Золотой телец.
Часть вторая.
Глава XVIII. Семейное собрание.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Ливер Ч., год: 1859
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XVIII. 

Семейное собранiе.

По дороге, прiятно осененной липами, брелъ тихонько Девисъ на встречу своей дочери. Былъ прiятный осеннiй день, тихiй безмолвный и сумрачный - одинъ изъ техъ успокоительно действующихъ дней, которые располагаютъ къ прiятной мечтательности самого немечтательнаго человека. Девисъ разсматривалъ глубокую долину, по которой пробирался чистый ручеекъ, а густые орешники бросали на него прохладную тень; богатыя пастбища, по которымъ бродили стада; вершины осеннихъ горъ, которыхъ снега сливались съ облаками - онъ смотрелъ на все это и чувствовалъ, не зная самъ какъ и отчего, какое-то успокоенiе вечно занятого, вечно тревожнаго своего ума.

Разсматривая эту прекрасную картину, въ которой формы и краски сливались въ одно стройное целое, его воображенiе представило ему следующiй вопросъ: Неужто есть люди, которыхъ навсегда удовлетворяетъ это мирное существованiе? И затемъ пришла мысль: если бы такая жизнь продолжалась безпрестанно, что же бы сталось съ натурой, подобно моей, осужденной на бездействiе? Могъ ли бы я жить? Или я наслаждался бы жизнiю безъ вечнаго сообщества съ моими товарищами? Онъ обдумывалъ долго все это и не могъ добиться какого-нибудь положительнаго заключенiя. Онъ припомнилъ то время, когда все это могло бы ему понравиться, когда онъ могъ бы безъ сожаленья проститься съ этимъ хлопотливымъ светомъ; но теперь уже онъ вкусилъ волшебную отраву той битвы, когда человекъ борется съ человекомъ и когда даже жажда барыша меньше одушевляетъ, чемъ чувство зависти и соперничества, - теперь слишкомъ поздно, слишкомъ поздно! Какъ странно ему показалось, когда онъ оглянулся теперь на свою бурную, прошлую жизнь со всеми ея случайностями и опастностями; какъ странно было подумать, что есть же вотъ существованiе тихое, безмятежное и притомъ спокойное; что есть же страна, где для хитрости, для коварства нетъ занятiя, где всякiя проделки и подлости безполезны!

Резкое хлопанье почтальонскаго бича пробудило его отъ этихъ размышленiй и, взглянувъ, онъ увиделъ, что быстро приближается почтовый экипижъ. Онъ сделалъ знакъ головой, экипажъ остановился и не прошло минуты, какъ Лицци Девисъ была въ рукахъ своего отца. Онъ два раза поцеловалъ ее и потомъ, обнявъ ее рукою, съ гордостью и наслажденiемъ любовался ея прекрасными чертами, теперь особенно блестевшими; удовольствiемъ этого свиданiя.

- Какая ты красавица, Лицци! сказалъ онъ восторженно.

- А вы какимъ молодцомъ смотрите, папаша, ответила она, ласкаясь. - Кажется, эта покойная сельская жизнь удивительно хорошо на васъ подействовала. Я положительно утверждаю, что вы стали пятью годами моложе, не правда ли, мистеръ Бичеръ?

- Ахъ, Бичеръ! Какъ поживаете? вскричалъ Девисъ, горячо сжимая его руку. Именно славно, что все вотъ собрались, сказалъ онъ и, взявъ подъ руки и дочь и Бичера, отправился пешкомъ, а экипажу приказалъ ехать шагомъ.

- Какъ вы откопали эту местность? спросилъ Бичеръ: - мы нигде не могли найти ее на карте.

- Я здесь проезжалъ года 24-ре тому назадъ, а я никогда не забываю ни местностей, ни физiономiй. Я подумалъ, что если представятся благопрiятныя обстоятельства, можно будетъ и вспомнить - и видите, что я былъ правъ. Ты пополнела, Лицци, - такъ кажется по крайней мере. Но пойдемъ, разскажи мне о своей жизни въ Э; весело было? Место было прiятное?

- Прелестное, папенька! - если бы вы еще были съ нами - мы не выехали бы, кажется. Такiя великолепныя и живописныя окрестности, а потомъ вечеромъ Курзаль съ своимъ страннымъ народомъ, такъ что я отъ души хохотала. Вотъ и стражъ мой можетъ засвидетельствовать.

- Да, вы не стеснялись, я долженъ признаться.

- Я, напротивъ, сдерживалась до чопорности; я была настоящей каррикатурой англосаксонской благопристойности, сказала она, придавая себе строгiй видъ.

Угрюмое выраженiе лица Девиса понемногу изчезло и сменилось веселымъ, и онъ смеялся самымъ чистосердечнымъ, добрымъ смехомъ.

- Что вы говорили графу, Лицци? спросилъ онъ. - Неправда ли, это былъ славный джентельменъ?

- Онъ былъ забавенъ своимъ самодовольствомъ; но если кому ужъ оно слишкомъ наскучало, онъ делался какимъ-то тупымъ!

- Все это верно, точно по писаному! воскликнулъ Бичеръ отъ всей души, потому что онъ ненавиделъ этого человека и завидовалъ малейшимъ его достоинствамъ.

- Вообще, онъ представлять собою такъ ловко подделанную монету, что после и на настоящiя гинеи смотрелось какъ-то съ недоверiемъ.

- А ведь я все думалъ, что онъ вамъ нравится, воскликнулъ Бичеръ: - и ручаюсь, что онъ и самъ тоже думаетъ, считаетъ себя первымъ вашимъ любимцемъ.

- Пусть думаетъ, если это ему нравится, ответила она съ беззаботнымъ смехомъ.

Девисъ заметилъ выраженiе лица Бичера при этихъ ея словахъ; онъ виделъ, что эта недоверчивая натура встревожилась и онъ постарался изгладить это впечатленiе.

- Я уверенъ, что ты Лицци никогда не показывала ему притворнаго сочувствiя? сказалъ онъ.

- Къ нему сочувствiя? сказала она спесиво: - и не подумала! Подобныя личности - это все равно, что нанятыя лошади, которыми пользуется всякой, требуя, чтобъ они послужили только во время найма.

- Ну, Бичеръ, сказалъ смеясь, Девисъ: - я убежденъ что она не станетъ разбирать ни вашего характера, ни моего.

- А я, клянусь Юпитеромъ! не убежденъ. И серьезный тонъ этихъ словъ вызвалъ смехъ со стороны Девиса.

- Вотъ мы и дошли, сказалъ Девисъ, вводя ихъ въ маленькую гостинницу, где все было приготовлено для ихъ прiема.

Внутренность ея была еще гораздо лучше живописной наружности, и Лицци, сошедши обедать, была въ восхищенiи отъ своей чистой, изящной комнаты и отъ прелестнаго вида, раскрывавшагося предъ ея окнами.

- У меня великолепная квартира, сказалъ Бичеръ: - они мне дали уборную съ маленькой, витой лестницей къ реке и съ ванной въ натуральной скале. Все это просто роскошь!

Слушая это, Девисъ улыбался отъ удовольствiя. Последнiе дни онъ самъ занимался всеми приготовленiями, съ целью произвести самое благопрiятное первое впечатленiе. Отдадимъ ему справедливость, что его заботы увенчались полнымъ успехомъ. Во всехъ комнатахъ было множество цветовъ, и ихъ благоухающiй воздухъ, слегка колеблемый звуками падающей воды, действовалъ невыразимо-успокоительно после путешествiя. Къ тому же обедъ сделалъ бы честь лучшей европейской гостиннице; и штейнбергское вино, которое хозяинъ продавалъ только изъ особеннаго расположенiя, было совершенство! Но лучше всего этого, лучше свежей форели съ ея золотыми и лазурными пятнышками, лучше нежнаго Ilelibraten съ его сладенькимъ соусомъ - лучше красныхъ куропатокъ и самаго свежаго дессерта, котораго кисти соперничали съ фонтенебловскими, - лучше, говорю, всего этого было счастливейшее расположенiе духа собеседниковъ въ это время! Никогда не было, кажется, трехъ человекъ, такъ расположенныхъ къ наслажденiю. Лицци, среди шумной, безпокойно-веселой жизни въ последнее время стала уже чувствовать усталость и стремленiе пожить въ месте укромномъ, тихомъ и живописномъ. Для Бичера теперь была, кажется, первый разъ въ его жизни покойная минута. Здесь не было ни полицiи, ни кредиторовъ. Девисъ же не боялся переменчиваго счастья въ игре - онъ былъ уверенъ въ выигрыше. Что значило тутъ днемъ, даже неделей раньше, или позже; онъ былъ уверенъ, что цель, къ которой онъ столько летъ стремился, была почти достигнута.

Не менее этого они были довольны и другъ другомъ. Никогда Лицци не казалась Бичеру более очаровательной. Во всехъ своихъ прежнихъ безчисленно-великолепныхъ нарядахъ никогда она не казалась столь прекрасной, какъ теперь, въ простенькомъ кисейномъ платье съ ярко-голубой лентой, въ блестящихъ волосахъ съ маленькимъ букетомъ розъ, кокетливо красовавшемся надъ ухомъ, потому что она, шутя, подражала старинной пастушеской "coiflure". Въ довершенiе благополучiя Бичера, и Девисъ былъ въ хорошемъ расположенiи духа, что редко съ нимъ случалось: ни слова резкаго, возраженiя и упрека, какъ ни прислушивался Бичеръ съ какою-то детскою боязливостью. Напротивъ, Девисъ доходилъ до откровенности, предлагалъ даже на обсужденiе Бичера разные вопросы и благосклонно выслушивалъ. Читатель, которому удавалось когда нибудь удостоиться отъ ученнейшаго спецiалиста одобренiя своего посильнаго сужденiя о предмете его спецiальности, можетъ понять, какъ Бичеръ былъ невыразимо счастливъ, когда ему удавалось сказать что нибудь такое, что заслуживало одобренiя Девиса, - точно первую золотую медаль получалъ.

Какъ прiятно было въ такiя минуты слышать игру и пенiе Лицци на ветхомъ, жалкомъ фортепьяно, которое и не мечтало никогда о такой чести! Съ свойственною ей игривостью, она переходила отъ патетическихъ мелодiй къ комическимъ, къ импровизированнымъ описанiямъ пребыванiя въ Э со всеми его курьезными личностями, не исключая графа и самого Бичера, который подобными вещами никогда не обижался, а смеялся надъ ними отъ всей души.

- Не удивительно ли, - не удивительно ли? восклицалъ Грогъ, когда она ушла въ садъ и они остались вдвоемъ.

- Вотъ такая же она была и въ Э. Положимъ, вотъ этакъ сидитъ за фортепьяно, шутитъ, - задайте ей самый серьезный вопросъ, и она тотчасъ ответитъ, какъ, следуетъ, точно целый день думала объ этомъ предмете.

- Еслибъ она родилась въ вашемъ

- Я могу вамъ одно сказать, воскликнулъ Бичеръ въ сильномъ восторге: - нетъ теперь для нея ни одного общественнаго положенiя слишкомъ высокаго.

- Славно сказано, прiятель, славно сказано, съ чувствомъ воскликнулъ Девисъ: - и вотъ за ея здоровье!

- Этотъ тостъ, по всей вероятности, былъ въ честь меня? сказала Лицци, заглядывая въ окно: - а въ знакъ признательности честь имею пригласить васъ чай пить. После чего миссъ Девисъ ушла въ свою комнату, немножко утомленная путешествiемъ и несколько взволнованная свиданьемъ съ отцомъ. Откуда это въ немъ такая приветливость, даже нежность въ обращенiи, которую она прежде въ немъ никогда не видала? Его прежняя краткая, сухая речь, его пронзительный, недоверчивый взглядъ заменились теперь тонами спокойной доверчивости и ласковости.

"Разве, можетъ быть, до сихъ поръ мне приходилось его видеть въ минуты безпокойства и волненiя? Такова ли его природа? Или тяжелыя обстоятельства жизни вызываютъ подобныя черты его характера? Не можетъ ли онъ быть, при более счастливыхъ обстоятельствахъ, всегда такой приветливый и доверчивый, какимъ я его видела сегодня?" Эта последняя мысль приводила ее въ восхищенiе. Какъ это содействовало-бы тому идеалу жизни, который она такъ любила! - "Онъ ошибается во мне, говорила она громко: - если онъ думаетъ, что мое сердце питаетъ какое нибудь высокое честолюбiе. Тихая, скромная жизнь въ неизвестности, въ такой местности какъ напримеръ эта - вотъ все мои желанiя. Я не ищу торжествъ, не ищу счастливаго соперничества." Взглядъ въ зеркало мимоходомъ вызвалъ яркiй румянецъ на ея щеки. Былъ-ли онъ следствiемъ этихъ прекрасныхъ глазъ, этихъ бровей, этого полнаго благородной гордости выраженiя лица, которое какъ будто служило живымъ опроверженiемъ ея скромныхъ желанiй? Чуть ли не такъ, потому что она поспешила прибавить: - конечно, это не потому, чтобы я бежала съ поля сраженiя, чтобы я безславно уклонялась... Кто тамъ? воскликнула она быстро, услышавъ стукъ въ дверь,

- Я, Лицци. Я слышалъ, что ты еще не спишь и хотелъ предложить тебе прогуляться при лунномъ свете, - что скажешь на это?

- Съ величайшимъ удовольствiемъ, папа! вскричала она, отворяя дверь.

- Набрось же шаль на плечи, дитя мое, сказалъ онъ: - воздухъ немножко сырой. Мы пойдемъ вдоль реки.

Полная луна светила съ безоблачнаго неба довольно яркимъ светомъ и наполняла самыми резкими контрастами света и тени дикую и нестройную картину, сообщая ей еще более поразительный эффектъ. Причудливаго вида скалы задерживали теченiе реки; искривленные корни торчали въ разныхъ направленiяхъ по берегу и, при лунномъ освещенiи и теченiи воды, они въ полусвете принимали фантастическiя формы и, казалось, безпокойно двигались. Это предположенiе было довольно вероятно потому что по временамъ по воде хлесталась местами ветка корня, точно рука тонувшаго пловца.

Отецъ и дочь сперва шли молча, увлеченные разстилавшеюся передъ ними дикою картиной. Лицци воображала, что это былъ бой речныхъ духовъ, какихъ нибудь чудовищныхъ, злыхъ титановъ; или, когда показывались более красивыя формы, ей представлялось, что это шаловливая толпа нимфъ купается при лунномъ свете. А Грогъ - тотъ вспоминалъ Аскотскую суматоху, когда разъяренная чернь разогнала полицiю; и воспоминанiе это было такъ сильно, что онъ отъ души расхохотался.

- Скажите мне, папа, пожалуйста, о чемъ вы хохочете? спросила она.

- Вспомнилъ, что виделъ въ старые годы - нечто похожее на это движенiе деревьевъ надъ водою.

- Но что же такое? спросила она настойчивее, потому что онъ опять захохоталъ при воспоминанiи.

- Для тебя неинтересное, ответилъ онъ резко; и несколько стыдясь слишкомъ грубаго тона своего ответа, онъ прибавилъ: - хоть я и много кое-чего виделъ на своемъ веку, но въ этомъ найдется мало порядочнаго для твоего удовольствiя или развитiя, Лицци.

Лицци молчала; ей хотелось, чтобъ отецъ говорилъ, но не знала, какой ему сделать вопросъ. Это темъ страннее, что и отецъ очень желалъ, чтобъ она подала ему предметъ для разговора.

После продолжительнаго молчанiя, онъ глубоко вздохнулъ и сказалъ: - я думаю, что мало веселаго можетъ разсказать о свете тотъ, кто дожилъ до моихъ летъ, - я вовсе не хочу этимъ напугать тебя, моя дочь. На дняхъ ты узнаешь мои мысли и этого съ тебя будетъ довольно.,

- И неужели люди такъ коварны и недостойны, какъ вы говорите?

- Я, однимъ словомъ, разскажу тебе всю исторiю, Лицци. Люди, родившiеся въ счастливомъ общественномъ положенiи и въ довольстве, могутъ быть прекрасные и честные, если этого пожелаютъ; остальное же человечество должно быть мошенниками - хочется, или не хочется.

- Очень грустную картину вы мне представляете.

- Такую, - какъ есть, дочка, ответилъ онъ, оживляясь: - каждый человекъ въ свете есть большой игрокъ; пусть онъ бранитъ кости, бегъ, карты, - онъ все-таки играетъ во что-нибудь на свете: для полученiя места въ кабинете, должности въ колонiи, епископства, или командованiя полкомъ. Разница въ томъ, что одни игроки допускаютъ въ игре счастье, а другiе действуютъ наверняка и думаютъ, что знаютъ игру въ совершенстве.

Она глубоко вздохнула, но не сказала ни слова.

- А неужто никто не стоитъ выше этихъ мелкихъ? вдругъ воскликнула она въ негодованiи.

- Есть некоторыя, - я упомянулъ о нихъ: те, которыя родятся въ Оне могутъ быть великодушными, благородными, сколько имъ угодно. Они всему выучились, ничемъ не затрудняются, и вотъ почему оне господствуютъ надъ другими. Имъ не надо карабкаться до местечка; оне не встретятъ затрудненiй, - толпа всегда даетъ имъ дорогу.

- Но вероятно есть же и другiя, низшiя общественныя положенiя, въ которыхъ человекъ можетъ быть честнымъ и даже гордымъ?

- Такихъ не знаю, если только есть они, сказалъ Девисъ сердито. Правоведы, священники, купцы - все они, я предполагаю, более или менее лукавятъ.

- А Бичеръ, бедный Бичеръ? быстро спросила Лицци. И было въ ея тоне столько нежности, что трудно было отгадать настоящее значенiе ея словъ.

- Почему ты называешь его беднымъ Бичеромъ? спросилъ Девисъ быстро. - Онъ не умираетъ съ голоду.

- Я не имею въ виду его состоянiя. Я думала только о его характере.

- А онъ въ этомъ смысле беденъ, - а, беденъ? спросилъ Девисъ полустрого.

Если она не ответила, то это потому, что боялась оскорбить отца, котораго такъ быстро изменившiйся тонъ разговора показалъ ей, что онъ больше имъ заинтересованъ, чемъ можно было предполагать.

- Послушай-ка, Лицци, сказалъ онъ, прижавъ къ себе сильнее ея руку и стараясь возбудить ея вниманiе: - люди, принадлежащiе къ сословiю Бичера, не нуждаются ни въ ловкости, ни въ находчивости, ни въ твердости воли, какъ... какъ люди въ роде нашего брата, короче сказать. Немного генiя нужно, чтобы написать вексель банкиру; немного таланта, чтобы сказать "да", или "нетъ" въ палате лордовъ. Светъ - я говорю объ ихъ свете - всего более доволенъ ими, когда въ нихъ мало способностей. А Бичеръ именно такого сорта личность.

- Да ведь онъ, кажется, не перъ? спросила она быстро.

- Нетъ, но можетъ быть не сегодня - завтра. Онъ теперь уверенъ въ возможности быть перомъ, какъ я - въ невозможности! И вотъ, бедный Бичеръ, какъ вы его недавно назвали, становится лордомъ виконтомъ Лаккингтономъ съ двенадцатью или четырнадцатью тысячами годового дохода! Уверяю тебя, что изъ всехъ лучше всего наслаждаются жизнiю - англiйскiе лорды съ хорошимъ состоянiемъ.

- А справедливо ли то, что я читала, спросила Лицци: - что это высокое положенiе, дающее столько преимуществъ, открыто и доступно всемъ, кто имеетъ достаточно таланта или ловкости, чтобы его достигнуть? Люди самого незначительнаго происхожденiя, если они только одарены высшими качествами и ревностно посвящаютъ себя служенiю отечеству, отъ времени до времени принимаются въ это благородное братство?

- Все это вздоръ изъ пансiонскихъ тетрадокъ, не верь въ этомъ ни одному слову. Все это чепуха и хвастовство, вымыслы въ роде старой исторiи о золотомъ веке. Плуты всегда придумаютъ какiя-нибудь мудрыя изреченiя, которыя расходятся по свету и которымъ, вследствiе постояннаго ихъ повторенiя, наконецъ верятъ. Вотъ въ чемъ все дело, сказалъ онъ, вдругъ остановившись и продолжая говорить съ большею энергiею: - вотъ я здесь стою, Христофоръ Девисъ, съ такимъ же количествомъ смысла въ голове, какъ и у любого лорда, возседающаго на своемъ парламентскомъ кресле; а между темъ мне также полезно будетъ хлопотать сделаться лошадью, какъ попасть въ великобританскiе перы. Это не можетъ удасться, дочь моя, не можетъ!

- Но ведь я слышала, что многiе талантливые люди за свои услуги были возводимы...

- Да, да. Имъ нужны, по временамъ, знающiе юристы, для помощи въ запутанныхъ вопросахъ; или, если страна о нихъ начинаетъ забывать, то они стараются привлечь въ свои ряды счастливаго военными успехами полководца; иногда они поступаютъ, какъ старая барыня, которая садитъ въ свой экипажъ здоровеннаго молодца, когда едетъ по несовсемъ безопасной отъ разбойниковъ дороге; но какъ бы то ни было, нужны по крайней мере три поколенiя, чтобы эти новички были признаны прочей братiей.

- Какая надменная спесь! воскликнула Лицци; но въ ея голосе ничто не обнаруживало порицанiя.

- Ну какая тутъ спесь? это просто тупость, вскричалъ онъ; - тупость, признаваемая людьми за величайшiй умъ. Они тоже для народа, что бубеньчикъ для осла. Они прогуливаются по Сент-Джемской улице, и полисменъ меня локтемъ толкаетъ съ дороги, по которой они идутъ; они шатаются по лоскутному ряду, и самыя лошади закручиваютъ дугой хвосты и ступаютъ торжественнее, чемъ обыкновенно; войдутъ ли они въ церковь, и священникъ тотчасъ откашляется и начинаетъ говорить громче и внятнее, собственно для нихъ. И если бы само благословенное солнце было англiйскимъ учрежденiемъ, оно бы отдало весь свой светъ и всю теплоту перамъ.

- И темъ, которые воздаютъ имъ подобныя почести, разве не стыдно такъ унижаться?

- Стыдно?! когда одно приближенiе къ нимъ считается за особенную честь. Когда лордъ встретитъ меня и кивнетъ головой съ вопросомъ: "какъ поживаете Девисъ?" мои... знакомые, я хотелъ сказать, почувствуютъ ко мне двойное почтенiе противъ обыкновеннаго. Не то, чтобы я ихъ насквозь вижу, больше чемъ они воображаютъ, гораздо лучше, чемъ они знаютъ меня!

Лицци задумалась; ей на память пришелъ разговоръ, который она имела однажды съ Бичеромъ о нравахъ великосветскихъ людей и о недоступности этого класса общества.

- Я желала бы, папенька, предложить вамъ вопросъ, сказала она наконецъ.

- Можно, можно, дочка. Постараюсь ответить.

- И не разсердитесь, не оскорбитесь?

- Нисколько. Будь только чистосердечна, и я буду какъ нельзя добрее.

- То, о чемъ я хотела спросить, это... не подумайте, папенька, что это простое любопытство, пустая прихоть, - нетъ это желанiе знать, какъ вести себя... я хотела бы знать... кто мы?.. что мы такое?..

Кровь бросилась въ лицо и виски Девису, такъ что онъ побагровелъ, ноздри раздулись и глаза дико блеснули, точно получилъ онъ самую тяжелую обиду отъ врага передъ лицомъ всего света.

- Клянусь небомъ! воскликнулъ онъ съ глубокимъ вздохомъ: - я не думаю, чтобы кто нибудь осмелился въ Европе задать мне этотъ вопросъ. Это я говорю не для устрашенiя тебя - въ тебе много моего мужества.

- Если бы я знала, что это васъ такъ взволнуетъ...

- Напротивъ, отъ этого я тебя еще более полюблю, еще более признаю моей дочерью, воскликнулъ онъ, обнимая ее съ чувствомъ.

- Но это такъ взволновало тебя, дорогой папа...

- Теперь прошло; я также хладнокровенъ, какъ и ты. Вотъ моя рука; видишь - ни следовъ нервнаго раздраженiя. "Кто мы?" воскликнулъ онъ, повторяя точно отголосокъ ея вопроса. - Я хотелъ бы знать, кто изъ 28 миллiоновъ англичанъ могъ бы ответить на такой вопросъ? Есть книжечка, или две, которыя разсказываютъ о перахъ и баронахъ, кто они такiе, а объ остальныхъ изъ насъ... Онъ движенiемъ руки окончилъ свою мысль. Мой ответъ былъ бы похожимъ на ответы многихъ другихъ. Я сынъ человека, который носилъ одинаковую со мной фамилiю и который, если бы жилъ, разсказалъ бы ту же исторiю, что и я. А что такое мы - это другой вопросъ, прибавилъ онъ лукаво: - хоть, собственно говоря, англiйскiе нравы и жизнь достаточно облегчаютъ ответъ на этотъ вопросъ. Каждый, неимеющiй верныхъ средствъ существованiя и, повидимому, ничего для нихъ неделающiй, есть или дворянинъ или бродяга. Если онъ положительно и совершенно неспособенъ сделать что нибудь для себя, онъ дворянинъ; если онъ можетъ заняться темъ или другимъ, онъ не более, какъ бродяга.

- А вы, папа? спросила она сколько можно хладнокровнее.

- Я? и то, и другое немножко быть можетъ, ответила, онъ, спустя несколько времени.

Последовавшее довольно продолжительное молчанiе было тягостно для обоихъ; Лицци не смела повторить своего вопроса, хоть онъ и остался безъ ответа; а Девисъ зналъ, что онъ не съумелъ бы быть такъ откровеннымъ, какъ обещалъ. Его умъ испытывалъ тяжелую борьбу. Глубокая тайна всей его жизни, которой онъ пожертвовалъ всемъ счастьемъ семейной жизни изъ-за которой онъ решился удалиться отъ собственнаго дитяти, оставляя его постоянно среди общества и привычекъ, изъ которыхъ каждая увеличивала между ними разстоянiе, - все это было теперь у него на устахъ: одно слово могло открыть все и разрушить все надежды, которыя столько времени ласкали это сердце. Сделать изъ Лицци леди, нетолько окружить ее всеми условiями и требованiями этого общественнаго положенiя, но и напитать ея душу чувствами и образомъ мыслей, свойственныыми этому сословiю, - все это было постоянной задачей его жизни. Для этого онъ работалъ, выбивался изъ силъ, интриговалъ, хлопоталъ много - много летъ. Какiя ужасныя сцены ни встречались ему, съ какимъ отчаяннымъ напоромъ силъ онъ выдерживалъ! Въ опасномъ промысле игорнаго стола какiя самыя черныя стороны человеческихъ страстей не приходилось ему затрогивать, съ какими самыми презренными личностями иметь дело, видеть ихъ наглыми среди торжества, низкими въ минуты неудачь, скрягами, расточителями, научиться угадывать ихъ малейшiя движенiя, вздохъ, повороты пальцевъ, губъ, разомъ узнавать, где именно лежитъ самая слабая сторона! И все это для того только, чтобы дочь его могла жить въ атмосфере, недоступной ему самому... Вотъ какiя чувства и воспоминанiя боролись въ немъ въ настоящее время. - Вотъ она стоитъ, подумалъ онъ, стоитъ такою, какой сделали ее все мои усилiя и какой желали самыя пламенныя надежды и кто бы могъ сказать, что сделаетъ мое одно слово изъ этой чистой, незапятнанной натуры? Какъ она перенесетъ известiе, что ея положенiе въ свете - обманъ, что жизнь ея - ложь, что она дочь Грога Девиса - "Ноги"? Все это часто приходило ему въ голову; много онъ придумалъ разныхъ средствъ все это когда-нибудь открыть ей, но теперь все это какъ-то не шло къ делу. Приходила и другая мысль. - Сколько времени еще этотъ обманъ можетъ продолжаться? Долженъ ли я подождать? сказалъ онъ: - и, если такъ, то чего же? Да, чего же? вотъ вопросъ. Того ли, чтобы кто-нибудь другой открылъ ей тайну и сказалъ, чья она дочь?" Онъ зналъ, съ какой злобой открываютъ въ этомъ свете подобныя вещи; жизнь достаточно успела его съ этимъ познакомить! Его крепкая рука дрогнула и по всему телу пробежалъ судорожный трепетъ при одной этой мысли.

- Вамъ холодно, папа! Не больны ли вы? сказала она заботливо.

- Нетъ. А что? спросилъ онъ строго.

- Я никогда не хвораю, ответилъ онъ темъ же тономъ: - есть пуля въ бедре где-то, никогда не знали где - она-то по временамъ и безпокоитъ меня. Кроме этого, я не имею надобности въ лекарствахъ.

- Въ какомъ это сраженiи вы получили пулю?

- Не въ сраженiи - на дуэли. Это старая исторiя и вспоминать о ней не стоитъ. Но ты не бойся, дочь моя; личность, выстрелившая въ меня, живетъ, хоть я долженъ сознаться, что жизнь ея не красна. Читала ты когда нибудь газеты - позволяли читать въ школе?

- Нетъ; но украдкой я заглядывала въ нихъ въ гостиной. Это было чтенiе такое привлекательное; въ немъ было столько действительности. Но зачемъ вы меня спрашиваете?

- Не знаю зачемъ - такъ. Пробормоталъ онъ полу-угрюмо и поникнулъ головою. - Да, вскричалъ онъ, после остановки: - мне нужно было знать, не встречала ли ты въ нихъ когда нибудь моего имени - нашего имени?

- Разъ, только разъ и очень давно я видела и спросила гувернантку, распространена ли эта фамилiя въ Англiи, и она сказала: да. Я помню, что статья привлекла мое вниманiе въ это время. Разсказывалось о юноше - забыла его имя - о юноше, который застрелился въ отчаяньи после какого-то проигрыша и разсказъ былъ подъ заглавiемъ: "Еще о Гроге Девисе".

Девисъ отступилъ и голосомъ, звучавшимъ дикой страстью, вскричалъ:

- Ну, дальше? Что же дальше? Эти слова были произнесены такимъ страшнымъ голосомъ, что Лицци остолбенела отъ ужаса и не могла ничего сказать. - Ты не слыхала меня? крикнулъ онъ: - я спрашиваю, что же дальше?

- Быль какой-то разсказъ, какъ бедняга совершилъ самоубiйство; я плохо помню. Мне любопытно только было знать, кто былъ этотъ Грогъ Девисъ...

- И она тебе не сказала, не сказала?..

- Нетъ; она ничего о немъ не знала?

- Такъ я тебе скажу. Онъ стоитъ передъ тобой!

- Вы! папа - вы! дорогой папа. О нетъ, нетъ! вскричала она умоляющимъ голосомъ и бросилась къ нему на шею съ горькимъ плачемъ. - О нетъ, я этому не поверю!

- А почему? Что же въ этомъ разсказе безчестнаго для меня? Полно, полно, будешь продолжать плакать, обидишь - да, Лицци, обидишь меня.

Она подняла голову, вытерла глаза и стояла передъ нимъ покойно и неподвижно. Ея бледное лицо, бледнее отъ луннаго света, теперь не обнаруживало ни следа страсти и волненiя.

Девисъ хотелъ поддержать ее рукой въ минуту ея сильнаго безпокойства; но она была хладнокровна, стояла молча, какъ вкопанная, точно услышала разомъ ужасное известiе, но все-таки не потеряла бодрости. Ея неподвижный, упорно-холодный взглядъ былъ для него самымъ сильнымъ упрекомъ въ свете.

- Если не знаешь теперь, кто что мы, дочь моя, - не такъ ли? воскликнулъ онъ резкимъ и страстнымъ голосомъ. - Я собирался сто разъ сказать тебе это. Въ эти последнiе два года я чуть не каждую неделю начиналъ къ тебе объ этомъ письмо. Я делалъ больше: я вырезывалъ все въ газетахъ и составлялъ коллекцiю, чтобы дать тебе когда-нибудь прочесть. Въ самомъ деле, я медлилъ только потому, что ты казалась такой счастливой. Но я чувствовалъ, что настанетъ время... что нужно будетъ узнать это раньше или позже... и лучше отъ меня, чемъ отъ другихъ... Я убилъ бы того, кто бы сказалъ тебе. Что же ты молчишь? Что происходитъ у тебя въ уме?

- Не знаю, проговорила она глухо. - Не понимаю, проснулась ли я!

- Да! воскликнулъ онъ съ ужасной борьбой: - ты теперь проснулась; прошедшее было сонъ! - сонъ, въ которомъ ты была княгиней со всевозможными нелепостями; это былъ сонъ. Светъ былъ ко мне тогда милостивъ. Счастье помогаю мне, за что бы я ни принялся. Но наконецъ оно мне изменило - да, изменило! Съ того времени... теперь этому ровно два года и одинадцать дней... я ничего не выигрываю! Самые юные оксфордцы поражали меня моимъ собственныхъ оружiемъ. Я то и дело продавалъ - то ферму, то домъ, то лошадей. Я посылалъ деньги тебе, каждую гинею. Что я самъ делалъ - делалъ въ долгъ, пока не поселился въ Коттсвуде; все было кончено: я раззорился!

- Раззорились! машинально проговорила она и судорожно сжавъ его руку: - вы, вероятно, имели друзей...

- Друзья славная вещь, когда хорошо идутъ дела; друзья хороши, пока есть хорошiй поваръ и замороженное шампанское, но терпеть не могутъ изодранныхъ сапогъ и измятой шляпы. Притомъ, кредитъ купца основывается только на его удаче. Пусть только дела пойдутъ плохо, пусть только заговорятъ: "Дурно идутъ делишки у горемыки Девиса: онъ такъ несчастливъ!" пусть только скажутъ это - и все отшатнутся отъ тебя, какъ отъ прокаженнаго; никто не поможетъ тебе, никто не посоветуетъ ни словечкомъ. И они правы! Смейся, если хочешь; я же суеверенъ, - но никто не уверитъ меня, что нетъ какого-то счастья. Какое бы оно тамъ ни было, мое изменило - я раззорился!

- И они не помогли вамъ? Вы вероятно многимъ-таки помогали?..

- Видишь ли, Лицци, сказалъ онъ: - теперь ты можешь понимать все. Если, напримеръ, природный дворянинъ - личность, хоть, въ роде Бичера, если бы такой баринъ запутался, сейчасъ множество явится готовыхъ выручить; одни изъ уваженiя къ роду, другiе по семейнымъ связямъ, те въ надежде, что такимъ господамъ всегда легче поправиться рано или поздно. Люди низкаго происхожденiя помогутъ ему, потому что онъ почтеннейшiй Аннесли Бичеръ; по совсемъ другое относительно Грога Девиса. Каждый радъ, когда раззорится "Нога"..

- Нога - это, кажется, значитъ на воровскомъ языке... значитъ...

- Человекъ, держащiй пари, подхватилъ Девисъ. Человекъ, занимающiйся бегами, какъ профессiей, называется у нихъ "Ногою", хоть они и не назовутъ такъ прямо въ глаза, добавилъ онъ съ саркастической улыбкой.

- Продолжайте, сказала она тихо после минутнаго молчанiя.

- Что продолжать? воскликнулъ онъ грубо: - я все тебе сказалъ. Тебе нужно было знать, что я и какъ живу. Ну, все теперь знаешь. Газеты, если будешь читать, дадутъ тебе более ясное понятiе; но объ одномъ не могутъ сказать, не могутъ сказать, дочь моя, что то, о чемъ я думалъ целые вечера, целыя ночи.

- И что довело васъ до этой жизни, папа? Сами выбрали?

даже губы потеряли краску, а по щекамъ тихо струились крупныя слезы.

- И вотъ пробужденiе отъ блестящаго сна, которымъ я такъ долго наслаждалась! разгадка жизни, полной дорого-стоившихъ безразсудствъ, предупрежденiя малейшихъ желанiй и вкусовъ! Это оборотъ медали, представлявшей меня существомъ высокаго происхожденiя и сословiя! Если эти мысли прежде всего мелькнули въ ея голове, то за ними вскоре последовалъ вопросъ: почему же такiя известiя еще более не унижаютъ ее? - Отчего же, вскричала она: я слушаю все это только съ недоверiемъ, но не съ чувствомъ униженiя? Неужто у меня достанетъ силъ бороться съ самою надменною аристократiею въ Европе?

- Еще одинъ вопросъ, папа, сказала она тихо и обдуманно: - еще одинъ желала бы вамъ предложить. Это последнiй - и какъ вамъ угодно, ответьте, или нетъ. Зачемъ это вы привычками и воспитанiемъ поставили меня въ такое положенiе, которое совершенно не шло къ жизни, выпавшей мне на долю по рожденiю?

- Не можешь разве догадаться? сказалъ онъ резко.

- Можетъ быть, я и догадываюсь, сказала она тихимъ, но твердымъ голосомъ. - я помню, какъ вы однажды вечеромъ сказали Бичеру: когда жеребенокъ обещаетъ быть хорошимъ бегуномъ, его всегда стоитъ воспитывать!

или все это вместе? Какъ бы то ни было, онъ не сказалъ ни слова, но молча шелъ медленно рядомъ съ ней.

Тихiй, слабый вздохъ Лицци внезапно встревожилъ его, и онъ сказалъ: - ты больна - ты устала, дочь моя?

- Когда я предложилъ это гулянье, Лицци, я никакъ не думалъ, что оно будетъ такъ неудачно.

- Это не ваша вина, ответила она грустно.

- О, это было бы безполезно; ведь я тутъ никогда не могла бы иметь голоса. Кажется, ночь стала холоднее?

- Нетъ; тоже, что и было, когда мы вышли, сказалъ онъ угрюмо. - Теперь, когда ты знаешь все дело, началъ онъ после несколькихъ минутъ молчанiя: - есть еще предметъ, о которомъ мне нужно съ тобой поговорить; онъ собственно тебя касается, и рано или поздно надо имъ заняться. Ну, какъ на счетъ Бичера; онъ былъ къ тебе внимателенъ, - неправда ли?

- Не более того, сколько я могла ожидать отъ человека въ его положенiи относительно меня.

- Да, но былъ

- Не нравится? нетъ, напротивъ; онъ такой вежливый, услужливый, такой уступчивый, такой любезный, что не можетъ не нравиться. Онъ не очень блестящъ...

- Онъ будетъ перомъ, прервалъ Девисъ.

- Я подозреваю, что все его взгляды на жизнь полны предразсудковъ.

- Онъ будетъ перомъ, продолжалъ Девисъ.

- Ему оно не нужно.

- Я думала, что оно нужно для достиженiя положенiя.

- Онъ достигъ - онъ въ немъ уверенъ; у него не отнимутъ его. Однимъ словомъ, дочь моя, по закону и рожденiю онъ имеетъ положенiе въ свете и богатство, котораго десять поколенiй людей, въ роде меня, работая каждый часъ, во всю жизнь не успеютъ прiобрести. Онъ будетъ англiйскимъ перомъ, и я не знаю титула, который бы имелъ более силы.

- Но изъ всехъ его недостатковъ сказала Лицци, которая, повидимому, мало вникала въ замечанiя отца, а какъ будто развивала собственную мысль: - изъ всехъ его недостатковъ самый большой и самый вредный - это убежденiе, что величайшiй признакъ ума перехитрить и надуть своего соседа, что эта ловкость есть высокое качество, что лукавство значитъ генiй.

никакiя ухищренiя въ мiре; - жить въ положенiи, котораго онъ не могъ бы добиться, еслибъ даже писалъ драмы, какъ Шекспиръ, строилъ мосты, какъ Брюнель, или воспитывалъ лошадей, какъ Джонъ-Скоттъ; и еслибъ ты только знала, дитя мое, что эти люди думаютъ другъ о друге и что светъ думаетъ о нихъ, ты увидела бы, что это лучшая цель всехъ усилiй.

небольшомъ садике у самого входа, они остановились и стояли лицомъ къ лицу, ярко освещенные луною. Девисъ увиделъ, что глаза ея были красны и щеки омочены слезами, но что это волненiе уступило место холодному спокойствiю.

- О, бедная моя Лицци! сказалъ онъ съ глубочайшимъ чувствомъ: - если бы я не зналъ такъ хорошо света, еслибъ я не зналъ, какъ мало выигрываютъ въ свете, слушая голосъ своего сердца, еслибъ не зналъ, какъ ты и сама будешь думать обо всемъ этомъ летъ черезъ 10 или 12, - я не решился бы на это...

Девисъ обнялъ ее и, прижавъ къ груди, горько заплакалъ.

- Полно, полно, вскричалъ онъ: - поди, поди, дитя мое; поди лягъ, усни немножко. И, говоря это, онъ быстро ушелъ, оставивъ ее одну.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница