Песня о Гайавате.
X. Голод.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Песня о Гайавате. X. Голод. (старая орфография)

X [1]. Голод.

Наступил жестокий холод.

Лёд всё толще становился

На реках и на озёрах;

Снег всё гуще, чаще падал

На замёрзнувшую землю;

По лесам и по долинам

Выли вьюги и мятели,

Нанесли оне сугробов,

Занесли оне деревню,

И едва-едва охотник

Мог пробиться из вигвама,

Погребённого под снегом.

Но напрасно он, на лыжах,

По лесным бродил трущобам,

Никакой не находил он

Там добычи, не видал он

На снегу следов оленя,

Или зайца, или птицы,

Лес был мёртв и пуст и мрачен

И уже не мог подняться

Вновь от голода и стужи.

Истощил всю землю голод,

Изнурила лихорадка,

И поднялся вопль великий -

Плач детей и стоны женщин!

Голодал окрестный воздух,

Голодало даже небо,

Голодали в небе звезды,

И с него, подобно сотне

Жадных волчьих глаз, смотрели.

И в жилище Гайаваты

Появилися два гостя,--

Так же мрачны, молчаливы

Как и те, что были прежде -

Появилися без зова,

Не приветствуя хозяев,

И уселись не спросяся

На скамейке Миннегаги.

"Вот я: Голод, Бюкадэвин!"

А другой сказал ей: "Вот я:

Лихорадка, Аказивин!"

Содрогнулась Миннегага

И, закрыв лицо руками,

В страхе бросилась в постелю,

И дрожала и горела

Там она от этих взглядов

И от слов гостей ужасных.

Снарядившись для охоты,

Взявши лук свой ясеневый

С полным метких стрел колчаном,

В шубе, в тёмных рукавицах

Гайавата в лес помчался,

В сердце с смертною тоскою

И с лицом окаменелым.

На челе его угрюмом

Капли пота выступали

И, мгновенно замерзая,

"Гитча-Маниту могучий!"

Он вскричал, воздевши руки,--

"Наш отец! дай пищи детям,

Дай нам пищи - иль погибнем!

Пищи дай для Миннегаги:

Умирает Миннегага!"

По отзывчатому лесу

Крик отчаянья раздался,

Но напрасно Гайавата

Ждал ответа; только эхо

В дальних чащах повторяло:

"Миннегага! Миннегага!"

Целый день в лесу пустынном

Он бродил в тех самых чащах,

Где в весёлые дни лета

Шёл он из земли дакатов

В свой вигвам, с женой прекрасной.

В это памятное лето

Лес шумел зелёной листвой,

Ручейки, блестя, журчали,

И душист был тёплый воздух,

А смеющаяся Струйка

Твердым голосом сказала:

"Я пойду с тобою, муж мой!"

Между тем в своём вигваме

Под надзором двух незванных

И непрошенных пришельцев

Голода и лихорадки

Умирала Миннегага.

"Чу! - она сказала бабке -

Чу! я слышу плеск и грохот

Водопадов Миннегаги!"

Нет, дитя моё, - Накомис

Отвечала, - это сосны,

Это лес шумит от ветра!"

"Посмотри-ка: вон - отец мой:

Он стоить в своём вигваме

Одиноко у порога

"

"Нет, дитя, тебе кивает

Дым, и вверх н вннз колеблясь".

"Ай! - вскричала Миннегага -

Ах как страшно смотрит Погокъ[2].

Вот он пальцами своими

Ледяными сжал мн е руки...

Гайавата! Гайавата!"

И за много миль оттуда,

Между гор, в лесу дремучем,

Гайавата, с болью в сердце

Услыхал тот крик внезапный,

Что взывал к нему тоскливо:

"Гайавата! Гайавата!"

По белеющим равнинам,

Под нависшими ветвями,

Он стремительно помчался

В свой вигвам с тяжёлым сердцем

И с руками без добычи.

И услышал у порога

"Вагономин, Вагономин!

Ах, зачем не я погибла!

Не тебе, а мне бы нужно

Умереть, моя родная!"

А в вигваме он увидел

Труп холодный Миннегаги,

У которого сидела

Бабка старая Накомис

И, покачиваясь тихо,

Завывала с причитаньем.

И из сердца Гайаваты

Вырвался такой ужасный

Крик отчаянья, что лес весь

Застонал и содрогнулся,

И что даже звезды в небе

От него затрепетали.

Сел безмолвно Гайавата

На постелю Миннегаги,

Возле ног жены умершей,

Не пойдут ему на встречу!

Он закрыл лицо руками

И сидел семь суток сряду

Без движенья, без сознанья -

Что теперь лежит над миром

Свет дневной иль тьма ночная.

Схоронили Миннегагу,

Сделав ей в снегу могилу

В тишине густого леса

Под тоскующею пихтой,

Нарядивши труп холодный

В богатейшия одежды

И затем её окутав

Горностаевым покровом.

Там четыре ночи сряду

Жгли костёр, чтоб освещал ей

Путь на острова блаженных.

Гайавате из вигвама

Тот костёр в лесу был виден;

Со своей вставал постели,

Наблюдая, чтобы пламя

Не погасло и во мраке

Дух умершей не остался.

И простился Гайавата

С Миннегагою, взывая:

"О, прости, моя отрада,

Ты, смеющаяся Струйка!

Я своё в могиле сердце

Схоронил с тобою вместе,

И стремлюсь я за тобою

Всеми мыслями моими!

Не ходи уже ты больше

К нам, работать и томиться,

Изнуряют дух и тело.

Скоро труд мой будет кончен

И пойду я за тобою,

В страны Вечного Понима,

"

Примечания.

1. В оригинале песнь XX. (Прим. ред.)

2. Погок - смерть. (Прим. перев.)