| Автор: | Лермина Ж., год: 1877 |
| Категории: | Роман, Приключения |
19
ЛУЧ СВЕТА
Мрачная печаль нависла над домом маркиза де Фаверей. В подобные часы даже стенам передается грустное настроение их обитателей.
Маркиза заперлась в молельне, оббитой крепом, где, как в святилище, хранились все воспоминания ее разбитой жизни и где тяжелые думы, подобно тучам на небе, теснились у нее в голове.
Отчего именно сегодня более чем когда-либо тени прошлого нависли над ее душой, как густые туманы, которые застигают врасплох путешественника и застилают ему глаза? Неужели потому только, что через несколько часов человеческое правосудие должно было исполнить свою ужасную обязанность по отношению к виновному? Мысль о смерти, даже как о возмездии за преступление, возмущала и в то же время пугала ее. В воображении рисовался дорогой, незабываемый образ того, кто пал жертвой мнимого правосудия, кто, честный, добрый, смелый, великодушный, также должен был сложить голову на плахе. Он был невиновен! А между тем, в глазах тех, которые осудили его, он, без сомнения, заслуживал своей участи. А этот Жак, что если и он был невиновен?
Не поддаваясь страшной тоске, сжимавшей ей сердце, Мария де Фаверей старалась спокойнее отнестись к делу Жака. Она обвиняла себя в том, что осмелилась сравнить участь этих разных людей. Святотатством считала она сопоставлять имя мученика с именем убийцы! А между тем, мысль эта неотступ но вертелась у нее в голове и прогнать ее она была не в силах. Его звали Жаком, как и того, кого она любила.
И маркиза принялась обдумывать все, что известно ей было о жизни Жака. Это был найденыш, какой-нибудь несчастный, брошенный на дороге преступной матерью. И на пути своем он встретил гнусного Бискара.
Одна мысль об этом заставила ее вздрогнуть. Жак. Бискар. Сопоставление этих двух имен наполняло ее сердце ужасом. И в ней вспыхнула и с каждой минутой все более разгоралась искра мысли, в которой она сама себе не смела признаться. Что если Жак сын де Котбеля, ее сын! Нет! Быть не может! Это невозможно.
Бискар не молчал бы так долго. Разве человеческое суще ство, как бы испорчено оно ни было, могло дойти до такой зверски-холодной, дьявольской мести? Бискар свиреп и жесток, он наверно не отказал бы себе в удовольствии адскими муками истерзать сердце матери, объявить ей, что сын ее идет по пути порока. Дитя, рожденное в Оллиульских ущельях, без сомнения, умерло. Бедный, милый малютка! Кто знает, быть может, в припадке неистовой ярости Бискар бросил его в море, в нескольких шагах от той самой хижины, где негодяй этот совершил жестокое похищение'
И бедная мать рыдала и в отчаянии простирала руки к порт рету Жака де Котбеля, умоляя его о помощи.
Она боялась, что сойдет с ума, так сильно стучала кровь у нее в висках и туманила глаза. Бедняжка позвала к себе Люси и Полину. При виде их она, по крайней мере, утешала себя мечтой о чистых радостях материнской любви к этим двум девушкам
Обе подруги были так же грустны.
Сердце Полины было разбито. Молодые души живее и сильнее чувствуют. Она не могла забыть того, что Жак де Шерлю спас ей жизнь.
День и ночь преследовал ее образ великодушного молодого человека, и в памяти ее беспрестанно возникала та незабываемая минута, когда он, бледный, но улыбающийся, неустрашимо бросился навстречу смерти, лишь бы избавить ее от опасности.
Всюду слышался ей его звучный голос, на который отзывались какие-то неведомые струны ее сердца.
И тогда прозвучало ужасное слово, тяжелым камнем упавшее на сердце: смерть!
Обе девушки нежно припали к груди своей доброй матери и все трое, крепко прижавшись друг к другу, молча плакали.
Вдруг дверь резко распахнулась. Вошел маркиз де Фаверей в сопровождении Армана де Бернэ и Марсиаля.
Все трое остановились на пороге, до глубины души растроганные скорбным зрелищем.
Люси! Полина! Оставьте нас одних с матерью, - сказал маркиз.
Они удивленно подняли головы.
Мария де Фаверей страшно побледнела. Лихорадочным блеском загорелись ее глаза и инстинктивным движением еще крепче прижала она обеих девушек к своему сердцу, движимая каким-то непостижимым предчувствием.
Маркиз подошел к ней.
-- Мне нужно поговорить с тобой, милая жена, - сказал он строго и вместе с тем ласково, - с тобой одной.
Бедная женщина молча провела рукой по своему горячему, влажному лбу. Потом, обняв Люси и Полину, она тихо сказала:
-- Идите, милые дети, я скоро позову вас.
Девушки молча повиновались.
И когда дверь за ними закрылась, несчастная женщина тревожно огляделась кругом.
Что случилось? - спросила она прерывающимся от волнения голосом.
Добрый старик с минуту колебался. Он боялся убить Марию внезапным открытием.
Но Арман жестом напомнил ему, что нельзя терять ни минуты.
Пробило уже час. Осужденному оставалось жить всего три часа.
-- Друг мой, - сказал маркиз, - ты всегда мужественно переносила горе! Сумеешь ли ты так же мужественно встретить и радость?
Радость? Ах, да разве возможна для меня радость на этом свете?
-- Да, дитя мое, - с отеческой нежностью отвечал маркиз. - Я лучше всякого другого знаю тайну твоей горькой жизни и говорю тебе: жена, ты много страдала! Но в будущем ты будешь вознаграждена за то, что не падала духом!
Она сильно вздрогнула и хрипло произнесла:
-- Мой сын!
-- Твой сын жив, - продолжал старик, быстро подходя к ней и заключая ее в объятия.
-- Он жив! Да, я верю, я чувствую! Ах, говорите, говорите, я чувствую в себе достаточно сил выслушать все! Мой сын жив! Зачем же мне падать духом! Нет, нет! Говорите же, я вас умоляю, я вам приказываю. Мужество матери дает силы самой слабой женщине. Где мой сын?
-- Твой сын, ты его знаешь, ты его видела.
Недоумевающим взглядом окинула она де Фаверея, потом Армана и Марсиаля.
-- Я, я видела его! Где же это?
Ты видела невинного, опутанного непроницаемой сетью обвинений. Над которым тяготеет проклятие.
-- Жак де Шерлю! - воскликнула несчастная мать, падая на колени.
-- Да, Жак! - продолжал старик. - Жак, которого осудили на смерть.
-- Но ведь он скоро умрет! - простонала бедная женщина.
-- Нет! Он спасен!
Спасен, спасен! И невиновен! О, я знала это раньше! Разве сердце матери может ошибиться! Разве не чувствовала я к нему какого-то неопределенного влечения! Мой сын! Мой сын! О, повторите еще раз эту прекрасную весть, скажите, что я не ошиблась!
-- Маркиза, - начал Арман, - двое бандитов, о которых я говорил с вами, бывшие сообщники Бискара, вопреки величайшим опасностям, явились открыть мне правду. Жак - то самое дитя, которое Бискар некогда вырвал из ваших объятий. Кроме того, они заявляют, что преступление, в котором обвиняют бедного Жака, было совершено Бискаром и теми негодяями, которые известны под именем "Парижских Волков".
-- Где же они, эти люди? - спросила маркиза, быстро вскакивая на ноги.
К ней снова вернулись воля и самообладание.
Арман подошел к двери.
При всей своей самоуверенности они, однако, чувствовали некоторое замешательство.
-- Не бойтесь ничего, говорите смело, - ободрял их Арман.
Мюфлие откашлялся, отвернулся в сторону, чтобы плюнуть, но увидел ковер и сдержался.
В нескольких словах повторил он все то, что уже раньше передал Арчибальд.
Однако, время летит! - воскликнула Мария. - Надо спасти его!
-- Соммервиль отправился в министерство юстиции, он скоро вернется с приказом об отсрочке.
-- Боже мой! - шептала бедная женщина. - Что мне делать? Ничего не понимаю! Соммервиль поторопится, не так ли? О, мне страшно за свою радость! Мне страшно за свою надежду! Ах! - вдруг вскрикнула она, неожиданно увидя в дверях Арчибальда в сопровождении какого-то незнакомого господина.
-- Друзья мои, - сказал Соммервиль, - господин обер-секретарь министерства юстиции согласился вместе со мной приехать сюда для того, чтобы самому выслушать показания этих двух свидетелей.
-- Ах, сударь, да благословит вас Господь. Но отсрочка!
Приказ уже отправлен с нарочным, - сказал обер-секретарь. - Итак, не стоит волноваться. Если суд допустил ошибку, он ее исправит.
В эту самую минуту произошло нечто весьма странное.
За перегородкой послышался сильный треск.
Арман бросился в ту сторону, откуда, казалось, доносился шум, и быстро распахнул дверь в соседнюю комнату.
Там никого не было.
Однако ж странно, - сказал Арчибальд, - я ясно слышал. Что это был за шум?
-- Оставьте, до того ли нам теперь! - произнесла бедная мать. - Не будем терять времени, сударь, - обратилась она к обер-секретарю, - вот оба свидетеля. Потрудитесь допросить их поскорее.
Сказать, что Мюфлие и Кониглю были особенно довольны таким оборотом дела, было бы сильным преувеличением, так как это означало признаться в сообщничестве с "Парижскими Волками" и открыть суду кучу разных мелких подробностей, которые было бы гораздо приятнее скрыть от него.
Оба бандита выразительно переглянулись, спрашивая друг у друга совета, как поступить в данном случае. Затем Мюфлие, пошептавшись немного со своим товарищем, откровенно рассказал все до мельчайших подробностей.
-- Это ничего не значит, - сказал он в заключение, - было бы несправедливо подвергать нас наказанию.
-- Я не пропустил ни слова из его показания, - сказал он. - Но я должен признаться, что этого еще недостаточно для вывода о невиновности подсудимого.
-- Как! Что вы хотите этим сказать? - в испуге вскрикнул Арман.
-- Я отдаю себя на суд господина маркиза де Фаверей. Пусть он сам решит, насколько справедливо мое заключение. Показания этих людей весьма ценны, я с этим согласен, так как они компрометируют себя ради правды, что, очевидно, будет вменено им в заслугу.
-- Гм! - проворчал Мюфлие.
-- Но, с другой стороны, - продолжал обер-секретарь, - сколько в этом деле темного, неразгаданного! Могут ли они объяснить, каким образом очутился молодой человек в доме несчастных жертв, отчего был он в крови, почему в руках у него нашли смертоносное оружие? Если бы подсудимый, по крайней мере, мог или хотел дать некоторые сведения, которые можно бы проверить, тогда, быть может, суд пришел бы к убеждению в его невиновности. Но, как вы знаете, он показывает, что, с известного часа вечера, решительно ничего не знает, что с ним было.
По мере того, как говорил обер-секретарь, по мере того, как он медленно и без всякого недоброжелательства приводил многочисленные пункты обвинения, Мария де Фаверей переживала страшную нравственную пытку. Бледная, как мертвец, едва держась на ногах, она ежеминутно готова была лишиться чувств.
То был ее сын! Она вполне убеждена была в его невиновности и, однако же, ей приходилось слышать из уст этого человека страшные своей убедительностью доводы в пользу его виновности, и каждое из слов его будто раскаленным железом хватало ее за сердце и разбивало в ней всякую надежду на спасение ее ребенка.
Несчастная мать молчала. Ни одно слово не сорвалось с ее уст.
Месть Бискара исполнилась.
-- Сударыня, мы попробуем добиться невозможного, - сказал обер-секретарь, - постараемся оправдать подсудимого. Но молите Бога, чтобы он послал нам положительное и убедительное доказательство, которое сделало бы невинность графа де Шерлю очевидной.:
-- Бог услышал эту молитву, - сказал чей-то строгий голос. Все мгновенно обернулись.
На пороге уже несколько минут стоял священник. Он слышал последние слова обер-секретаря.
Вы маркиза де Фаверей? - спросил он.
-- Я, - ответила Мария, торопливо подходя к священнику.
-- Я принес доказательство невиновности графа де Шерлю!
-- Ах, говорите, ради Бога, скорей! - вскричал маркиз.
-- С удовольствием, - отвечал священник. - Сегодня утром, посещая бедных для раздачи милостыни, я шел по дороге в Сен-Дени. Проходя мимо одного пустого дома, я услышал стоны, скорее предсмертные хрипы. Голос был женский. Я хотел войти, но дверь оказалась запертой. Я позвал на помощь. Крестьяне выломали дверь, и я вошел в комнату. Там я нашел умирающую женщину. Страшная рана зияла унее в груди. Она еще дышала. Увидев меня, бедняжка радостно вскрикнула. Мы хотели оказать ей помощь.
Но, скорей! Скорей! Надо, чтобы у меня хватило времени и сил подписаться".
-- Я исполнил желание умирающей. Рассказ был длинен, ужасен, умирающая очень часто должна была останавливаться. Но я ободрял ее, так как она делала доброе и святое дело.
Когда она кончила диктовать, я поддерживал ее, пока она писала последнюю строчку и подписывалась. Затем она велела мне, не теряя ни минуты, как можно скорее отправиться в Париж и передать маркизе де Фаверей эту рукопись, заключавшую в себе исповедь умирающей. Окончив свою речь, она наклонилась, пока я благословлял ее. Потом бедняжка откинулась, назад мертвая!
Я исполняю ее поручение. Вот показания этой женщины, которая, будучи великой грешницей, спасает невинного.
И он подал маркизе конверт, который та схватила с лихорадочной поспешностью.
Но кто такая была эта женщина? - спросил Арман.
-- В этом мире ее звали Изабелла де Торрес.
Невольный крик вырвался из груди Марсиаля. Слезы блеснули у него в глазах и великое слово прощения сорвалось с его уст.
Маркиза быстро пробежала глазами рукопись.
-- Теперь все ясно! - радостно воскликнула она. - Жак попал в ловушку, устроенную ему негодяями, затем под влиянием наркотика лишился сознания. Это было делом гнусного Бискара! Невиновен! Мой сын невиновен!
Бискар нанес не совсем удачный удар. Как видим, слабое дыхание жизни оставалось еще в теле несчастной и, призвав на помощь всю свою волю, она задержала приход смерти, чтобы спасти свою душу.
"Она любила Жака!" - сказал Бискар.
Да, и настолько, чтобы, прежде чем умереть, спасти его.
Исповедь была длинная, подробная. В этом отчаянном письме Изабелла рассказала вкратце почти всю свою жизнь.
Маркиз де Фаверей прочел вслух всю рукопись.
Окончив последние строки:
"Я, Изабелла, грешница, в ту великую минуту, когда я должна предстать перед Судом Всевышнего, объявляю, что все, здесь написанное, есть выражение чистейшей истины. Клянусь в этом. И умираю. Пусть простят все. Изабелла, герцогиня де Торрес."
-- Сударь, - обратился маркиз к обер-секретарю, - считаете ли вы теперь невиновность молодого человека вполне доказанной.
Без сомнений, - отвечал чиновник.-- Бискар уже заочно осужден на смерть, мы поставим на ноги полицию всего королевства, и на этот раз он от нас не ускользнет.
--А Жак?
-- Невозможно сейчас же возвратить ему свободу. Но через час из государственной тюрьмы, где он теперь находится, он будет, перевезен в Ла-Форс [Тюрьма близ Парижа, где помещаются осужденные, казнь которых отсрочена для пересмотра дела]. Сегодня же все будет известно Его Величеству, и я убежден, что он подпишет помилование осужденного! Затем начнется пересмотр дела, и не пройдет месяца, как граф де Шерлю будет свободен!
Целый месяц! Но мне можно же будет, по крайней мере, хоть видеть его! - простонала бедная мать.
-- С той минуты, как будет подписано помилование, я обещаю вам это. Что же касается этих двух свидетелей, - прибавил он, указывая на Мюфлие и Кониглю, - хотя показания их и утратили теперь свою ценность, я все-таки считаю не лишним, чтобы они были в постоянном распоряжении суда. И мне кажется, что их арест необходим.
В ответ на это послышался двойной стон.
-- Господин обер-секретарь, - сказал тогда Соммервиль, - вы верите моему слову?
-- Конечно, сударь. Вы из тех людей, в слове которых нельзя сомневаться.
В таком случае, позвольте мне взять этих людей на свою ответственность. Я ручаюсь за них, как за самого себя.
Обер-секретарь колебался.
-- Я присоединяюсь к господину де Соммервилю и, в свою очередь, ручаюсь за этих людей, - сказал маркиз де Фаверей.
-- Так пусть же будет по-вашему.
Мюфлие не мог удержаться, чтобы громко не выразить своего восторга.
Вот молодцы, а? - воскликнул он.
-- Первый сорт! - подтвердил Кониглю.
-- И самое главное, сударь, - сказала Мария де Фаверей, - молодой человек еще томится в страшной камере смертников. Умоляю, освободите его, ради Бога, от этих ужасных страданий!
-- Я не буду терять ни минуты, маркиза. Господа, - обратился он к Арману и Арчибальду,-- не угодно ли вам отправиться со мной. Вы сами распорядитесь насчет перемещения осужденного.
Маркиза подошла к Арману.
Поцелуйте его за меня! - шепнула она. - И скажите ему, что я его люблю!
-- Ну, любезные мои Мюфлие и Кониглю, - сказал Арчибальд, отведя обоих друзей в сторону, - вы слышали? Я надеюсь на вас! Отправляйтесь сейчас же ко мне и не делайте ни шагу из своей комнаты. Дайте слово, что вы исполните все это в точности!
-- Слово? О, с радостью даем его вам, господин маркиз, и если бы мы изменили ему, мы были бы подлецами из подлецов.
-- Хорошо, я полагаюсь на вашу честность!
Бандиты гордо выпрямились и, важно прищурив глаза, многозначительно перемигнулись.
Нашу честность! Ого! - произнесли они, более гордые и счастливые, чем если бы им дали бочку вина.
Маркиза и маркиз де Фаверей остались вдвоем.
-- Ну что, счастлива ты теперь? - спросил он.
-- Да! - прошептала она.
Бедная мать! Не спеши улыбаться будущему! Испытания твои еще не окончены. Твой коварный враг еще не побежден!