Песня о Гайавате.
IX. Привиденья.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Песня о Гайавате. IX. Привиденья. (старая орфография)

IX [1]. Привиденья.

Стоит коршуну спуститься

Одному в степи на падаль,

Как другой такой же коршун

С высоты своей воздушной

Вмиг полёт его заметит

И за ним туда жь стремится.

За другим слетает третий,

Появляяся в эфире

Прежде чуть заметной точкой,

После коршуном крылатым,--

Там четвёртый... так что воздух

Весь от крыльев потемнеет.

И несчастье не приходит

Никогда одно без многих,

Беды точно выжидают

Сторожат одна другую:

Чуть одна свалится, смотришь -

Ужь другия сыплют, сыплют,

Вкруг своей несчастной жертвы,

И ложатся ей на сердце

Прежде тенью, после тучей,

После мраком непроглядным,

Так что всё в глазах страдальца

От отчаянья померкнет.

Вот над севером печальным

Распростёрся зимний холод

Пибоинъ[2] суровый дунув

На озёра и на реки,

Превратил их воды в камень.

С головы своей косматой

Отряхал он хлопья снега

До того, что все долины

Ровным пологом покрылись,

Непрерывной белизною;

По лесным пустынным дебрям

В лыжах носится охотник,

Жёны сели за работу:

Кто мочил оленью кожу;

Молодёжь в снежки играла,

Иль, скользя, каталась по льду.

Тёмным вечером однажды,

У огня вигвама сидя,

Мнннегага и Накомис

Поджидали Гайавату,

Возвращавшагося с ловли.

В очаге огонь, пылая,

Разрисовывал их лица

Полосами алой краски,

И мерцал в глазах Накомис

Светом лунным, водянистым,

А в глазах у Миннегаги

Отражался блеском солнца.

Позади их шевелились

Тени их, в углах вигвама,

Дым вился подобно кольцам,

И волнистыми клубами

Рвался сквозь трубу на воздух.

Вдруг дверная занавеска

Приподнялася снаружи:

На одну минуту пламя

Ярче вспыхнуло в жаровне,

На один момент отхлынул

Дым, клубившийся над нею,--

И две женщины явились

На пороге, потихоньку

Проскользнули внутрь вигвама.

Не сказав хозяйкам слова,

Не приветствуя их взглядом,

И в тени уселись молча.

По наружности, одежде,

Видно было, что чужя

Эти женщины в деревне;

Очень бледны, грустны, мрачны

Были лица их, и ёжась,

И дрожа, оне сидели

Вот домой с своей охоты

Воротился Гайавата;

Волоса его покрыты

Были снегом и на плечах

Нёс он мёртвого оленя.

Он у ног жены добычу

Положил и величавей

И прекрасней показался

Миннегаге он, чем прежде,

Чем когда принёс впервые

Ей убитого оленя,

В знак того, что полюбил он

И пришёл её посватать.

И затем он обернулся

И увидел незнакомок,

И сказал он сам с собою:

"Кто оне? Какие гостьи

Странные у Миннегаги!"

Ни о чём он их, однако,

Их приветствовал, прося их

Разделить с ним кров и пищу.

И когда готов был ужин,

И олень уж был разрезан,

Обе гостьи вдруг вскочили,

Жадно бросились к оленю,

Не спросяся захватили

Все отборные кусочки,

Белый жир, что Гайавата

Отложил для Миннегаги,

Съели всё и ускользнули

Снова в самый дальний угол.

Им ни слова Гайавата

Не сказал на эту дерзость;

Ни движением, ни взглядом

Им не выразили гнева

Мнннегага и Накомис;

Лишь тихонько Мнннегага

Прошептала с состраданьем:

"Как оне проголодались!

Пусть едят, их мучит голод!"

Много дней взошло на небе,

День за днём сидели гостьи,

Неподвижно и безмолвно,

По ночам же выходили

В лес оне, чтобы оттуда

Принести сосновых шишек,

Или хворосту для топки.

Каждый раз, что Гайавата

Возвращался с рыбной ловли

Иль охоты, гостьи тотчас,

Только что готовь был ужин,

Из угла к нему бросались,

Брали лучше кусочки

И без всякого отпора

Иль вопроса от хозяев

Съевши всё садились в угол.

И ни разу Гайавата,

Миннегага и Накомис

Их за то не упрекнули.

Всё они сносили молча

От гостей, чтобы заслуга

Добровольного даянья

Не умалилась от взгляда,

Чтобы долг гостеприимства

Не был словом их нарушен.

Вот, однажды, Гайавата

В полночь слышит чьи-то стоны,

Чьи-то вздохи и рыданья.

Встал он со своей постели

Из косматых шкур бизона,

И, при трепетном мерцаньи

Потухающей жаровни,

Увидал, что это гостьи,

На своих постелях сидя,

В тишине полночной плачут.

И сказал: "О гостьи, что так

Ваше сердце удручает,

Ужь не старая ль Накомис,

Иль, быть может, Миннегага

Чем нибудь вас огорчила,--

Грубым словом, гневным взглядом

И нелаской, позабывши

Долг святой гостеприимства?"

Гостьи плакать перестали,

Их рыданья вдруг умолкли,

И оне сказали тихо:

"Мы людей умерших души,

Души в землю погребённых,

Что когда-то жили с вами,

И теперь сюда из царства

Чайбайабоса пришли к вам

Мы затем, чтоб испытать вас

И подать благой совет вам.

К нам в селения блаженных

Часто вопли долетают!

Эти вопли, эти крики

Безполезною печалью.

Потому-то и пришли мы

К вам сюда, чтоб испытать вас:

Но никто нас тут не знает,

Никому до нас нет дела,

Мы для вас одно лишь бремя,

И мы видим, что умершим

Места нет между живыми!"

"О, подумай, Гайавата,

Ты об этом хорошенько,

И скажи всему народу,

Чтоб отныне и на веки

Люди воплями своими

Не тревожили усопших".

Весь вигвам покрылся тьмою;

Изумлённый Гайавата

Услыхал какой-то шорох,

Точно-будто кто одеждой,

Увидал, что занавеска

Над порогом поднялася

От руки ему незримой;

Ощутил ночную свежесть,

И затем всё стихло снова.

Примечания.

1. В оригинале песнь XIX. Песни с пятнадцатой по восемнадцатую Д. Михаловским опущены. (Прим. ред.)

2. Пибоин - зима. (Прим. ред.)