Великий Пандольфо.
Глава VIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Великий Пандольфо. Глава VIII. (старая орфография)

ГЛАВА VIII.

С незапамятных времен в Чадфорде, Глостершэре, жили Вэрези. По преданиям, первый Вэрези приехал в Англию с Вильгельмом Завоевателей. От построенного одним из его потомков в XIV веке замка до сих пор оставался один флигель и полузасыпанный ров. В архивах семейной хроники хранилась рукопись приора Чадфордского монастыря (снесенного позже с лица земли Генрихом VIII). Приор был исповедником владельца замка Годфри де Вэрези, и поэтому со слов самого Годфри записал факты, очевидцем которых был Годфри. Не попади в самом начале решающей битвы в Годфри стрела, воткнувшаяся ему в глаз, дом Иорков был бы уничтожен совершенно, и тем предотвращены все несчастья, посыпавшияся на всех во время правления Иорков. Останься Годфри в живых, история была бы другая, так как воцарился бы дом Ланкастеров. Вокруг Годфри собиралась вся слава семьи. Из последующих поколений ни одно не дало личности, превосшедшей его своими славными деяниями, да это было бы и сочтено святотатством. По ироническому замечанию Полы, в течение почти пятисот лет ни один член семьи не снизошел до того, чтоб отличиться чем-нибудь. Бог назначил их хранителями Чадфорда, и единственной задачей их было заботиться о том, чтоб в Чадфорде постоянно был бы владельцем какой-либо Вэрези. До сих пор никогда еще у них не было неудачи в этом.

Пола могла отзываться о своих предках с оттенком юмора. Но в её жилах текла кровь тех, которые смотрели на разваливающуюся серую башню замка, как на нерушимую святыню. Возможность продажи Чадфорда была святотатством, кошмарный сном. Поистине, снова воцарился хаос.

Обширные земли давно уплыли между рук семьи. Но один или двое Вэрези занялись лет сто тому назад торговлей с Индией и этим возсоздали богатство семьи. Пола с детства привыкла считать, что у отца её обширные средства. При её замужестве он не назначил ей специальной суммы по свадебному контракту, но давал ежемесячную ренту, которую даже слегка увеличил, когда она овдовела. Она привыкла, что он ворчит и жалуется на время и на дела, как это делали и другие знакомые её круга. Вот лорд Димитер, например, несмотря на свои жалобы, мог держать большой штат прислуги, несколько автомобилей и иметь прекрасный подбор вин. Разорению Вэрези трудно было поверить.

О чем, например, думала Миртилла? Это была старшая сестра Полы, закоренелая старая дева, упрямая, имеющая вместо сердца часовой механизм, которая после смерти матери взяла на себя хозяйство Чадфорда и заботу об отце. Она вела хозяйство по строгой системе швейцарского отеля, так что высчитывала с точностью до одного грамма расходуемую провизию. Расточительность ею строго преследовалась. - Даже при желании мистер Вэрези не умел бы кутить широко и швырять крупными суммами; но, очевидно, все, что Миртилла экономила на одном, он с успехом спускал на другом.

Пола расшифровала, наконец, письмо и читала и перечитывала его. Это была старая история. Доведенный до отчаяния послевоенными налогами, обезценением бумаг и подобными неизбежными следствиями войны, он тайком от Миртиллы вел опасную биржевую игру.

Одно из хромающих страховых обществ, где он был директором, лопнуло, и он вместе с другими принужден был расплачиваться за долги его. Очевидно, тогда, как deus ex machina, и выскочил Монт Дэнджерфильд. Она слышала о нем и даже встречала его где-то, причем он оказался еще хуже, чем была его репутация. Пола и не подозревала до сих пор, что её отец знал его. Но её отец был, именно, из тех людей, которых выискивал Монт. Да его и не трудно было найти, так как он был директором разных хромающих предприятий.

В трудную минуту Монт Дэнджерфильд поймал отца Полы, помахал перед его глазами Патагонскими Эльдорадо и вытянул у него все остававшияся деньги. Где-то тут было скрытое мошенничество, она чувствовала это; Монт Дэнджерфильд ничуть не пострадал при падении Патагонских, в этом она была уверена; она чувствовала, что он сумел обставить все дело так, что был неуязвим, и его ни под каким видом нельзя было привлечь к судебной ответственности.

Следствием потери мистером Вэрези своего состояния был наводящий холодный ужас факт, что Чадфорд Парк должен был перейти в руки тех ужасных людей, которые теперь занимались скупкой старинных родовых поместий. Это были люди, раскрашивающие темные дубовые панели в желтый и зеленый цвет, чтобы оне выглядели веселее; рубящие столетния деревья и уничтожающие священные газоны - для того, чтоб построить нужное количество гаражей для своих автомобилей; срывающие старинные башни, чтоб на их месте пристроить к замку похожие на казино флигели для танцовальных зал своей неутомимой молодежи; оскверняющие старинный дом убийственными голосами и оборотами речи; не снимающие своей бриллиантовой тиары даже в еженедельной ванне и разбивающие сердца старых выдержанных слуг. Таковы были картины, которые Пола в отчаянии рисовала себе.

Она давно привыкла к мысли, что со временем Чадфорд Парк перейдет к её кузену, тоже Вэрези, который служил где-то в армии. По всему свету были разбросаны многочисленные члены семьи Вэрези, но ни один из них не был состоятельный. Но если бы все они сложились, то разве не было бы возможности сообща удержать поместье в своей семье для одного из членов её.

Наконец, у нея возникла мысль и о её собственной будущем. Муж оставил ей очень немного. Такую же сумму она получала от своего отца; и эта сумма давала ей возможность при экономной обращении держать квартирку в Бэзиль-Мэншенс, одеваться и занимать скромное место в свете, которое принадлежало ей по праву рождения. Теперь, если её доходы сократятся наполовину, что ей делать. Она была перед неразрешимой задачей.

Если в такое положение попадает обыкновенная, ничего не значащая женщина, она может сделать очень многое. Она может из Найтсбриджа переехать в Тэрнхэм Грин; может сама переделывать свои простенькия платья, может приспособиться к времяпрепровождению своих соседей. Она может устраивать скромные приемы, где гости располагаются на полу, молодой футурист заваривает чай, а неоперившийся анархист передает хлеб и масло. Или же может погрузиться в философию, стать деятельной и читать лекции, прослыв интересной за свою неудовлетворенность. Или же она может снять простенький коттэдж в Сэффольке, убранный пестрым ситцем и остролистником, и в конце концов выйти замуж за викария. Но для женщины с царственной красотой, при которой дорогие наряды кажутся лишь естественный дополнением самой природы к её красоте, которой общество с самого её вступления в свет безпрекословно платило дань - проблема бедности не так-то легко разрешима.

Она могла продолжать писать. Но как ей продолжать давать светский обзор, раз она перестанет бывать в свете? Написать еще один роман? - кстати содержание давно уже наметилось в её голове. - Она вздохнула от отчаяния. Её литературного заработка хватило бы ей только на булавки - одно вечернее платье, или пара шляп, или необходимый ассортимент шелковых чулок.

Посоветоваться с Кларой Димитер - значило направить неуверенность по пути отчаяния. По её мнению, единственными разумный шагом было бы выйти замуж за Пандольфо. Но она совсем не хотела выходить за него замуж. Он был слишком динамичен; несмотря на очаровывающую детскую простоту, он скорее казался какой-то силой, чем человеческим существом. Он завладел всем, кроме её сердца. Инстинкт советовал ей уехать первым поездом в Чадфорд и помочь Миртилле в её дочернем утешении. Но это было бы бегством от Пандольфо, против которого возставала её гордость.

А пока вежливость требовала, чтоб она ответила на телеграмму Спенсера. Она нацарапала слово "Поздравляю" на бланке и послала листок консьержу для отправки. У нея мелькнула мысль, не будет ли Спенсер испуган на смерть её неосторожным выражением. А вдруг кто-нибудь разгадает его тайну, и это повлечет за собой дальнейшее раздробление Европы? Она разсмеялась - и в её смехе была мягкость, поразившая ее. Она достигла той степени женской философии, которая проповедует теорию, что сколько бы лет не было мужчине, он всегда остается мальчиком. Женщины созревают до мудрости, и детския привычки спадают с них, как увядшие цветы. В мужчине всегда остается что-то детское. Разве отец её не напоминал ребенка своею безответственностью? Разве муж её не обладал вечно юной душой мальчика? Разве могла женщина, как Пандольфо, проявить безпокойное тщеславие, присущее ранней юности? Разве стала бы женщина, старше 30 лет, искать материнской защиты с немой трогательностью Грегори, искавшого её дружбы? И, наконец, Спенсер Бабингтон, мужчина сорока лет, создававший мнимые опасности и игравший в индейцев с торжественностью и серьезностью десятилетняго мальчика.

Милый, чопорный, верный друг Спенсер! Она была уверена, что он не видел ничего смешного в формулировке своей телеграммы. Может быть, в его полнейшем отсутствии юмора и лежала его привлекательность? Она всегда обращалась с ним, как старшая сестра, видя в нем олицетворенную мягкую шутку. В её жизни не хватало бы многих лучей солнца, не будь у нея Спенсера, над которым можно было посмеяться. Она снова снисходительно улыбнулась, вспомнив сплетни Симкинс о пижамах.

В это мгновение в комнату вошла сама Симкинс с вопросом, что Пола намерена одеть? Это вернуло ее к жестокой действительности. Как могла она позволить себе держать Симкинс, имея всего два пенса в год? Перспектива потерять ее была не из приятных. Симкинс была частью её самой. Оне вместе расли в Чадфорде, где Джон Симкинс был садовником, боем и слугой в течение полстолетия, ка$ до него были его отец и дед. Он гордился, что в Чадфорде жили Симкинсы столько же времени, как и Вэрези. В старинной хронике упоминалось имя Симкинса одного из вассалов-соратников Годфри де Вэрези, который, увлеченный на войну, погиб вместе с ним в одной исторической битве. Какие же еще нужны были доказательства? Симкинс - имя её было совершенно неподходящим для горничной - Гвендолин, была сухощавой, с острыми некрасивыми чертами лица, девушкой, очень изящно и опрятно одетой; к великому успокоению Полы она "не ладила" с мужчинами. Она была с ними вежливой, как того требовало её положение; но, по её мнению, это были низшия существа, неспособные на большее, как на внесение постоянного безпокойства в спокойную жизнь женщины. Если Пола любила мужчин потому, что в них было много детского, то именно из-за этого Симкинс питала к ним отвращение. Она питала отвращение к детям, к собакам, к солдатам и автомобилям, - вообще ко всему, что производило шум. Быть горничной одной из барышень Вэрези - было честолюбивой мечтой её детства, достижением её девичества, полный удовлетворением её зрелого возраста. Она любила Полу постольку, поскольку позволяло ей это её подчиненное положение.

Пола, в силу старых аристократических традиций, принимала эту феодальную привязанность, как должное. Она тоже твердо верила в вековую связь Симкинсов с Чадфордом. Было нечто более сильное между нею и Симкинс, чем узы крови. В то время, как Симкинс одевала ее, у нея мелькнула мысль, что в этом мире переоцененных ценностей - оне обе были анахронизмом, и эта мысль заставляла сжаться её сердце; обе оне являлись чем-то старинным, очень редким, очень ценным; если бы их отношения материализировались в осязаемую и видимую форму, то они были бы достойны сохранения в каком-нибудь музее доисторической социологии. Разстаться с Симкинс - значило нарушить две священные традиции. Правда, Симкинс имела свои недостатки. Она была закоренелой сплетницей. Она едва скрывала свое презрение к изящным вещицам интимного женского кокетства.

- Я ни за что не одела бы такия вещи, - говорила она, поднимая кончиками пальцев прозрачные принадлежности туалета, - даже если-б вы заплатили мне! - В некотором отношении она была тяжким испытанием. Но Пола знала, что, если бы ей вздумалось, она могла бы безнаказанно бить ее по чем попало, как это, без всякого сомнения, делал Годфрид де Вэрези со своим верным слугой, который, не думая о смерти или победе - безпрекословно пошел за своим господиком и нашел рядом с ним смерть в бою.

- Я потеряла много денег, Симкинс!--внезапно сказала Пола.

- Как жаль, сударыня.

- Хорошо, сударыня.

- Мне говорили, что в Айлингтоне сдаются две недорогия славные комнатки над лавкой мясника.

- Если вы еще минуту посидите спокойно, сударыня...

- Боюсь, что вы не примиритесь с лавкой мясника, Симкинс.

- Если вы примиритесь с ней, то я уверена, что и я с ней примирюсь.

Пола обернулась, топнула ногой и нетерпеливо, разсмеявшись, сказала:

- Я говорю серьезно. Случилось многое, о чем я не могу сейчас говорить с вами. Но мне кажется, что наступают времена, когда я буду не в состоянии держать горничную для личных услуг.

Некрасивое бледное лицо побледнело еще больше.

- Неужели вы мне отказываете от места?

- Я только предупреждаю вас, что это возможно в будущем. Я хотела знать, что вы на это скажете?

Симкинс занялась складыванием вещей, а Пола заканчивала полировку своих ногтей.

- Вы меня поймали врасплох, мисс Пола, - сказала она, наконец, невольно возвращаясь к старой форме обращения. - Не знаю, что и сказать. Но я знаю, что если я оставлю вас, потому что вы не сможете платить мне прежнее жалованье, или вообще не будете в состоянии платить - мой отец лишит меня наследства. У него скоплена кругленькая сумма, а я единственная наследница. Так что, в конце концов, я осталась бы в убытке, поступи я на другое место.

- И говорят еще, что мы, англичане, не умеем чувствовать, - сказала Пола. Она подошла к Симкинс и положила руку на её плечо. Это была редкая ласка. Может быть, единственная с тех пор, как давно тому назад, она в своем горе выплакала сердце на груди у крепко охватившей ее руками Симкинс.

- Надеюсь, что до этого мы не дойдем, Гвенни; постараемся держаться друг за друга.

Одинокий Грегори Эглоу, приглашенный мягкосердечной Кларой Димитер на время болезни Пандольфо присоединиться к их столу, встретился с Полой за обедом. Будучи женщиной большого света, она любезно улыбалась, несмотря на неприятности.

- У меня поручение от сэра Виктора, - сказал Грегори. - Он настоял на том, чтобы постель его передвинули в его гостиную. Он просил, не будут ли дамы так милы и милосердны - его собственные слова, - Грегори при этом улыбнулся, - и не согласятся ли пить свой кофе вместе с ким наверху?

- Конечно. Бедняжка, мы с радостью исполним его просьбу, - вскричала лэди Димитер.

Он повернулся за согласием к Поле. Что ей делать, как не согласиться?

После обеда оне поднялись наверх. В открытое окно виднелась молодая луна, стыдливо смотревшая из-за горных вершин. Комната вся сплошь была убрана розами. Над чашками с кофе хлопотал бледный лакей. На буфете были разставлены все сорта ликеров, какие только можно было достать в отеле.

Маленькая застенчивая сиделка в своей синей форме стояла у косяка окна. Пандольфо, в силу необходимости, лежал плашмя, и, насколько позволяли видеть откинутые простыни, на нем была удивительная куртка - алая с золотой парчей.

- Если бы вы знали, как я намучилась, пока одела ему ее, - прошептала сиделка.

несбыточные планы путешествия по Италии и Франции - всей компанией, включая и сиделку Уильямс, которая и после этого могла поехать в свой Бодмин. Особенно ему хотелось удовлетворить свою давнишнюю мечту - увидеть в Равенне картины Луки Лонги, чудесного малого, который, по его мнению, недостаточно оценен публикой. О бедной Лонге нельзя было судить по его святым и по ангелам с лютней, находящимся в Лувре. Это был один из старых мастеров, которому Пандольфо хотел помочь добиться принадлежавшей ему по праву славы. Он говорил с таким убедительный красноречием, что все подпали под его очарование. Равенна сделалась Меккой их грез, а собор её стал Могилой Пророка - Луки Лонги.

- Это было бы чудесно!--вскричала Клара.

- Я никогда еще не путешествовала на автомобиле, - вздохнула сиделка.

- Разве одно слово "Италия" не таит в себе особого очарования для человека, никогда не бывшого там? - спросил Грегори Эглоу.

- А почему соседнее Римини? - спокойно вставила Пола.

- Действительно, почему бы и не поехать? Но что там?

- Римини в высшей степени интересно. Я была там подростком. Это родной город Великого Пандольфо, Пандольфо Малатеста.

Пандольфо сделал быстрое останавливающее движение рукой:

- Мы поедем, если это доставит вам удовольствие. И мы купим палаццо - и Римини снова будет владеть Пандольфо.

Внезапно он щелкнул пальцами и быстро забарабанил ими по лбу, как человек, старающийся что-либо вспомнить.

- Да я прав. Я уверен, что я прав. Я вижу перед собой раскрытую страницу. Помните вы имя жены того, кого вы назвали Великим Пандольфо?

- Конечно, не помню. Откуда мне помнить это?

- Ее звали Паола - Паола Бианка, - он сжал руки, закинув их за голову, и торжествующе глядел на нее. Она в смущении отвернулась. От этого человека насмешки отскакивали, как стрелы с резиновыми наконечниками. Скорее даже, как бумеранги, возвращающиеся, чтоб неожиданно поразить ее. На одно сумасшедшее мгновение она почувствовала себя объектом разных идиотских предопределений и диких выходок судьбы.

Клара нарушила молчание:

- Я уверена, сэр Виктор, что это вы создали лишь в своем воображении.

- Поедем в Римини, и вы убедитесь сами. Там есть гробница.

- О, теперь вы ужасны. Наша дорогая Пола не имеет ни малейшого желания быть "увековеченной в мраморной надгробной статуе".

Пола встала.

- Меня сохранят для потомства, засыпав лавандой. Я получила сегодня форменный призыв на помощь из Чадфорда. Да, серьезно, Клара. Я должна уехать домой с первый поездом.

- Дорогая моя - ваш отец!?

- Я должна помочь Миртилле.

- Кто такая Миртилла? - спросил Пандольфо.

- А ваш отец - болен - умирает?

- Он нуждается в моей помощи, - ответила Пола,

Бдительная сиделка подскочила к кровати и во-время успела удержать за плечи пылкого человека, намеревавшагося подняться, позабыв о своих еле заживающих ребрах. Он подчинился, но запальчиво отстранил сиделку и устремил на Полу свой ясный взгляд.

фактический потомок Великого Пандольфо, чьей женой была Паола Бианка, будет вам каменной защитой.

Лэди Димитер подошла с испуганньим лицом.

- Это еще откуда? Что это за неожиданные новости?

Пола подтянулась, сердясь на свои невыдержавшие нервы, и разсмеялась. Она поддалась внушению Бесенка Вызова.

- Простите, если я была немного несдержана. Но мой милый старик - мой отец - сообщил мне самые неожиданные новости. Найдено, что под Чадфордским Парком находятся самые богатые залежи угля во всей западной части страны. Он полупомешан от радости. Это значит, что мы будем миллионерами, и я буду в состоянии исполнить самое заветное свое желание: купить обнесенную глубоким рвом мызу и жить там наедине, увядать понемногу, носить лиловый шелк, умереть окутанной облаками аромата лаванды. Вот, теперь вы знаете, - она обернулась, улыбаясь Пандольфо. - Благодарю вас, сэр Виктор, за ваше предложение - но не думаю, что отцу понадобится ваша помощь, чтоб разрабатывать каменноугольные копи.

- Видите, моя дорогая, - сказал он, - ее покоробило от фамильярного обращения, - вот в чем ваша ошибка. Нет на свете ничего, чего я не мог бы разрабатывать или вести лучше любого специалиста. Познакомьте меня с вашим отцом.

- Возьмите Димитера в компанию, - вскричала Клара. - Там хватит на всех.

- Только не для меня, - воскликнул Пандольфо серьезно. - Было бы стыдно, если бы я хотел заработать на этом хоть пенни. Я предлагаю, но я не торгую своими услугами.

Его предложение ошеломило ее, как лавина; несмотря на весь свой гений, свою магнетическую силу - он поверил этим мифологический копям, родившимся в какой-то извращенной извилинке её мозга. Да почему ему бы и не поверить? Разве она, благодаря своему умению светской женщины играть роль, не рассказала эту историю, как самую обыкновенную вещь в мире? Она услышала обрывки разговора между Кларой и Пандольфо. Сиделка вытянулась на стуле с прямой спинкой и откровенно открыла рот от удивления. Грегори Эглоу, заинтересованный, нагнулся вперед.

- Как только эти проклятые ребра срастутся, я приеду, и мы вместе изследуем их.

- При помощи аэроплана, - сказала Пола. - Спокойной ночи.

Немного позже перед Полой сидела пораженная и возмущенная до глубины души лэди Димитер, не сводившая с нея глаз.

- И в этом не было ни слова правды?

Растерявшаяся лэди заявила, что Пола изумилась этим чудовищным вымыслом. Пола защищалась. Наконец, она сказала с отчаянием:

- Он мне действует на нервы. Я не могу больше выносить этого. Я вовсе не хочу, чтоб меня через 40 лет вместе с ним упрятали в мраморный саркофаг - не говоря уж о всех годах до этого события. Да, если хотите, я трусиха. Я прекращаю борьбу, сбегаю. Могу я завтра воспользоваться вашим автомобилем? Нет, не для того, чтобы скрыться в безопасности, - она разсмеялась увидев разстроенное лицо Клары. - Всего лишь, чтоб доехать до Э. Я обещала сиделке выбрать ей - за счет Пандольфо - маленькое приданое. Если он хочет дарить - то я научу его, как это делается. И я должна исполнить свое обещание до отъезда, не правда-ли? Это займет весь завтрашний день. А послезавтра - я отправлюсь домой. Что касается его ребер - вы, Клара, и Грегори можете с успехом поприглядеть за ними. Все дело теперь лишь в том, могу я завтра воспользоваться автомобилем?

здесь последний раз.

Пола закусила губы, сжала руки за своей спиной и сказала, взглянув на уютно расположившуюся перед нею добродушную Клару:

литературу, все - но я предпочту увидеть себя и всех других в Гадесе, прежде чем свезу ему эти носки.

- Почему, в чем дело?

- Потому что, - сказала Пола, - я еду завтра в Э, чтоб сказать ему, что я согласна выйти за него замуж.