И беда одна не ходит; |
Сторожат друг друга беды; |
Чуть одна из них нагрянет, - |
Вслед за ней спешат другие |
И, как птицы, вьются, вьются |
Черной стаей над добычей, |
Так что белый свет померкнет |
От отчаянья и скорби. |
|
Вот опять на хмурый север |
|
Ледяным своим дыханьем |
Превратил он воды в камень |
На реках и на озерах, |
С кос стряхнул он хлопья снега, |
И поля покрылись белой, |
Ровной снежной пеленою, |
Будто сам Владыка Жизни |
Сгладил их рукой своею. |
|
По лесам, под песни вьюги, |
Зверолов бродил на лыжах; |
В деревнях, в вигвамах теплых, |
Мирно женщины трудились, |
Молотили кукурузу |
И выделывали кожи; |
Молодежь же проводила |
Время в играх и забавах, |
В танцах, в беганье на лыжах. |
|
Темным вечером однажды |
Престарелая Нокомис |
С Миннегагою сидела |
|
Чутко слушая в молчанье, |
Не идет ли Гайавата, |
Запоздавший на охоте. |
|
Свет костра багряной краской |
Разрисовывал их лица, |
Трепетал в глазах Нокомис |
Серебристым лунным блеском, |
А в глазах у Миннегаги - |
Блеском солнца над водою; |
Дым, клубами собираясь, |
Уходил в трубу над ними, |
По углам вигвама тени |
Изгибалися за ними. |
|
И открылась тихо-тихо |
Занавеска над порогом; |
Ярче пламя запылало, |
Дым сильней заволновался - |
И две женщины безмолвно, |
Без привета и без зова, |
Чрез порог переступили, |
|
В самый дальний, темный угол, |
Сели там и притаились. |
|
По обличью, по одежде |
Это были чужеземки; |
Бледны, мрачны были обе, |
И с безмолвною тоскою, |
Содрогаясь, как от стужи, |
Из угла они глядели. |
|
То не ветер ли полночный |
Загудел в трубе вигвама? |
Не сова ли, Куку-кугу, |
Застонала в мрачных соснах? |
Голос вдруг изрек в молчанье: |
"Это мертвые восстали, |
Это души погребенных |
К вам пришли из Стран Понима, |
Из страны Загробной Жизни!" |
|
Скоро из лесу, с охоты, |
Возвратился Гайавата, |
Весь осыпан белым снегом |
|
Перед милой Миннегагой |
Он сложил свою добычу |
И теперь еще прекрасней |
Показался Миннегаге, |
Чем в тот день, когда за нею |
Он пришел в страну Дакотов, |
Положил пред ней оленя, |
В знак своих желаний тайных, |
В знак своей любви сердечной. |
|
Положив, он обернулся, |
Увидал в углу двух женщин |
И сказал себе: "Кто это? |
Странны гостьи Миннегаги!" |
Но расспрашивать не стал их, |
Только с ласковым приветом |
Попросил их разделить с ним |
Кров его, очаг и пищу. |
|
Гостьи бледные ни слова |
Не сказали Гайавате; |
Но когда готов был ужин |
|
Из угла они вскочили, |
Завладели лучшей долей, |
Долей милой Миннегаги, |
Не спросясь, схватили дерзко |
Нежный, белый жир оленя, |
Съели с жадностью, как звери, |
И опять забились в угол, |
В самый дальний, темный угол. |
|
Промолчала Миннегага, |
Промолчал и Гайавата, |
Промолчала и Нокомис; |
Лица их спокойны были. |
Только Миннегага тихо |
Прошептала с состраданьем, |
Говоря: "Их мучит голод; |
Пусть берут, что им по вкусу, |
Пусть едят, - их мучит голод". |
|
Много зорь зажглось, погасло, |
Много дней стряхнули ночи, |
Как стряхают хлопья снега |
|
День за днем сидели молча |
Гостьи бледные в вигваме; |
Ночью, даже в непогоду, |
В ближний лес они ходили, |
Чтоб набрать сосновых шишек, |
Чтоб набрать ветвей для топки, |
Но едва светало, снова |
Появлялися в вигваме. |
|
И всегда, когда с охоты |
Возвращался Гайавата, |
В час, когда готов был ужин |
И олень уже разрезан, |
Гостьи бледные бесшумно |
Из угла к нему кидались, |
Не спросясь, хватали жадно |
Нежный, белый жир оленя, - |
Долю милой Миннегаги, - |
И скрывались в темный угол. |
|
Никогда не упрекнул их |
Даже взглядом Гайавата, |
|
Престарелая Нокомис, |
Никогда не показала |
Недовольства Миннегага; |
Все они терпели молча, |
Чтоб права святые гостя |
Не нарушить грубым взглядом, |
Не нарушить грубым словом. |
|
В полночь раз, когда печально |
Догорал костер, краснея, |
И мерцал дрожащим светом |
В полусумраке вигвама, |
Бодрый, чуткий Гайавата |
Вдруг услышал чьи-то вздохи, |
Чьи-то горькие рыданья. |
|
С ложа встал он осторожно, |
Встал с косматых шкур бизона |
И, отдернувши над ложем |
Из оленьей кожи полог, |
Увидал, что это Тени, |
Гостьи бледные, вздыхают, |
|
|
И промолвил он: "О гостьи! |
Что так мучит ваше сердце? |
Что рыдать вас заставляет? |
Не Нокомис ли вас, гостьи, |
Ненароком оскорбила? |
Иль пред вами Миннегага |
Позабыла долг хозяйки?" |
|
Тени смолкли, перестали |
Горько сетовать и плакать |
И сказали тихо-тихо: |
"Мы усопших, мертвых души, |
Души тех, что жили с вами; |
Мы пришли из Стран Понима, |
С островов Загробной Жизни, |
Испытать вас и наставить. |
|
Вопли скорби достигают |
К нам, в Селения Блаженных: |
То живые погребенных |
Призывают вновь на землю, |
Мучат нас бесплодной скорбью; |
|
Но узнали скоро, скоро, |
Что везде мы только в тягость, |
Что для всех мы стали чужды: |
Нет нам места, - нет возврата |
Мертвецам из-за могилы! |
|
Помни это, Гайавата, |
И скажи всему народу, |
Чтоб отныне и вовеки |
Вопли их не огорчали |
Отошедших в мир Понима, |
К нам, в Селения Блаженных. |
|
Не кладите тяжкой ноши |
С мертвецами в их могилы - |
Ни мехов, ни украшений, |
Ни котлов, ни чаш из глины, - |
Эта ноша мучит духов. |
Дайте лишь немного пищи, |
Дайте лишь огня в дорогу. |
|
Дух четыре грустных ночи |
И четыре дня проводит |
|
Потому-то и должны вы |
Над могилами усопших |
С первой ночи до последней |
Жечь костры неугасимо, |
|
Озарять веселым светом |
Их печальные ночлеги. |
|
Мы идем, прости навеки, |
Благородный Гайавата! |
|
И твое терпенье долго |
Мы испытывали дерзко, |
Но всегда ты оставался |
Благородным и великим. |
|
Не слабей, не падай духом: |
Ждет тебя еще труднее |
И борьба и испытанье!" |
|
И внезапно тьма упала |
|
|
Услыхал одежды шорох, |
Услыхал, что кто-то поднял |
Занавеску над порогом, |
|
И почувствовал дыханье |
Зимней полночи морозной, |
Но уже не видел духов, |
Теней бледных и печальных |
|
Из страны Загробной Жизни. |