| Автор: | Лу Синь, год: 1925 |
| Категория: | Повесть |
IV. ТРАГЕДИЯ ЛЮБВИ
Кто-то сказал, что есть победители, которые хотят, чтобы противники их были тиграми или соколами, ибо только тогда они ощущают радость победы; напротив, если противники окажутся вроде барана или цыпленка, они чувствуют бессмысленность такой победы. А есть и такие, которые, победив и видя, что умиравшие умерли, а сдавшиеся сдались, и все кругом трепещут и повторяют: "Слуга ваш поистине трепещет, воистину устрашен... Вина его достойна смерти", - такие понимают, что для них уже нет ни врагов, ни соперников, ни друзей, что они одни над всем, в одиночестве, в холоде, в молчании... И тогда они ощущают горечь победы.
Но наш А-Кей не обладал подобными недостатками. Он был вполне доволен собою.
В этом, пожалуй, одно из доказательств, почему духовная культура Китая стоит впереди всех на земном шаре!
Смотрите! В упоении он словно хотел взлететь...
Но на этот раз победа оказалась несколько странной.
Прошатавшись в упоении полдня, он очутился в храме Земледелия и, по обычаю, должен был улечься и захрапеть. Кто бы мог подумать, что в этот вечер ему оказалось весьма нелегко сомкнуть глаза? Он ощущал что-то странное в своем указательном и большом пальцах, как будто они стали более упругими, чем всегда. Неизвестно, пристал ли к ним жир с лица маленькой монашки, когда он коснулся ее, или это произошло оттого, что он ущипнул ее и втер в свои пальцы ее жир...
"Бездетный А-Кей!" - звучала в его ушах ее фраза. И он подумал: "Правильно... Надо иметь женщину. Бездетному никто не принесет после смерти в жертву чашку с пищей. Надо иметь женщину! Кроме того, сказано, что "из трех человеческих пороков наибольший - не иметь потомства". Известно также, что "дух Жо-ао голодал". Да, бездетность большой недостаток в человеческой жизни".
Таким образом, его мысли совпадали с заветами мудрецов и святых. Жаль только, как впоследствии оказалось, что он не смог себя сдержать.
"Женщина... Женщина... - думал он. - Монах трогал... Женщина..."
Нам неизвестно, когда в этот вечер захрапел А-Кей. Но, в общем, после этого случая он все еще ощущал на пальцах упругость, в упоении мечтая о женщине.
Из данного примера видно, что женщины - существа вредные.
В Китае добрая половина мужчин могла бы стать святыми если бы их не портили женщины.
Династия Шан погибла из-за Да-цзи, династия Чжоу рухнула благодаря Бао-сы, династия Цинь... хотя в истории нет бесспорных но если мы предположим, что и она погибла из-за женщины, то это вряд ли будет совершенно неверны. Во всяком случае, Дун-чжо был убит по милости Дяо-Чань.
А-Кей был весьма нравственным человеком, и хотя нам неизвестно, у какого просвещенного наставника он учился, но в отношении принципа "разделения полов" он всегда был необычайно строг и всегда обладал твердостью в осуждении разных не нормальностей, вроде маленькой монашки или "фальшивого заморского черта".
Его теория была такова: всякая монахиня состоит, конечно, в связи с монахом, всякая женщина, вышедшая из дома, конечно, мечтает о разврате с любовником, и, если где бы то ни было женщина разговаривает с мужчиной, то, разумеется, между ними дело не чисто.
Чтобы выразить свое осуждение, он бросал на женщин гневные взгляды, или громко произносил несколько едких замечаний, или же из укромного места швырял им в спину камешки. И кто бы мог подумать, что в (возрасте 30 лет, когда человек "устанавливается", [В классической книге "Изречения Конфуция" великий китайский философ, говоря о развитии своей личности в связи с возрастом, сказал: "Мне минуло 30, и я установился". Впоследствии, в ответ на вопрос о возрасте, начитанные люди отвечали словами Конфуция без указания цифры, т. е. тридцатилетний человек на вопрос, сколько ему лет, говорит: "Я установился", что означает, что ему 30 лет.] как говорил Конфуций, он из-за маленькой монашки потеряет свое душевное равновесие? С точки зрения приличного тона, этот дух похотливости не должен был бы существовать, и, конечно, женщин за это поистине следует ненавидеть. Ведь если бы лицо монашки не лоснилось, А-Кей, разумеется, не впал бы в грех, а если бы лицо ее было прикрыто материей, то тем более он был бы далек от искушения.
"Женщина!" - мечтал А-Кей. И вот он стал внимательно присматриваться к тем, о которых он полагал, что они "конечно, мечтают о разврате с любовником", но те даже не улыбались ему в ответ. Он стал внимательно прислушиваться к тем, которые разговаривали с мужчинами, но в их разговорах не было ничего распутного. О! Вот еще одна вещь, которую следует ненавидеть в женщинах: все они маскируются "ложной добродетелью".
В тот день А-Кей толок рис в доме почтенного Чжао и, кончив ужинать, сидел, покуривая трубку на кухне. Если бы это происходило в каком-нибудь другом доме, то после ужина, собственно говоря, можно было бы и уйти, но в семье Чжао ужинали рано, и, хотя по установленному правилу не позволялось зажигать лампы (поужинал - и спать!), но бывали все же исключения для некоторых случаев: во-первых, когда сын почтенного Чжао еще не получил степени кандидата, ему позволялось зажигать лампу и учиться; во-вторых, когда приходил А-Кей на поденную работу, ему позволяли зажигать лампу, чтобы толочь рис. В соответствии с таким исключением, перед тем как начать работу, А-Кей сидел на кухне и курил трубку.
У-Ма была единственной служанкой в доме почтенного Чжао. Вымыв посуду, она тоже уселась на скамейку поболтать с А-Кеем.
- Хозяйка два дня ничего не ела, потому что наш господин хочет купить молодую...
"Женщина... У-Ма... эта маленькая вдовушка", - думал А-Кей.
А-Кей выпустил чубук и поднялся.
- Наша молодая госпожа. , . - продолжала трещать У-Ма.
- Давай спать вместе! - вдруг бросился к ней А-Кей и стал на колени.
На мгновение стало совсем тихо.
Ай-я!--'В изумлении задохнулась У-Ма и, вскочив, с криком выбежала вон... Бежала, кричала, а потом как будто даже заплакала.
А-Кей тоже изумленно стоял на коленях перед стеной, руками обнимая пустую скамейку, потом медленно встал, сообразив, что тут что-то неладно. Сердце его сильно билось. В смущении он сунул трубку за пояс и уже подумывал начать толочь рис, как вдруг на голову его опустился грубый удар. Он быстро обернулся. Перед ним стоял с бамбуковой палкой кандидат.
- Ты посмел?.. Ах, ты!
Длинный бамбук снова опустился на его голову. А-Кей схватился за нее руками, и удар пришелся по пальцам. Это было очень больно.
Когда он выскакивал за дверь, ему как будто попало еще и по спине.
- Ах ты, забывшее восемь правил яйцо! [По-китайски: "ван-ба-дянь", что означает, собственно, "черепашье яйцо" и служит ругательством, равноценным выражению "незаконнорожденный". Оставляя тот же смысл конфуцианцы подставляли под эти же слова другие иероглифы, так же произносимые, но значившие "забывшее восемь правил яйцо", т. е. человек без конфуцианской морали.] - выругался вслед ему на классическом языке кандидат.
А-Кей вбежал в амбар и остановился, все еще чувствуя боль в пальцах и вспоминая "забывшее восемь правил яйцо". Таким языком крестьяне из Вей-чжуана никогда не говорили, в ходу же он был только у важных лиц, знакомых с чиновниками. Поэтому А-Кей был совсем перепуган, - впечатление он испытал необычайное. В этот момент все его мечты о женщине исчезли. После ругани и побоев, с этим вопросом было покончено. А-Кей почувствовал себя опять беззаботным и вернулся толочь рис. Поработав некоторое время, он вспотел, остановился и стал снимать рубашку. Снимая ее, он услышал снаружи сильный шум и, будучи всю жизнь любителем всяких скандалов, поспешил во внутренний двор дома Чжао. Хотя были сумерки, он различил там много народу: была там два дня не евшая хозяйка, была также соседка, тетушка Цу-Седьмая, и близкие родственники-- Чжао: Бай-янь и Чжао Сы-чень.
Хозяйка как раз уговаривала У-Ma выйти из людской, повторяя:
- Ну, выйди! Нечего прятаться у себя в комнате...
- Кто ж не знает, что ты честная... А самоубийство уж никак не годится! - говорила и тетушка Цу-Седьмая, со стороны.
У-Ma только плакала и что-то бормотала, но было плохо слышно.
"Гм, - подумал А-Кей, - интересно, чего это ради вдовушка подняла шум?"
Он решил разузнать и направился к Чжао Сы-ченю.
В этот момент он вдруг заметил сына почтенного Чжао, который бежал к нему, держа в руке длинную бамбуковую палку. Увидав ее, А-Кей моментально сообразил, что недавние побои со всем этим шумом имеют какую-то связь и, повернувшись, побежал, думая удрать в амбар, но бамбуковая палка преградила ему путь. Тогда он повернул в другую сторону, выбежал через задние ворота и спустя некоторое время очутился уже в храме.
Посидев немного, он почувствовал холод, и по коже у него пробежали мурашки, так как, несмотря на начало весны, ночи были еще холодные и нельзя было ходить раздетым. Он вспомнил, что рубашка его осталась в доме Чжао, хотел было пойти и взять ее, но побоялся палки кандидата.
Тут появился старшина.
- А-Кей, такой-сякой... Ты даже к прислуге у Чжао стал приставать? Это безобразие, это бунт! Ты и мне вредишь, спать не даешь по вечерам, такой-сякой...
шапка. Кроме того, А-Кей должен был согласиться на следующие пять условий: во-первых, завтра же пойти в дом Чжао с извинениями, с парой красных свечей в один цзин весом каждая и с пачкой курений; во-вторых, семейство Чжао приглашает за счет А-Кея даоса для изгнания демона несчастия; в-третьих, отныне А-Кею запрещается приближаться к воротам дома Чжао; в четвертых, если впредь с У-Ma случится что-нибудь неожиданное, отвечать за это будет А-Кей, и в-пятых, А-Кею не разрешается требовать денег за работу или свою рубашку.
А-Кей, конечно, согласился на эти условия. Жаль только, что не было денег.
К счастью, наступила весна, и можно было обойтись без ватного одеяла, которое он продал за две тысячи чохов, чтобы выполнить свои обязательства.
После всех этих расходов у него еще осталось несколько монеток, но выкупить войлочную шапку он и не подумал, а деньги пропил.
сделаны пеленки для ребенка, родившегося у молодой госпожи на восьмой месяц, а из меньшей, рваной половины сделали подошвы к туфлям У-Ма.