чем он пришел в себя, его тело, как толстый обрубок, уже катилось на средину платформы. Его антагонист не вдруг оправился от своего поражения, и в первые минуты голова его лежала на платформе, не обнаруживая никаких признаков жизни. Мало-по-малу, однакожь, он поднялся кое-как на ноги, и зашатался как опьянелый, переходя платформу. Товарищи не сомневались, что эта богатырская схватка отзовется ему на всю жизнь.

Генрих Марч одолжен был своим поражением той горячности, с какою он сосредоточил все свои мысли на страшном враге. Между-тем, как он барахтался с ним на полу, двое Индийцев, брошенных в озеро, вскарабкались кое-как на платформу и, соединившись с своим молодым товарищем, не принимавшим никакого участия в битве, приготовили на скорую руку петли на веревках и опутали ими белого богатыря. Положение дел мгновенно изменилось. Страшный богатырь, готовый одержать блистательную победу, которая бы его прославила между этими племенами из рода в род, был теперь в плену, связанный и лишенный всякой надежды на спасение. При всем том, Гуроны, пораженные его необыкновенной силой, смотрели на него с уважением и страхом даже теперь, когда лежал он перед ними, безсильный, как баран, обреченный на заклание. Трупы остальных Индийцев, брошенных в озеро рукою белого богатыря, всплыли теперь на поверхность воды недалеко от платформы, и это обстоятельство еще более увеличило общий ужас.

Чингачгук и Вахта видели с ковчега все подробности этой отчаянной борьбы. Когда Гуроны делали петли на веревках, чтоб спутать Гэрри, Могикан схватил свой карабин, но прежде, чем успел он выстрелить, жертва была уже связана и все зло совершено. Он мог, правда, убить одного Индийца, но не надеясь завладеть его волосами, удержался от безполезного убийства тем более, что Вахта в эту минуту смотрела на него умильными глазами. Не видя никакой возможности спасти своих товарищей, Чингачгук уже хотел-было пересесть с ковчега в лодку, доплыть до гор на восточном берегу и отправиться без оглядок в делоэрския деревни; но дальнейшия соображения удержали его от этой неблагоразумной меры. Во-первых, можно было разсчитывать наверное, что Гуроны разставили шпионов на обоих берегах, и стало-быть побег Могикана с его невестой был бы замечен; а во-вторых, Чингачгук не хотел оставить в беде своего искренняго друга, Дирслэйера. Вахта, с своей стороны, принимала такое же участие в дочерях Плывучого-Тома. Их лодка, по прекращении борьбы на платформ, находилась от ковчега в пятидесяти ярдах, и Юдифь перестала гресть, когда узнала о сражении. Об сестры, стоя на ногах, старались увериться, в чем дело; но все подробности за таком разстоянии для них не могли быть известны. Надлежало их как-нибудь заманить в ковчег, где, по-крайней-мер на время, он были безопасны. Вахта появилась на задней части парома, начала махать рукою и делать энергические жесты, приглашая сестер к ковчегу, но все было безполезно: оне не угадывали Вахты и не понимали истинного значения её жестов. Не имея никакого понятия о настоящем положении вещей, Юдифь еще более удалилась от ковчега на север, то-есть, на самую широкую часть озера, откуда, в случае надобности, было удобнее спасаться бегством.

на себя внимание Гуронов. Подверженный таким-образом неминуемой опасности, Чингачгук поспешил с своей невестой войдти в каюту и приготовить свои карабины.

Между-тем, ковчег, вместо того, чтоб подвигаться вперед, подвинулся к палиссадам и завяз переднею частию парома между двумя сваями. В эту минуту, Чингачгук, выглядывая из каюты, прицеливал свой карабин, тогда-как Гуроны, удалившись в комнаты замка, оттискивали там свое оружие. Изможденный воин, совсем забытый при этой суматохе, остался на платформе, прислонившись спиною к стене; Генрих Марч, подрубленный как сосна, валялся посреди платформы. Чингачгук мог бы уже двадцать раз убить обезсиленного Ирокеза, но, не имея возможности завладеть его волосами, не хотел осквернять своих рук безполезным убийством.

-- Послушай, Змей, если ты точно Змей, вскричал Генрих Марч среди своих безсильных проклятий: - выдерни один кол из палиссада и ковчег сам-собою поплывет вперед; а потом потрудись, пожалуйста, доканать этого пучеглазого скота.

Эта речь произвела только то действие, что привлекла внимание Вахты на положение Генриха Марча. Выставив свою голову в отверствие каюты, она быстро сообразила весь ход дела и сказала тихим, но внятным голосом:

-- От-чего жь ты не прикатишься сюда и не упадешь на паром? Чингачгук отправит Гурона, если тот побежит в догонку.

Лишь-только он кончил эти слова, Гуроны, наскучив ожиданием, сделали залп на ковчег, но никто не был ранен, хотя несколько пуль проскочили через отверстия в каюту. В это время перед ковчега начал мало-по-малу высвобождаться из-за кольев, тогда-как задняя часть его ближе пододвинулась к платформе. Гэрри, следивший за каждой переменой в позиции плывучого дома, начал приводить в исполнение свой смелый план и, несмотря на ужасную боль, покатился на край платформы. Попытка отчаянная, но в ней, и только в ней одной скрывалось единственное средство освободиться от неминуемой пытки. К-несчастию, при этой операции, связанный герой описал не совсем правильную линию, и его тело, вместо того, чтоб попасть на паром, бухнулось в воду. Но Вахта предвидела этот случай и заранее позаботилась о средствах спасти героя. Лишь-только прекратились ружейные залпы, возобновившиеся еще раз при самом падении Гэрри, она с быстротою мысли выбежала на заднюю часть парома и бросила в озеро длинную веревку, которая упала на грудь и шею Марча, так-что он ухватился за нее и руками и зубами. Взятый таким-образом на буксир, он, как отличный пловец, безопасно более мили мог проплыть за ковчегом, который, между-тем, успел сдвинуться с места и, при попутном ветре, пошел вперед.

Занятые исключительно намерением убить Могикана, Ирокезы до времени не обращали никакого внимания на связанного пленника, в твёрдой уверенности, что ему физически невозможно вырваться из их рук. Чингачгук, с своей стороны, действуя за одно с Вахтой, безпрестанно развлекал своих врагов, выставляя попеременно голову и руки в разных отверстиях каюты. Наконец, ковчег мало-по-малу удалился на совершенно-безопасное разстояние от замка, и тогда только Чингачгук, употребив неимоверные усилия, вытащил на ковчег связанного героя и, при содействии Вахты, втащил его в каюту, где немедленно обрубили веревки, которыми были скручены его руки и ноги. Ирокезы в свою очередь теперь только поняли, что были одурачены кругом. Раздираемые безсильной злобой, они посылали в догонку пулю за пулей, но ни одна из них не долетала до ковчега. Таким-образом, Генрих Марч, благодаря необыкновенной сметливости девушки-красавицы, был спасен; но и освобожденный от своих оков, он долго не мог прийдти в себя и овладеть своими гигантскими членами.

Ошеломленные непредвиденной неудачей, Гуроны (их было трое, четвертый стоял без движения подле стены) выскочили на платформу и немедленно пересели в лодку, оставленную владельцем замка подле палиссада. Первою их мыслью было погнаться за ковчегом, в котором, как они думали, хранятся все несметные сокровища старика Тома, со включением чудных слонов и других редких зверей. Догнать его на легком челноке не стоило никаких трудов, потому-что массивное судно подвигалось медленно, едва заметно; но, с другой стороны, не стоило никаких трудов и Чингачгуку заряжать свои карабины и посылать пулю за пулей на открытое озеро. Весь перевес, при этой перестрелке, был на его стороне, потому-что он мог стрелять из отверстий каюты, защищенный толстыми стенами, тогда-как его противники ничем не могли укрыться в своей лодке. Сообразив все эти обстоятельства, Гуроны оставили ковчег в покое, и обратили свои жадные взоры на лодку гуттеровых дочерей, разъезжавших среди озера. Действуя неутомимо своими веслами, Юдифь теперь, как и прежде, не понимала настоящого положения дел, и постоянно держалась в отдалении от ковчега, откуда еще раз безполезно подавали ей сигналы. Но вдруг её глаза остановились на Ирокезах, овладевших лодкой её отца. Они подплывали ближе и ближе с очевидным намерением встретиться с ними. Юдифь в свою очередь принялась грести изо всех сил, и просила сестру помогать ей, сколько можно.

-- Да зачем нам бежать, Юдифь? простодушно спросила Гэтти. - Индийцы, я уверена, не сделают нам никакого зла.

Юдифь сочла необходимым говорить в таком тоне, потому-что знала набожность своей сестры, не начинавшей никакого дела без предварительной молитвы. Гэтти, однакожь, молилась на этот раз не слишком-долго, и сестра в скором времени нашла в ней самую усердную помощницу. Тут открылась по всей форме погоня с одной, и бегство с другой стороны. Между-тем, сначала обе стороны не употребляли слишком-больших усилий, разсчитывая обоюдно на трудность и продолжительность предстоявшей охоты. Подобно двум военным судам, приготовляющимся к битве, две миньятюрные лодки, казалось, хотели наперед увериться в своей относительной-скорости, чтоб с нею сообразовать свои взаимные усилия. Вскоре, однакожь, Гуроны убедились, что молодые девушки гребут отлично, и что им с своей стороны нужно употребить всю ловкость и проворство.

При начале этой ловли, Юдифь направила свой побег к восточному берегу с неопределенной мыслью укрыться, в случае крайней нужды, в лесу; но по мере приближения к земле, она убедилась, что шпионы замечают все её движения, и, стало-быть, эта мысль сама-собою исчезла из её головы. Оставалась одна надежда - утомить своих преследователей разными эволюциями на открытой воде. В этой надежде, она еще раз устремилась к центру озера, и в ту же минуту Ирокезы удвоили свои силы. Обоюдное соперничество возрастало с каждой минутой, и через полмили быстрой гонки обе стороны утомились до того, что одновременно почувствовали настоятельную необходимость роздыха и на минуту бросили весла. В этот короткий промежуток Ирокезы обратились к такому средству, которое едва не привело в отчаяние дочерей Плывучого-Тома. Они решились время-от-времени сменять друг друга, и так-как их было трое, то не оставалось никакого сомнения, что этой сменой рано или поздно они утомят молодых девиц, принужденных работать безпрерывно. Гонка возобновилась, и через несколько минут Индийцы подъехали на такое разстояние к девицам, что Юдифь, приведенная в отчаяние, уже решалась отдаться в плен. Мысль, что это обстоятельство соединит ее с Дирслэйером в ирокезском стане, поддерживала эту решимость; но в то же время пришло ей в голову, что, оставаясь на свободе, она может в его пользу употребить более надежные средства, которые еще прежде рисовались в её пылком воображении. Одушевленная этой надеждой, она собрала все свои силы, и после нескольких счастливых эволюций, снова оградила себя значительным пространством от упорного преследования дикарей. Ирокезы в свою очередь, выведенные из терпения, усугубили свою деятельность, но так неудачно, что после нескольких взмахов, одно из их весел переломилось. При этом обстоятельстве, радостный крик невольно вырвался из груди обеих девиц, и оне поняли, что троим мужчинам, оставшимся при одном весле, никогда не догнать их легкого челнока. Еще яснее эта мысль представилась Индийцам, и они вдруг отказались от ловли, как-будто их лодка была кораблем, который внезапно потерял главную мачту. Оставив девиц, продолжавших быстро ехать на юг, Ирокезы поворотили к замку, и через несколько минут высадились на платформу. Опасаясь, что в замке можно оттискать новые весла, обе сестры деятельно продолжали свой путь до-тех-пор, пока не удалились на безопасное разстояние от нового преследования. Дикие, однакожь, повидимому, не имели этого намерения, потому-что через час их лодка, наполненная Индийцами, отвалила от замка и направила свой путь к противоположному берегу.

Девицы успокоились, и с отъездом Индийцев скоро убедились, что в самом ковчеге их могут ожидать только друзья. Юдифь поворотила челнок к замку, принимая на всякий случай все возможные предосторожности. Наперед объехала она все здание, и с удовольствием увидела, что не было в нем никаких следов человеческого присутствия. Причалив лодку к палиссадам, обе девицы взошли на платформу.

-- Осмотри хорошенько комнаты, Гетти, и скажи мне, что увидишь. Может-быть, есть еще там Ирокезы, но тебе они не сделают вреда. Я, между-тем, буду ожидать, и немедленно опять отвалю от замка, если ты дашь знать о присутствии дикарей. В беззащитную девушку, надеюсь, стрелять они не станут.

-- Я прошлась по комнатам, сказала Гетти: - все оне пусты, кроме батюшкиной комнаты. Батюшка спит, хотя не так спокойно, как бы хотелось.

-- Не случилось ли с ним чего-нибудь? спросила Юдифь с необыкновенною живостию.

-- Ты знаешь, Юдифь, что с ним приключается иной раз. Он не знает и сам, что делает или говорит, если немного подопьет. Теперь он подпил.

когда он проспится.

Но глубокий стон, раздавшийся из этой комнаты, переменил их мысли. обе сестры немедленно вошли в спальню отца, где не раз приходилось им видеть его в скотском состоянии. Старик Гуттер сидел на полу, прислонившись плечами к стене; голова его была опущена на грудь. Увлекаемая невольным побуждением, Юдифь быстро подскочила к нему и сорвала полотняный колпак, покрывавший его голову до плечь. Окровавленное, дрожащее, красное мясо, обнаженные мускулы и вены, послужили несомненным доказательством, что старик Гуттер был оскалпирован, но еще жил - и как жил!