Лионель Линкольн, или Осада Бостона.
Глава XXX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лионель Линкольн, или Осада Бостона. Глава XXX (старая орфография)

Лионель Линкольн или Осада Бостона

Глава XXX

Мятежные должны окружены мятежными деревьями; далекие леса, горы и волны отражают мятежное эхо.

Битва при Кегсе.

Громадная белая кокарда на шляпе нового проводника была для Сесили единственным указанием на то, что он состоит в чине капитана колониального ополчения, поднявшагося на защиту прав колонистов. Во всем остальном костюме не было ровно ничего военного, кроме громадной сабли с колоссальным серебряным эфесом, очевидно принадлежавшей еще какому-нибудь предку, сражавшемуся в старых колониальных войсках. Носитель этой страшной сабли оказался, однако, человеком вовсе не страшным; напротив, он отнесся к своей пленнице с самым заботливым вниманием.

Внизу холма он добыл для нея телегу, возвращавшуюся порожняком, и усадил ее там на сиденьи, подвешенном на ремнях. Сам он уселся с ней рядом, а Меритон, незнакомец и два первых проводника сели прямо на дно телеги. Сначала ехали очень медленно, потому что дорогу загромождали другия телеги, так что приходялось останавливаться чуть не на каждом шату, но когда выехали на дорогу в Роксбюри, дело пошло скорее.

- Не жалейте кнута! - сказал офицер вознице, когда дорота стала свободнее. - Поддержите честь своих лошадей… Сударыня, вы эту зиму провели, вероятно, в Бостоне?

Сесиль в ответ только наклонила голову.

- В дамских глазах королевская армия должна значительно выигрывать перед нашим колониальным ополчением, но и у нас есть люди, хорошо знакомые с военным делом и очень воинственные с виду (при этомь офицер выставил вперед эфес своей прадедовской сабли). Королевские офицеры мээм, вероятно, часто дают вам в Бостоне балы и вечера?

- Я полагаю, что очень мало нашлось бы среди нас охотниц посещать эти увеселения.

- Да наградит их за это Бог! Каждое ядро, которое мы бросаем в город, для нас точно капля крови из сердца… Я думаю, что после Чарльстоунского дела королевские офицеры перестали так презрительно относиться к колонистам, как относились раньше.

- Это дело произвело на всех в Бостоне такое сильное впечатление, которое не забудется никогда.

Молодой американец по печальному тону, которым были сказаны Сесилью эти слова, сразу догадался, что он своим торжеством разбередил у нея какую-то рану. Он замолчал, не решаясь продолжать так неудачно заведенный разговор. На следующем повороте им встретился конный отряд, галопом скакавший к тому холму, с которого они только-что спустились. Командир отряда остановился, когда поравнялся с телегой, и офицер велед своей телеге также остановяться, заметив, что командир хочет ему что-то сказать.

У этого нового офяцера был очень внушительный вид, так что Сесиль невольно ярислушалась к его разговору с особенным вниманием. На нем костюм был какой-то полувоенный, полуштатский, но выправка и манеры были у него совсем военные. Когда он остановился, около него стали прыгать и ласкаться три или четыре собаки, быстро шмыгавшия между ногами его коня.

- Я полагаю, господа, - сказал этот странный американский военачальник, - что вы спустились с Дорчестерских холмов и пробуете, удобно ли будет отступать оттуда в телеге, если придется отступать?

Молодой офицер почтительно снял шляпу и отвечал: - Это правда, генерал, что мы сейчас спустились с этих холмов, но для того, чтобы отступать, нужно сначала встретиться с неприятелем, а мы его даже и в глаза не видали.

- Белая кокарда! Так! Раз на вас такой чин, сэр, то я полагаю, что вы не без разрешения начальства предприняли это движение. Прочь, Юнона! Прочь, глупая собака!

- Эта леди, сэр, прибыла сюда час тому назад на королевской шлюпке, и я получил приказание доставить ее к генералу, командующему правым крылом.

- Леди? О, тогда другое дело… Теперь я понимаю… Перестанешь ты, Юнонка, или нет? - Он обернулся к своему адъютанту и шопотом прибавил:- Гоу пожелал избавиться от которой-нибудь из своих любовниц и посылает ее нам, как образец скромности и честности. - Сэр, - продолжал он вслух, обращаясь опять к офицеру, - вы очень хорошо сделали, что взяли для этой леди лошадей. Удивляюсь, что вы взяли их еще так мадо, а не целую шестерню. A как подвигаются траншеи? Юнонка, убирайся! Тебе бы следовало поступить к королевскому двору, - здорово умеешь ластиться, вылизала бы там себе у министров целую ленту через плечо…. Ну-с, как же наши траншеи?

- Их роют, сэр, и огонь батарей до такой степени отвлекает внимание королевских войск, что работы будут кончены сегодня до разсвета, прежде чем их успеют заметить.

- О, да, мы копать землю мастера, зато другого чего лучше уж и не спрашивать… Мисс Юнона, говорю вам в последний раз: убирайтесь прочь!.. Слушай, твоя жизнь в опасности. А, так ты непременно этого захотела? Вот же тебе!

Он выхватил пистолет и хотел выстрелить в бедную собаку, но пистолет дал осечку. Тогда, обернувшись к своей свите, он досадливо крикнул:

- Господа, если кто-нибудь из вас окажет мне услугу и убьет эту тварь, я сделаю о нем похвальный отзыв в первом же своем донесении конгрессу.

Один из слуг свистом поманил собаку и тем спас ей, по всей вероятности, жизнь.

Генерал успокоился и уже совершенно хладнокровно обратился к офицеру:

- Простите, сэр, что я вас задержал. Больше не задержу. На разсвете будет на холмах горячее дело. Вы, конечно, рады этому?

Он поклонился и поехал. Телега тронулась тоже. Но вдруг он не утерпел, обернулся на седле и саркастически крикнул.

- Капитан, рекомендую вам хорошенько позаботиться об этой… «леди»! Постарайтесь, чтобы она довольна осталась.

- Так это Вашингтон?

- Это? О, нет, мээм! - воскликнул офицер. - Вашингтон совсем другьй человек. A это один английский офицер, которому у нас дали чин генерала. Он очень храбр в сражении и совершенно невозможен в гостиной. Я никогда не мог хорошенько понять его характера, однако, могу сказать во егь пользу то, что хотя в обращении он горд и презрителен, но зато любит свободу и предан ей вполне^[11].

Сесиль почти не слушала капитана. Она сейчас же перестала интересоваться этим человеком, как только успокоилась, что её участь зависит не от него. Возница принялся наверстывать потерянное время, усердно подхлестывая лошадей, и телега скоро доехала до Роксбюри. Канонада продолжала греметь с обеих сторон; поэтому офицер остановил телегу в сравнительно безопасном месте, а сам отправился узнавать, где находится командующий правым крылом. Сесиль осталась ждать в телеге. Когда офицер возвратился, он сообщил, что ему приказано доставить пленников к генералу, для чего предстояло проехать еще несколько миль. Объехали одну гору, переехали через одну реку и через час езды прибыли в маленькое селение Роксбюри, где находился местный разсадник наук - университет.

Местечко было занято войсками, и сразу было видно, что войска нерегулярные. Все университетския здания были превращены в казармы, у дверей трактиров и постоялых дворов толпились милиционеры, желавшие туда войти. У одного из постоялых дворов, тде было не так шумно и людно, офицер велел остановиться телеге и сказал Сесили, что ей придется туда войти и подождать, пока он сходит к генералу за приказаниями. Ее это не особенно устраивало, но делать было нечего, и она без возражений сошла с телеги. В сопровождении Меритона и неизвестного и в предшествии офицера она прошла сквозь толпу, из которой она не только не услыхала для себя ничего обидного, но даже все перед нея разступались, а крикуны понижали голос и говорили тише. Все, видямо, любовались её походкой и фигурой. Раздалось даже какое-то одиночное восклицание по этому поводу, при чем офицер извинился перед ней, объясняя, что это крикнул один стрелок из отряда южан, которые все храбрецы, но плохо умеют себя держать.

Внутри постоялого двора было очень тихо и скромно. Это был просто частный дом, открывшийся для публики очень недавно: владельцу его захотелось нажить деньгу, пользуясь обстоятельствами. Под трактир была отведена только одна зала внизу, в которую Сесиль и ввели. Прочия комнаты оставались, как были, семейными.

В зале находилось человек двенадцать посетителей. Одня сидели у камина; в том числе были две женщины. Другие прохаживались по зале. Третьи разселись группами в разных умах. Когда вошла Сесиль, все обратили на нее внимание, но сейчас же и оставили ее в покое; только женщины подольше заинтересовались её тальмои из прекрасного дорогого драпа и шелковым капором, и в глазах у них было больше суровости, чем до сих пор встречала Сесиль за все время своего путешествия по неприятельскому лагерю. Ей предложили стул у камина. Она села и принялась с нетерпением дожидаться возвращения офицера, который пошел докладывать генералу об её прибытии.

- Неудобно путешествовать в такое время, в особенности даме,- сказала женщина средних лет, сидевшая у камина и вязавшая чулок, но одетая по-дорожному. - Если бы я знала, что сегодня здесь будут происходить такия вещи, я бы ни за что не переехала через Коннектикуть, не смотря на та, что у меня здесь единственный сын в ополчении. У меня было два сына, два близнеца, но старший уже убит на Бридс-Гилле. Вот я сейчас надвязываю для младшого оставшиеся после него чулки…

Все это она рассказала с замечательной простотой, которая глубоко всех тронула. Сидевший около нея почтенный фермер вмешался в разговор:

- Да, за наши грвхи Бог наслал на нас такое бедствие - эту ужасную войну, - сказал он. - Да благословит вас Богь, добрая женщина, и да сохранит он вам хотя другого вашего сына. Завтра на разсвете я отправляюсь на запад. Не хотите ли послать со мной весточку вашему мужу? Для меня проехать одну-две горы лишних ничего не составить.

- Благодарю вас, сэрь, за ваше предложение, как если бы я его приняла, - отвечала женщина. - Мой муж тоже был бы очень рад вас видеть у себя, но только я сама скоро отсюда уеду. Мне смотреть на все на это не под силу. Я вот только дождусь, чем кончится нынешняя битва, да съезжу завтра поутру в Крэджис-Гауз, чгобы хоть одним глазом взглянуть на замечательного человека, которого наш народь выбрал себе вождем.

- Ну, вамь прядется для этого отправиться в какое-нибудь очень опасное место, потому что я час тому назад сам видел, как он со своей свитой проскакал куда-то к берегу.

- О ком вы говорите? - невольно спросила Сесиль.

- О ком же можно так говорить, какь не о Вашингтоне? - вдруг ответил сзади нея сильный, но низкий голос, напомнивший Сесили голос того незнакомца, который предстал вестником смерти перед постелью её бабушки за несколько минут до её кончины.

Сесиль вздрогнула, встала и отступила на несколько шагов от Ральфа, который смотрел на нее прмстально и проницательно, не заботясь о том, что он этим заставляет обращать на нее внимание всю разнокалиберную публику постоялого двора.

- Мы друг другу не совсем посторонние, молодая леди, - продолжал старик, - и для вас далеко не вредно встретить знакомую личность среди царящого здесь безпорядка.

- Да, знакомую, - отвечал Ральф. - Мы уже виделись и знаем друг друга. Кроме того, я вам могу сообщить, что уже видел сидящими на гауптвахте обоих ваших спутников.

Сесюь украдкой оглянулась кругом и убедилась, что ни Меритона, ни неизвестного мужчины с ней нет. Прежде, чем она успела что-нибудь сообразить, Ральф приблизился к ней и сказал с чисто придворной вежливостью, так не шедшей к его грубой и небрежной одежде:

- Здесь совсем неподходящее место для внучки и племянницы английского пэра. Но я в этом селении свой человек давно. Идите за мной. Я вас провожу туда, где вам будет гораздо приличнее оставаться.

Сесиль колебалась, но, видя, что на нее с чрезвычайным любопытством устремлены глаза всех присутствующих, робко взяла руку, предложенную ей стариком, и ушла с ним не только из комнаты, но и из дома. Вышли они совсем в другую дверь, не в ту, через которую Сесиль входила, и очутились на другой улице, где было тихо, и не было милиционеров.

- Они находятся под стражей, - отвечал Ральф совершенно спокойно, - и вам остается одно из двух: или разделить их участь, или на время с ними разстаться. Если же узнают настоящую роль того, кто вас сюда привел, то ему будет плохо.

- Настоящую роль?… - повторила Сесиль и опять вздрогнула.

- A как же? Разве он не враг свободы, враг упорный и смертельный? Неужели вы думаете, что наши соотечественники будут настолько безумны, что позволят ему свободно расхаживать по своему лагерю? Нет, неть! - прибавш старик с торжествующей улыбкой. - Он сделал большую неосторожность, явившись сюда, и не избежит своей участи. Пойдемте; дом, куда я вас веду, находится недалеко отсюда, и если вы пожелаете, вы можете потом вытребовать этого человека к себе.

Сесиль позволила довести себя до уединенного дома скромной наружности. У дверей ходил часовой. Очевидно, тех, кто жил в этом доме, стерегли по приказу военного начальства.

развязностью задал Ральфу вопрос:

- Ну, что, от Вашингтона еще не было никакого приказа?

- Нет, не было, - отвечал Ральф, - и эта проволочка наводит меня на мысль, что ничего особенно хорошого ждать нельзя.

- Пожалуйте.

Примечания

11

Автор, очевидно, имеет в виду Чарльза Ли, который был очень вспыльчив. Он был одним из главных зачинщиков возстания и даже метил в главнокомандующие, но ему предпочли Вашингтона, что вызвало в нем зависть.