Великий Пандольфо.
Глава V.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Великий Пандольфо. Глава V. (старая орфография)

ГЛАВА V.

На следующий день в жизни Полы Фильд произошли два новых события. Во-первых, сэр Виктор прислал людей увезти Персея. Пола с помощью швейцара перенесла его и поставила было в более темной углу своей гостиной, где, убранный от выдающого все недостатки металла северовосточного света, он казался благороднее, так как металл получил привлекательный матовый блеск. Пола охотно позволила людям с ящиком для упаковки войти в гостиную, но когда их руки прикоснулись к статуе, она почувствовала странную неприязнь.

- Нет. Я передумала, - сказала она. - Скажите сэру Виктору, что я оставлю ее у себя.

Один из людей смущенно заметил:

- Приказание сэра Виктора, сударыня...

- Приказания сэра Виктора должны уступить моим желаниям. - Она ласково улыбнулась. - Вы можете передать ему это от меня. А еще лучше, я напишу ему.

- Да, сударыня, маленькая записочка была бы нам удобнее.

- Сэр Виктор немного деспотичен?

Человек улыбнулся, поддавшись её обаянию, и кивнул в ответ. Она написала произнесенную ею фразу на листке бумаги и запечатала конверт. Человек извинился, что побезпокоил ее.

- Если его приказания исполняются - то нет лучшого хозяина во всей Англии, чем сэр Виктор; если же кто-либо не исполняет их безпрекословно - то возникают неприятности.

Оставшись одна, она тотчас же стала недоумевать, зачем ей вздумалось оставлять у себя статую? Хотя она и выглядела теперь чудесно в этой нише.

Пола руководствовалась в своем нежелании вернуть ее не инстинктом приобретения. За последние двадцать часов она ругала статую, как белого слона неизвестного происхождения, отожествляя ее таким образом с её создателей, сыном бродячого разносчика гипсовых фигурок. Ни один поклонник не может бросить высокорожденной лэди такое или подобное заявление, не приведя ее, если не в гнев, то хоть в замешательство. Инстинкт, в подобной случае будучи советником по традиции, велит бежать подальше от опасности. Но современная светская женщина не доверяет инстинкту. Её последующия отношения к Пандольфо были предметом её холодных и ясных размышлений. В своем разговоре с Кларой Димитер, когда оне возвращались с завтрака у Пандольфо, она ведь нечаянно совершенно точно указала разницу между ним, Спенсером Бабингтоном, и лордом Димитер. А его резкое указание своего происхождения только подтвердило её диагноз. Она была сердита на себя, что лишилась самообладания, хотя бы только на минутку.

Он сам создал себя. В этом была вся разгадка его необычности. И, откровенно говоря, он довольно плохо создал себя, упустив из виду одну-две необходимые вещи; так же, как сделал промах в устройстве своего чудесного дома; так же, как неудачно сделал состав металла прекрасно отлитой статуи Персея. Во всех трех случаях - человек, дом и статуя - неопровержимо чувствовалась великая идея, но в выполнении её были недостатки. Она стояла было перед загадкой - такая незрелость, такая необработанность во всем этом! А вот и разгадка. Будучи женщиной с большим воображением, она почти наяву видела простодушного улыбающагося Анджело.

- Простите, сэр Виктор Пандольфо прислал за статуей, - доложила горничная, прервав течение её мыслей. Она искренно подумала: "Слава Богу!" а через две минуты произошла та нелепая перемена её решения.

Статуя осталась, а посланный ушел, унося с собой одну из самых компрометирующих записок, которые когда либо были написаны женщиной.

Если бы Персей не был так тяжел, она подняла бы его и выбросила за окно; был момент, когда ей очень хотелось выкинуть его.

Зачем она оставила у себя статую? Во-первых, сказала она себе, вследствие своего мягкосердечия. Он затратил на статую так много энтузиазма, так много вложил самого себя. Возвращая ее без протеста, она тем самым признала бы ее неудачной, и этим привела бы его в холодное уныние. Во-вторых - ее окатил холодный душ - "приказание сэра Виктора". Она возставала против приказаний каждого мужчины. Её слова посланному были лишь шутливым протестом; написанные - они стали вызывом. Нечто вроде детского "А, ну, поймай-ка!" Даже больше. Напоминало ту мифологическую деву, которая убегала через папоротник и кусты, оглядываясь назад на преследующого ее.

Она предавалась всем удовольствиям своего дня, все еще находясь под впечатлением этого первого события.

Вторым - было получение ею письма от Пандольфо, содержащого его визитную карточку и вырезку из вечерних газет.

"Мы узнали о создании могущественного синдиката, целью которого будет выпустить на металлический рынок новый сплав сэра Виктора Пандольфо, нашего известного изобретателя. Слухи о нем циркулировали уже давно. Теперь он материализировался под именем Полиния..."

Слово это было подчеркнуто карандашом. В ней вспыхнула обида, сменившаяся доводящим до бешенства чувством своей безпомощности. Запретить ему употребить это имя - наедине ли или при всех - было бы смешно. Это было таким же подходящим именем для металла, как и всякое другое: аллюминий, рубидий, радий... Если бы она стала настаивать, то он просто мог возразить ей, что у нея не было исключительного права собственности на это имя, принадлежавшее в свое время суровому апостолу.

В конце концов, грубый или нет, но все же это был комплимент, известная дань; отожествление её с великой идеей, зародившейся в человеческой уме. Пола в тайне гордилась тем, что была одной из немногих женщин, одаренных чувством справедливости. Она должна была отдать должное этому дьяволу - Пандольфо. И все же положение было запутанным и приводило ее в замешательство; даже носило элемент опасности. Что ей делать? Она была слишком горда и слишком понимала всю безполезность этого - чтоб спросить у кого либо совета; поэтому она и не предприняла ничего.

Через несколько дней прислали целый ворох цветов.

"С почтительной благодарностью - Эгерии".

- Кто их принес?

- Шофер сэра Виктора, сударыня.

- Он еще тут?

- Нет, сударыня.

Это самое худшее в наш молниеносный век. В старину, когда времени было с избытком, посланный освежался бы где-нибудь на кухне. Владелица замка вплыла бы туда, бросила бы букет под ноги посланному и снова выплыла бы в величественном вихре бархатного трена, сказав предварительно: "Верните это своему господину". Но что могла сделать лэди в наши дни? Упаковать их в желтую бумагу и отправить по почте - в этом было полнейшее отсутствие всякого достоинства. Конечно, она могла отдать их Симкинс, горничной, сказав, что она может делать с ними все, что ей заблагоразсудится; она могла написать Пандольфо очень коротко, прося не присылать ей больше ничего. Может быть это было бы наилучшим путем избавиться от этого человека раз навсегда. Она уселась за письменный стол, приготовила бумагу и свое любимое "вечное" перо. Но в пере не было чернил. Чернильница тоже высохла. Только живущие одиноко могут очутиться внезапно в таких положениях. - Она встала и позвонила. Возвращаясь от двери, она прошла мимо необъятного букета роз. Что-то привлекло её внимание. Она остановилась перед ними и, по изречению Аддисона, была потеряна. Она принуждена была нагнуть свое лицо к чуть распустившимся нежно желтым головкам - она узнала их - Madame Ravary - и вдохнула в себя тонкий запах старинных чайных роз; запах, который Бог создал, когда впервые сотворил цветущий сад; аромат, сопровождающий первые девичьи грезы; аромат воспоминаний о давно забытых клятвах.

Когда вошла горничная, Пола велела ей наполнить чернильницу. Когда же она вернулась со свежими чернилами, то не обратила внимания на то, что, в сущности, её нужды удовлетворены. Вместо этого она отдала новое приказание - приготовить вазы для цветов.

И все это только потому, что в неизсякаемой пере не оказалось чернил! Ce que s'est que de nous! Bot каковы мы. Если бы мы все, мужчины, женщины, дети не были бы игрушкой обстоятельств, то мы были бы избавлены от многих страданий, но вместе с этим мы не знали бы восхитительного веселья и радости жизни.

Респектабельный холостяк, проводящий лето на берегу моря, ничего не подозревая прыгает с трамплина и ныряет в море. Подымаясь из глубины, он случайно натыкается головой на вполне респектабельную молодую купальщицу. Извинения, смех, знакомство, любовь, брак: две судьбы и еще судьбы многих неизреченных поколений зависели от этого подводного случайного столкновения. Если же смотреть на жизнь под другим углом зрения, то Артур Шопенгауэр, этот мрачный, лишенный чувства юмора, малый, давно сказал, что если бы размножение людей зависело бы от чистого разума, то человеческая раса давно перестала бы существовать.

Пола наполнила перо чернилами и написала Пандольфо вежливую записку, благодаря за цветы и выражая надежду, что её имя, выбранное им для нового металла, не окажется несчастливым, и что они, вероятно, встретятся осенью, когда все снова съедутся в город.

Но на следующий же день, приглашенная позавтракать с маленьким обществом знакомых в Карлтоне, она сразу же при входе увидела его беседующим с пригласившей ее лэди.

- Судьбе угодно, чтоб мы с вами встретились раньше осени, - улыбнулся он. - Когда вы скрываетесь?

- Через день или два.

- А куда?

- Сперва у меня целая куча приглашений погостить, - а потом, - неопределенно ответила она, - куда-нибудь заграницу.

Он незаметно увлек ее немного в сторону от группы гостей.

Она вспыхнула, разсердившись, и увидела насмешливый взгляд его глаз.

- У меня не было и намека на такое намерение.

Она была готова покинуть его, когда он легким прикосновением к её руке удержал ее.

- Перед тем, как вы уйдете, позвольте сказать вам, как мило было с вашей стороны оставить у себя Персея. Сознаюсь, я послал за ним; но я был бы уязвлен, если бы вы вернули его безпрекословно.

Его обращение к её лучшим чувствам было так естественно, так по-детски чисто, что она снова простила ему.

- Я стараюсь добиться достоинств серебра в моем металле для вещей подобного рода, - сказал он, - и я добьюсь этого, не бойтесь. Неудача перед вами действует на меня, как хлыст. Я был в моей лаборатории до четырех часов утра.

- Где ваша лаборатория?

- В Чельси. В задних комнатах моего дома. Там я провожу большую часть своего времени. Да, вспомнил, наша любезная хозяйка - как бы это сказать - докучала мне, прося взять ее в мои мастерския в Бермондсэе. Я соглашусь, но при одном условии. Если вы приедете вместе с нею.

Не успела она ответить, как он разбил её возможную отговорку.

- Не говорите мне, что у вас нет времени до вашего отъезда из Лондона. Чем больше вы заняты, тем больше у вас свободного времени для отдыха. Назначьте день и час. Что вы делаете завтра в три?

Он на мгновение замолчал, потом выпалил:

- Ничего! Конечно, вы свободны.

Он направился к хозяйке.

- Миссис Дэвериль, миссис Фильд и я устраиваем завтра посещение Бермондсэя, но при условии, что вы присоединитесь к нам.

- С удовольствием, - отвечала миссис Дэвериль.

Пола разсеянно поддерживала разговор со своими соседями, так как Пандольфо сидел от нея далеко.

Изредка она ловила его взгляд и тайную улыбку, направленную к ней по диагонали через весь стол. Чем бы он ни был, но крупные черты его лица, такого подвижного и выразительного, его широкий лоб, сверкающие темные глаза - делали его выдающейся личностью, перед которой все остальные мужчины, сидевшие за столом, казались тупицами, наводящими тоску. Она почувствовала, что против собственной воли улыбнулась ему в ответ в знак взаимного понимания и доверия.

На следующий день автомобиль Пандольфо умчал ее за реку, через несколько ужасных улиц, и привез к воротам грязно-желтого кирпичного здания, где помещались мастерския. Он ждал ее у дверей и помог ей выйти из автомобиля.

- Судьба снова благоприятствовала мне, - сказал он.

положиться.

Пола засмеялась.

- Вы думаете, что старая современная вдова, как я, нуждается в сопровождающей ее лэди?

- А едва бы вы приехали, если бы я не выставил эту другую лэди в виде приманки?

Он остановился и простер руку с вытянутыймобвиняющим ее пальцем.

- Откровенно и честно?

- Может быть, я и не приехала бы, - согласилась Пола.

Её откровенность очаровала его. Он придержал ее за локоть, помогая взойти по ступенькам.

- Все это пока в миниатюре. Мастерская для опытов. Настоящия мастерския, в северной части центральной полосы страны, займут много акров. Через несколько лет это будут самые большие в мире мастерския для обработки металла.

- И это уж слишком огромно для меня, - сказала Пола, стоя на пороге обширной мрачной мастерской и разглядывая ее, как будто перед нею внезапно раскрылся новый мир.

Слышалось жужжание машин и мягкое пошлепывание широких кожаных полос, стук молотов; помещение было наполнено грязными мужчинами и женщинами, работавшими у станков; носился резкий запах, выделяемый глиняными ретортами, поверхностью расплавленного металла и раскаленными брусками металла, которые переносились огромными подвешенными клещами и потом раскатывались между стальными валами машин. Из одной реторты сбоку вытекала огненная струя, уходившая понемногу в другую реторту.

К этой реторте Пандольфо и потащил Полу.

- Как раз во-время. Смотрите. Мое применение процесса Бессемера.

Не успел он договорить, как над ретортой поплыла светло-аметистовая дымка. Внимательно наблюдавший человек в очках и полотняной блузе поднял вдруг руку. Струя стала тоньше и потом совсем пропала; дымка над отверстием реторты стала топазовой.

- Какая прелесть! - воскликнула Пола.

- Не правда ли? Мы почти достигли совершенства.

И в возбуждении Пандольфо бросил ее и уцепился за рукав человека в блузе. Они говорили что-то непонятное для нея о давлениях, о температурах и неизвестных составах. Внезапно он снова обернулся к ней:

- Дымка должна быть прозрачно-золотистого оттенка. В лаборатории при моих великолепных приборах я добиваюсь этого. Значит вся задача в том, чтоб добиться совершенства и при больших количествах. Претворение идеала в жизнь при реальных условиях. Вы понимаете меня?

- Идейно - да, - улыбнулась Пола. - Но научно я теряюсь. Все, что я могу понять, это то - что вы здесь доводите что-то до кипения, потом вливаете что-то другое кипящее, пока не получается красивый цвет.

Он вскинул руки, восхищаясь её дедукции.

Двое рабочих, стоявших внизу, открыли дверцу в боку реторты, и поток расплавленного металла заструился по каналу в резервуар.

- Это - Полиний, - сказал он. - Ваш металл. Ваша личная собственность. Если вы уделите мне пару часов, то я сообщу вам секрет его состава.

- От этого я ни на крошку не стану умнее.

Но он настаивал.

- Вы должны знать это. Ваша жизнь - будет историей Полиния. Вы можете не верить - но это так. - Он с обычный своим жаром увлек ее, не давая ей времени, чтоб формулировать возмущенный ответ.

- Тут еще много другого, что я должен показать вам. Это должно остыть, а потом пройти много испытаний - между прочим и микроскоп. А вот тут металл обрабатывается.

Они остановились перед раскаленной до-бела массой, которую резательная машина стругала, как сыр, придавая массе цилиндрическую форму. Он стал объяснять. Это будет коленчатым валом автомобиля. - Дальше выделывался ободок шасси. Он с энтузиазмом погрузился в детали, пока её непривыкший к техническим выражениям мозг не оцепенел совершенно. Все что она могла понять было, что здесь в этой части мастерской среди всего этого пространства, шума, грязи, стука, отсутствия свежого воздуха и жужжания - создавалась нижняя часть автомобиля из того же нового металла, вместо стали. Она неясно, как во сне, слышала среди всего этого шума его слова.

- Первый в этом роде - весь из Полиния - машина усовершенствована мною - точь-в-точь такая же, как в моем автомобиле, в котором я привез вас из Хинстэда - помните? Мой патент. Владельцы всяких Ролльс-Ройсов, Дэмлеров и Фордов будут все просить меня дать им Полиний. Кроме того новый принцип применен к пружинам. Я сделал специальный проэкт корпуса автомобиля, который будет единственным, потому что я потом уничтожу все планы и расчеты; а когда шасси будет готово и испытано, я нахлобучу на него корпус автомобиля - и он будет принадлежать вам. Это ваш автомобиль, над которым, вы видите, работают. Весь ваш - из вашего металла.

Она провела рукой по горящим глазам.

- Боюсь, что я очень устала. Я не привыкла к фантастике. Все это очень интересно, но сплошной абсурд.

- Что такое жизнь, как не абсурд?

- Нечто более уютное, чем это. Я думаю, что мне пора итти.

- Вы не уйдете, пока не примите от меня пустячек.

Он провел ее снова через всю мастерскую к станкам.

- Примеры того, что можно было выделать из Полиния, - пояснил он с небрежным жестом.

У одного станка, где стоял полировщик, он остановился. Рабочий бросил свою работу.

- Я думаю, что вы останетесь довольны этим, сэр.

- Великолепно. Приятно работать такую вещь. Безподобно. Моя дорогая лэди - примите эту безделушку.

Он протянул ее. Вставленное в старинную резную из слоновой кости рукоятку флорентийской работы лезвие ножа для бумаги было гибко, как тонкая сталь, и сияло настоящим мягким насыщенным блеском серебра.

Когда она стала разглядывать вещицу, он спросил:

- Удачно?

- Боюсь, что да, - отвечала Пола.

Уже через долю секунды она спрашивала себя, что заставило ее сделать такое идиотское замечание.

- Вам нравится надпись?

Она повернула лезвие другой стороной вверх и увидела у основания его свое имя "Пола", мелко выгравированное старинный итальянский курсивом с характерными и витиеватыми росчерками.

- Это не вытравлено кислотами. Ваш покорный слуга - и тончайший резец.

Она взглянула на него с инстинктивным восхищением.

- Вы?

- Вам понадобится вся ваша жизнь на то, чтоб узнать о всех тех забавных штуках, которые я умею сделать. А теперь давайте, выглянем на свет Божий.

Рабочие увидели только, как уходила величественная прекрасная лэди, которая окинула их всех, казалось, взглядом и подарила ласковой улыбкой при прощании. Они и не подозревали, что женщина, проходившая мимо них, совершенно растерялась и безсознательно сжимала рукоятку сверкающого ножа для бумаги, как будто это было её оружием защиты.

Автомобиль ждал у ворот мастерских. Пандольфо жестом пригласил ее садиться. Она села в автомобиль. Каким же другим образом ей было выбраться из этого ужасного Бермондсэя?

Став одной ногой на подножку, Пандольфо бросил шоферу краткое приказание:

- Рэнела-клуб!

Пола вздрогнула:

- Не знаю, хочется-ли мне в Рэнела.

- Зато я знаю, - ответил он, садясь рядом с нею. - Свежий воздух, трава и деревья освежат вас.

И снова она уступила. Ей было-бы легко отговориться каким-нибудь неотложным визитом; еще легче, но и более действительныы был-бы её отказ поехать в Рэнела на том основании, что с нея было достаточно его общества на сегодня. Но, казалось, вся её сила воли покинула ее.

Луга Рэнела манили к себе; а дома ей нечего было делать, кроме как снова остро переживать свое чувство одиночества.

- Я поеду, - сказала она, - если вы обещаете не разговаривать, пока мы не приедем туда. Вы должны дать мне время, чтоб из моей головы улетучился весь этот шум и жужжание машин.

сумасшедшей вереницей душащия ее сцены, только что виденные ею. Ее увлекла какая-то центробежная сила и закружила среди зачарованного окружающого - и она вдруг почувствовала себя удивительно отожествленной с этим окружающим. Странный металл, выползавший струей из реторты, был назван её именем; смесь цилиндров и стержней, бывших пока еще в зародыше, предназначалась для её автомобиля. Пандольфо вполне был уверен в её согласии принять этот подарок, и тут впервые у нея мелькнула мысль, что ведь она ни одним словом ни разу не воспротивилась этому; она все еще сжимала в руке блестящий маленький кинжал, посвященный ей нераздельно благодаря своей надписи.

Автомобиль подъехал к двери клуба.

Пандольфо спросил:

- Могу я говорить теперь?

Она улыбнулась ему с благодарностью.

- Вы были очень милы. Теперь я снова пришла в себя.

- А есть люди, говорящие, что я нечто вроде ревущого буйвола, и не имею ни одной крупицы такта.

Его детское желание заслужить её похвалу вызвало у нея смех. Они прошли через здание клуба на лужайку. Был конец сезона. Вчера был сыгран последний матч в поло. Было уже мало накрытых для чая столов, но все же было достаточно людей, чтоб оживить приятную картину. Красные фраки слуг создавали живые блики на этом фоне.

Пандольфо приказал одному из слуг своей обычной торжественной манерой выбрать стол в тени. Их провели к самому лучшему из свободных столов. Соседний стол был занят лэди Димитер и Спенсером Бабингтоном.

Пола чуть не бросилась в объятия Клары. Теперь, когда шлюзы красноречия Пандольфо снова были открыты, короткий переход от дверей клуба до лужайки был для нея одним сплошным трепетом. Каждую минуту могло случиться все, что угодно; даже то, что ее могло глупо закружить и унести в этом бурном потоке. Клара, спокойная и прямолинейная, была островом прибежища. Спенсер тоже был тихой пристанью. Присоединиться к ним? - Конечно! Стулья были приставлены к соседнему столу, заказан свежий чай.

- Я протащил нашу дорогую лэди сквозь ад моих Бермондсэйских мастерских, - сказал Пандольфо. - В эту жару оне подобны подземелью Нибелунгов. И мне ничего не оставалось, как привезти ее сюда - под эту сень.

- Что вы создаете в своих мастерских? - сухо спросил Спенсер Бабингтон.

Пандольфо схватил его за плечо и горячо ответил:

- Счастье всего человечества.

Разговор клеился вяло. Суматоха и толчея соседняго Лондона была забыта; здесь царило элегантное безделье прошлого столетия.

- Послезавтра клуб закрывается, - сказала лэди Димитер. - Весь август он будет пустующим раем. Как жаль.

- Если бы он даже оставался открытым, то никто не приезжал бы сюда, - сказал Бабингтон. - Кто остается в Лондоне в августе?

Пола засмеялась.

- Этот месяц назначен свыше для отправки в ремонт человеческого механизма, не правда-ли, Спенсер?

- В течение многих лет я уезжаю на весь август в Э, - чопорно заявил Бабингтон (Ему было немного больше сорока лет). - И лечению в Э я обязан моим прекрасный здоровьем.

- Билеты? - Пандольфо насторожился и нагнулся вперед.

- Пола и я едем в Рэн-лэз-О. Вы не знаете где это?

В Савойе. Единственное место, где, действительно, можно сбросить лишний жир. Димитер и сэр Спенсер едут в Э-лэ-Бен лечить подагру.

Если женщина когда-либо жаждала убить на месте своего лучшого друга - то этой женщиной была Пола Фильд. - Она повернулась к Спенсеру, готовая слушать все, что бы он ни сказал; но в то же время она чувствовала обращенный в её сторону полный насмешки и юмора вопрошающий взгляд Виктора Пандольфо. Она старалась скрыть свои планы на лето под такой слабой дымкой неопределенности. - Несколько приглашений погостить у знакомых в деревне, потом куда-нибудь заграницу... И вдруг Клара безтактно разглашает во всеуслышание её планы на ближайшие дни. Она услышала, как Пандольфо сказал:

- Рэн-лэз-О? Дорогая моя лэди Димитер, вы подали мне блестящую мысль. Я уже давно подозревал, что я тяжелее, чем следует быть.

- Вы, сэр Виктор? - И полная лэди Димитер засмеялась, окинув взглядом прекрасно сложенную фигуру. - Зачем вам вздумалось худеть?

- А, это мой секрет, - отвечал Пандольфо.

Она приблизила к нему свою голову и прошептала:

- Вы в этом уверены?

- Вполне.

Быстрый обмен взглядами убедил его в том, что он приобрел союзницу. Очень ценную, подумал он, которая укажет ему секретные тропинки, так что ему не придется итти напролом через чащу, как идет носорог.

- Вы ничего не будете иметь против, если я присоединюсь к вам в Рэн-лэз-О?

- Напротив! - воскликнула Клара. - Вы будете посланы самим небом двум одиноким женщинам. Пола - вы слышали? Сэр Виктор тоже едет в Рэн.

- Я уверен, что Э гораздо вам полезнее, - заметил Бабингтон, перебирая пальцами свою широкую шелковую ленту.

- Весьма возможно, - отзетил Пандольфо. - А вы какого мнения, миссис Фильд?

Пола ответила с кажущейся неохотой:

- Мон-Дор в Оверни тоже прекрасное место.

Пандольфо обратился к лэди Димитер:

- Ваше мнение одержало верх.

условилась. И это принуждало ее к преступлению - покинуть Аркадию.

- И разбить наше очаровательное маленькое общество? - сказала Пола.

- Разве мы не могли бы вернуться все вместе? - заявил Бабингтон своим сухим тоном. - Такой прелестный квартет. Автомобиль лэди Димитер столь же вместителен, как и её сердце.

Пола улыбнулась разочарованному Пандольфо.

- Ваш шофер может добраться домой без вашей помощи?

- Пока я с вами, - сказал Пандольфо, - мой шофер интересует меня столько же, как песок пустыни.

Лэди Димитер развезла своих друзей по домам и тогда вернулась в Бэзиль-Мэншенс.

Она нашла Полу в мрачном раздумьи в темноте.

- Я рада видеть, что вы стыдитесь самой себя.

Пола величественно выпрямилась:

- Ни одна женщина, которая не стыдится самой себя, не станет дуться, сидя в своем кресле, не снимая шляпы!

Пола сняла свою шляпу, бросила ее на соседний столик и пригладила волосы.

- Дружба имеет свои границы.

- Я и не преступаю их, - благодушно заявила лэди Димитер. - Вы воспользовались моим автомобилей, чтоб избежать возвращения одной с сэром Виктором. Вы отшиваете его на глазах у всех в присутствии моем и Спенсера и ставите меня в неловкое положение.

- Почему вы не можете выйти за него замуж и таким образом покончить с этой историей.

- Если бы я вышла за него замуж, это было бы только началом.

- Чего?

- Если вы не понимаете этого сами, то безполезно стараться объяснить вам.

Пола вздрогнула и уцепилась за эту фразу.

- Он сказал вам это?

- Нет. Но кто-то другой говорил мне об этом. Но кто? - Она порылась в своей своенравной памяти. - Да все равно. Но это правда, уверяю вас.

- Если добираться до сущности, - сказала Пола, - то род всех людей можно проследить до самого начала всех времен.

- Торенто.

- Это Канада.

- Как жаль! В общем, где-то, дорогая. Италия в шестнадцатом веке похожа на фильму в кино, составленную по какой-либо опере. --- Нельзя понять ничего, ни начала, ни конца. Как бы то ни было, они не поладили с папой и переселились в Англию лет сто тому назад.

- Почему же они не вернулись в Италию шестьдесят лет тому назад, когда Италия стала Объединенным Королевством, и папа был заключен в Ватикан?

- Да, просто потому, что они объангличанились, дорогая моя, - ответила лэди Димитер. - Попали в Англию и стали англичанами до мозга костей. Что им было до глупейших итальянских дел?

- Богатым коммерсантом. Играл на бирже. Да вы и сами можете убедиться в этом. Он купается в золоте.

Она была так простодушно уверена, так доверчиво передавала свои смутные сведения о том, что все к лучшему в этом лучшем из миров, что раздражение Полы разсеялось. На устах её снова заиграла улыбка. Кто мог серьезно разсердиться на Клару Димитер?

- Дорогая, - сказала она. - Я не вышла бы за Виктора Пандольфо даже, если бы в его жилах текла кровь всех Колонна, Орсини и Сфорца, вместе взятых.

- Почему?

- А как же насчет Рэн-лэз-О?

Пола ничего не ответила.

- Он приедет. Ничто в мире не может удержать его, - сказала лэди Димитер.

Пола взяла из ящика сигаретку и медленно закурила ее. - Лэди Димитер славилась, как некурящая, так, что в этом не было и намека на негостеприимство со стороны Полы. Закурив, она встала перед своим другом, величественно выпрямившись.

- Из того, что вы сделали, говорили и намекали, я поняла, дорогая, что вы немного побаиваетесь Виктора Пандольфо.

Лэди Димитер обладала большей проницательностью, нежели об этом подозревал весь свет.

- Побаиваюсь?

Это слово было оскорблением. Розовая пухлая добродушная Клара, неуклюже сидевшая перед нею, осмеливалась намекнуть на то, что помолвка разстроилась из-за её боязни! В ней заговорило достоинство её предков.

Лэди Димитер была достаточна мудра, чтоб принять ее не за кого либо другого, как за свою незаменимую спутницу.

- Значит решено, наш отъезд назначен на вторник?

- Да, конечно, - ответила Пола.