| Автор: | Ливер Ч., год: 1859 |
| Категория: | Роман |
ГЛАВА XV.
Ликвидацiя.
Большой Оссорскiй банкъ съ своимъ основнымъ капиталомъ въ миллiонъ стерлинговъ, съ королевскою хартiею, съ титулованною дирекцiею и съ бумагами на премiю, находился въ Пэтрикской улице въ Килькени, и представлялъ своими окнами съ зеркальными стеклами и прочными железными решетками настоящiй типъ полнейшей денежной состоятельности и благонадежности. Соседнiй дворянинъ поднимался по ступенямъ его параднаго входа съ чувствомъ стараго знакомства, потому что зналъ виконта, который жилъ некогда въ этомъ дворце, а фермеръ испытывалъ чувство доверiя, отдавая здесь свои тяжелые заработки и внося ихъ въ этотъ, по его мненiю, храмъ Креза. Какимъ благосостоянiемъ, какою деятельностью все дышало внутри его! Массивныя двери отворялись и затворялись безъ малейшаго шума отъ самаго незначительнаго прикосновенiя, служа какъ бы эмблеммой преобладающей за ними таинственности и полной легкости сделокъ. Сколько ловкости и проворства въ движенiяхъ многочисленныхъ маклеровъ, которые безпрерывно считали, платили, учитывали! Какъ плавно и спокойно переходили они отъ конторки къ конторке; одно слово, чуть слышный шопотъ составляли весь разговоръ. А сколько таинственной торжественности въ отдаленной, задней конторе, съ ея двойной дверью, за которой погружены въ занятiя несколько плешивыхъ и страдающихъ одышкой, почтенныхъ кассировъ, старающихся уловить несколько мгновенiй, чтобы посоветоваться съ обитающимъ въ ней оракуломъ. Въ огромной зале, посвященной банковымъ операцiямъ, ничто не обнаруживало прежняго назначенiя зданiя, за исключенiемъ огромнаго камина съ вычурнымъ верхомъ изъ чернаго дуба, на которомъ стоялъ бюстъ королевы, предметъ восхищенiя и почтенiя для многихъ въ байку одетыхъ посетителей.
Утромъ 12-го августа, до котораго мы довели нашъ разсказъ, улица предъ банковымъ зданiемъ представляла необыкновенно интересную сцену. Съ ранняго утра наполнилась улица народомъ и вскоре вся была загромождена самыми разнокалиберными экипажами, отъ великолепной кареты местнаго аристократа до неказистой тележенки мелкаго фермера. Всадники въ наездничьихъ нарядахъ на прекрасныхъ кровныхъ скакунахъ, красные старые дворяне на приземистыхъ лошадкахъ и простой людъ на косматыхъ клячахъ - все это теснилось въ густой толпе пешеходцевъ. Много полицiи было выставлено передъ банкомъ, хотя въ толпе не было заметно ничего, что бы оправдывало ея присутствiе. По толпе пробегалъ шопотъ; каждый толковалъ съ соседомъ въ полголоса, советовался, соображалъ, догадывался, смотря по характеру; некоторые показывали другимъ объявленiя и печатныя бумажки, полученныя по почте; некоторые указывали на столбцы газетъ; другiе развертывали большiе свитые счеты, - но все решительно говорили какъ-то грустно, что предвещало не совсемъ благопрiятный исходъ. Когда было у;ке около 10 часовъ, время открытiя банка, волненiе въ толпе возрасло до высочайшей степени; все глаза были устремлены на массивную дверь, которой медный молотокъ какъ-то нагло блестелъ на солнце. Ежеминутно справлялись все съ карманными часами и сообщали шопотомъ свои опасенiя соседямъ. Некоторымъ удалось разсмотреть, что внутри банка начинаютъ ходить взадъ и впередъ очень безпокойно, и это еще более взволновало толпу и вскоре со всехъ сторонъ стали говорить, что банкъ отворяется. Наконецъ колоколъ въ Таунголле пробилъ десять часовъ. При каждомъ ударе все ожидали, что вотъ отворится дверь банка, но она не отворялась: подавленныя чувства толпы глухо звучали въ сдержанномъ ропоте - глухой, болезненный стонъ, который, казалось, выходилъ изъ земли. Какъ будто въ ответъ на безмолвный гневъ толпы, въ ответъ на еще невысказанный вопросъ послышался тяжелый стукъ, и полицiя разомъ принялась заряжать ружья - демонстрацiя, смыслъ которой былъ очень хорошо всеми понятъ. Крикъ раздраженнаго недоверiя пронесся тотчасъ въ толпе, но тотчась же и смолкъ, когда банковая дверь начала шевелиться и наконецъ распахнулась настежь. Толпа всколыхалась и разомъ бросилась къ входу съ потрясающимъ шумомъ. Каждый стремился опередить другихъ, пробивая себе дорогу невероятными усилiями, не обращая никакого вниманiя на крики и страданiя вокругъ; даже усилiя полицiи ничего не могли сделать для возстановленiя порядка. Израненная, окровавленная, полузадыхаясь, съ разбитыми лицами и изорваннымъ платьемъ, толпа все стремилась впередъ, - ни малейшаго почтенiя къ летамъ, уваженiя къ званiю! Грозитъ анархiя, въ которой все прошлое было поглощено страшнымъ настоящимъ. Окровавленная, почти бездыханная, съ глазами пылающими адской мыслью, передняя часть этой толпы добралась наконецъ до перваго прилавка въ зданiи и чуть не падала мертвой подъ натискомъ заднихъ рядовъ.
Какой удивительный контрастъ представляла эта картина, полная тревоги и безобразiя, съ спокойнымъ видомъ маклеровъ по другую сторону прилавка! Не удостоивая, повидимому, ни однимъ взглядомъ всю эту безпокойную сцену, они медленно и плавно расхаживали съ перьями за ухомъ, разговаривая о чемъ было нужно самымъ обыкновеннымъ голосомъ и уплачивая по представленнымъ бумагамъ съ полнейшимъ безстрастiемъ своихъ ежедневныхъ занятiй.
- Золота! это вы сказали? повторяли они, какъ только доходило до нихъ новое требованiе. И требованiя эти быстро шли одно за другимъ, и во всей толпе на все голоса, начиная отъ полубешенаго отчаянiя до стона истощенiя силъ повторялся одинъ крикъ: "Золота!"
Въ своей дикой энергiи все эти люди едва могли поверить, чтобъ ихъ требованiя могли быть такъ легко удовлетворены; они почти обезумели отъ спокойнаго и холоднаго равнодушiя, съ которымъ встречались ихъ бешеные возгласы. Они считали и опять пересчитывали блестящiя монеты, точно боялись какого нибудь подлога, точно хотели открыть обманъ. Отодвинутые въ сторону другими предъявителями, они вдали еще разъ принимались пересчитывать деньги; - до того имъ трудно было себе представить, что вся эта яростная суматоха была попустякамъ. Нередко случалось, что сомневаясь въ достаточномъ количестве денегъ въ банке, получившiе плату спрашивали другихъ: уплачены-ли имъ деньги?! Проходилъ часъ за часомъ, а напоръ публики не уменьшался и не уменьшались золотыя волны уплачиваемыхъ банкомъ денегъ. Много было предъявлено очень крупныхъ бумагъ, но какъ скоро признавалась ихъ подлинность, тотчасъ же производилась уплата.
Появился агентъ другого банка съ огромной связкой Оссорскихъ бумагъ и сейчасъ же отошелъ назадъ съ двумя мешочками совереновъ. Не смотря на все это, приливъ толпы не уменьшался ни на минуту; напротивъ, съ теченiемъ дня толпа, казалось, делалась гуще и настойчивее, и если полумертвые отъ утомленiя маклера просили хоть минуту для отдыха и подкрепленiя силъ сухарикомъ и глоткомъ вина, разомъ крикъ нетерпенiя раздавался въ ненасытной толпе. Было теперь 3 часа. Въ другое время банкъ обыкновенно въ этотъ часъ запирался, и все, казалось, опасались, чтобъ онъ не заперся навсегда. Очевидно было, что банкъ своею готовностью къ уплате все-таки успелъ распространить въ толпе мало къ себе доверiя. На возвращавшихся съ золотомъ смотрели, какъ на счастливцевъ, а неполучившiе еще уплаты терпели все муки тревожной неизвестности.
Часу въ четвертомъ толпа разступилась и дала дорогу огромному дорожному экипажу, который чуть тащился выбившимися изъ силъ лошадьми.
- Кто это едетъ съ графскимъ гербомъ? спросилъ одинъ господинъ своего соседа, когда возле ихъ проезжалъ экипажъ.
- Лордъ Гленгаррифъ и Девенпоръ Дённъ, клянусь! вдругъ вскричалъ онъ.
Известiе объ этомъ мигомъ пробежало по всей толпе и везде сталъ раздаваться крикъ: "Девенпортъ Дённъ прибылъ"! Впрочемъ ни по одному признаку нельзя было определить характеръ чувствъ толпы къ новоприбывшему. Правда, объявленiе его имени возбудило несколько радостное чувство, но оно тотчасъ же смолкло, и онъ вышелъ изъ коляски у боковой двери банка при довольно зловещемъ молчанiи толпы.
- Пожалуйста не безпокойтесь, сказала леди Августа, когда онъ хотелъ помочь ей выйти изъ экипажа: - прошу васъ не думать о насъ. Мы прекрасно устроимся и въ гостиннице.
- И я прошу настоятельно объ этомъ же, прибавилъ графъ. Отклоняя мое гостепрiимство, вы очень печалите меня и подтверждаете мненiе, что я не въ состоянiи вамъ его предложить.
- Ахъ, правда, очень верно замечено; Дённъ совершенно правъ, Августа. Мы идемъ. И онъ вышелъ, ведя за руку дочь.
Леди Августа обернулась назадъ, прежде чемъ вошла въ домъ, и взглянула на неизмеримую толпу народа. Хотя въ ея взгляде было много гнева, но мы должны признаться, что этотъ взглядъ, что бы онъ въ себе не заключалъ, очень шелъ къ ея гордымъ чертамъ, и многiе не могли не воскликнуть: какая прекрасная женщина!
Этотъ прiездъ далъ поводъ ко многимъ самымъ разнороднымъ толкованiямъ въ публике; одни приписывали прiездъ самого Дённа затруднительному положенiю банковыхъ делъ, другiе напротивъ видели въ этомъ хорошiй признакъ. Не менее толковъ возбудилъ и прiездъ лорда Гленгаррифа; многихъ занималъ вопросъ, насколько графъ лично заинтересованъ въ банковыхъ делахъ и какого рода его интересъ. Оставя публике ея догадки и соображенiя, мы просимъ, читателя последовать за нами въ гостиную Дённа, куда онъ повелъ своихъ гостей.
Гостиная была роскошно убрана и открывалась въ оранжерею, богатую геранiями и украшенную по средине красивымъ мраморнымъ фонтаномъ, струившимъ воду. Въ самомъ деле, какъ только получилось известiе о прибытiи Дённа, комнаты, въ которыхъ онъ почти не жилъ, были убраны, какъ будто онъ въ нихъ жилъ постоянно. Книги, картины, газеты были везде разбросаны, свежiе цветы красовались въ вазахъ и лежали по столамъ новейшiя перiодическiя изданiя.
- Какой прелестный домъ! воскликнула леди Августа. И въ самомъ деле ея одобренiе было искренне, потому что софы съ мягкими подушками, благоухающiй воздухъ - все это представляло прiятный контрастъ съ духотою и утомительностью дороги.
Напрасно Дённъ упрашивалъ позавтракать чемъ нибудь; гости отказались на-отрезъ и объявили, что они у него останутся только подъ условiемъ, чтобъ онъ о нихъ более не хлопоталъ, а занялся бы своими важными делами.
- Скажете-ли мне по крайней мере, милордъ, въ которомъ часу вамъ угодно обедать? Не въ шесть-ли?
- Съ удовольствiемъ, Но еще разъ прошу васъ не хлопотать о насъ. Намъ здесь какъ нельзя лучше и намъ ничего не нужно.
Низко поклонившись въ знакъ согласiя, Дённъ направился къ двери, когда вдругъ леди Августа быстро шепнула отцу несколько словъ.
- Позвольте, на минуту, Дённъ! вскричалъ графъ. - Августа права. Замечанiе ея делаетъ честь женскому уму. Она говоритъ, что я долженъ итти съ вами и показаться въ банке лично; что мое присутствiе тамъ будетъ иметь благопрiятныя последствiя. А вы какъ думаете?
- Я радъ, что вы - этого мненiя; радъ, что это пришло ей въ голову, пробормоталъ графъ, поправляя свои седыя кудри передъ зеркаломъ и наскоро приводя въ порядокъ свой туалетъ.
Судя по впечатленiю, произведенному появленiемъ лорда въ банке, догадка леди Августы была великолепна; едва ли благопрiятнее подействовалъ бы на публику целый вагонъ съ золотыми слитками. Если бы Ной былъ англичаниномъ, то голубь долженъ бы ему принесть не оливковую ветвь, а лорда. Я говорю это вовсе не съ насмешкой или глумленьемъ: потому-что caeteris partibus лорды лучшiе товарищи, чемъ простые люди; я делаю эту заметку мимоходомъ, привожу какъ оригинальную черту англiйскаго народа. Итакъ, отъ ничтожнейшаго фермера до богатейшаго джентельмена, присутствiе графа всемъ казалось новымъ ручательствомъ въ состоятельности банка. Многiе замечали, что Дённъ бледенъ; некоторые, - что встревоженъ; но все находили, что седовласый старый дворянинъ былъ совершеннымъ выраженiемъ прiятнаго самодовольства.
Они сели въ конторе за прилавкомъ, чтобъ ихъ все могли видеть и чтобъ имъ было видно все, что делалось въ толпе. Между темъ какъ Дённъ смотрелъ на всю эту сцену съ спокойнымъ и невозмутимымъ равнодушiемъ, потому-что вниманiе его было гораздо больше поглощено газетами, чемъ всемъ окружаюжимъ, - быстрые глаза и уши лорда Гленгаррифа безпрестанно за всемъ следили. Онъ глазъ не спускалъ ни съ одного подходившаго за уплатой къ столу, вслушивался въ его требованiе, замечалъ его сумму и проницательно наблюдалъ, какое действiе онъ произведетъ на кассира. Онъ однакожъ не быль неподвижнымъ зрителемъ сцены, потому что если онъ просто сердито поглядывалъ на подходившаго одетаго въ байку крестьянина, то при приближенiи человека высшаго сословiя или съ более притязательною наружностью, ворчалъ отрывисто: - "очень дурно"! - "Большая неблагодарность!" - "Совершенная обида" и т. под.
Онъ дошелъ до высшей степени негодованiя, когда обратился къ нему голосъ азъ толпы: - "какъ ваше здоровье, милордъ? Я не думалъ, что вы здесь".
Лордъ взглянулъ въ свои очки и тугчасъ же узналъ г. Бернарда, о которомъ ему разсказалъ Дённъ, какъ о человеке, недостойно отплатившемъ ему за его благодеянiя.
- И я точно также мало ожидалъ, ответилъ надменно лордъ встретить васъ въ подобномъ месте. Въ мои дни ирландское дворянство первое подавало примеръ доверiя, а не распространяло недостойныя опасенiя.
- Я не принадлежу къ банку, милордъ, и ничего не знаю о его состоятельности, ответилъ онъ, кладя две бумаги на прилавокъ
- 8648, 3,000, 12, 9, 6, сказалъ маклеръ механически: - чемъ угодно вамъ получить?
- Билетами ирландскаго банка.
Дённъ отвелъ глаза отъ газеты и, поднявъ голову, поклонился Бернарду.
- Надеюсь, что мистриссъ Бернардъ здорова? сказалъ онъ хладнокровно.
- Благодарю... здорова... совершенно здорова, ответилъ Бернардъ, несколько сконфуженый.
- Прошу не забыть передать ей, что на будущей неделе она получитъ шишки итальянской сосны. Я слышалъ, что оне получены въ таможне.
отъ Дённа? Где же резкiе упреки въ черной неблагодарности?
- Скажите, Дённъ, сказалъ онъ ему въ полголоса: - это тотъ Бернардъ, о которомъ вы мне говорили, - человекъ, котораго на дняхъ вы ввели въ парламентъ?
- Тотъ самый, милордъ, ответилъ Дённъ тихо и осторожно. Здесь онъ правъ, совершенно правъ - ничего больше. Не теперь, не здесь мне следуетъ ему напомнить о его нехорошемъ со мной поступке. Сегодня - его день. Мой день придетъ.
Прежде чемъ лордъ Гленгаррифъ могъ прiйти въ себя отъ удивленiя при виде такого хладнокровiя и расчитаннаго терпенiя, сквозь толпу пробрался Генксъ съ распечатаннымъ письмомъ въ руке.
"Ужасное нападенiе черни на No 18. Разбиты окна, разбита, но не выломана главная дверь. Приглашена полицiя; призваны войска".
- Вотъ народная благодарность, милордъ, сказалъ Дённъ, передавая бумагу графу. - Къ счастью, я никогда и не расчитывалъ на этого рода награду. Мистаръ Генксъ, сказалъ онъ кроткимъ, спокойнымъ голосомъ: - толпа, кажется, тамъ не уменьшается. Прибейте пожалуйста объявленiе на дверяхъ, что для удобства публики банкъ сегодня открытъ до 5-ти часовъ.
- Право, они не заслуживаютъ такой любезности! вскричалъ старый лордъ съ гневомъ. - Будьте справедливы, сколько вамъ угодно, но не обнаруживайте хоть великодушiя. Если они такъ обращаются съ людьми, которые посвящаютъ имъ лучшiя силы, всю жизнь посвящаютъ родине, я разъ навсегда заявляю, что въ такой стране жить нельзя, и я не признаю ихъ соотечественниками!
Дикiй, радостный крикъ раздался въ это время на улице и покрылъ собою все остальные звуки.
- Что тамъ еще? И здесь собираются насъ осадить? вскричалъ графъ.
"исполать Дённу, ура!" повторялось тысячью голосовъ.
- Объявленiе подействовало очень удовлетворительно, сказалъ Генксъ, возвратившись. - Доверiе вполне возстановлено.
И въ самомъ деле, странно было видеть, какъ быстро менялось народное чувство: потому что те, которые теперь подходили, были явно смущены, хоть и подчинялись побужденiю низкой трусости. Надменные взгляды стараго лорда мало могли успокоить этихъ последнихъ, потому что они, казалось, говорили сквозь очки: "я заметилъ тебя и никогда не забуду."
Какая разница была съ взглядомъ Дённа, взглядомъ столь полнымъ сожаленiя и прощенiя! Ни гневъ, ни мстительность не искажали спокойной ясности его бледнаго лица. Онъ съ доброй улыбкой следилъ глазами за темъ, кто теперь старался въ смущенiи какъ-нибудь уйти незамеченнымъ. Смятенье почти утихло; заметная перемена произошла въ толпе, до сихъ поръ такъ громко требовавшей золота. Видъ спокойнаго, неподвижнаго лица оказался ужаснымъ порицанiемъ этому неосновательному и недостойному страху.
- Почти кончено, прошепталъ Генксъ своему начальнику, стоя передъ нимъ съ огромными золотыми часами въ рукахъ. - Въ эти последнiя 12 минутъ выдано только 700. Сраженiе кончено!
- Слышите ихъ? спросилъ лордъ Гленгаррифъ, смотря безпокойно на Дённа.
- Да, милордъ; очень быстрый поворотъ дела. Вообще, народное мненiе правильно, - но редко, чтобы народъ такъ быстро переменялъ образъ мыслей.
- Очень безстрастно сказано, ответилъ надменно старый лордъ: - но что еслибъ вы не были приготовлены сегодня къ этому нападенiю? Что, если бы они успели заставить васъ прiостановить уплату?
- Еслибъ это было возможно, милордъ, мы бы вполне заслужили несчастье, которое на насъ бы обрушилось. Что тамъ, Генксъ? воскликнулъ онъ, когда этотъ господинъ старался къ нему приблизиться.
- Не думаю, Генксъ. Это только минутная вспышка народнаго чувства.
- Вовсе нетъ. Послушайте-ка, они бешено васъ требуютъ. Не выйдете, скажутъ: высокомерiе. Я умоляю васъ выйти хоть на несколько минутъ.
- Полагаю, что онъ правъ, Дённъ, сказалъ лордъ Гленгаррифъ, несколько угрюмо. - Что касается до меня, то я не имею ни малейшей претензiи указывать, какъ нужно поступать при подобныхъ народныхъ демонстрацiяхъ, - духъ времени.
Опять оглушительно раздались крики и своимъ тономъ, казалось, подтверждали то, что сказалъ Генксъ, т. е. что равнодушiе Дённа можетъ быть истолковано, какъ прямая обида.
- Да, выйдите, вскричалъ нетерпеливо Генксъ: - иначе будетъ поздно. Несколько словъ, теперь сказанныхъ, сберегутъ намъ завтра 30,000 фунтовъ. Эти слова, сказанныя Донну шопотомъ, решили вопросъ и, обратившись къ графу, онъ сказалъ: - я думаю, милордъ, что Генксъ правъ: я долженъ показаться.
- Такъ ступайте-же, сказалъ лордъ съ чувствомъ и взялъ его за руку, какъ будто желая сказать: "и я стану съ вами."
Едва вошелъ Дённъ въ гостиную, какъ встретила его леди Августа съ разгоревшимися щеками и глазами. - Ахъ, я такъ рада, вскричала она, что вы идете говорить съ ними. Это для васъ блестящая минута.
публичныхъ ораторовъ; онъ конфузился, запинался. Но этотъ родъ нерешительнаго красноречiя подъ часъ нравится публике более всякаго другого; она въ немъ видитъ и глубину взволнованнаго чувства, и особенное значенiе для оратора. За то г. Дённъ былъ очень проницательнымъ наблюдателемъ, и онъ давно подметилъ, что крики слушателей, сопровождающiе речь, столько же бываютъ порой удобны, какъ и акомпаниментъ для плохого певца, - можно въ его гармонiи скрыть некоторыя фальшивыя ноты.
Итакъ Дённъ стоялъ на балконе; подле него и несколько позади лордъ Гленгаррифъ, а въ глубине у дверей г. Генксъ. Положа одну руку на сердце, онъ низко поклонился толпе. - Добрые друзья мои, сказалъ онъ тихо, но такъ, что слова его были далеко слышны: - мне посчастливилось не разъ въ моей жизни принимать уверенiя въ сочувствiи и уваженiи; но никогда въ жизни мои чувства не были такъ глубоко тронуты, какъ въ настоящее время. (Восторженные крики продолжаются несколько минутъ). Не къ такую минуту, началъ онъ говорить съ большою энергiею: - не въ минуту, когда я окруженъ славными и теплыми сердцами, когда чувства симпатiи, которыя вы ко мне обнаруживаете, сливаются съ волненiемъ моего собственнаго сердца, - не въ такую минуту прилично мрачно смотреть на человеческую природу; но уваженiе къ истине вынуждаетъ меня заявить здесь, что я глубоко сожалею нападенiе, сделанное сегодня на мой кредитъ, потому-что я составляю Оссорскiй банкъ (сильныя и дикiя восклицанiя) - да, повторяю, я, потому-что за прочность учрежденiя я но, мои достойные друзья, это была скверная штука (ропотъ), это была плутовская интрига (более сильный ропотъ), и я не буду Девенпортъ Дённомъ, если всего этого не обнаружу и не накажу. (Крики: "больше вамъ власти"! и задушевныя восклицанiя подтвердили эти слова). Я, какъ вамъ хорошо известно, и я съ гордостью это говорю, я - одинъ изъ вашей среды. (Здесь энтузiазмъ былъ потрясающiй). Умеренными способностями, тяжкими трудами и незапятнанной честностью - потому-что въ этомъ весь секретъ - я сделался темъ, чемъ вы меня теперь видите! (Громкiе крики восторга). Если между вами есть кто-нибудь стремящiйся достигнуть моего положенiя, то я объявляю ему, что ничего нетъ легче этого. Я былъ беднымъ учителемъ, - вы знаете, что такое бедный учитель, - когда благородный дворянинъ, котораго вы видите со мной, первый меня заметилъ. (Три приветствiя лорду были выражены единодушно). Его великодушное покровительство дало мне первый толчокъ въ жизни. Я вскоре узналъ, что следовало дальше делать. ("Вы такъ и поступили". "Больше вамъ власти"! раздавалось въ толпе). Теперь, за столомъ у благороднаго лорда, въ первый разъ наслаждаясь настоящимъ праздникомъ после тридцатилетняго тяжкаго труда, я получилъ телеграфическую депешу, известившую меня, что не позже недели будетъ ликвидацiя моего банка. Признаюсь вамъ, я не поверилъ. Я презрелъ этимъ известiемъ, какъ низкой клеветой за народъ, и предлагая депешу Лорду, я сказалъ, что это не более, какъ интрига враговъ, а никакъ не добровольное волненiе публики. (Здесь лордъ Гленгаррифъ кивнулъ головой въ знакъ подтвержденiя, что вызвало восторженный крикъ въ его пользу)."
"Я не законникъ", началъ опять Доннъ энергически: - я просто человекъ изъ народа, человекъ, котораго мысли не созданы ни для какихъ тонкостей; но я заявляю вамъ, что какъ только вернусь въ Дублинъ, предложу тысячу фунтовъ за каждое известiе, которое поможетъ мне открыть эту интригу. (Продолжительные восторженные крики). Они знали, что не могутъ подорвать банка; въ душе они были убеждены, что состоятельность его также благонадежна, какъ и самого Англiйскаго банка. Но они думали, что паникой, возбужденiемъ публики противъ меня, успеютъ меня довести до какой-нибудь недостойной реакцiи; что я въ негодованiи воскликну: "и это та страна, которой я себя посвятилъ? И это - народъ, для котораго я пожертвовалъ личными успехами и пренебрегъ ласкою сильныхъ? И это - награда за дни и ночи труда, безпокойства и утомленiя?" Но они мало знали и меня, и моихъ добрыхъ друзей. (Оглушительные крики восторга). Они не знали, что основательное доверiе народа не можетъ быть поколеблено временнымъ возбужденiемъ. Паника въ коммерческомъ мiре, все ровно - что гроза въ физическомъ, только освежаетъ и проясняетъ воздухъ; и я уверяю васъ, завтра мы вздохнемъ свободнее. Я слишкомъ долго васъ удержалъ. (Нетъ, нетъ)! Я слишкомъ много говорилъ о себе. (Нисколько, мы готовы слушать васъ до завтрашняго дня, вскричалъ дикой голосъ, который возбудилъ смехъ). Но прежде чемъ прощусь съ вами, я желаю заявить, что не смотря на затрудненiя, произшедшiя для нашего банка вследствiе этихъ несвоевременыхъ уплатъ, я прошу вашего доблестнаго мэра принять 500 фунтовъ отъ меня въ пользу бедныхъ этого города - (ужасный восторгъ возбудили эти слова! восторгъ, который ясно показалъ, насколько были затронуты личные интересы публики) - и прибавить - (громкiе крики восторга) - и прибавить - (большiе крики) - и прибавить, вскричалъ ораторъ изо всехъ силъ, что первый тостъ, который я сегодня выпью, будетъ за килькенское юношество!"
Речь Дённа имела полнейшiй успехъ; уже черезъ часъ распродавались брошюры, подъ заглавiемъ: "Полный и правдивый разсказъ о ликвидацiи съ речью г. Дённа къ народу", и читались съ жадностью. Городъ былъ иллюминованъ, на ратуше выставленъ вензель Д. Д.; много было выпито пуншей: героемъ всего этого былъ, разумеется, Дённъ. Въ качестве вернаго агента, г. Генксъ весь вечеръ следилъ за впечатленiемъ, произведеннымъ всемъ этимъ на публику, и въ конце того же дня Дённъ получилъ отъ него бумажку съ лаконическими заметками, въ которыхъ были выражены эти проявленiя въ такомъ виде, какъ удалось ихъ слышать въ разныхъ местахъ города г. Генксу и его помощникамъ.
Дённъ справедливо гордился своимъ торжествомъ, что намъ даетъ возможность оставить его на время, такъ какъ онъ несомненно остается счастливымъ человекомъ и въ самомъ, прiятномъ обществе.