Великий Пандольфо.
Глава X.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Великий Пандольфо. Глава X. (старая орфография)

ГЛАВА X.

- Не обращайтесь потом ко мне за помощью, - сказала лэди Димитер.

Она умывала руки, не желая быть сообщницей в готовой разыграться драме. Она жила спокойной жизнью без тревог. Димитер, как муж и как любящий ее человек вполне удовлетворял ее; как жена, она была не только выше упреков, примером для знакомых и добродетельных лэди, но и искренно обожала своего мужа за чудесные качества и деликатность его чувств. Конечно, она была главой в доме. Но они прожили во взаимном понимании, почти в духовной идиллии, с самой своей свадьбы, когда она была молоденькой девушкой, а он уже довольно солидных лет холостяком. Бури и подобные столкновения никогда и не касались сферы её защищенного существования. Она любила свое положение покровительницы модных львов и принимала их у себя. В их чуждости была безопасность. Но стоило зародиться лишь намеку на недоразумение между двумя львами - двери Хинстеда закрывались перед обоими провинившимися. Поэтому, в силу своих принципов, она и приняла по отношению к Поле такое чисто-пилатовское решение.

Но заявить о своем намерении одно - а провести его в жизнь - другое. Она очень любила Полу. Кроме того, Пола, кроме как по внешности своей, не была львицей. Не могла же она просто прогнать ее, чтоб она кончала свои битвы в другом месте. Но она была очень сердита на Полу; особенно когда Пола ответила величественно и иронически.

- Не вижу, дорогая Клара, в каком отношении мне может понадобиться ваша помощь.

- А кто скажет об этом Пандольфо и будет удерживать его потом, когда он узнает?

Пола пожала плечами.

- У каждого свое дело. Это не мое и определенно не ваше.

- Но это будет моей обязанностью, - вскричала возмущенная лэди.

- Он сдвинет весь отель, который обрушится над. моей головой, совсем как тот человек в Библии - Самсон, кажется. Вы-то завтра будете в безопасности и вернетесь в Англию, а я должна кончать тут курс моего лечения.

- Все, что вам придется сказать ему - это фраза: дорогой мой, не беситесь и не кричите на меня, я тут не причем; идите и покричите в горах, излейте свое негодование на скалы и потоки.

- Но я всетаки имею отношение ко всему этому, снова вскричала лэди Димитер. - Он мне надоел до чортиков, говоря о вас, а я должна была выслушивать его. Он и не сомневается, что я его союзница.

- Вот потому-то, что он ни в чем не сомневается, он мне и не нужен, - сказала Пола.

Несмотря на то, что лэди Димитер фигурально умыла руки, она вспылила, почувствовав себя оскорбленной во всех своих чувствах. Пола была черствой, неблагодарной душой, и сегодняшний день вполне заставил ее изменить мнение о характере Полы. Уже не говоря о чисто жизненной точке зрения: - фантастичное состояние, которое все приписывали Пандольфо; или с точки зрения чистой романтики - один из великих рыцарски-доблестных людей современности, кладущий все, что только может пожелать женщина, к её ногам. Что давал ей Спенсер Бабингтон? Да ничего. Конечно, она любила Спенсера просто так - он был нечто вроде элегантного экземпляра одушевленного Шератона (английская мебель в известном стиле, названная так по имени мастера), который приятно поставить у себя в гостиной. Это лишь внешность. На самом же деле он был одним из этих ужасных существ со щупальцами, которые втягивают в себя все, что могут. Конечно, у него было достаточно денег; она вообще не говорила о деньгах, или о романтике. Это был просто вопрос честного исполнения всех правил игры. Пола потребовала объяснить, в чем дело. Клара отвечала, что она могла бы дождаться, пока ребра, которые были сломаны при исполнении её каприза, снова заживут, и он будет в силах сойти и скинуть Бабингтона в реку.

- Мне стыдно за вас! - воскликнула она. - Это нечестно. Разве вы не видите, что бьете лежачого?

- Я не намерена бить его даже, когда он встанет. О помолвке пока официально не будет объявлено. Я сперва хочу посмотреть, что творится в Чадфорде.

- А по вашему сиделка не может в данный момент рассказать ему о происшедшей?

- Я просила ее не говорить, а Спенсер специально условился, что Франк никому не заикнется о помолвке.

- Вы оба ужаснейшие трусы! - воскликнула лэди Димитер. - Вы оба до смерти боитесь Пандольфо. У меня сильное желание самой сказать ему. Я и сказала бы, но я боюсь, что он снова повредит свои бедные ребра. Представьте себе только, что Спенсер из-за кого-нибудь стал бы ломать свои ребра! О, у меня нет больше терпения. Я не сойду к обеду; я удовольствуюсь холодным мясом у себя в комнате. Вы и Спенсер можете сидеть за обедом в нежном tête-à-tête. И если этот милый мальчик Грегори подойдет к вам, то вы можете зашипеть на него, как и полагается двум таким гадким, эгоистичным, трусливым гусакам, как вы!

И она не без достоинства покинула комнату, хлопнув за собою дверью.

была на стороне Клары. Это было худшее в таких кротких сентиментальных женщинах, как Клара Димитер; оне подчиняли все своим предвзятый идеям. Оне приписывали вам низкия основания с безжалостностью, являющейся следствием их непонимания вас; и все же, у них была дьявольская способность находить слабые места в броне человека, и оне с невероятной радостью копались в таких местах, забираясь все глубже.

Одетая, она влетела в комнату Клары, которая уже приступила к своей одинокой трапезе.

Было чудовищно со стороны Клары бросать ей такия обвинения. Этот человек стал для нея каким-то кошмаром. Взывание к её чувствам вследствие переломанных ребер - фто чистый шантаж. В течение последних двух месяцев он сделал её жизнь несчастной. Это надо было прекратить. И она прекратила, помолвившись с другим человеком, который был предан ей уже много лет; зарекомендовавшим себя с лучшей стороны; который будет сделан послом; это человек их круга, а не такой авантюрист в духе Казановы. Старинная итальянская фамилия! Пандольфо Малатеста из Римини! Куда девался здравый смысл Клары? Он вышел буквально из подонков. Он сам сказал ей это. Его отец был вечно улыбающимся итальянцем, продававшим с лотка гипсовые статуетки на улицах Лондона.

- Я не вижу разницы, которую должно вызвать это в вашем обращении с Пандольфо, - с каменным выражением отвечала Клара.

Пола сердито подошла к двери. Даже самая величественная женщина может перестать владеть собой.

- Вы безнадежны. Вы большевичка. Вас скоро выставят кандидаткой социалистов в Парламент.

Спенсер Бабингтон предупредительно встретил ее у подножья лестницы. Его монокль между кончиками большого и указательного пальца указывал на часы в холле.

- Минута в минуту. Какая вы удивительная женщина.

Её нервы все еще звенели, как натянутые струны.

- Неужели по вашему простая вежливость редка в женщинах?

- Говорят, что точность - это вежливость королей.

- А дипломатия - искусство увертываться.

- Я бы не заходил так далеко, дорогая моя.

- А до чего вы дошли бы?

- В настоящий момент, с вашего согласия, до столовой, - отвечал он.

Она разсмеялась и простила его. Откуда бедняге Спенсеру было знать, в какое раздражение ее привела Клара Димитер?

У дверей ресторана ждал Грегори Эглоу, который с разрешения обеих лэди обыкновенно обедал с ними за одним столом. Она познакомила мужчин.

- Мне так жаль, мистер Эглоу. Лэди Димитер сегодня нездоровится! О, пустяк. Очевидно, лечение слишком сильно действует. И она обедает у себя, а сэр Спенсер пригласил меня пообедать с ним. Как сегодня здоровье сэра Виктора?

Молодой человек разсмеялся, а когда он смеялся, в его кротких глазах зажигались искорки радости.

- О, он поправляется, миссис Фильд. Но раненого льва нельзя считать образцом кротости и терпения.

Когда они сели, Спенсер сказал:

- Неужели мы все время должны говорить о нем? - резко спросила Пола.

Он чуть-чуть удивленно приподнял брови. Он видел ее в различных видах: трагической, насмешливой, нежной, иронической, восторженной, откровенной... но до сих пор никогда не видел ее не в духе.

Однако, она скоро овладела своими шалившими нервами и снова сделала улыбающуюся мину. Они заговорили о Праге. Нынешний посол уедет приблизительно через 3 месяца, так что Спенсеру в этот промежуток времени удастся хотя бы поверхностно познакомиться с языком. Было бы глупо, если бы посол не мог прочесть даже названия улиц или найти в газетах, что о нем пишут, или даже поздороваться с кем-либо. Кроме того, это всегда производило хорошее впечатление на аборигенов - доказывало, что вы интересуетесь ими. В эти три месяца, если Пола согласится на это, они успеют обвенчаться не спеша и получить краткий отпуск, перед тем как с головой погрузиться в работу.

- За это время и я успею приобрести чистый чешский выговор, смогу привести в порядок все свои дела и обзавестись кой-какими туалетами.

- Да, без сомнения, - сказал он. - Благодарю вас, что вы напомнили мне. Мне пришлось сегодня обдумывать такую массу вещей. - Конечно, все ваши платья очень красивы. Но я понимаю, что вам нужен новый запас. Это вопрос престижа Великобритании. Это звучит, как пошлость, но это факт. И мне придется обзавестись новым мундиром дипломата.

- И новым Роллс-Ройсом, с кузовом по последнему крику моды.

- Я очень люблю свой старый Нэпир - и он не так стар - всего 3 года. Это чудесный автомобиль.

- Но в глазах пражан он не будет иметь того вида, как новенький с иголочки Роллс-Ройс.

Он совершенно серьезно ответил, что, ведь, она права. Он улыбнулся своей вежливой ледяной улыбкой.

- Видите, с самого начала вы будете мне не только помощницей, но прямо необходимой.

После обеда они сидели на террасе, так как вечера все еще стояли душистые, теплые и бархатистые; к ним подошел Грегори Эглоу с легким жестом извинения.

- Простите меня, миссис Фильд, но я лишь исполняю приказание. Сэр Виктор просил передать вам, что он сочтет величайшей милостью, если вы поднимитесь к нему на 5 минут, чтобы он мог поблагодарить вас за вашу любезность к сиделке Уильямс.

Она облекла свой отказ в самую вежливую форму. Молодой человек поклонился и ушел.

- Опять этот носорог - он всегда становится между нами, - сказал Спенсер Бабингтон.

- Это его манера, - устало произнесла Пола.

С какой бы точки зрения ни оценивать - вечер её не был удачный, так же, как и день.

- Отвратительная безстыдная манера, - заявил он. - Если бы не этот молодой человек с такими очаровательными манерами, я бы вмешался и настоял на том, чтоб вы дали ему ответ совсем в другой форме. Но он джентльмэн. Это сразу видно. Что он делает у Пандольфо?

- Стряпает для него в его лаборатории.

Из-под полуопущенных ресниц она смотрела на его лицо, освещенное слабым отблеском огней отеля, но оно не озарилась светом в знак того, что он понял её немного горькую игру слов. Он лишь кивнул головой в ответ. Она быстро спросила:

- Спенсер, скажите, когда дверь перестает быть дверью?

- Дорогая, вы чувствуете сквозняк? - Он оглянулся. - Но каким образом, ведь мы не в комнате? Но если вы желаете, я все же закрою дверь, выходящую сюда на террасу, - и он направился к двери, находившейся метрах в пяти от Полы.

- Да, пожалуйста, закройте, - сказала Пола, почувствовав раскаяние при виде его смущенной заботливости. - Эти люди так болтают. И раскажите мне еще о Богемии.

- Это теперь Чехо-Словакия, - поправил он.

- Но я люблю Богемию - с её морским берегом, Латинским кварталом, караванами и Café Royal. К несчастью, я никогда не была там, но, по моему, они там часто безпечно смеются.

Он снова холодно улыбнулся:

- Я завидую вашей чудесной способности претворять все в шутку. В этом лежит часть вашего очарования.

- Вы думаете, что это принесет пользу нам в Чехо-Словакии?

- Без сомнения. Не имея чувства юмора, дипломат потерян.

К ним с видимой неохотой снова подошел Грегори:

- Миссис Фильд, вы знаете его. Ему нужно сказать вам нечто очень важное. Я должен передать вам, что это касается Чадфорд Парка, вашего старого родового гнезда, которое вы недавно так любезно описали мне. Он очень волнуется. Им завладела одна из его идей. Сиделка боится, что это вызовет температуру и всякия осложнения.

Спенсер встал, остановив Полу жестом, и обратился к Грегори с необычайной вежливостью:

- Будьте столь добры передать мой привет - привет от сэра Спенсера Бабингтона сэру Виктору, и сообщить ему, что то, что касается миссис Фильд, касается и меня. Я буду счастлив увидеть его в любой час завтра утром и обсудить вопросы - деловые, я предполагаю, касающиеся Чадфорд Парка. Передайте ему, что причиной того, что я взял на себя эту смелость, является то, что сегодня миссис Фильд оказала мне честь и согласилась быть моей женой.

Последния слова этой тяжеловесной речи заставили Грегори слегка вздрогнуть. Оправившись, он холодно поклонился одной лишь головой Спенсеру и обратился к Поле:

- Могу я поговорить с вами - одну минуту лишь?

- Сколько угодно.

- Я подожду вас тут, - сказал Спенсер, вынимая из портсигара сигару.

- Конечно, - пробормотала Пола.

Каким иным путей он мог итти? Поистине, Спенсер был кавалером ордена Банальности, Верховным Жрецом Очевидности. Она прикоснулась к руке Грегори:

- Пойдемте.

Они отошли в сторону и направились в самый конец террасы.

Спенсер, оказав мне доверие, впервые посвятил меня в ваши дела Пожалуйста, помогите мне, скажите, что мне делать?

- Сэр Спенсер дал вам на это ответ.

- Но что, по вашему, случится, когда я передам ему слова сэра Спенсера?

- Будьте уверены, что это не мое дело, мистер Эглоу.

Её отчаяние и досада смягчались полу-шутливым раздражением. Не успела она справиться с хозяином, как явился слуга, докучавший ей своими горестями.

- Я уже извинился за свое поведение, - сказал он.

Взоры их встретились. Взгляд его был открыт, честен и мягок. Она уступила.

- Скажите, что вы хотели бы, чтоб я сделала - в пределах разумного, конечно - и я сделаю это ради вас.

Каждая женщина, от королевы до потаскушки, инстиктивно знает, как действует взывание женщины к низшим чувствам мужчины. Это её наследство от ужасных прапрабабок, которые бросали нежные улыбки из-за какой-нибудь скалы. Но ни одна женщина, вплоть до самой утонченной королевы, не может понять того, как действует такое женское обращение к возвышенным страстным идеалам современного мужчины, выраженное в милостивой фразе.

Она хотела быть ласковой. Перед нею был интересный джентльмэн с утонченными чувствами, находившийся в отчаянии. Она, насколько это было в её силах, была готова помочь ему. Она и не подозревала, что значили мягко сказанные ею слова: "Ради вас" - для уже влюбленного в нее молодого человека.

Можно сказать, что современная, нетерпящая лести, здоровая женщина не применяет этой своей пагубной силы. Ее приучили к равноценному обмену, к равенству полов.

- Ради вас, - проворковала ничего не подозревающая Пола.

В груди его поднялся трепет удивления, как мягкое колыхание крыльев мотылька, как мелодичный шум горного потока, так трепещут звезды августовской ночью.

Воспитание и привычка к большому свету помогли ему высказаться задушевно:

- Видите-ли, - сказал он, наконец. - Если я передам ему слова сэра Спенсера, то он выскочит из постели и будет бушевать; и Бог знает, что тогда случится с его ребрами.

- Милый мальчик, если-б вы знали, как я устала от этих ребер! Я чувствую, что они будут преследовать меня всю мою жизнь. Как только я приеду домой в Чадфорд-- отец любит, когда мы спускаемся к завтраку - на меня с блюда будут смотреть ребра, холодное мясное блюдо, часто подающееся у нас. Боже мой! Зачем жизнь так забавно запутана?

- А вы не можете подняться к нему хотя бы только на минутку? - настаивал Грегори.

- Даже вы против меня, - заявила она самым трагичным образом. - Ну, что-ж, очевидно, я должна.

Очевидно, только она могла успокоить этого льва или носорога, или чем бы он ни был. Она вместе с Грегори подошла к наслаждавшемуся сигарой Спенсеру, который вежливо встал при её приближении.

- Вы ничего не будете иметь против - обождать еще несколько минут? Кажется, я должна буду исполнить его каприз.

Она прочла на его лице холодное неодобрение, высказать которое в присутствии третьяго лица запрещали ему его правила. Он выразил его ледяным жестом руки, державшей кончиками пальцев неизменный монокль и сигару.

Когда она вошла в комнату больного, две нервные сильные руки протянулись ей навстречу, глаза его сияли счастьем.

- Почему, почему? - вскричал он. - Почему вы покинули меня? - Он коротко отпустил сиделку и Грегори. --К чему эта фантастическая история о залежах каменного угля?

- Фантастическая?

- Да. К чему эта странная гордость? Почему не открытая честная правда? Кто на всем свете может помочь вам в той же мере и поможет вам, кроме меня?

- Заговорив о залежах, я говорила о них вполне серьезно.

- Вы хотели этим заставить меня поверить в залежи. Я верил вчера. Но сегодня не верю.

- Почему?...

- Справки.

Пола стояла над постелью покрытого бинтами человека. Она снова вся задрожала от злобы и сжала руки, спокойно висевшия по бокам.

- Клара Димитер осмелилась сказать вам?

- Нет, моя драгоценная Пола.

- Я не ваша драгоценная Пола - вы слишком самонадеянны - во всем, - она отвернулась, чувствуя с необычайной яркостью ужасную предохраняющую преграду сломанных ребер.

- Я самонадеян, да. Вы - Пола. Вы моя дорогая, драгоценная. Поэтому вы моя драгоценная Пола. Но, пожалуйста, выслушайте меня. Клара Димитер, которую я сегодня видел долго у себя - самая добрая женщина, лэди в полном смысле этого слова, существо в высшей степени честное. Я знаю все, что можно знать о лэди. Я подробно изучал их. Садитесь, моя дорогая, я хочу поговорить с вами. Я хочу рассказать вам о себе самом. Как я добился точных познаний о лэди. Мне было 13 лет. Я жил со своими родителями в двух комнатках над лавкой в Грик-Стрит, Сохо. Две комнатки с кухней. Я мечтал о лэди. Я создал их в своем воображении. Для себя самого я изобрел лэди. А потом я познакомился с одной лэди и нашел, как всегда, что мое изобретение было правильный во всех отношениях, было точно во всех деталях...

Пола остановила его жестом и во всеоружии своего очарования сказала:

- Дорогой друг, простите меня. В другой раз я с удовольствием выслушаю вас. Если же вам нечего сказать мне теперь, то я должна вернуться к своему спутнику.

- К этой высохшей треске в образе человека! Он не в счет. Он не существует.

Пола улыбнулась.

- Я должна.

- Почему?

- Потому что, подобно лэди Димитер и вашему прежнему другу, я, к несчастью, тоже лэди.

- Надо считаться в жизни с этими небольшими вежливостями. Вернемся к главному. Если не лэди Димитер, то кто сообщил вам о делах моего отца?

- У меня поверенные и агенты; к тому же, существуют телеграфы и телефоны. Час тому назад мне прислали вот это.

Он передал ей телеграмму:

"Ничего неизвестно о залежах каменного угля Чадфорд Парка; наоборот, слухи о прекращении отсрочки закладных".

- Это правда?

- Да.

- Ну, что-ж. Я с самого же начала хотел сказать вам, что я скуплю все закладные.

Она сразу выпрямилась, вспыхнув.

- Вы этого не сделаете! Я запрещаю вам.

- Это вы можете, - отвечал он, - но я привык делать запрещенные вещи. - Вы можете запретить мне скупать большими партиями акции О-ва Полиния, но я все же покупаю их. А закладные покупаются и продаются, как бараньи котлеты в мясной. Кредиторы будут рады, что им вернут их деньги. По моему, их около полу-дюжины. Только в старинные мелодрамах, где единственный кредитор - nouveau riche, намеревающийся выгнать обедневшого старого сквайра и его дочь из их родового гнезда...

- Несмотря на это вы предполагаете стать единственным кредитором, - прервала его Пола, - и вернуть дни мелодрамы, Великий сэр Виктор Пандольфо будет иметь в своей власти бедного сквайра и его семью?

- Гордость, - сказал он с улыбкой, - это одно из ваших очаровательнейших достоинств. И у меня есть гордость, но в более скромных размерах. Если бы у вас её не было, я не полюбил бы вас. Что пользы в женщине, у которой нет гордости? Какая польза дать все мое Я инертно принимающей все женщине? Это было бы вроде той впавшей в заблуждение лэди, которая несколько лет тому назад вылила все вино неоценимого редчайшого погреба в водосточную канаву. Вы одна из всех женщин, достойных вина моего существования.

Он говорил с жаром, с унаследованными жестами рук.

- Не будь это вино ценным, я не осмелился бы предложить его вам... Выкуп закладных - это идея, пришедшая мне в голову всего час тому назад. Но в моей жизни все великия дела творились по вдохновению минуты. Закладная будет принадлежать вам, - это один из параграфов свадебного контракта.

- Но, Боже Всемилостивый! - вскричала вынужденная на крайность Пола, нагнувшись смело над кроватью. - Неужели вы не хотите понять. Я не давала согласия выйти за вас замуж. Я не давала вам ни малейшей надежды, что выйду за вас. У меня нет ни малейшого намерения выйти за вас замуж.

- Вы может быть не знаете, - сказал ои, - но у вас оно есть. Глубоко скрытое. Вы не можете уйти от меня. Это было предрешено при вашем рождении; вы - сказочная принцесса в своем замке; я - грязный полуитальянский мальчишка, игравший с другими грязными сорванцами на грязнейших улицах Лондона. Это было предрешено, когда я родился. Безполезно идти против судьбы. А в данном случае она была очень разсудительной. И знаете! - внезапно глаза его засверкали, голос получил звучность; он взмахнул рукой: - Есть вещи, которых не говорят по-пустому такой женщине, как вы. О них предоставляют догадываться. Только если подстрекают, то говоришь их. И я говорю это теперь. Вы должны считаться с бешеной страстью настоящого мужчины.

Она безпомощно провела рукою по глазам. Может быть, если бы он был на ногах во всей своей повелевающей мужественности и необузданно схватил бы ее в свои объятия, сопровождая этим свою необузданную речь - она была бы потеряна. Женщина может противостоять мужчине лишь до известной степени, и эта степень колеблется в зависимости от личного темперамента. Точно так же, mutatis mutandis, мужчина может противостоять женщине. Но мужчина, которого судьба неподвижно приковала к постели, находится в невыгодном положении, когда объясняется в примитивной страстной любви.

Она прибегнула к повторению.

- Неужели вы не понимаете? Неужели вы не поняли?

- Я так прекрасно понял, что твердо уверен, - вскричал он. - Вы моя, я ваш, всегда, ныне и присно и во веки веков!

Весь здравый смысл, вся её женственность внезапно возмутились против лежащого маниака. Она забыла про опасность, грозившую еще хрупким ребрам.

не хотела сообщать вам этого так резко, но вы принудили меня.

Она смело стояла над его постелью. Внезапно она вспомнила о возможности, предсказанной ей, нового перелома его ребер, и сердце её бешенно забилось. Но ничего не случилось. Он лишь бесконечно долго не спускал с нея глаз и потом, к её удивлению и безграничному возмущению, сперва улыбнулся, а потом залился тихим смехом.

- Если бы вы сказали мне, что вы выходите замуж за мужчину, я мог бы поверить вам, - но это!..

Взбешенная, она оставила его и механически стала спускаться по лестнице, забыв о существовании лифтов; не успела она сообразить, где она, как очутилась на террасе отеля, дрожа от нанесенного ей оскорбления.

Бабингтон поднялся с кресла, стоявшого в темном углу террасы, и вытянулся - высокий и сухой.

- Вы пробыли очень долго, дорогая моя, - заявил он с поклоном, вежливо выражая свое недовольство.

- Этот человек невозможен, - заявила она.

- Вполне, --- отвечал Спенсер. - Я просидел тут так долго, что меня проняла дрожь.

Она перестала владеть собой.

- Вам лучше лечь в постель и согреться. У Клары припасены для вас теплые носки. Я пришлю их с Симкинс. Было бы жаль, если бы вы простудились.

- Дорогая Пола, но в чем же дело?--спросил он.

- Да во всем, что только можно представить себе. Я говорю вам, что меня оскорбил мужчина, а вы спокойно соглашаетесь с эткм и лишь жалуетесь, что продрогли. О, вы мне не подходите! Спокойной ночи.

И она быстро удалилась, оставив пораженного джентльмэна в полном недоумении. Он провел пальцами по лбу. Она была его невестой, она, наконец, милостиво отдалась под его покровительство. Даже как бы уже стала его собственностью. И вдруг оставила его одного с недокуренной сигарой во рту. Чтоб ей не пришлось искать его, он ждал ее на террасе, несмотря на холодный ночной воздух. А его доктор нарочно предупреждал его, что ночной воздух Савойских гор приносит ревматизм. Он выказал известную долю рыцарства, если не героизма. И вот награда за это! Он вошел в отель и, устроившись возможно дальше от окна, засел с бутылкой Виши и новой сигарой - отчаяние человека, сознательно идущого против собственных принципов - и стал раздумывать, как делали это и многие другие до него, над необдуманностью женских поступков.

могла последовать за нею прямо в Чадфорд. 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пола, работая над своим новым романом, сидела у письменного стола перед окном, выходившим в парк, и глядела на ноябрьское жемчужно-серое небо, против которого печально мерцали мокрые деревья в осеннем уборе. Вдругом конце комнаты тлели дрова в камине, как будто сырость безнадежности упала на сердце огня.

В комнату тихо вошел Парджитер, старый слуга, с кучкой писем на подносике:

- Пришла та молодая девица, присланная женой викария.

Она вздохнула. Девица, о которой шла речь, очевидно, была честолюбива и хотела увидеть свет, но не была опытна в прислуживании лэди.

- Нужна же мне хоть какая-нибудь горничная! - сказала Пола, - а это была единственная, которую она могла получить. - Симкинс уехала. Как могла она позволить себе теперь платить подобное жалованье? Старый Симкинс оказался не совсем таким феодальный альтруистом, каким рисовала его дочь. Старик со слезами на глазах заявил, что не будь цена на свинину и другия вещи такой высокой, - он скорее умер бы, чем позволил дочери покинуть службу у мисс Полы. Но цены на свинину так ужасны, и Симкинс покинула ее, время от времени посылая ей вежливые, полные отчаяния письма.

время осенью; не потому, что ее перестали приглашать - но без горничной, без туалетов. Мысли о стоимости переездов, чаевых, проигрышах в бридж и других расходах, связанных с пребыванием в гостях в усадьбах друзей, заставили ее отказаться от всех приглашений, отговорившись нездоровьем отца. - Ушла и Клара Димитер, взбешенная нелепым поведением Полы. Однако она писала Поле, передавая случившееся после её отъезда. Ушел Бабингтон - но уехал не в Чехо-Словакию, а куда-то в пространство, болтаясь по океану, залечивая свое оскорбленное самолюбие, так как вместо него в Прагу был назначен другой дипломат.

Даже Пандольфо ушел из её жизни. Сиделка Уильямс написала ей из Бодмина, где блаженствовала, проводя свой отпуск, что ребра его после отъезда Полы скоро совсем зажили. Грегори Эглоу тоже написал ей, благодаря за её внимание к нему в Рэн-лэз-О, предлагая ей всегда разсчитывать на его готовность к услугам. Пола послала привет Пандольфо, поздравляя с выздоровлением, но он даже не потрудился известить ее о получении её письма. Как будто ему и дела не было до её существования; с одной стороны это было утешением, с другой оскорблением. Естественно, она была в обиде на Пандольфо.

переносить это, как джентльмэн. Он апатично переходил из кабинета в столовую, ничего не делал и терпеливо сносил положение вещей.

Миртилла безжалостно сократила все расходы, отпустила большинство прислуги, продала лошадей и часть картин, чтоб только выручить деньги на ведение скромного хозяйства. Она настояла, чтоб вырученные суммы были внесены в банк на её имя.

- Что же с нами будет дальше - я не знаю. Не можем же мы всю жизнь прожить продажей картин и лошадей.

- Но если кредиторы предъявят закладные ко взысканию, то нас выгонят из Чадфорда, - сказала Пола.

Но, насколько Миртилла могла судить, кредиторы временно были удовлетворены. Каким путем, она не знала. Она обратилась к Бэльстроду, стряпчему, который вел дела её отца, но он молчал, сказав, что не имеет права распространяться о делах без разрешения мистера Вэрези.

Он был слишком большим джентльмэном, чтоб открыто оказывать предпочтение какой-нибудь из своих дочерей. Но когда никого вблизи не было, маленькими ласками украдкой он давал понять Поле, что она была его любимицей. Но и ей он лишь сказал как-то, что по некоторым признакам положение их не так плохо, как казалось вначале. Однако, что это за признаки, он не говорил, и Пола не могла спросить его об этом, так же, как он не мог разспрашивать ее о её частных делах. Она тоже была скрытной и ничем не намекнула даже на ухаживание Пандольфо или на кратковременную помолвку со Спенсером. Она не упомянула даже их имен.

Да, во всем этом было довольно отчаяния, чтоб заставить любую женщину рыдать. Но Пола гордилась своей выдержкой и тем, что она "не как все". При всем этом, у нея все же был еще свой дом, где она провела свое детство, были любящие родные. Миртилла любила ее немного сухой братской любовью, быть может, более глубокой, чем она показывала. Вообще, за последнее время Пола замечала, как иногда её спокойные разсчетливые глаза могли зажигаться странными огнями. Неужели за наружной холодностью могла скрываться большая любовь, таившаяся в страстных глубинах её души, не заметная для окружающих? Пола вспомнила, что и у её сестры когда-то был роман. Об этом Миртилла никогда не проронила ни слова, но внутри её все еще горел скрытый огонь. Снаружи это была сухая старая дева, посвятившая себя всецело ведению хозяйства своего отца.

Было и много других приятных обстоятельств, одним из главных был покой - полный отдых от всех её тревог. Она освободилась от Пандольфо; освободилась от Бабингтона. Она почувствовала, что соглашается с Симкинс, говорившей, что мужчины доставляют только неприятности. Покой был нужен ей, так как она теперь могла работать для журналов, и работа эта приносила ей деньги. Её еженедельные статьи были остроумной болтовней светской женщины, а не сухими фразами репортера.

Пола лениво протянула руку к письмам. Это были все или счета, или расписки. Вдруг одно письмо, надписанное знакомым нервным почерком, привлекло её внимание. Оно было от Грегори. Он писал по поручению Пандольфо, который извинялся, что до сих пор не прислал Поле автомобиль из Полиния. Но оказалось, что в металле есть крохотные трещинки, и что все шасси надо будет переработать. Новые опыты должны будут совершенно уничтожить все изъяны, но автомобиль может быть готов лишь месяцев через шесть.

"Дорогая миссис Фильд!

То письмо написано мною по распоряжению, и я должен был представить его на утверждение. Он почти в безграничном отчаянии от своей неудачи. Простите, если я покажусь вам слишком дерзким, говоря, что несколько сердечных строк от вас безмерно обрадовали бы его.

За скромным обедом мистер Вэрези обратился к Поле:

Она вздрогнула. В течение последних пяти часов она только о нем и думала.

- Сэр Виктор Пандольфо? Да, я знаю его.

- Почему ты мне не говорила этого раньше?

- Кажется, он чортовски славный парень. Я встретил его недавно в Лондоне - по делу. Он скупил все закладные на Чадфорд Парк и поставил мне очень легкия условия. Только сегодня я узнал от Бэльстрода, который навел о нем справки, что он твой большой друг.

- Разве cэp Виктор не упоминал о том, что мы с ним знакомы? Он прекрасно знает, что Чадфорд принадлежит моей семье.

- Нет. В этом весь курьез. Но все же, по моему, джентльмэн не должен смешивать чисто деловых отношений с чисто светскими. Очаровательный малый.