| Автор: | Кэрролл Л. |
| Примечание: | Перевод: Андрей Анатольевич Москотельников |
| Категория: | Стихотворение |
ПОЭЗИЯ ДЛЯ МИЛЛИОНОВ («ДОРОГАЯ ГАЗЕЛЬ»)
Девятнадцатое столетие произвело новую школу в музыке, имеющую примерно такое же отношение к своему подлиннику, какое невзгоды понедельника, дня тяжёлого, имеют к почти что сочленённому с ним предшествующему воскресенью.
Мы разумеем, конечно же, распространённую практику разбавления работ прежних композиторов вялыми современными вариациями, словно бы с намерением угодить ослабленному и искажённому вкусу нынешнего поколения; само новшество обозначается как «художественное оформление» теми, кто, словно в издёвку над благородным предложением Александра Смита «положить нашу эпоху на музыку», решили просто бросить музыку под ноги нашей эпохе.
С прискорбием признаём мы существование суровой необходимости таких перемен: строгим пророческим взором усматриваем вырисовывающееся в туманном Будущем падение сестриц, Изящных Искусств. Отечественная Галерея уже предоставила иные из своих прекраснейших картин этой болезненной операции; Поэзия будет следующей.
Чтобы не отстать от прочих в деле продвижения Цивилизации вперёд, мы смело отбрасываем все личные, все тайные пристрастия и дрожащим пером, с глазами, полными слёз, решаемся следовать литературным произведениям, создаваемым в Духе Времени, и тому славному отряду доблестных искателей приключений, которые, ведя свой Фургон, не уклоняются от великого Пути Реформ.
Дорогая газель
[31]
Примечания
31
«Таймс комической» от 18 августа 1855 года. В рукописном журнале «Мешанина» имело вид музыкальной пьесы, написанной на нотном стане (см. иллюстрацию). Впоследствии стихотворение было перепечатано в сборнике 1883 года (второе издание вышло в следующем году) «Стихи? и смысл?» с иным предисловием и в слегка переработанном виде. Приведём новый текст полностью.
«Отчего так, что Поэзия никогда не была подвергнута тому процессу Разбавления, который с такой выгодой показал себя в отношении сестринского искусства, Музыки? Разбавляющий вначале подаёт нам несколько нот какой-то хорошо известной Мелодии, затем дюжину тактов собственного сочинения, затем ещё некоторое количество нот первоначального мотива и так далее попеременно; таким образом он оберегает слушателя если не от малейшего риска признать пьесу сразу, то по крайней мере от чрезмерного волнения, которое способна вызвать её передача в более концентрированном виде. Композиторы такую процедуру зовут „художественным оформлением", и всякий, кто когда-либо испытывал то сильное чувство, которое возникает, стоит только внезапно влезть в кучу строительного раствора, не будет спорить, что данное выражение вполне отражает суть дела. [Игра слов: setting ‘художественное оформление; затвердевание, схватывание (цемента, бетона)’. - А. М.]
Воистину подобно тому как прирождённый эпикуреец любовно медлит над ломтиком превосходной Оленины и при этом всеми фибрами души словно шепчет: «Excelsior! (‘Выше, выше!’)», - однако прежде чем приступить к лакомству, проглатывает добрую ложку овсяной каши; и подобно тому как тонкий знаток Кларета позволяет себе лишь чуточку пригубить, а потом уж пойти и выдуть пинту или более пива в буфете, точно также и -
«вариаций» служит здесь широко известный в ту эпоху отрывок из романа в стихах и прозе Томаса Мура «Лалла-Рук» (поэма «Солнцепоклонники», часть 1-я, ст. 283-286). В переводе с оригинала он должен звучать примерно так: