Лионель Линкольн, или Осада Бостона.
Глава XX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лионель Линкольн, или Осада Бостона. Глава XX (старая орфография)

Лионель Линкольн или Осада Бостона

Глава XX

Ну, моя Вильфрида, пусть не тревожит тебя что-либо такое, что может повредить любви. Пусть ничем не задерживается благословение небесное. Отбрось всякое сомнение и всякий страх.

Может быть, и к лучшему было то, что мистрисс Лечмер за все это время, когда расцветало счастье Лионеля и Сесили, ни разу не появлялась на сцене. В тот самый день, когда Лионелю сделали операцию, и выяснился благоприятный исход, мистрисс Лечмер, на радостях, так быстро побежала к себе в комнату, что на лестнице зацепилась за собственное платье, упала и сильно расшиблась. Такое падение было бы тяжело даже и для женщины гораздо её моложе. У нея сделалось опасное местное воспаление, так что пришлось уложить ее в постель, с которой она до сих пор еще не вставала.

Возвратившись из церкви, Сесиль и Агнеса прямо прошли на половину больной, Польварт уехал к себе на квартиру, а Лионель остался один в отделанной резьбою гостиной. Несколько минут он ходил по ней из угла в угол, размышляя о сцене у входа в церковь и безотчетно взглядывая порою на резные украшения по дереву, среди которых фигурировал на почетном месте его фамильный герб. Но вот послышались легкие шаги, и в комнату почти в ту же минуту вошла мисс Дайнвор.

- Надеюсь, что мистрисс Лечмер теперь лучше? - спросил он, ведя ее под руку к дивану и сам садясь рядом с ней.

- Ей настолько лучше, что она решилась даже на свидание с вами, - ответила Сесиль. - Знаете, Лионель, бабушка принимает в вас необыкновенное сердечное участие. Как уж она была больна, насилу выздоровела, а между тем каждый день, через силу, справлялась о вашем здоровье. Когда являлся доктор, она отказывалась говорить с ним о собственной болезни, пока тот не разскажет ей подробно о ходе вашей.

Сесиль, рассказывая это, даже заплакала, и её личико потемнело.

- Мне кажется, я этим обязан вам. Соединяя свою судьбу с вашей, я становлюсь, конечно, гораздо дороже для мистрис Лечмер. Вы, конечно, ей все сказали?

- Могло ли быть иначе? Но только я сказала в самое последнее время, уже после того, как явилась полная надежда на ваше выздоровление. То есть, я просто дала ей прочитать ваше письмо, а до тех пор держала его в секрете. Она… она одобряет его, Лионель.

- Значит, я не получу отказа?

- О, Лионель!.. Ведь она на вас смотрит, как на главу своей фамилии, и даже пристрастна к вам.

- И вы разрешаете мне попросить ее, чтобы свадьба состоялась безотлагательно?

- Как, в такое печальное, тяжелое время? Не успели колокола отзвонить на похоронах вашего товарища, и друга, как вы уже хотите, чтобы они звонили на вашей свадьбе?

- Время тяжелое, вы правы, и потому нужно особенно торопиться. Гоу, несомненно, скоро приступит к решительным действиям. Вам нужна будет опора и покровительство, а ваша бабушка уже так стара и так слаба. Я надеюсь, Сесиль, что вы не откажетесь принять от меня теперь же эту опору и это покровительство. Позвольте мне переговорить с вашей бабушкой.

Сесиль ничего не сказала. Она только молча, улыбаясь сквозь слезы, подала ему свою руку.

- Так пойдемте же сейчас к мистриссь Лечмер! Вы сами сказали, что она меня ждет.

Сесиль позволила Лионелю взять ее под руку, и он повел ее через весь дом в комнату мистрисс Лечмер. К этой комнате он подходил очень неохотно. Ему вспоминалась сцена в жилище старухя Нэб, приходили в голову все прежния подозрения… Но дело нужно было кончить ради любимого, дорогого существа, и он отогнал от себя прочь все неприятные мысли.

Слабый, болезненный вид мистрисс Лечмер сильно разжалобил Лионеля, который кстати тут же припомнил, что она, в сущности, через него и больна. Поэтому он заговорил с теткой не только сердечно, но и с чувством, очень похожим на благодарность. Мистрисс Леямер была больна уже несколько недель. Её лицо, и без тoro поблекшее от старости, сильно изменилось от болезни, похудело и побледнело, но выражение было спокойное и довольное. Молодых людей она встретила с необыкновенно ласковой улыбкой, придавшей особенную выразительность её бледным, исхудалым чертам.

- Со стороны больного верх любезности, когда он навещает тех, кто здоров, кузен Лионель, - сказала она, подавая ему высохшую руку. - Мое нездоровье совсем пустяки в сравнении с вашими ужасными ранами, заставившими меня дрожать за вашу жизнь.

- Желаю, чтобы вы выздоровели так же основательно, как и я, - отвечал Лионель, дружески пожимая её руку. - Я никогда не забуду, что единственной причиной вашей болезни была тревога за меня.

- Не будем об этом говорить. Вполне естественно тревожиться за тех, кого любишь. Я дожила до вашего выздоровиения, доживу, Бог даст, и до подавления этого несчастного возстания.

Она остановилась, поглядела с улыбкой на молоденькую парочку, стоявшую у её постели, и прибавила:

- Нет, еще не все, дорогая мистрисс Лечмер, - перебил Лионель, - и я надеюсь, что вы меня поддержите в моих притязаниях.

- В ваших притязаниях! Как вы скромно выражаетесь, кузен Лионель. Это слово к вам совсем не подходит. Принимая во внимание ваше происхождение, ваше воспитание, ваши личные качества, ваше крупное состояние - у вас не притязания, а права. Сесиль, пройди в мою библиотеку; там в письменном столе есть потайной ящичек, а в ящике лежит небольшая бумажка с твоим именем. Прочти ее, милое дитя, и потом принеси мне сюда.

Мистрисс Лечмер знаком пригласила Лионеля садиться, и как только за Сесилью затворилась дверь, старая леди возобновила разговор.

- У нас с вами будет разговор деловой, - сказала она, - поэтому я нарочно ее удалила. Она только конфузилась бы. В чем вы ищите моей поддержки?

- Я пришел проспть у вас последняго и самого крупного подарка.

- Моей внучки, да? Лионель, говорите все без малейшого стеснения. Вспомните, что ведь я тоже рожденная Линкольн. Мы должны говорить друг с другом совершенно откровенно.

- Я указал мисс Дайнвор на опасности, которыми мы окружены, на критическое положение в стране, и выразил желание как можно скорее, даже безотлагательно, обвенчаться.

- Что же Сесиль?

- Она сказала, что поступит так, как скажете вы.

Мистрисс Лечмер несколько минут не отвечала, собираясь с мыслями. На её лице отражалось сильное душевное волнение, но это волнение далеко не означало неудовольствия, потому что в её глазах сияла радость. Однако, она понемногу успокоилась. Её обычно жесткий взгляд затуманился слезами, и когда она заговорила, её голос зазвучал непривычными для слуха Лионеля мягкими нотами.

- Добрая, кроткая, послушная девушка эта моя Сесиль. Майор Линкольнь, она не принесет вам ни большого состояния, ни нового блеска для вашего громкого имени, но зато вы в ней получите такое нежное, простое и добродетельное сердце, в котором не зарождалось до сих пор ни одной сколько-нибудь нечистой мысли. A я думаю, что вы это всему предпочтете.

- Поверьте, тетушка, что она через это для меня еще дороже! - воскликнул Лионель, покидая всякую сдержанность и окончательно растрогивая жесткое сердце мистрисс Лечмер. - Никаких денег, никакого имени мне не нужно. Отдайте мне только ее самое. Мне моя Сесиль дороже всего на свете.

- Я ведь говорила только относительно, майор Линкольн. Дочь полковника Дайнвора, внучка виконта Кардоннеля ни для кого не может быть дурной партией, а наследница Джона Лечмера далеко не безприданница. Когда Сесиль сделается леди Линкольн, ей не придется прятать герб своих предков под кровавой рукой^[10] на гербовом щите своего мужа.

- Боже сохрани! Что вы говорите! Пусть эти гербы как можно дольше не соединяются!

- Значит, я вас не так поняла? Разве вы не просили меня ускорить вашу свадьбу с Сесилью?

- Не в том дело, дорогая леди, но ведь глава моей фамилии еще жив, и я постоянно молю Бога о том, чтобы он жил как можно дольше и пользовался полным разсудком и физическим здоровьем.

Мистрисс Лечмер кинула на племянника блуждающий взгляд, провела рукой по лбу и по глазам и невольно вздрогнула всем своим ослабевшим телом.

- Ваша правда, мой юный кузен, - сказала она, наконец, силясь улыбнуться. - Вместе с телом у меня ослабела и память. Воображение унесло меня в далекое былое. Вы мне очень напоминаете вашего отца, а Сесиль - мою так рано умершую Агнесу. Агнеса была моя дочь. Бог, наверное, простил ей её грехи за молитвы матери.

Лионель изумился той энергии, с которой проговорила все это мистрисс Лечмер. Он даже отодвинулся немного назад. Бледные щеки его тетки покрылись легким румянцем. Она крепко сжала обе свои руки и откинулась на подушку. Из глаз одна за другой показались слезы и медленно покатились по исхудалым щекам. Лионель взялся было за сонетку, но его остановил выразительный взгляд старой леди.

- Мне уже гораздо лучше, - сказала она. - Пододвиньте только ко мне вот тот стакан, что около вас.

В стакане было укрепляющее питье. Мистрисс Лечмер отпила немного и вскоре же успокоилась вполне. Черты лица приняли обычное холодное, а глаза обычное жесткое выражение, как будто ничего и не было.

- Видите, майор Линкольн, - сказана она, - насколько пожилые людя труднее молодых переносят болезни и насколько медленнее поправляются. Но вернемся к более интересному предмету. Я не только охотно даю свое согласие, но сама жду, не дождусь той минуты, когда вы обвенчаетесь с моей внучкой. Я не решалась даже надеяться на такое счастье, а теперь оно готовится озарить закат моей жизни.

быть свадьба?

Мистрисс Лечмер подумала с минуту и сказала:

- Сегодня у нас воскресенье. В нашей провинции все очень религиозны и придерживаиотся доброго обычая венчаться по воскресным дням, которые посвящены Господу. Выбирайте и решайте - или сегодня или в следующее воскресенье через неделю.

При всем своем нетерпении Лионель был несколько удивлен первым предложением тетки, но гордость не позволила ему колебаться даже одной минуты, и он отвечал:

- В таком случае уж позвольте сегодня, если мисс Дайнвор ничего не имеет против.

- Вот она сама пришла и может ответить. Сесиль, дитя мое, я обещала майору Линкольну, что ты сегодня будешь с ним обвенчана.

Мисс Дайнвор, дошедшая до середины комнаты, разом остановилась и застыла, точно прелестная статуя, в позе удивления и даже огорчения. Она то бледнела, то краснела, с ужасающей быстротои меняясь в лице; руки её дрожали; бумага, которую она держала, упала на паркет. Ноги её словно приросли к полу.

- Сегодня! - проговорила она едва слышным голосом. - Вы сказали: сегодня?

- Да, дитя мое, сегодня.

- Что же это вы так удивились и встревожились, Сесиль? - сказал Лионель, подводя ее к креслу. - Вы ведь знаете, какие опасности нас окружают, и вы же сами признались в своих чувствах ко мне. Подумайте, пожалуйста, сами: зима проходит, с первою же оттепелью могут наступить события, которые все у нас перевернут.

- Все это имеет большое значение в ваших глазах, майор Линкольн, - заговорила мистрисс Лечмер, - но у меня есть причины еще важнее. Я знаю, как опасны всякия такия отсрочки сами по себе. Вы оба молоды, вы оба хорошие люди, для чего вам откладывать свое счастье? Сесиль, если ты меня любишь, если ты хоть сколько-нибудь меня уважаешь, то сегодня же обвенчаешься с ним.

- Бабушка, дайте мне опомниться, дайте придти в себя. Ведь это так для меня все ново и важно, майор Линкольн! Будьте уж великодушны до конца, а не наполовину только. Я полагаюсь на вашу доброту.

- Это не он просит, это я прошу.

Мисс Дайнвор быстро встала, как бы затронутая в своих щекотливых чувствах, и с печальной улыбкой сказала жениху.

- Бабушка очень ослабела от болезни и сделалась боязлива душой. Извините меня. Мне хочется на одну минуту остаться с ней наедине.

- Хорошо, Сесиль, я уйду, - сказал Лионель. - Но если я ничего не говорю, то только из боязни не угодить вам. Пожалуйста, не приписывайте моего молчания какой-нибудь другой причине.

С первого же взгляда Лионеля понял, что его дело выиграно. Тетка лежала на подушках с выражением сама-то полного эгоистического удовольствия на суровом лице. Ему даже стало почти жаль, что она добилась своего. Но когда он взглянул на Сесиль и встретил её робкий взгляд, отуманенный слезами, он забыл все на свете. Он знал, что Сесиль отдается ему не против своего желания, а каким соображениям она уступала, соглашаясь ускорить свадьбу, это в его глазах было неважно.

- Стараюсь угадать свою судьбу и ободряюсь надеждой только на вашу доброту, - сказал он, подходя к ней. - Знаю, что сам по себе не имею никакого права на снисхождение.

- С моей стороны, может быть, и вправду было ребячеством, Лионель, - сказала Сесиль, улыбаясь сквозь слезы, - что я колебалась из-за нескольких дней, когда уже все равно решилась посвятить всю свою жизнь на то, чтобы сделать вас счастливым. Моя бабушка желает, чтобы я немедленно отдала себя под ваше покровительство.

- Значит, сегодня вечером мы соединимся с вами на всю жизнь.

…

- Препятствий не мониет быть никаких, - возразил Лионель. - В колониях, на наше счастье, брачные формальности очепь просты, а согласие тех, кто на нас имеет права, у нас есть.

Лионель пожал руку своей возлюбленной и ушел, а Сесиль со слезами кинулась на грудь своей бабушке. Мистрисс Лечмер прижала внучку к своему сердцу, но посторонний наблюдатель мог бы заметить, что в её глазах светилось не умиление, как можно бы было ожидать, а горделивое торжество.

Примечания

10