| Автор: | Купер Д. Ф. |
| Категории: | Роман, Приключения |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Лионель Линкольн, или Осада Бостона. Глава XXXII (старая орфография)
Лионель Линкольн или Осада Бостона
Глава XXXII
Ах, у старости тяжелые дни и скорбные, безсонные ночи! О, счастливая весна жизни, отчего ты не можешь вернуться?
Бёрнс.
За этим неожиданным заявлением наступило гробовое молчание. Лионоль вздрогнул, отошел на шаг назад и, по примеру старика, снял шляпу из почтения к памяти своей матери. Он ее помнил очень смутно, но все-таки немного помнил, как помнят иногда сон. Немного успокоившись, он сказал Ральфу:
- Вы именно здесь, на этом самом месте, собирались рассказать мне про мои семейные несчастия?
- Да, - отвечал старик необыкновенно для него мягким голосом и с выражением глубокого сострадания на лице. - Здесь, на могиле твоей матери, ты должен выслушать весь рассказ.
- Начинайте же скорее, - воскликнуд Лионель, при чем Сесиль, вся похолодев, заметила, что его лицо страшно изменилось, и глаза стали блуждать. - Я вас выслушаю, и если все окажется правдой, то клянусь, что моя месть…
- Нет! Нет! Нет! - вскричала встревоженная Сесиль. - Не останавливайтесь здесь, Линкольн! Вы не в состоянии будете выдержать такую сцену!
- Я все буду в состоянии выдержать!
- Вы преувеличиваете свои силы, Линкольн. Подумайте о своей безопасности! Отложите до другой, до более счастливой минуты. Вы и без того все узнаете. Я ручаюсь вам, я, ваша жена, что вам все будет рассказано.
- Вы ручаетесь? Вы, Сесиль?
- С тобой говорит отпрыск Джона Лечмера, и ты уже готов развесить уши, - с саркастической улыбкой проговорил Ральф. - Правда, ты не годишься для сцены на кладбище. Тебе бы только фигурировать на брачном пиру.
- Повторяю, я все могу выдержать, - с твердостью отвечал Лионель. - Я сяду вот на этот скромный надгробный камень и буду слушать все, что вы мне будете рассказывать, хотя бы легионы мятежников пришли сюда и нас окружили.
- Как! Неужели ты устоишь против умоляющих взглядов любимой женщины?
- Устою, раз этого требует сыновнее чувство.
- Хорошо сказано. И награда не замедлит. Не гляди на эту сирену, а то твоя решимость может ослабеть.
- Это моя жена! - вскричал Лионель, обвивая рукой талию дрожащей Сесили.
- A здесь твоя мать! - указал Ральф изсохшей рукой на обледенелый бугор.
Лионель не сел, а скорее упал на надгробный камень, о котором говорили, уперся локтем в колено, а на руку опустил голову и приготовился внимательно слушать. Старик улыбнулся довольной улыбкой и сел на другой надгробный камень, по другую сторону могилы. Он подпер себе лоб обеими руками и так сидел несколько минугь, собираясь с мыслями. Сескль, вся дрожа, присела рядом с Линкольном и не сводила с него глаз, следя за переменой в выражении его лица.
- Тебе уже известно, Лионель Линкольн, - начал Ральф, подняв голову и взглядывая на майора, - что твой род давно уже переселился в колонии, ища для совести свободы и для всех справедливости. Ты знаешь, что старшая линия осталась в Англии, среди распущенности двора, и очень скоро вся выродилас и вымерла, а наследственные земли и почести перешли к твоему отцу,
- Про это в Массачусетсе знает каждая кумушка, - нетерпеливо сказал Линкольн.
- Но кумушкам неизвестно, что все это предвиделось заранее, и что по этой причине на бедного офицерского сына-сироту многие родственники смотрели совсем другими глазами. Кумушки не знают, что своекорыстная Присцилла Лечмер, твоя тетка, готова была перевернуть небо и землю, только бы эти богатства и почести перешли в её род.
- Это было несбыточно, потому что от нея, во-первых, шла женская лнния, а во-вторых, у нея не было сына.
- Человеку жадному и черствому все подобное кажется возможным. Ты знаешь, что после нея осталась внучка. У этой внучки, насколько мне известно, была мать.
Это сопоставление показалось Линкольну убедительным доводом, а Сесиль от горя и стыда прижалас спиной к плечу мужа.
- Я христианин и джентльмен, - продолжал старик. - Боже сохрани, чтобы я стал грязнить непорочное имя той, о которой я сейчас упомянул, то-есть, имя дочери этой преступной женщины. Она была так же невинна и так же чиста, как и то милое существо, которое в эту минуту дрожит подле тебя, Лионель. Задолго до того, как Присциллою Лечмер овладела внолне, её честолюбивая мечта, сердце её дочери было отдано молодому доблестному англичанину, за которого она несколько леть спустя и вышла замуж.
Сеисль подняла голову, услышав этот отзыв о своих родителях. С её сердца снята была тяжесть. Она стала спокойно слушать дальше.
- Сейчас ты увидшль. В том же доме жила другая особа, еще красивее, чем дочь Присциллы, такая же, повидимому, чистая, как и та. Она приходилась родственницей, крестницей и воспитанницей этой негодной женщины. Твой отец влюбился в нее и женился на ней еще до получения родового наследства. Векоре родился ты - к общей радости родителей. Потом твой отец уехал на родину предков утверждатъея в правах наследства, а свою Присциллу (их было, стало быть, две, и обе спят теперь вечным сном) вместе с сыном оставил пока в колонии, разсчитывая вернуться и увезти их потом в Англию. В Англии твой отец пробыл два года, которые показались ему за два века. Хлопоты с наследством были долгие и томительные. Но все кончилось благополучно. Он вернулся сюда. Увы! Он не нашел, своей жены, не нашел своей верной и любящей Присциллы.
- Я знаю, - сказал Лионель, - она умерла.
- Мало того, что умерла, - прибавил каким-то замогильным голосом старик, - она себя обезчестила.
- Эта ложь!
- Это правда! Святая правда!
- Это ложь! Черная, грязная, подлая ложь, какую только когда-либо выдумывали люди.
- А я тебе, говорю, что это правда, молодой безумец! Она умерла, дав жизнь плоду своего безчестия. Когда Присцилла Лечмер рассказала мне все это, я ей не поверил, потому что в её глазах светилось нескрываемое торжество и злорадство. Но тут была еще другая женщина, которую нельзя было заподозрить в пристрастии, а между тем ей были известны все обстоятельства. Эта женщина поклялась на Евангелии, что все это правда. Поклялась именем Того, Кто читает во всех сердцах.
- A кто же соблазнитель? - воскликнул Лионель, невольно отворачиваясь от Сесили. - Как его имя, чтобы я мог ему отомстить?
- Лионель, Лионель, как вы можете этому верить? - воскликнула с горьким плачем Сесиль.
- Да как же не верить! - сказал Ральф с ужасной улыбкой. - Он должен всему верить, что я говорю. Я все знаю. Разве сцена у смертного одра Присциллы Лечмер не служит доказательством, что мне известно решительно все? От тяжкого удара в самое сердце твой отец потерял разсудок, и этим временным умопомешательством злые люди воспользовались для того, чтобы засадить его в сумасшедший дом. Он там пришел в себя через несколько времени, но интриги и хлопоты Присциллы Лечмер сделали то, что он остался на целых двадцать лет.
- Говорите мне все, - сказал Лионель. - Не скрывайте от меня ни одной подробности, или уж все сказанное берите назад.
- Ты узнаешь все, Лионель Линкольн, но только ты должен поклясться в вечной ненависти к той стране, где закон позволяет невинного, гонимого человека сажать на цепь, как дикого зверя, и доводить его до такого состояния, когда он готов проклинать своего Создателя и Творца…
- Клянусь! Десять тысяч раз клянусь! Я перейду на сторону мятежников, я…
- Лионель, Лионель! Опомнитесь, что вы! - в ужасе вскричала Сесиль.
В тот момент в селении раздались крики, и послышался тяжелый солдатский шаг. Ральф встал и подошел к краю большой дороги. То же сделали и Лионель с Сесилью.
- Его ищут, - сказал Ральф. - Они думают, что он им враг, но он поклялся встать под их знамена. Такого человека, как он, они примут с радостью.
- Нет, нет! Бегите, Линкольн, убегайте! Преследователи найдут меня здесь одну, но мой пол и мое имя меня защитят.
Лионель обнял стройную талию своей жены и сказал:
- Старик, когда я отведу ее в безопасное место, вы должны будете представить мне доказательства на все ваши слова.
Но Ральф уже ушел вперед далеко по полю и делал своим спутникам издали знаки, чтобы они на ним шли. Вскоре он скрылся у них из вида.
сил и не может итти.
Вдруг послышался стук колес, и показалась огромная телега, запряженная четырьмя быками, которых погонял рожном старик-крестьянин. На телеге был огромный воз сена.
- Куда вы едете? - спросил его Лионел, когда воз поравнялся с усталыми путниками.
- Куда же, как не на Дорчестерский полуостров? Туда теперь все едут и везут сено целыми возами. Оно нужно там для фашин. Я вон видите какой воз навил и везу его туда даром - фашины делать. Сыновья мои все на войне, так мы с моей старухой сами навивали и провозились всю ночь. Решено во что бы то ни стало выжить красномундирников из Бостона. 14 марта будет мое рожденье, мне исполнится восемьдесят три года, и я надеюсь, что к этому дню не останется в Бостоне ни одного королевского солдата.
- Нам тоже нужно в Дорчестер. Моя жена очень устала. Не подвезете ли вы нас? Я бы заплатил.
…
Лионель уложил Сесиль на сено, укрыл тем плащом, который дал ему Ральф, и воз тронулся. Сесиль скоро заснула.
Было уже довольно поздно, когда показались Дорчестерские холмы. Сесиль проснулась, и Лионель уже придумывал, под каким бы приличным предлогом слезть с воза и пойти своей дорогой. Вдруг быки остановились. На самой дороге стоял человек. Лионель узнал Ральфа.
- Слезайте! - сказал Ральф Лионелю и сделал соответствующий знак рукой.
Побл&юдарвв фермера, они быстро пошли с Ральфом, который повел их обходом вокруг берега бухты. Уже начало светать, когда они дошли до заливчика, в котором стоял привязанный челнок. Лионель сейчас же узнал додочку Джоба Прея.
Все трое поспешили в нее сесть. Лионель взял весла и стал быстро грести. Еще не успел разсеяться утренний туман, как они уже причалили к набережной возле старого магазина.