Натан Мудрый. Действие второе

Ах, брось хитрить! Иль я не вижу,

Что ты задался целью проиграть

Во что бы то ни стало? Но в такой

Игре - что проку? Для меня она

Разор один. Проигрывать тебе -

Куда как прибыльней! Ты всякий раз

Выплачиваешь мне двойную ставку,

Лишь бы сестрица на тебя не дулась.

Ах так, плутовка! Значит, понарошку

Ты в шахматы проигрываешь мне?

Одно бесспорно: из-за твоего

Играть как следует, любезный братец.

Мы отвлеклись. Не лучше ли кончать?

Ты хода не меняешь? Шах и шах!

Что делать, оплошал! Двойного шаха,

Благодаря которому и ферзь

Погибнуть должен, я и не приметил.

Посмотрим, не удастся ль королеву

Еще спасти?

Нет, забирай ее!

Мне с этим камнем что-то не везет.

Лишь с этим камнем?

Ну его совсем!

Невелика потеря! Видишь, так

Я снова защищен.

Как старший брат учил, не поступают

Так непочтительно.

Бери иль нет,

Я за собой ее уже не числю.

Брать? А зачем? Шах, шах и шах!

Мат? Нет еще… Еще конем ты можешь

Прикрыться. Или что-нибудь другое

Изобрести.

Да нет! Я проиграл.

Пусть кликнут Аль-Гафи с его мошною!

Ты не ошиблась, Зитта: я сегодня

Рассеян был. К тому ж и камни эти

Взамен фигур! Кто их подсунул нам?

Я ж не с имамом сел играть!^{116} А впрочем,

Меня сгубили, а твое уменье.

Твой зоркий глаз и выдержка.

Хоть этим

Ты хочешь жало притупить потери?..

Ты был расстроен. Более, чем я.

Чем ты? С чего бы?

Я свои тревоги

С твоими не равняю. Но скажи,

Мой милый брат, удастся ль нам когда

Играть с тобою в шахматы так часто?

Чем реже, тем прельстительней игра.

Ах, ты войны страшишься? Пусть начнут!

Не дрогнем. Но, по мне, мудрее было б

Продолжить перемирие, а для Зитты

Достойного супруга подыскать.

Мой выбор уже сделан: это - брат

Бесстрашного Ричарда^{117}.

Ричарда славишь!

Если бы к тому ж

Мелек^{118} в супруги взял сестру Ричарда,

Вот род возник бы истинно державный,

Из лучших лучший, первый среди первых!

В надежде, что друзей не посрамлю,

Я и себя не обхожу хвалою.

Ах, что за люди были б то!

Смеюсь я

Над взбалмошной твоей мечтой. Не знаешь

Ты христиан и знать о них не хочешь!

Спесивая их гордость: не людьми,

А христианами не быть, так слыть.

Ведь даже милосердие Христово,

Не заглушенное их суеверьем,

Не человечностью прельщает их,

А только тем, что так вещал учитель.

Их счастье, что он праведником был!

Они на веру приняли! А впрочем,

На что им добродетель? Не ее,

А лишь Христово имя на земле

Распространить стремятся христиане,

Чтоб имена других людей достойных

Затмить и обесславить. Только имя

Его им надобно!

Ты полагаешь,

Что потому и требуют они,

Чтоб ты и брат к их вере приобщились

Пред тем, как вас любовь соединит?

А как же! Будто лишь у христиан

Царит любовь, которую всевышний

Вложил в сердца всех женщин и мужчин…

У христиан так много суеверий,

Что впору им и в эту чушь поверить!

Ты не права в одном: не христиане,

На славный мир. Им Аккой поступиться,

Которую Ричардова сестра

И приданое Мелеку принесла бы,

Невмоготу! Чтоб рыцарству ущерба

Не нанести, они в блажных монахов

Готовы обратиться, лишь бы мир

С противником Христовых ратоборцев

Стал невозможен. Дерзко уповая

На легкую победу, орден их,

Пренебрегая сроком перемирья,

Возобновил кровавый натиск. Что ж!

Посмотрим. Продолжайте, господа!

Ваш пыл мне на руку! Лишь бы другие

Помехи не возникли…

Милый брат!

Какие новые тебя сомненья

Терзают и тревожат?

Да все те же,

Я был в Ливане у отца. Заботы

Его вконец измучили.

Как быть ему? Покрыт один расход,

Другие набегают.

В чем тут дело?

Да в том, про что и говорить отвратно!

Что, коли есть они, я сбыть хочу,

А нет их, лишь о них и помышляю.

Где Аль-Гафи? Куда запропастился?

О, деньги подлые! Как хорошо,

Что ты пришел, Гафи!

Казна к нам подоспела. Лишь бы только

В ней вдосталь было денег.

Эту новость

Ты слышал от кого?

Да нет еще!

От вас бы я хотел ее услышать.

Так выдай Зитте тысячу динаров.

Не получай, а выдай! Бесподобно!

Что выдавать? Частицу от нуля?

И снова проигрыш? И снова Зитте?

И снова в шахматы? Но вот доска,

Камней с нее не сняли…

Неужели

Мой выигрыш не радует тебя?

Ваш выигрыш? Частица от нуля?

Тсс, тсс, Гафи!

Мне вас поздравить не с чем

Тсс, Аль-Гафи!

Вы белыми играли?

И дали шах?

Он, к счастью, нас не слышит.

И ход теперь за ним?

Скажи погромче,

Что тысячу динаров мне вручишь.

Да ты с ума сошел!

Игра еще

Не кончена. Султан не проиграл.

(почти не слушая)

Да, да! Плати! Плати!

«Плати, плати!»

А ваша королева…

Нет ее!

Она - не в счет.

Ты понял? За деньгами

Могу ли я прислать к тебе?

Конечно!

Допустим, королевы нет. И все ж

Султан не проиграл.

А мне угодно

Считать, что проиграл.

Так по игре -

И выигрыш, по выигрышу - плата.

Что он сказал?

Ты знаешь Аль-Гафи.

Он несговорчив. И к тому ж - завистлив.

Но не к тебе же, не к сестре моей?

Как! Ты завистлив?

Кой на что: охотно

Я поменялся б с ней умом и сердцем.

До сей поры он мне платил исправно,

Заплатит и теперь. Оставь его!

Ступай, Гафи! Я нынче ж за деньгами

Нет, я в обмане этом

Участвовать не стану! Все равно

Он обо всем узнает.

Кто и что?

Так, Аль-Гафи, ты держишь свое слово,

Мне данное?

А мог ли я предвидеть,

Как далеко зайдет обман?

Будь скромен, Аль-Гафи! Прошу тебя!

Не странно ли? О чем сестра могла бы

Просить так горячо и так смиренно

Дервиша, а не брата своего

Единокровного? Я жду ответа!

Так говори, дервиш! Я приказал.

Едва ль достойны твоего вниманья.

Тебе известно, я не в первый раз

Выигрываю тысячу динаров.

А так как деньги не нужны мне вовсе,

К тому ж в подвалах Аль-Гафи порой

Не так уж много золота хранится,

Я их и не брала. Но будь спокоен,

Свой выигрыш я не хочу дарить

Тебе или казне домашней.

Если б

Одно лишь это!

И о прочем тоже

Не стоит говорить! Я не брала

Ряд месяцев тех денег, что так щедро

Мне были предназначены тобой

На мелкие расходы.

Не все? Так доскажи!

С тех пор как дани нам не шлет Египет,

Она…

Не слушай ты его!

…не только

Не получала денег…

…а сама

Давала мне взаймы? Ведь так?

Расходы

По содержанью стражи и двора

Лишь ею покрывались.

Друг ты мой!

А кто же

Дал мне возможность выручить тебя,

Кто столь богатой сделал, как не брат мой?

И вскоре сделает такой же нищей,

Как нищ он сам.

Я - нищ? Брат Зитты - нищ?

Когда я был бедней, когда богаче?

Кольчуга, меч и конь да бог на небе -

Все, что мне надобно^{119}, на это хватит.

И все ж, Гафи, как не корить тебя?

Корить? За что? О, как бы я хотела

Снять груз забот и с бедного отца!

Увы! Едва во мне взыграла радость

И тут же вновь поникла. У меня

Нет нужд и быть не может. Но его -

Как быть? Что делать? Из Египта дани

Не шлют по-прежнему. С чего бы это?

Бог весть! Пока в Египте все спокойно.

Себе во всем могу я отказать

Без ропота и жалоб. Но себе лишь,

А не другим! Чтоб я, а не другой

Терпел нужду! Но только впрок ли это?

Кольчуга, меч и конь, хотя б один,

Нужны и мне. А с бога взятки гладки:

Он сам обходится ничтожной данью -

Моим горячим сердцем. На избытки

Твоей казны я уповал, Гафи,

До этих пор.

Как? На избытки? Если б

Вам удалось в казне моей избыток,

То бишь утайку, обнаружить, вы же

Меня велели б на кол посадить

Иль удавить по меньшей мере!

Худо!

Так что ж нам делать? Неужели ты

Не мог занять потребную нам сумму

На стороне, а не у Зитты?

Разве

Я разрешила б первенство мое

Другому уступить, любезный братец?

Я и теперь на том стою. Еще я

Не вовсе на мели.

Недоставало,

Чтобы и ты нужды хлебнула! Слушай,

Дервиш! Займи, где можешь и как можешь!

Сули любую прибыль! Лишь у тех

Не занимай, кого обогатил я;

Для них «дай в долг» звучит как «возврати».

Иди к скупцам! Они всего охотней

Дадут взаймы султану. Им известно,

Как деньги в рост пойдут в моих руках.

Не знаю я таких.

И вдруг припомнилось! Сказали мне,

Что друг твой возвратился?

Друг? Мой друг?

Какой такой?

Твой жид высокочтимый.

Как? Мною чтимый жид?

«Кого господь, -

Еще в ушах звучит твое реченье! -

Кого господь, - сказал ты, - наградил

Двумя благами мира: наименьшим

И наибольшим, несравнимо высшим

Из благ земных».

Что я имел в виду?

Под наименьшим - бренное богатство,

Под наивысшим - мудрость.

Как? Жида,

Неверного, я к мудрым сопричислил?

Ужель не помнишь, что ты о Натане

Мне говорил?

Ах вот что! О Натане!

Совсем забыл, совсем… Так он вернулся

Из долгих странствии наконец? Так-так!

Его дела, поди, теперь неплохи.

Народ прозвал его Натаном Мудрым,

Да и Богатым…

О его богатстве

Великом вся столица говорит.

Какие драгоценности, какие

Алмазы, ткани он привез!

Вернулся

Натан богатым, мудрость не утратив.

К нему б тебе наведаться, Гафи!

К нему? Уж не за займом ли? Нет, тут

Найдет коса на камень! В том и мудрость

Его, что не дает взаймы.

По прежним

Твоим рассказам судя, у меня

О нем другое мнение сложилось.

Он разве что взаймы дает товаром -

Куда ни шло! Но деньгами? Никак

И нипочем! На этот счет он жид,

Допустим, лучший. Он умен, не спорю,

Умеет жить и в шахматы играет,

Как мало кто. И в добром и в худом

Он - не чета другим жидам. И все же

Нам на него рассчитывать нельзя.

На бедных он дает… Как Саладин!

Не так, быть может, много, но охотно

И не справляясь, кто ты: иудей,

^{120} или мусульманин.

Он всем дает!

И человек такой…

Не странно ли, что я о нем не знаю?

…не даст взаймы султану Саладину?

Тому, кто только о других печется,

Не о себе?

На этот счет он - жид,

И самый заурядный, уж поверьте!

На подаянья так-то он ревнив

И так завистлив, что «Воздай вам, боже!»,

Звучащее по всем концам земли,

Один хотел бы слышать; потому-то

И не дает взаймы, чтоб нищей братье

Побольше перепало. Их закон

Повелевает милосердным быть,

А не угодливым. Из милосердья

В подлунном мире. Я с недавних пор

С ним не в ладах. Но это не мешает

Мне справедливым быть. Он добр, отзывчив

На все людские нужды, но на это

Он не отзывчив. Не пойти ль мне к мавру?..

Он и богат и скуп. Иду, иду!

Куда ты, Аль-Гафи?

А! Пусть бежит!

Не от меня ль ударился он в бегство?

Что это значит? Сам ли обманулся

В Натане он? Иль нас ввести в обман

Задумал?

И на твой вопрос ответить

Я должен, толком даже и не зная,

О ком ты говоришь? Ведь лишь сейчас

Об этом мудреце.

Ужель не слышал

О человеке ты, о ком всеместно

Толкуют люди, будто он проник

К гробницам Соломона и Давида

И сокровенным словом с них сумел

Печати снять?^{121} Из тех гробниц священных

Уже не раз он изымал богатства -

Сокровища, которым равных нет.

Допустим даже, - из гробниц, но только

Навряд ли Соломона и Давида.

Ведь не заказано ж и дуракам

Лежать в гробницах?

А не то - злодеям!

Сказать по правде, не сыскать гробницы,

Вместившей бы сокровища Натана

Несметные.

Он, говорят, купец?

Его верблюды мешкотно шагают

По всем пустыням. Пристани такой

На свете нет, где не стояли б судна

Натановы. Так мне сказал Гафи,

Не уставая заверять, как щедро,

Как благородно друг его умеет

Расходовать, что он обрел трудом.

И к этому добавил: ум его

Не знает предрассудков, сердце только

К добру стремится и всегда в согласье

С присущею творенью красотой.

Так почему ж так холодно Гафи

О друге говорил?

Скорей - смущенно:

Боялся: то переложить похвал,

То, невзначай, превысить порицанье.

Выходит-де, и лучший из евреев

Своей народности. Вот Аль-Гафи

И силится стереть иные пятна,

Порочащие друга. Нам-то что?

Будь жид, как все жиды, иль их превыше,

Лишь был бы он богат! Все дело в том.

Неужто порешила ты насильем

Его принудить?

Что насильем звать?

Конечно, не огнем и не мечом,

А слабостью его же подобает

Бить слабого. Ну а теперь ко мне

Идем в гарем! Послушаем певицу,

Ту девочку, что я вчера купила.

Тем временем во мне созреет план.

Как провести Натана. Так идем же!

Теперь вам с ним не встретиться.

Ну что ж!

Не здесь, под пальмами, так мы в другом

Проулке встретимся, уж будь спокойна!

Смотри-ка, к нам не Дайя ли спешит?

Она. И, как всегда, ни с чем.

Добилась бы чего, быстрее шла бы.

Еще она не видит нас.

Но вот

Как будто и заметила…

И тотчас

Ускорила шаги. Но будь спокойна!

Как быть спокойной? Как не ждать вестей

О том, кто жизнь мне даровал вторично,

Лишь тем и драгоценную, что ею

Я вам обязана? В такую дочь,

Бесчувственную, мне не превратиться!

Я не хочу, чтоб ты была иной

Другое зашевелится.

Ты спрашиваешь? У меня? Так робко?

Все, что свершается в твоей душе,

И свято и невинно. Будь спокойна!

Я за тебя нисколько не тревожусь.

Но обещай: когда сильнее сердце

В тебе заговорит, не делай тайн

Из чувств твоих.

Мне и подумать страшно

Хоть что-то утаить от вас, отец!

Вот и договорились. И - ни слова

Об этом больше! Дайя, ты? Ну, что?

Под пальмами - по-прежнему. Сейчас

Из-за угла появится! Глядите,

У той стены…

Он сам, видать, не знает,

Куда идти: палево ли, направо

Иль к нам, сюда.

Вокруг монастыря, и нас ему

Не миновать!

Да, так и есть! Ты с ним

Уж говорила? Как он?

Как всегда.

Смотрите, чтоб он вас не увидал!

К стене прижмитесь! А еще надежней -

Ступайте в дом.

Одну минутку только!

Кустарник заслонил его.

Нет, нет!

Отец ваш прав. Он может нас заметить

И повернуть назад.

Злодей кустарник!

Лишь выйдет он из-за живой ограды

И сразу же увидит вас. Скорее

Ступайте в дом!

Бежим! Там есть окно,

Откуда нам все будет видно.

Почти страшусь я этого чудилы,

Его суровой доблести. И надо ж,

Чтоб человека человек вогнал

В такую робость! Вот он! Ей-же-ей,

Хоть юноша, но муж уже. По нраву

Мне этот взор, и добрый и строптивый,

Осанка, поступь. Скорлупа тверда,

Ядро - едва ль. Кого он мне напомнил?

Простите, славный рыцарь!

Дозвольте…

Дозвольте обратиться к вам,

Могу ль того избегнуть?

Но - в двух словах!

Зачем с таким презреньем

Хотите вы отвергнуть человека,

Вам верного до гробовой доски?

С чего бы? А! Догадываюсь! Верно…

Меня зовут Натаном. Я отец

Той девушки, что вы спасли от смерти.

Я вас пришел…

Благодарить? Избавьте!

Я столько претерпел уже похвал

За этот жалкий подвиг. Вы ничем

Мне не обязаны. Ведь я не ведал,

Что вашу дочь от гибели спасаю.

Наш долг, храмовников, - спешить на помощь

Всем страждущим и гибнущим, кому б

И без того мне в тягость. Как охотно

За случай ухватился я: свою

Проставить жизнь, спасая жизнь другую,

Хотя бы и еврейки!

Благородно!

Да! Благородно и… мерзостно! И все ж -

Как не понять вас? Скромное величье

Спасается за мерзостным забралом

От суетных похвал. Но если вам

Так тягостна признательность людская,

Какую дань вы предпочли бы ей?

Не будь вы пленником и на чужбине,

Я не дерзнул бы, рыцарь, вас спросить,

Чем я могу служить вам?

Богатый жид, по мне,

Пусть даже так. Но это

Не помешает пользоваться вам

Одним из бренных благ - моим богатством.

Ну, что же! Из-за этого плаща

Я не отвергну вашу дань. Как только

Мой плащ уже совсем придет в негодность,

До ниток и на лоскуты порвется,

Я к вам явлюсь и попрошу взаймы

На новый - денег иль сукна. Не хмурьтесь!

Опасность вам покуда не грозит:

Взгляните, он еще вполне пристоен.

Лишь краешек один прожег огонь,

Когда я вашу дочь сквозь дым и пламя

Из дома выносил.

Не странно ль, рыцарь,

Что это безобразное пятно

Свидетельствует громче о герое,

Чем собственный язык его? Позвольте

…

Оросил его слезой.

Не важно!

Он влаги не боится. (Этот жид

Сумел-таки пронять меня!)

Могли бы

Вы этот плащ, пожаром опаленный,

Прислать и дочери моей?

Чтоб и ее уста к нему прильнули.

Мечта ее - припасть к коленам вашим,

Сдается мне, несбыточна.

Но, жид, -

Ведь вас зовут Натаном? Но, Натан,

Вы говорили так… умно, так метко…

Я с толку сбит!.. Конечно… Я бы мог…

Я понял все. Вам доброта, вам честь

Не разрешили поступать иначе:

Спасенная - полудитя, служанка -

Потворщица, отец - далече. Вы

О добром имени ее радели,

Бежали, чтоб не победить. За это

Я вам вдвойне обязан.

Признаюсь,

Вам ведомо, как мыслить надлежало б

Храмовникам.

Храмовникам одним?

И только «надлежало б», ибо так

Устав велит? Мне ведомо другое:

Как думать должен честный человек,

А много их живет в подлунном мире.

Но все-таки - различных?

Но в той стране их больше, в этой меньше?

Различие не столь большой руки:

Великий муж нуждается в просторе;

Расти они погуще, так один

Другому ветви поломал бы. В нас же,

Не столь великих, недостачи нет.

Нам не пристало брезговать друг другом!

Чтоб шишка перед почкой не кичилась,

Верхушке не казалось, что она

Не вскормлена землей, как всё на свете!

Прекрасно! Но уж вам ли не знаком

Народ, что первый изо всех вот эту

Брезгливость в мир привнес, себя хвастливо

Провозгласивши избранным народом?

Натан! Я ненависти не питаю

К народу вашему, но не могу

Не презирать его гордыни, нами

^{122}:

«Лишь наш господь есть истый бог!»

Вам странно,

Что я, храмовник, это говорю?

Но где, когда слепое изуверство

С таким свирепым рвением решалось

За веру биться в «бога своего»,

Провозглашать его лишь истым богом,

Навязывать его другим народам?^{123}

Когда и где такое ослепленье

В столь черном облике себя являло,

Как не сейчас и здесь? Ужель повязка

Не упадет с прозревших глаз людских?

Но смотрят и не видят! Позабудьте,

Что я вам говорил… Прощайте!

Нет!

Теперь-то я и не оставлю вас.

О, будемте друзьями! Презирайте

Народ мой, сколь угодно. Мы себе

Не наш народ еще. Народ - что значит?

Жид иль христианин не в той же ль мере

И человек? О, если б я нашел

В вас мужа, что довольствуется быть

Лишь человеком!

Вы нашли его.

Вот вам рука моя! Как я стыжусь,

Что вас, Натан, не опознал я сразу!

А я горжусь, напротив! Лишь в обычном

Нетрудно разобраться.

Лишь о редком

Нетрудно помнить вечно! Мы должны,

Должны, Натан, друзьями стать!

А разве

Мы не друзья? Как Рэха будет рада!

Какие дали дивные открылись

Моим глазам! Но повидайтесь с ней.

Сам не дождусь свиданья! Кто бежит

Из дома вашего? Не Дайя ль это?

Да… И в таком испуге!

С нашей Рэхой

Чего бы не стряслось?

Уж вы простите, благородный рыцарь,

Что я вам помешала.

Султан прислал за вами. Он желает

Вас видеть! Боже упаси!

Меня?

Султан? Он, верно, хочет посмотреть,

Что я привез. Скажи, товар-де прибыл,

Но я его еще не разгрузил.

Поговорить лицом к лицу, и тотчас!

Ступай! Скажи, что я к нему иду.

Не обессудьте, благородный рыцарь,

Но - видит бог! - мы в страхе и сомненьях.

Что вздумалось султану?

Вот узнаем.

Ступай себе, ступай!

Так, значит, с ним

Вы не встречались раньше?

С Саладином?

Я не искал и не бежал с ним встречи.

Молва о нем так хороша, что ей

Хотелось верить, а не дознаваться,

Верна ль она. Теперь - другое дело!

Кто б ни был он, но он вернул вам жизнь…

Его подарок.

Мне же Саладин

Две жизни, нет, три жизни подарил.

Все изменилось между ним и мною:

Он приковал нерасторжимой цепью

Меня к себе; как ревностный слуга,

Жду не дождусь я первого приказа

Из уст его. Всем жертвовать готовый,

Не откажусь признаться я и в том,

Что из-за вас я стал ему слугою.

Благодарить его я не успел,

Хоть часто на пути ему встречался.

Мгновенно чувство жалости ко мне

В нем вспыхнуло, чтоб тут же и погаснуть.

Как знать? Быть может, он забыл меня…

Но должен будет вспомнить хоть однажды

И обо мне, чтоб навсегда решить

Судьбу мою. Мне мало сознавать,

Мне хочется услышать от него,

Чьей воле я покорствовать обязан.

Вы правы. Но, простите, я иду,

И тем охотней, что, быть может, случай

Позволит мне за вас замолвить слово.

Так до свиданья! Вы когда хотели б

Нас посетить?

Назначьте день и час.

Мы рады вам всегда.

Еще сегодня.

Позвольте же узнать мне имя ваше?

Мое?.. Я - Курд… А звался Курд фон Штауфен.

Фон Штауфен?.. Штауфен?..

Чем же это имя

Так удивительно?

Немало рыцарей…

О да! Немало

Их тлеет здесь, в земле обетованной,

Мой дядя… Мой отец, хотел сказать я…

Но отчего так пристально ваш взор

Ко мне прикован?

Ни с чего! Не в силах

Я наглядеться досыта на вас.

Не лучше ли мне первому уйти?

Пытливый взгляд нередко открывает

Нам больше, чем хотелось бы узнать.

И я… страшусь его! Пусть неприметно

Нас время сблизит, а не любопытство.

«Пытливый взгляд нередко открывает

Нам больше, чем хотелось бы узнать».

Как будто он в душе моей читал,

Не только стать, не только голос Вольфа,

Его осанка, поступь, так же гордо

И голову закидывает он,

И опирается на меч. Как Вольф,

Ладонью брови заслоняет, словно

Огонь скрывая взора своего…

Как образы былого, долго дремля

На дне души, нежданно оживают

От слова, вдруг прорезавшего мглу!

Фон Штауфен! Да, Фильнек и Штауфен! Точно.

Ну, а пока - к султану! Кто там в прятки

Со мной играет? Дайя, не таись!

Ну, что? Так ведь и знал: отнюдь не встреча

Моя с султаном, а совсем другое

Покою не дает вам.

Нас за это

И осудить нельзя. Едва он начал

Как скороход нагрянул, и пришлось

Нам от окна уйти.

Скажи ей только:

Пусть ждет его с минуты на минуту!

И это верно?

Дайя! На тебя

Могу я положиться? Будь разумна

И осмотрительна. Не подведи меня!

Ты в этом не раскаешься, поверь,

И с совестью своею примиришься.

Одно лишь: не нарушь моих расчетов

Да не вдавайся в лишние расспросы

И россказни!

Уж я не подведу,

Могли бы знать! Ступайте к Саладину!

Никак, второй гонец к вам от султана?

Дервиш, никто другой - ваш Аль-Гафи.

Ха! Ха! Ха! Ха! Опять я к вам явился!

Но что за спешка? И с чего меня

Он видеть хочет?

Да Саладин.

Иду, иду!

К кому? К султану?

Разве

Не он тебя прислал?

Ей-богу, нет!

А был уж кто-то послан?

Был, конечно.

Так я и знал!

Что знаешь, расскажи!

Но я не виноват, клянусь пророком!

Что только я не врал о вас, что только

Ведь казначей-то вы отныне.

Как мне ни жаль вас, но глядеть на это

Мне невтерпеж! Нет, я уйду! Куда,

Вы слышали. Дорога вам известна.

Есть поручения ко мне? Скажите!

Исполню все. Одно лишь: почта ваша

Была б в подъем дервишу-голяку!

Но поскорей!

Опомнись, Аль-Гафи!

В уме ли ты? Я ничего не знаю.

О чем ты там бормочешь?

И кошель

С собой захватите?

А как же!

Да не пустой, а золотом набитый,

И только-то?

А мне глядеть на то,

Как Саладин разденет и разует

Вас донага? Как этот вертопрах

Начнет тащить из тучных закромов

Добро, которым ваше милосердье

Злосчастных нищих прежде наделяло?

Тащить день изо дня, и все-то в долг,

Пока не сдохнут мыши с голодухи?

Иль вы воображаете, что тот,

Кто ваши деньги взял, к советам вашим

Прислушиваться будет? Не надейтесь!

Когда внимал советам Саладин?

Подумайте, Натан, что приключилось

Со мной всего лишь час назад.

Пришел я к Саладину. Он признал

Недурно в шахматы. А на доске

Игра, никем не тронута, стояла.

И вот я вижу, что она еще

Не кончена - султан не посрамлен,

Как он считал.

Вот для тебя находка!

Ему бы только пешкою прикрыться

В ответ на Зиттин «шах»! Дадите доску,

Так покажу…

Да я и так поверю.

А вслед за тем пойти ладьей - и Зитте

Была бы крышка! Я его зову,

Хочу все толком разъяснить. А он -

Подумайте!..

С тобой не согласился?

И слушать не хотел! Махнул рукой

Быть не может!

«Я, говорит, хочу, чтоб был мне мат!»

Ну, как, по-вашему? Игра ли это?

Нет! Разве лишь - игра в игру.

Играли

Они, чай, не на финики!

Что - деньги!

Не в деньгах суть! А в том, что он тебя

И слушать не хотел! В таком вопросе

Первейшей важности не посчитался

С твоим советом! И орлиным взглядом

Твоим не восхитился! Вот в чем суть!

Вот что взывает к грозному отмщенью!

А!.. Бог с ним! Я хотел лишь пояснить,

С какой башкой упрямой вы связались.

Нет, с ним якшаться мне невмоготу!

И вопрошай: «Дадите ль нам взаймы?»

И это - я, кто ввек не побирался,

Хожу и в долг прошу для Саладина!

А в долг просить, но мне, ничуть не лучше,

Чем побираться; как ничуть не лучше,

Чем воровать, с лихвой давать взаймы.

Нет я уйду! А там, в долине Ганга,

Всю эту скверну смою! И не буду

Для смрадных дел орудием покорным!

Там только встречусь я с людьми! А здесь

Лишь вы один у вод священных Ганга

Достойны жить. Пошли бы вы со мной!

Швырнули бы ему свои богатства!

Он все равно очистит вас дотла.

Не лучше ль сразу сбагрить этот хлам,

Чем день за днем? Я и далак^{124} дервиша

Вам раздобуду… Ну?

Сдается мне,

Обдумать только! Потерпи!

Обдумать?

Тут нечего обдумывать!

Дай только

Домой вернуться от султана!..

Кто

Обдумывает, тот предлога ищет

Не разрубить узла! Кто напролом

Не рвется к цели, раб других навеки!

Живите, как хотите! Будьте здравы!

Мой путь туда пролег, а ваш - сюда.

Гафи! Ведь ты и сам еще отчета

Султану не представил.

Ерунда!

В моей казне - хоть покати шаром.

А счеты вы заверите да Зитта.

Прощайте же!

Да, счеты я заверю,

Мой дикий, добрый - как еще назвать?

Лишь истый нищий в мире истый царь!

Стр. 316. Динар - персидская золотая монета, имевшая хождение на Востоке.

Стр. 318. К тому ж и камни эти // Взамен фигур! Кто их подсунул нам? // Я ж не с имамом сел играть! - Так как у магометан запрещены религией всякие изваяния человека и животных, то и шахматные фигуры, которые в старину были настоящими маленькими скульптурами, заменялись гладкими камнями (шашками). Просвещенный Саладин считает, что подобными гладкими шахматами можно играть разве лишь с имамом - мусульманским духовным лицом, свято соблюдающим все установления Корана.

Стр. 318. …для Зитты // Достойного супруга подыскать. // Мой выбор уже сделан: это - брат // Бесстрашного Ричарда. отправился в Англию, где его брат захватил власть; на обратном пути попал в плен к австрийскому герцогу Леопольду V, который передал его императору Генриху VI. В действительности существовал план выдать сестру Ричарда, вдову короля Сицилии Вильгельма II, за брата Саладина Мелена, после чего он должен был стать в Иерусалиме царем как для мусульман, так и для христиан. План этот потерпел крушение из-за несогласия католических епископов.

Мелек - младший брат Саладина, участник многих его походов. Вел переговоры с Ричардом Львиное Сердце. После смерти Саладина (1193 г.) стал султаном под именем Мелек-Адила («Справедливый царь»). Умер в 1218 году.

Стр. 326. Кольчуга, меч и конь, да бог на небе - // Все, что мне надобно… - Эти слова Саладина отвечают историческим данным. Вопреки привычкам других властителей Востока, Саладин никогда не заботился ни о пышности своего двора, ни о накоплении сокровищ. После его смерти казна оказалась пустой. Как отмечает в своей книге Марэн: «У Саладина никогда не было больше одного наряда и одной лошади на конюшне».

Стр. 329. Парс - представитель религиозной общины, сохраняющий, приверженность к зороастризму - учению Зороастра (Заратустры). Эта древняя религия, проповедующая культ вечного огня и распространенная некогда во многих районах Азии, была позднее вытеснена исламом.

Стр. 330. …он проник // К гробницам Соломона и Давида // И… с них сумел // Печати снять? - Гробницы израильских царей Соломона и Давида находятся в Иерусалиме. В средневековой литературе существовал цикл сказаний, заимствованный на Востоке. В одном из этих сказаний, весьма распространенном, говорилось о волшебной печати Соломона, которая скрепляла сильнее любого замка, и открыть ее можно было только волшебным словом, дающим власть над духами.

Стр. 339. …не могу // Не презирать его гордыни, нами // Воспринятой и миром мусульманским… это стремление древних евреев.

Но где, когда слепое изуверство // С таким свирепым рвением решалось // За веру биться в «бога своего», // Провозглашать его лишь истым богом, // Навязывать его другим народам? - Устами храмовника Лессинг выражает мысль, сформулированную им в «Гамбургской драматургии» (статья VII): «Ведь эти самые крестовые походы, затеянные интриганской политикой папства, на деле были рядом самых бесчеловечных гонений, в которых когда-либо был повинен религиозный фанатизм».

Автор:	Лессинг Г. Э.
Категория:	Драма


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница