Лионель Линкольн, или Осада Бостона.
Глава III

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лионель Линкольн, или Осада Бостона. Глава III (старая орфография)

Лионель Линкольн или Осада Бостона

Глава III

Душистые напитки льются из серебряных сосудов; китайский фарфор принимает в себя пенящуюся волну; частые возлияния затягивают роскошный пир.

Поп. «Похищенный локон».

Материнския внушения все-таки в достаточной степени подействовали на Джоба, так что он теперь принялся вполне добросовестно за исполнение своего дела. Как только офицер вышел на улицу, Джоб направился к мосту, перешел через него и вступил на широкую, с хорошими домами, улицу, которая шла от набережной в верхнюю часть города. По этой улице Джоб пошел чрезвычайно быстро. Когда он достиг её середины, из ближайшого дома донеслись веселые крики и смех. Он заинтересовался и остановился.

- A что тебе твоя мать говорила? Забыл? - сказал ему офицер. - Что ты нашел любонытного в этом трактире?

- Это английский трактир, - сказал Джоб. - Его легко узнать по тому, что в нем кричат и шумят в субботний день. Посмотрите, он наполнен солдатами лорда Бьюта. Через все окна видны блестящие мундиры. Точно красные черти сидят. A завтра, когда ударят в колокол на Ольд-Сауте, они и не подумают вспомнить о своем Создателе и Господе, греховодники этакие!

- Послушай, дурачина, ты черезчур злоупотребляешь моим терпением. Или ты иди прямо на Тремонт-Стрит, или уходи от меня прочь, я возьму себе другого проводника.

Юродивый покосился на разсерженное лицо офицера, повернулся и пошел, бормоча довольно громко:

- Все, кто вырос в Бостоне, знают, как у нас строго соблюдается вечер под воскресенье. Если вы в Бостоне родились, то должны любить бостонские обычаи.

Офицер ничего не ответил, а так как они шли довольно быстро, то успели пройти две улицы, Королевскую и Королевину, и вышли наконец на Тремонт-Стрит. Джоб почти сейчас же остановился и сказал, показывая пальцем на стоявший по близости дом:

- Видите вы это здание с двором перед ним и с колоннами? Видите эти большие ворота? Это и есть дом мистрисс Лечмер. Все про нее говорят, что она важная лэди, но было бы гораздо лучше, еслиб она была просто хорошей, доброй женщиной.

- Как ты смеешь говорить так про лэди, которая несравненно выше тебя? Да ты сам-то кто?

- Я кто? - переспросил дурачек, наивно глядя на задавшого этот вопрос. - Я Джоб Прэй. Меня все так зовут.

- Ну, Джоб Прэй, вот тебе серебряная крона. Только ты в другой раз будь внимательней, когда наймешься в проводники. Ну, бери же крону.

- Джоб крон не любит. На них изображена корона, а корону, говорят, носит король, и через это он горд и презрительно относится к людям.

- Как, однако, велико здесь всеобщее недовольство, если даже подобный субъект отказывается от денег, не желая изменять своим принципам, - подумал про себя офицер и сказал вслух:- Ну, когда так, вот тебе полгинеи, раз ты предпочитаешь золото серебру.

Джоб небрежно постукивал ногой о камень, не вынимая из кармана рук - это была его всегдашняя привычка - и на новое предложение ответил, не меняя позы и только приподняв слегка голову, прикрытую нахлобученной шляпой:

- Джоб от вас денег не возьмет. Вы помешали гренадерам бить Джоба.

- Хорошо, приятель. Такая благодарность не часто встречается даже у людей с разсудком. Слушайте, Меритон, я этого беднягу еще увижу и не забуду этого отказа. Поручаю вам в начале же будущей недели одет его в более пригичный костюм.

- Боже мой, сэр, - ответил Меритон, - раз вам это угодно, я сделаю, будьте покойны, только умоляю вас, взгляните сначала на этого субъекта хорошенько и потрудитесь мне сказать, как мне устроить, чтобы из него вышло что-нибудь порядочное?

все ваши поручения.

- Бедненький! Хорошо, я обещаю, что солдаты тебя больше обижать не будут. Прощай, приятель. Приходи же ко мне, не забудь.

Юродивый, повидимому, остался доволен этим обещанием. Он сейчас же повернулся, в припрыжку пробежал по улице и скрылся за первым поворотом. Молодой офицер вошел во двор дома мистрисс Лечмер. Дом был кирпичный и гораздо авантажнее на вид, чем другие, виденные им до сих пор, дома в Бостоне. Украшения были аляповатые, деревянные, по очень старинной моде. По фасаду было семь окон в каждом из верхних этажей; боковые окна были уже других. В нижнем этаже вместо одного из окон была входная дверь.

Дом был освещен почти весь, и это придавало ему веселый вид сравнительно с окружавшими его темными и мрачными домами. Офицер постучался. Сейчас-же вышел негр-лакей в довольно красивой ливрее, а для колонии так даже очень богатой.

- Дома ли мистрисс Лечмер?

Негр дал утвердительный ответ, провел гостя довольно большим коридором, отворил дверь в комнату по одну из сторон этого коридора и пригласил гостя войти.

В настоящее время эта комната показалась бы слишком мала для общества провинциального города, но её незначительные размеры выкупались богатством и красотой убранства. Стены были разделены столярной работой на отдельные панно, разрисованные превосходнейшими пейзажами и видами развалин. Блестящия полированные рамы этих панно были украшены гербами многочисленных родственных фамилии. Вверху панно были большие, а внизу маленькия, с нарисованными на них эмблемами. Между отделениями с панно были пилястры с зубцами и золочеными капителями. Под потолком по всем стенам шел тяжелый, массивный карниз, также весь деревянный и с обильными резными украшениями.

В то время в колониях мало было распространено употребление ковров, но мистрисс Лечмер, по своему положению и состоянию, могла бы их ввести у себя в доме, если бы не находила, что они не подходят к общему старинному характеру здания. Да она и сама не любила их, не привыкла к ним. Пол в комнате был замечательно красивый - чудной работы паркет из небольших квадратов красного кедра и таких же квадратов из соснового дерева, в перемешку. В середине каждого квадрата видны были геральдические дьвы Лечмеров, сделанные очень искусно каким-то, должно быть, очень талантливым артистом своего дела.

С каждой стороны каминной отделки, довольно тяжелой, но очень старательной, были устроены какие-то сводчатые отделения, прикрывавшияся задвижными дверками. То был буфет для хранения серебряной посуды. Мебель в камнате была богатая и хотя старинная, но прекрасно сохранившаяся.

Среди всего этого колониального великолепия, выступавшого еще ярче вследствие обилия зажженных свечей, сидела на диване важная престарелая леди. Свою шинель офицер оставил в передней и в одном мундире казался еще стройнее и изящнее. Строгий и суровый взгляд пожилой леди заметно смягчился, когда она увидала вошедшого. Приподнявшись с дивана навстречу гостю, она несколько времени смотрела на него с приятным изумлением. Молодой человек заговорил первый.

- Извините меня, сударыня за то, что я вхожу без доклада. Мне этот дом так памятен с детства, что я не мог совладать со своим нетерпением и отбросил в сторону общепринятый светский обряд.

- Кузен Линкольн^[6],- перебила леди, которая была никто иная, как мистрисс Лечмер, - о вас всего лучше докладывают эти черные глаза, эта улыбка, эта походка. К чему же еще какой-нибудь доклад? Я не забыла еще ни моего покойного брата, ни того, кто нам до сих пор так дорог, и потому с первого же взгляда могу признать в вас настоящого Линкольна.

Во взаимном обращении старой леди и молодого человека чувствовалось какое-то стеснение. Со стороны старой леди оно объяснялось провинциальным мелочным этикетом, но относительно молодого офицера такое объяснение не годилось, тем более, что на его лицо при словах мистрисс Лечмер набежала тень грусти. Впрочем, это с ним сейчас же прошло, и он отвечал самым ласковым и сердечным тоном:

- Меня с давних пор приучили надеяться, что на Тремонт-Стрите я найду второй родительский дом, и, судя по тому, что я от вас сейчас слышу, дорогая мистрисс Лечмер, этой надежде суждено оправдаться.

Леди выслушала эти слова с заметным удовольствием, морщины разгладились на её строгом лбу, она улыбнулась и отвечала:

- Я только того и желаю, чтобы вы считали этот дом своимь, хотя он и слишком скромен для наследника богатого и знатного рода Линкольнов. Странно было бы, если бы кто-нибудь, принадлежа сам к этому роду, не оказал полного радушия и внимания к его представителю.

Моюдой человек решил дать другой оборот разговору и почтительно поцеловал руку мистрисс Лечмер. Поднимая голову, он вдруг увидел молодую особу, которой раньше не было видно за оконными занавесками. Чтобы не дать старой леди возвратиться к прежней теме, он быстро подошел к молодой особе и с живостью проговорил:

- Предполагаю, что имею честь видеть мисс Дайнвор? Ведь я её тоже прихожусь кузеном.

- Вы ошиблись, майор Линкольн. Но Агнеса Дэнфорт, хотя она и не моя внучка, все-таки вам такая же кузина: она дочь моей умершей племянницы.

- Стало быть, глаза и сердце меня обманули, - сказал молодой военный, - но я надеюсь, что мисс Дэнфорт позволит мне называть ее своей кузиной.

На его просьбу ответили только простым наклонением головы, но протянутую с поклоном руку приняли. После обмена еще несколькими любезными фразами мистрисс Лечмер усадила своего родственника на место, и завязался более последовательный разговор.

… Я боялась, что вы совершенно забудете родные места.

- В городе, правда, я нахожу большую пустоту, но некоторые места припомнил и узнал. Должен, однако, сказать, что городския здания не производят на меня такого впечатления, какое производили в детстве. Должно быть, это оттого, что я с тех пор много видел.

- Ну, еще-бы! Разумеется! Да в Бостоне и нет особенно замечательныхь зданий, которые могли бы считаться архитектурными памятниками и обратить на себя внимание приезжого. У нас здесь говорят, не видавши, а только по семейному преданию, что один замок в Девоншире равняется величной двенадцати самым большим домам в Бостоне. Мы обыкновенно с гордостью говорим, что даже сам король только тогда обладает лучшим лучшим помещением, чем глава рода Линкольнов, когда он живет в Виндзоре.

- Рэвенсклифф, действительно, очень большая усадьба, - возразил с равнодушнымь видом молодой человек, - хотя я мало бывал в графстве и, сказать правду, знаком с нашим поместьем, очень поверхностно. Впрочем, вы сами должны помнить, что его велтчество живет очннь просто, когда находится в своем загородном замке Кью.

Пожилая леди слегка наклонила голову с очень довольлым видом. Жители колоний любят, когда им напоминают об ихх знатных связях на родине к которой у колонистов всегда прикованы глаза, как к источнику блеска и почестей.

- Сесиль, должно быть, не знает о приезде своего родственника, - сказала она вслед за тем, - иначе она бы не медлила так долго выйти к гостю и сказать ему приветственное слово.

- Мисс Дайнвор, очевидно, смотрит на меня, как на родственника, с которым особых церемоний не требуется, - сказал Лионель, - и если это так, то я очень рад и считаю это за честь.

- Вы с ней ведь только троюродные, - отвечала с некоторым ударениемь мистрисс Дечмер;- а такая степень родства не дает права нарушать правила вежливости и гостеприимства. Вы видите, кузен Лионель, как мы ценим кровное родство; мы гордимся им даже по отношению к самым отдаленным ветвям фамилии.

- По части генеалогии я довольно слаб, мистрисс Лечмер, но, насколько я знаю, мисс Дайнвор сама из очень хорошей фамилии, так что ей нет причины особенно гордиться каким бы то ни было родством.

- Извините, майор Линкольн. Её отец, полковник Дайнвор, правда, происходит из очень древняго и очень почтенного рода, но нет такой фамилии во всем королевстве, которая не считала бы за честь быть в родстве с нашей. Я говорю «нашей», кузен Лионель, потому что я ведь по отцу тоже Линкольн. Вашего деда я родная сестра.

Немного удивленный этим возражением, Лионель не стал спорить и молча поклонился, после чего попробовал заговорить с молчаливой и сдержанной молодой особой. Он задал ей один или два вопроса и получил ответы, но в это время мистрисс Лечмер обратилась к ней, видимо сердясь на свою отсутствующую внучку:

- Агнеса, сходите и скажите Сесили, что её кузен приехал, и что мы ее ждем в гостиную. - Она все время вами интересовалась, покуда вы ехали сюда. Как только мы получили от вас письмо, что вы садитесь на корабль, мы каждое воскресенье стали заказывать в церкви молитвы о путешествующим по морю, и я заметила, что Сесиль молилась всегда очень усердно.

Лионель пробормотал какую-то благодарность, откинулся на спинку кресла и поднял глаза к потолку; но мы не решиися утверждать, что это было сделано из религиозного чувства. Выслушав приказание своей тетки, Агнеса встала и вышла из комнаты. Дверь за ней закрылась уже минуты три, но разговор не возобновлялся. Раза два или три мистрисс Лечмер как будто собиралась о чем-то заговорить, но как будто не решалась. Её бледное, выцветшее лицо побледнело еще больше, губы дрожали. Наконец, ей удалось овладеть собой, и она заговорила дрожащим голосом:

- Не припишите это равнодушию с моей стороны, кузен Лионель, но есть вещи, о которых можно говорить только с самыми близкими родными. Я надеюсь, что вы оставили сэра Лионеля Линкольна в добром здоровьи, насколько это возможно при его душевной болезни?

- По крайней мере, мне перед моим отъездом было сказано, что он здоров.

- Вы его сами давно не видали?

- Пятнадцать лет. С тех пор, как после каждого свидания со мной у него стали усиливаться припадки, доктора перестали к нему вообще допускать кого бы то ни было. Он находится все в том же лечебном заведении в Лондоне, и теперь светлые промежутки становятся у него все чаще и продолжительнее. Поэтому у меня явидась надежда, что мой нежно-любимый отец ко мне еще вернется. Мне кажется, что это возможно, потому что ему ведь еще нет и пятидесяти лет.

За этим интересным сообщением последовало продолжительное и тягостное молчание. Наконец, мистрисс Дечмер, дрогнувшим голосом, что очень тронуло Лионеля, так как свидетельствовало об её сердечной доброте и об участии к его отцу, сказала молодому офицеру:

- Пожалуйста, дайте мне воды. Вы ее найдете в буфете. Извините меня, кузен Лионель, но для меня очень тяжело говорить об этом предмете. Я всегда разстраиваюсь. С вашего позволения я на несколько минут уйду, а к вам пришлю свою внучку. Мне хочется, чтобы вы поскорее с ней познакомились.

Лионелю самому было бы очень приятно остаться хотя на несколько минут одному, поэтому онь и не подумал ее удерживать. Нетвердыми шагами вышла старая леди из гостиной, но направилась не в ту сторону, куда перед тем прошла Агнеса Дэнфорт, тоже пошедшая звать Сесиль, а совсем в друтую дверь, которая вела в её собственное помещение.

Несколько минут молодой человек ходил большими и быстрыми шагами по изображениям Лечмеровских львов на паркете, отлядывая в то же время богатую обстановку комнаты. Из задумчивости его вывело неожиданное появление особы, тихо вошедшей и остановившеися посреди гостиной. Грациозная, стройная, с горделивой осадкой и с самой благородной, выразительной физиономией, вошедшая внушала к себе и невольный восторг, и глубокое уважение. При всем том её манеры были чрезвычайно скромны и тихи. Молодого человека она застала в самую неавантажную для него минуту: он безпорядочно ходил по комнате, был разсеян и недостаточно изящен.

Майор Линкольн сразу догадался, что перед ним никто иной, как Сесили Дайнвор, единственный плод брака английского офицера, давно умершого, с единственной дочерью мистрисс Лечмер, тоже рано сошедшею в могилу. Он знал ее настолько хорошо заочно и чувствовал себя с ней настолько в близком родстве, что, разумеется, ни на минуту не задумался сейчас же предотавиться ей сам. Он сделал это с развязностью родственника, но получил в ответ такую холодную сдержанность, что почувствовал себя несколько неловко.

образовавшуюся натянутость.

- Moя бабушка давно ждала увидеться с с вами, майор Линкольн, - сказала она, - вы прибыли чрезвычайно кстати. Пололжение в стране становится все тревежнее, и я уже давно советую бабушке съездить в Англию и пожить там, покуда здесь не стихнут эти несчастные раздоры.

Слова эти были сказаны нежным, мелодичным голосом и с самым чистым произношением, так что можно было подумать, что Сесиль получила воспитание при дворе. На Лионеля это произвело тем более приятное впечатление, что когда он пред тем разговаривал с Агнесой Денфорт, то уловил в её речи местный акцент, неприятно кольнуший его избалованный слух.

- Вы сами, как настоящая англичанка по виду, получили бы, большое удовольствие от этого путешествия! - отвечали Лионель, - а так как мне тоже уже известно кое-что положении в здешней стране, то я поддержу с своей стороны ваши советы. Замок Равенсклифф и наш дом на Сого-Сквере вполне к услугам мистрисс Лечмер.

- Я собственно желала бы, чтобы она приняла приглашение нашего родственника по отцу, лорда Кердевнеля, который уже давно зовет меня к себе погостить, на несколько лет. Мне будет очень тяжело разставаться с бабушкой, но если политическия события заставят ее удалиться отсюда в резиденцию её предков, то и с моей стороны не будет неправильным поступком если я также поселюсь на это время на поместье моих отцов.

Майор Линкольн посмотрел на молодую особу своими проницательными глазами и улыбнулся от пришедшей ему в голову мысли, что провинциальная красавиц унаследовала от бабушки манеру гордиться своим происхождением, и нарочно пожелала дать ему понять, племянница виконта выше наследника баронета. Но вспыхнувший на минуту горячий румянец на хорошеньком личике Сесили доказал Лионелю, что ей эту фразу внушило чувство, более глубокое и более достойное её души, чем простое мелкое самолюбие, в котором он ее заподозрил. Во всяком случае он очень обрадовался, когда вышла мистрисс Лечмер, опираясь на руку своей племянницы.

- Я вижу, кузен, что вас моей Сесилии можно и не представлять: вы сами познакомились, - сказала пожилая деди, разслабленными, шагами направляясь к дивану. - Вам обоим помогло взаимное сродство Я подразумеваю под этим не кровное родство, которое между вами вовсе уж не такое близкое, а то моральное сходство, которое несомненно существует между людьми, принадлежащими к одному и тому же роду.

- Мне было бы очень приятно, если бы у меня оказалось какое-нибудь моральное или физическое сходство с мисс Дайнвор, - сказал с очень разсеянным видом Лионель, ведя мистрисс Лечмер под руку к дивану. - Тогда бы я еще больше гордился нашим родством.

- Я и не думаю отрицать своею кровного родства с кузеном Лионелем, - воскликнула, вдруг взволновавшись Ceсил. - Наши предки пожелали…

- Дитя мое, - перебила бабушка, - слово «кузен» применяется к более близкому родству при давнишнем, кроме родства, знакомстве. Так пригято в высшем свете. Но майор Линкольн знает, что мы, колонисты, придаем этому слову несравненно более широкое значение и считаемся между собою родством даже в очень отдаленных степенях, как делается в кланах… Кстати, по поводу кланов, мне припомнилось возстание 1745 года. Считаете ли вы в Англии возможным, что наши здешние безумцы тоже способны взяться за оружие?

- Об этом существуют различные мнении, - отвечал Лионель. - Одни презрительно отвергают самую мысль о чем-либо подобном, но есть офицеры, служившие на здешнем континенте, которые полагают, что возстание будет непременно поднято и что борьба будет кровопролитная.

- A почему бы колонистам и не поднять возстания? - сказала вдруг Агнеса Дэнфорт. - Они такие же мужчины, как и англичане, нисколько не хуже.

Лионель с некоторым удивлением взглянул на юную энтузиастку, которая сидела такой скромной, точно и не она сказала эту фразу. Он улыбнулся и повторил её слова.

- Вы спрашиваете, почему бы им не поднять возстания? Да потому, что это было бы и глупо, и преступно. A что здешние мужчины! нискольно не хуже англичан, так не я стану с вами об этом спорить: я ведь сам родом американец.

- Почему же вы в красном мундире? Я слышала, что наши земляки, которые служат в английской армии, носят синий мундир, а не красный.

- Его величеству угодно, чтобы его 47-й полк носил только красные мундиры, а что касается лично меня, то мне решительно все равно, какого цвета одежду ни носить. Пусть бы уж красный цвет носили одни дамы - я согласен.

Лионель смеялся, говоря это.

- Вам очень легко переменить цвет своей одежды, - сказала Атнеса,

- Это как?

- Выходите в отставку.

Вероятно, мистрисс Лечмер не без причины позволила свой племяннице говорить так смело и свободно. Видя, однако, что её гость вовсе не выказывает обиды, как делают все английские офицеры в таких случаях, она дернула за сонетку и сказала:

- Не правда ли, майор Линкольн, это очень смелый язык для молодой особы, которой нет еще и двадцати лет? Но мисс Дэнфорт взяла себе привилегию говорить все свободно. Многие её родственники по отцу замешаны в безпорядках последняго времени, но мы позаботились, чтобы Сесиль осталась более верна своему долгу.

- Разве Сесмь Дайнвор может являться на какие бы то ни было балы и праздники без приличного покровительства? - возразила мистрисс. Лечмер.- A мне в семьдесят лет не под силу выезжать с ней в свет. Однако, мы только разсуждаем, говорим все не дело, а майору Линкольну даже освежиться с дороги ничего не подано до сих пор. - Катон, можете подавать.

Последнее относилось к вошедшему негру. Мистрисс Лечмер сказала эти слова почти таинственно, потому что бостонцы еще с 1771 года, из ненависти к Англии, бойкотировали чай. Старый слуга, привыкший за долгую практику без слов угадывать желания своей госпожи, закрыл первым делом ставни и задернул занавеск. у окон, потом взял небольшой овальный столик, скрытый за занавесками, и поставил его перед мисс Дайнвор. После того на гладкой полированной поверхности столика появился серебряный массивный чайник с кипящей водой и такой же поднос с превосходным саксонским сервизом.

Мистрисс Лечмер старалась тем временем завлечь гостя разспросами об английских родственниках, но, не смотря на все свои усилия, не сумела сделаать так, чтобы он, не заметил таинственных предосторожностей, с которыми негр накрывал на стол. Мисс Дайнвор спокойно позволила поставить перед собой чайный столик, но её кузина Агнеса Дэнфорт отвернулась с холодным и недовольным видоме. Заварив чай, Катон налил его в две фарфоровые чашки, на которых очень искусно были нарисованы красные и зеленые веточки, и подал одну своей хозяйке, а другую молодому офицеру.

- Виноват, мисс Дэнфорт! - воскликнул Лионель, прнняв чашку. - Эта дурная привычка образовалась у меня за время долгого плавания на корабле: я и не обратил внимания что у вас нет чашки.

- Пожалуйста, не извиняйтес, сэр, и кушайте на здоровье, раз вы это любите, - сказала Агнеса.

- Но мне будет гораздо приятнее, если и вы будете кушать. Чай - ведь это такая утонченная роскошь!

… Благодарю вас, сэр, я чаю не пью совсем.

- Вы женщина - и не любите чай? - воскликнул со смехом Лионель.

- Не знаю, какое действие этот тонкий яд производит на ваших английских леди, майор Линкольн, но мне, как американке, вовсе не трудно отказаться от этой отвратительной травы, из-за которой происходят на моей родине все эти волнения и грозит опасность моим родным.

Лионель, извинившийся только из обязательной учтивости учтивости мужчины к даме, молча поклонился и повернул голову в другую сторону, чтобы посмотреть, с такой ли же строгостью судит о чае и другая моладая американка. Сесиль, наклонясь над подносом, небрежно играла ложечкой очень любопытной работы. На этои ложечке какой-то искусник попытался изобразить ветку того растения, душистые листья которого наполняли в эту минуту гостиную своим ароматон. Вырывавшийся из стоявшого перед Сесилью чайника пар окутывал легким облаком её головку, придавая ей какой-то воздушный вид,

- A вот вы, мисс Дайнвор, повидимому, не чувотвуете к чаю отвращетия и не без удовольствия вдыхаете его аромат?

- Я женщина и признаюсь в своей слабости. Мне кажется, что тем плодом, который соблазнил в земном раю нашу общую прабабушку, был именно чай.

- Если это верно, - сказала Агнеса, - то у змея-искусителя в последнее время нашлись, стало быть, подражатели; только самое орудие искушения утратило, повидимому, часть своих качеств.

- Откуда вы это знаете? - засмеядея Лионель, которому нравилось продолжать этот шутливый разговор, так как, благодаря ему, между ним и его кузинами устанавливалась некоторая короткость. - Если бы Ева так же отнеслась к словам соблазнителя, как вы к предлагаемой вам чашке чая, то мы, вероятно, до сих пор все жили бы в раю.

- О, сэр, мне ведь этот напиток знаком хорошо, - отвечала Атнеса. - Бостонский порт, по выражению Джоба Прэя, ничто иное, кам огромный чайяик.

- Как же не знать? Бостон такой маленький город, а Джоб Прэй такой общеполезный человек. Его здесь все знают.

- Значит это верно, что он из очень известной здесь семьи, потому что он говорил мне, что и его мать, старую чудачку Абитайль Прэй, также знают в Бостоне решительно все жители.

- Но вы-то как можете знать их обоих? - воскликнула Сесиль. - Это удивительно.

- Против чая, молодые леди, вы устояли, но против любопвтства не устоить ни одна женщина. Однако, я не стану вас мучить и скажу, что я уже имел свидание с мистрисс Прэй.

- Бабушке дурно! - воскликнула Сесиль, кидаясь к ней на помощь. - Катон, скорее… Майор Линкольнь, пожалуйста, дайте сюда стакан воды… Агнеса, одолжите мне ваших солей.

Старой леди было, однако, не так уж дурно. От солей она отказалась, но стакан воды приняла от Лионеля.

- Я боюсь. что вы меня сочтете за несносную, болезненную старуху, - сказала она, слегка оправившись. - Это со мной, должно быть, от чая, которого я, правда, пью очень много от избытка лойяльности. Но, должно быт, мне тоже прядется от него отказаться, как отказались мои барышни, только по другой причине. Мы привыкли рано ложиться, майор Линкольн, но сами вы будьте, как дома, и располагайте собой, как вам угодно. Я прошу снисхождения к моим семидесяти годам и желаю вам спокойной ночи, желаю вам выспаться хорошенько и стряхнуть с себя все утомление, причиненное вам дальним путешествием. Катон приготовит для вас все, что нужно.

Старая лэди ушла, поддерживаемая под руки своими двумя воспитаницами. Лионель остался в гостиной один. Так как было уже поздно, и так как нельзя было ожидать, чтобы молодые мисс возвратились в гостиную, Лионель спросил свечку и велел себя проводить в отведенную для него комнату, Катон помог ему раздетъся, и он с удовольствием улегся в мягкую постель.

Агнеса Дэнфорт была такая простая, непосредственная, даже резковатая - частью от природы, частью от воспитания. Как всякий молодой человек на его месте, познакомившийся с двумя молодыми. девушками замечательной красоты, Лионель заснул, мечтая о них обеих, а во сне ему мерещилось, будто он на «Эвоне» пьет пунш, приготовленный хорошенькими ручками мисс Дэнфорт, а к аромату этого пунша примешивается тонкий аромат чая, сзади же стоит Сесиль Дайнвор, с милой грацией Гебы смотрит на него и так весело, так молодо хохочет.

Примечания

6

Мистрисс Лечмер называет Лионеля Линкольна кузеном, хотя он, собственно, ей двоюродный внук. В Англии и Америке слово «кузен» употребляется в более широком значении, чем в других странах. Им нередко означается вообще родство.