Графиня Листаль.
Часть вторая.
Глава I.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Графиня Листаль. Часть вторая. Глава I. (старая орфография)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 

I.

Займемтесь теперь немного методичным полицейским агентом Фермом, агентом с системой, как его называл Даблэн.

Он, т. е. Ферм, находит, что, не смотря на некоторую ловкость, впрочем, вполне рутинную, Даблэн положительно стоит ниже своих обязанностей. Это не такой следователь, каким он должен быть по понятиям господина Ферма.

Как! он видел портрет Джемса Гардтонга, и что же он открыл?

Ничего, положительно ничего! К чему после этого служит ему его проницательность, если только она у него есть?

Почтенному Ферму можно бы было заметить, что он сам не Бог весть что открыл после того, как случайно узнал имя жертвы. На этот раз Ферм ответил бы вам сначала таинственным "может быть", потом прибавил бы:

- Я только простой агент, я не должен быть умнее следователя.

Когда Ферм входит в суд и идет по лестнице к следователю, то он чувствует (что же делать, нельзя быть совершенством), сильное желание съесть его. Почему Провидение не дало ему сделаться следователем, вместо того, чтобы пресмыкаться в роли агента? Быть следователем, иметь свои дела, секретаря, видеть обвиненного, лицемерно кланяющимся, самого жандарма, чувствующого уважение к таинственному величию кабинета, где решается судьба человека, видеть все это, завязать борьбу с предателем и лжецом, проникнуть все его хитрости, разсеять, как дым, все его предположения.... О! эта картина была для господина Ферма уголком рая, о котором он мечтал. И когда вечером он засыпал, то ему снились эти радости, увы! слишком высоко стоявшия, чтобы он мог достичь до них.

Он заказал себе визитные карточки.... для одного себя... Оне лежали в шкатулке, запиравшейся секретным замком. Это было безумие, потому что на них было написано: Г-н Ферм, судебный следователь. Это была слабость Ферма. Самым любимым его занятием было играть у себя дома в судебного следователя. Он запирался, делал сам себе вопросы, изменял голос, чтобы представлять обвиняемого. Сколько ловкости употреблял он тут, как он, наконец, заставлял сознаваться преступника, бывшого не в состоянии защищаться против такой проницательности.

Амиенское убийство наделало шума. Общественное мнение взволновалось; вечный вопрос о безопасности путешественников выступил на сцену. Таким образом, внимание префекта полиции было поневоле привлечено на дело, следствие о котором велось без всякого результата. Даблэн, верный своему слову, выставил в своем донесении услуги, оказанные агентом, поэтому Ферм имел удовольствие быть призванным к префекту полиции и с подобающей скромностью принял похвалы за свое открытие, но на этом еще не остановилось впечатление, произведенное рекомендацией следователя Даблэна.

- Милостивый государь, сказал префект агенту, отличные сведения, полученные мною на ваш счет, заставляют меня дать вам поручение, которое, я надеюсь, вы исполните с честью.

Ферм почувствовал неописанную радость, захватывавшую ему дух. Но благодаря власти над собой, он сдержался и отвечал самым естественным голосом:

- Господин префект может разсчитывать на полное усердие с моей стороны.

- Хорошо. Но прежде всего вы должны отвечать одному необходимому условию. Говорите вы по английски?

Бывают минуты радости, когда кажется, что небо открывается перед человеком. Так было с Фоном, когда он услышал этот вопрос. Он слегка закрыл глаза и отвечал, кланяясь:

- Господин префект, может быть, не знает, что я воспитывался в Англии?

- Действительно, я не знал этого. Но сколько вам было лет, когда вы оставили Англию?

- Восемь лет.

- Вы возвращались туда?

- В таком случае, позвольте вам это заметить, не смотря на знание языка, вы будете в затруднении, если вам придется снова туда возвращаться.

- Когда знаешь язык.... поспешил сказать Ферм, охваченный ужасом.

- Тем не менее, можно не знать обычаев и жизни воров и других преступников...

- Если господин префект удостоит подвергнуть меня испытанию, сказал почтительно агент, то я могу уверить вас, что нескольких дней будет достаточно для меня.

- Я не сомневаюсь, но эти несколько дней будут потеряны.

- Однако... заметил, пораженный ужасом, Ферм.

Префект был человек умный, имевший ясный взгляд на вещи, он отлично понимал Ферма, он видел, что перед ним один из тех честолюбивых низших агентов, которые только и жаждут случая отличиться и которых исключительное усердие бывает опасно.

Он подумал, что время очень удобно, чтобы успокоить энтузиазм агента, слишком расположенного придать своей роли более важности, чем сам префект желал ей дать.

- Вот мои инструкции, сказал он почти сухо. Вы немедленно отправитесь к господину Лекофру и будете исполнять его приказания. Сегодня вечером вы отправитесь в Англию, т. е. я хочу сказать, что сегодня ночью вас уже более не будет в Париже.

Идти к Лекофру! Какое разочарование! Но для того, чтобы хорошенько понять смысл этих нескольких слов и влияние, которое они имели на агента, нам необходимо сделать несколько объяснений.

Лекофр был помощник следственного пристава. Очень естественно, что он был в правильной вражде с приставом, который, со своей стороны, от всей души ненавидел помощника, который, современем, должен был занять его место.

Пристав и его помощник всячески старались брать себе самые важные дела. Разсказывают даже, что во время одного важного дела помощник забыл уведомить пристава о поимке виновного, хотя первоначальные данные были все собраны самим следователем. Безполезно прибавлять, что эта забывчивость была, по мнению многих, положительно преднамеренной.

Нечего и говорить, с каким бы удовольствием Ферм, честолюбивый агент, мечтавший, за неимением места следователя, получить хоть место пристава или даже его помощника, - нечего и говорить, сколько он готов бы был сделать забывчивостей, если бы только смел, чтобы отнять у Лекофра славу первых открытий, потому что, даже тогда, когда эти открытия были бы сделаны им, Фермом, то и тогда передавать их стал бы Лекофр. Кому же бы принадлежала честь их? Кто бы знал Ферма? Никто. Нужна была случайная находка карточки Джемса Гардтонга, чтобы имя Ферма дошло до ушей префекта.

Таким образом, Ферм чувствовал к Лекофру ту глубокую ненависть, которую может внушить только зависть. И вдруг префект посылал Лекофра. Под его начальством должен был Ферм вести следствие, начатое им, для которого он один доставил сведения! Но что делать? Было-ли возможно, было-ли благоразумно сопротивляться, даже решиться сделать простое замечание?

Ферм обдумывал все это и молчал.

- Ну, что же? по прежнему холодно спросил префект.

Ферм вздрогнул.

- Я исполню приказание господина префекта.

- Хорошо, сказал префект. Я разсчитываю на вас... Я придаю большую важность... и он сделал ударение на этих словах, я придаю большую важность успеху этого дела...

Ферм поклонился и вышел.

Оставшись один, он стал думать. Мало по малу охлаждающее впечатление, произведенное словами префекта, уменьшилось и уступило место новой мысли, непредвиденные результаты которой могли быть чрезвычайно обильны.

Ферм принадлежал к числу энергических натур, которые в несчастии укрепляются и, как Цезарь он нашел в поражении средства в победе.

я буду покорен; да, я буду твоим слугой, великий помощник пристава, но посмотрим, кто посмеется последним.

Сходив, по приказанию префекта, к своему начальнику, Ферм провел остальное время дня составляя план, может быть смелый, но который должен был во всяком случае удастся. Когда наступило время отъезда, Ферм, с улыбкой на губах, предложил Лекофру первому занять место в вагоне, который должен был увезти их из Франции.

Скажем несколько слов о Лекофре.

Это был высокий, немного тучный мущина, с энергическим лицом. Никакая усталость не пугала его, никакая трудность не заставляла его отступить.

Как почти все полицейские, он имел страсть к своему делу. Единственным его недостатком было то, что он никогда не смотрел вниз, а всегда в верх. Дерево противится урагану, качающему его вершину, но топор срубает его с низу. Лекофр видел своего начальника и удачно вел борьбу с ним. Он не знал - нравственно - Ферма, единственное желание которого было уничтожить его.

Мы не будем следовать за агентами в их путешествии, к тому-же, мало интересном.

Мы находим их уже в Лондоне в гостиннице.

Чтобы читателю не осталось никаких сомнений относительно намерений Ферма, мы их объясним в двух словах.

Его намерением, исполнение которого зависело от обстоятельств, было просто напросто отнять у своего начальника всякую заслугу в открытии порученного им дела.

Как приняться за это? Это-то и спрашивал себя агент, когда, сидя напротив Лекофра в гостиннице, он с улыбкой предлагал ему вино.

Впрочем, Лекофр, казалось, не торопился приниматься за дело. В минуту откровенности, он даже сказал Ферму:

- Между нами будь сказано, я думаю, что мы ничего не откроем; я не думаю, чтобы убийца Джемса Гардтонга был так глуп, чтобы вернуться в Лондон. Что вы об этом думаете?

Ферм прежде всего думал, что выскочка Лекофр показывает очень мало усердия к выполнению своего поручения, и что для общественной безопасности было большим счастьем, что ему, Ферму, было хоть наполовину поручено это дело.

Но конечно он не сказал этого, а, напротив того, отвечал:

- По правде сказать, я готов согласиться с вами и признаюсь, что если бы я был обязан вести дело один, то я отчаявался-бы в успехе.

- Вы слишком добры, сказал смеясь Лекофр, который не понял иронии, скрывавшейся в словах агента. Но как я ни ловок и как удачно ни будете вы мне помогать, я думаю, что префектуре напрасно придется заплатить издержки по нашему путешествию....

- Но префект разсердится!

- Пусть сердится, сколько угодно.... Невозможное - невозможно!

- Не хотите-ли еще стакан вина?

- С удовольствием!

- Теперь мы обдумаем план нашего будущого поведения.

- Я весь обратился в слух, отвечал Ферм, который действительно не проронил ни одного слова.

- Который теперь час? Шесть часов.... Уже поздно идти в Скотлэнд-Ярд....

- Да.... английская полиция очень ловка, и очень методична.... Здесь бюро оставляется непременно в известный час.

- И они правы!

- Я тоже думаю. Но так как нам безполезно идти туда, то, если вам угодно, мы отложим это посещение до завтра.

- Я к вашим услугам....

- Но само собою разумеется, рано утром....

- А как?

- Около десяти часов.

- Но, заметил Ферм, мы, может быть, теряем драгоценное время.

- А! сказал смеясь Лекофр, вы еще принадлежите к той школе, которая говорит, что для успеха дела надо торопиться.... Это ошибка, мой милый. Все приходит во-время к тому, кто умеет ждать. Поверьте мне, я съумел достигнуть успеха в жизни потому, что я умел ждать....

Агент улыбнулся, он вспомнил, что Лекофр ждал случая, чтобы спихнуть своего начальника.

- О! сказал беззаботно Ферм, я не так спешу, как вы можете это подумать. Я думаю, что хороший отдых....

- Сделает и наши головы свежее. Вот это настоящие принципы. Беречься от всякого волнения, идти тихими шагами, но всегда прямо: это лучше чем задыхаться и бежать зигзагами.

- Вы правы....

- Тем более, что в Лондоне приходится делать не малые концы, надо идти то из Уаппинга в С. Джильс, то из Блэкфриара в Вестминстер! Тут не мало устанешь.

Ни одно из этих названий не ускользнуло от агента, который, благодаря знанию языка, легко мог запомнить их.

- Мы будем искать сведений в этих кварталах? наивно спросил он.

- Да, тут или в других местах.... Но, между нами будь сказано, у меня есть одна идея.... Я знаю, что существует, недалеко от тунеля, в Сен-Джорже, маленькая таверна, по имени.... чорт возьми, забыл как она называется.... два.... три.... шесть повешенных.... одним словом, что то в этом роде.

- И эта таверна? настаивал Ферм.

- О! в ней есть всего по немногу.... Однако нельзя сказать, чтобы общество было в ней смешанное.... Негодяи, воры, убийцы, есть всего, но все это одного поля ягоды....

- Но почему вы предпочитаете именно эту? так как мне кажется, что здесь не может быть недостатка в подобного рода заведениях.

хорошо помню, была указана как место сборища космополитов, но преимущественно американцев.

- Теперь я понимаю.

- Мы доберемся и до клубка.

- Именно. Но довольно на сегодняшний вечер говорить об этом. Не хотите-ли пойти со мною куда-нибудь развлечься.

- Как вам угодно.

Час спустя, тогда как Лекофр считал своего товарища спящим, Ферм выходил из гостинницы, оглядываясь вокруг, один-ли он.

Было восемь часов вечера.