Пред постом он приготовил |
Для себя в лесу жилище, - |
Над блестящим Гитчи-Гюми, |
В дни весеннего расцвета, |
В светлый, теплый Месяц Листьев |
Он вигвам себе построил |
И, в виденьях, в дивных грезах, |
Семь ночей и дней постился. |
|
В первый день поста бродил он |
По зеленым тихим рощам; |
Видел кролика он в норке, |
|
Слышал, как фазан кудахтал, |
Как в дупле возилась белка, |
Видел, как под тенью сосен |
Вьет гнездо Омими, голубь, |
Как стада гусей летели |
С заунывным криком, с шумом |
К диким северным болотам. |
"Гитчи Манито! - вскричал он, |
Полный скорби безнадежной, - |
Неужели наше счастье, |
Наша жизнь от них зависит?" |
|
На другой день над рекою, |
Вдоль по Мускодэ бродил он, |
Видел там он Маномони |
И Минагу, голубику, |
И Одамин, землянику, |
Куст крыжовника, Шабомин, |
И Бимагут, виноградник, |
Что зеленою гирляндой, |
|
По ольховым сучьям вьется. |
"Гитчи Манито! - вскричал он, |
Полный скорби безнадежной, - |
Неужели наше счастье, |
Наша жизнь от них зависит?" |
|
В третий день сидел он долго, |
Погруженный в размышленья, |
Возле озера, над тихой, |
Над прозрачною водою. |
Видел он, как прыгал Нама, |
Сыпля брызги, словно жемчуг; |
Как резвился окунь, Сава, |
Словно солнца луч сияя, |
Видел щуку, Маскенозу, |
Сельдь речную, Окагавис, |
Шогаши, морского рака. |
"Гитчи Манито! - вскричал он, |
Полный скорби безнадежной. - |
Неужели наше счастье, |
" |
|
На четвертый день до ночи |
Он лежал в изнеможенье |
На листве в своем вигваме. |
В полусне над ним роились |
Грезы, смутные виденья; |
Вдалеке вода сверкала |
Зыбким золотом, и плавно |
Все кружилось и горело |
В пышном зареве заката. |
|
И увидел он: подходит |
В полусумраке пурпурном, |
В пышном зареве заката, |
Стройный юноша к вигваму. |
Голова его - в блестящих, |
Развевающихся перьях, |
Кудри - мягки, золотисты, |
А наряд - зелено-желтый. |
|
У дверей остановившись, |
Долго с жалостью, с участьем |
|
На лицо его худое, |
И, как вздохи Шавондази |
В чаще леса, - прозвучала |
Речь его: "О Гайавата! |
Голос твой услышан в небе, |
Потому что ты молился |
Не о ловкости в охоте, |
Не о славе и победах, |
Но о счастии, о благе |
Всех племен и всех народов. |
|
Для тебя Владыкой Жизни |
Послан друг людей - Мондамин; |
Послан он тебе поведать, |
Что в борьбе, в труде, в терпенье |
Ты получишь все, что просишь. |
Встань с ветвей, с зеленых листьев, |
Встань с Мондамином бороться!" |
|
Изнурен был Гайавата, |
Слаб от голода, но быстро |
|
Из стемневшего вигвама |
Вышел он на свет заката, |
Вышел с юношей бороться, - |
И едва его коснулся, |
Вновь почувствовал отвагу, |
Ощутил в груди усталой |
Бодрость, силу и надежду. |
|
На лугу они кружились |
В пышном зареве заката, |
И все крепче, все сильнее |
Гайавата становился. |
Но спустились тени ночи, |
И Шух-шух-га на болоте |
Издала свой крик тоскливый, |
Вопль и голода и скорби. |
|
"Кончим! - вымолвил Мондамин, |
Улыбаясь Гайавате, - |
Завтра снова приготовься |
На закате к испытанью". |
|
Опустился ли он тучкой |
Иль поднялся, как туманы, - |
Гайавата не заметил; |
Видел только, что исчез он, |
Истомив его борьбою, |
Что внизу, в ночном тумане, |
Смутно озеро белеет, |
А вверху мерцают звезды. |
|
Так два вечера, - лишь только |
Опускалось тихо солнце |
С неба в западные воды, |
Погружалось в них, краснея, |
Словно уголь, раскаленный |
В очаге Владыки Жизни, - |
Приходил к нему Мондамин. |
Молчаливо появлялся, |
Как роса на землю сходит, |
Принимающая форму |
Лишь тогда, когда коснется |
|
Но невидимая смертным |
В час прихода и ухода. |
|
На лугу они кружились |
В пышном зареве заката; |
Но спустились тени ночи, |
Прокричала на болоте |
Громко, жалобно Шух-шух-га, |
И задумался Мондамин; |
Стройным станом и прекрасный, |
Он стоял в своем наряде; |
В головном его уборе |
Перья веяли, качались, |
На челе его сверкали |
Капли пота, как росинки. |
|
И вскричал он: "Гайавата! |
Храбро ты со мной боролся, |
Трижды стойко ты боролся, |
И пошлет Владыка Жизни |
Надо мной тебе победу!" |
|
|
"Завтра кончится твой искус - |
И борьба и пост тяжелый; |
Завтра ты меня поборешь; |
Приготовь тогда мне ложе |
Так, чтоб мог весенний дождик |
Освежать меня, а солнце - |
Согревать до самой ночи. |
Мой наряд зелено-желтый, |
Головной убор из перьев |
Оборви с меня ты смело, |
Схорони меня и землю |
Разровняй и сделай мягкой. |
|
Стереги мой сон глубокий, |
Чтоб никто меня не трогал, |
Чтобы плевелы и травы |
Надо мной не зарастали, |
Чтобы Кагаги, Царь-Ворон, |
Не летал к моей могиле. |
Стереги мой сон глубокий |
|
К солнцу светлому воспряну!" |
И, сказав, исчез Мондамин. |
|
Мирным сном спал Гайавата; |
Слышал он, как пел уныло |
Полуночник, Вавонэйса, |
Над вигвамом одиноким; |
Слышал он, как, убегая, |
Сибовиша говорливый |
Вел беседы с темным лесом; |
Слышал шорох - вздохи веток, |
Что склонялись, подымались, |
С ветерком ночным качаясь. |
Слышал все, но все сливалось |
В дальний ропот, сонный шепот: |
Мирным сном спал Гайавата. |
|
На заре пришла Нокомис, |
На седьмое утро пищи |
Принесла для Гайаваты. |
Со слезами говорила, |
|
Если пищи он не примет. |
|
Ничего он не отведал, |
Ни к чему не прикоснулся, |
Лишь промолвил ей: "Нокомис! |
Подожди со мной заката, |
Подожди, пока стемнеет |
И Шух-шух-га громким криком |
Возвестит, что день окончен!" |
|
Плача, шла домой Нокомис, |
Все тоскуя, опасаясь, |
Что его погубит голод. |
Он же стал, томясь тоскою, |
Ждать Мондамина. И тени |
Потянулись от заката |
По лесам и по долинам; |
Опустилось тихо солнце |
С неба в Западные Воды, |
Как спускается зарею |
В воду красный лист осенний |
|
|
Глядь - уж тут Мондамин юный, |
У дверей стоит с приветом! |
Голова его - в блестящих, |
Развевающихся перьях, |
Кудри - мягки, золотисты, |
А наряд - зелено-желтый. |
|
Как во сне, к нему навстречу |
Встал, измученный и бледный, |
Гайавата, но бесстрашно |
Вышел - и бороться начал. |
|
И слились земля и небо, |
Замелькали пред глазами! |
Как осетр в сетях трепещет, |
Бьется бешено, чтоб сети |
Разорвать и прыгнуть в воду, |
Так в груди у Гайаваты |
Сердце сильное стучало; |
Словно огненные кольца, |
Горизонт сверкал кровавый |
|
Сотни солнцев, разгораясь, |
На борьбу его глядели. |
Вдруг один среди поляны |
Очутился Гайавата, |
|
Он стоял, ошеломленный |
Этой дикою борьбою, |
И дрожал от напряженья; |
А пред ним, в измятых перьях |
И в изорванных одеждах, |
Бездыханный, неподвижный, |
На траве лежал Мондамин, |
Мертвый, в зареве заката. |
|
Победитель Гайавата |
Сделал так, как приказал он: |
Снял с Мондамина одежды, |
Снял изломанные перья, |
Схоронил его и землю |
Разровнял и сделал мягкой. |
И среди болот печальных |
|
Издала свой крик тоскливый, |
Вопль и жалобы и скорби. |
|
В отчий дом, в вигвам Нокомис |
Возвратился Гайавата, |
И семь суток испытанья |
В этот вечер завершились. |
Но запомнил Гайавата |
Те места, где он боролся, |
Не покинул без призора |
Ту могилу, где Мондамин |
Почивал, в земле зарытый, |
Под дождем и ярким солнцем. |
|
День за днем над той могилой |
Сторожил мой Гайавата, |
|
Не зарос травою сорной, |
Прогоняя свистом, криком |
Кагаги с его народом. |
|
Наконец зеленый стебель |
|
А за ним - другой и третий, |
И не кончилося лето, |
Как в своем уборе пышном, |
В золотистых, мягких косах, |
|
И воскликнул Гайавата |
В восхищении: "Мондамин! |
Это друг людей, Мондамин!" |
|
Тотчас кликнул он Нокомис, |
|
О своем виденье дивном, |
О своей борьбе, победе, |
Показал зеленый маис - |
Дар небесный всем народам, |
|
|
А поздней, когда, под осень, |
Пожелтел созревший маис, |
Пожелтели, стали тверды |
Зерна маиса, как жемчуг, |
|
Сняв с него листву сухую, |
Как с Мондамина когда-то |
Снял одежды, - и впервые |
"Пир Мондамина" устроил, |
|
Новый дар Владыки Жизни. |