Правдивая история А-Кея.
VI. От величия к падению

VI. ОТ ВЕЛИЧИЯ К ПАДЕНИЮ

Вейчжуанцы вновь увидели А-Кея лишь в конце средней осени того же года. Все были изумлены, когда узнали о его возвращении, и стали припоминать, когда же он ушел. Раньше, когда А-Кей бывал в городе, он заранее радостно и оживленно всем об этом сообщал, но на этот раз было не так, и поэтому никто в свое время не обратил внимания на его уход. Может быть, он и говорил об этом старику, заведовавшему храмом, но в деревне Вей-чжуан по старому обычаю, событием считались поездки в город только таких лиц, как почтенный

Чжао, почтенный Цянь или господин кандидат. "Фальшивый заморский черт" уже не входил в их число, - что же тогда говорить об А-Кее? Разумеется, старик не стал распространять эту новость.

Это последнее возвращение А-Кея было совсем не похоже на предыдущие и поистине заслуживало внимания.

Небо уже начинало темнеть, когда он с небрежным видом показался перед дверьми харчевни, подошел к прилавку и, вытащив из-за пояса пригоршню серебра и меди, бросил деньги на прилавок со словами:

- Вот деньги! Подай вина!

Одет он был в новую кофту, и видно было, что на поясе у него висел большой кошель, тяжестью своей оттянувший пояс так, что получался очень глубокий изгиб. По обычаю Вей-чжуна, к необычайному гостю всегда относились скорее с почтением, чем с подозрением. Хотя теперь все знали, что это А-Кей, но так как он был не похож на А-Кея в рваной рубахе, а древние мудрецы говорили: "Когда ученый отлучится из родной деревни хотя бы на три дня, встречать его надо с особым почетом", то и слуги, и хозяин, и посетители, и прохожие выказывали ему все знаки почтения - правда, смешанного с сомнением.

Хозяин первый кивнул головой и вслед за этим заговорил:

- А, ты вернулся, А-Кей?

- Вернулся.

- Разбогател, разбогател! [Форма приветствия, равная по смыслу: Поздравляю с удачей"] Ты...

- Был в городе.

Новость на другой же день обошла всю деревню, и все хотели узнать историю удачи А-Кея с его деньгами и с его новой кофтой. И вот в харчевне, в чайной и в храме стали собираться слухи. По словам А-Кея, он работал в доме господина ученого. Эта часть рассказа повергла услышавших в благоговение.

Фамилия этого господина ученого была Бай; но так как во всем городе был только один ученый, то не к чему было прибавлять фамилию, ибо сказать "ученый" значило назвать именно его.

И это было справедливо не только для Вей-чжуана, но и на сто ли в окружности. Многие даже считали, что "Господин Ученый" - это и есть его фамилия и имя. Служить в семье такого человека! За это А-Кея действительно можно было уважать.

Однако, по словам того же А-Кея, ему не захотелось служить дольше, потому что этот господин ученый был уж чересчур большим негодяем.

При подобного рода заявлении слушатели и вздохнули, и обрадовались, потому что, с одной стороны, А-Кей, конечно, не годился для работы в доме почтенного господина ученого, с другой же - об этом стоило пожалеть.

А-Кей рассказал также, что вернулся он еще и по причине своего недовольства городскими жителями. Кроме старых их недостатков, вроде того, что "скамью" они называли "лавкой", а к жареной рыбе не прибавляли луковых перьев, он обнаружил также, что женщины не умеют достаточно грациозно ковылять на улице. [Речь идет о походке женщин на искалеченных ногах.] Однако, вместе с тем, у горожан есть много достоинств. Взять, например, хотя бы то, что вейчжуанцы умеют играть только тридцатью двумя бамбуковыми картами и лишь "фальшивый заморский черт" играет в "ма-цзян". А вот в городе так даже мальчишки - специалисты по этому делу.

Куда уж там "фальшивому черту"! Попадись он только в руки таких десятилетних мальчишек, как в одну секунду станет "ничтожным грешником перед лицом князя ада"! От этого рассказа все даже покраснели.

- А видели вы, как рубят головы? - спросил А-Кей. - Эх, красиво! Казнили революционеров... Замечательно!

Он потряс головой и сплюнул прямо в лицо стоявшему перед ним Чжао Сы-ченю. Слушатели при этих словах задрожали. А-Кей оглянулся по сторонам и вдруг, взмахнув правой рукой, стукнул по затылку Вана Бородатого, слушавшего с вытянутой вперед шеей.

- Р-раз!.. Вот так!

Другие - тоже. В это время положение А-Кея в глазах вейчжуанцев не то чтобы превосходило положение почтенного Чжао, но сказать, что оно было одинаковым, не будет, пожалуй, преувеличением.

В дальнейшем, великая слава А-Кея быстро проникла в женские покои [Женская половина - гарем, где, помимо основной жены, у богатых китайцев живут наложницы.] Вей-чжуана. Хотя, собственно, в деревне Вей-чжуан только у двоих, у Чжао и Цяня, были большие покои, а у девяти десятых остальных жителей они были весьма скромные, все-таки женские покои остаются женскими покоями, и случай этот можно считать удивительным. Встречаясь, женщины рассказывали, что тетушка Цу-Седьмая купила у А-Кея синюю шелковую юбку, конечно, подержанную, но заплатила за нее всего лишь девяносто чохов. Кроме того, мать Чжао Байяня (по словам других - мать Чжао Сы-ченя, но это нуждается в проверке!) купила детскую рубашку из красного заморского шелка, на семь десятых новую, всего за триста чохов.

Поэтому все они мечтали увидеться с А-Кеем, и те, которым недоставало шелковой юбки, рассчитывали купить у него эту вещь, а те, которые хотели кофточку из заморского шелка, мечтали купить такую кофточку. Теперь они не только не убегали, завидев его, но бывало даже, что А-Кей пройдет мимо, а они бегут вслед и спрашивают:

- А-Кей, есть у тебя еще шелковые юбки? Нет? А шелковые кофточки есть?

Из скромных покоев новость перекинулась и в богатые, потому что тетушка Цу-Седьмая, оставшаяся довольной своей покупкой, попросила жену почтенного Чжао оценить шелковую юбку, а та сообщила об этом своему супругу и очень ее расхвалила. Почтенный Чжао за ужином, в беседе с кандидатом, решил, что с А-Кеем дело неладно и что следует обратить внимание на собственные двери и окна. Что же касается его товаров, то, пожалуй, кое-что можно будет купить, если у него товар хороший. Кроме того, жена почтенного Чжао пожелала приобрести дешевую, но хорошую душегрейку. Тогда на семейном совете решили поручить тетушке Цу-Седьмой немедленно разыскать А-Кея, и по такому случаю в третий раз нарушили традицию, разрешив себе в этот вечер зажечь лампу.

Масла выгорело уже не мало, но А-Кей не являлся. Все члены семейства Чжао были в нетерпении, зевали, ругали А-Кея за его ветреность и бранили тетушку Цу за обман. Жена почтенного Чжао опасалась, что А-Кей не посмеет прийти из-за весенней истории, но ее супруг не видел для этого оснований, потому что он ведь сам позвал его.

Действительно, почтенный Чжао, в конце концов, оказался прав, и А-Кей явился в сопровождении тетушки Цу-Седьмой.

Он все говорил, что нет да нет, а я сказала:

"Ты должен сам пойти и сказать", а он еще хотел сказать, а я сказала... - затараторила тетушка Цу, едва, появившись в дверях.

- Господин! - произнес А-Кей, не то улыбаясь, не то нет и остановившись у входа.

- А-Кей, слыхать, ты где-то разбогател, - сказал почтенный Чжао, подходя к нему и меряя его взглядом. --Ну что ж, это хорошо... Это очень хорошо... Да... Слыхать, у тебя есть кое-что из старых вещей... Можешь все принести показать... Не по чему другому, а просто я хотел бы...

- Я уже говорил тетушке Цу. Все кончилось...

- Кончилось? - проговорил почтенный Чжао с невольным разочарованием. - Откуда оно могло так скоро кончиться?

- Да все это было моего приятеля. Немного было... раскупили...

- А, может, кое-что осталось?

- Сейчас есть только дверная занавеска.

- Неси дверную занавеску... Посмотрим... - огорченно сказала жена почтенного Чжао.

- Ладно, принесешь завтра, - не очень настойчиво заметил почтенный Чжао. - А-Кей, когда у тебя будут вещи, сначала приноси их к нам.

- Цену мы дадим не меньше, чем другие, - прибавил кандидат.

Жена кандидата бросила взгляд на А-Кея, чтобы увидеть, подействовало ли на него это заявление или нет.

- Мне нужна меховая душегрейка, - сказала жена почтенного Чжао.

что даже перестала зевать. Кандидат, тоже раздосадованный поведением А-Кея, заявил, что следует остерегаться этого "забывшего восемь правил яйца", а еще лучше попросить старшину запретить ему жить в Вей-чжуане.

"старый орел, который не ищет пищи подле своего гнезда", и что деревне нечего опасаться, - надо только самим иногда просыпаться по ночам. Выслушав это "домашнее поучение", кандидат вполне с ним согласился и, моментально оставив свой план преследования А-Кея, попросил тетушку Цу ни в коем случае не передавать этого разговора посторонним.

Но на следующий же день тетушка Цу-Седьмая перекрасила свою синюю юбку и передала о подозрениях относительно А-Кея, правда, не упомянув о том, что кандидат хотел его изгнать.

Но и это уже было несчастьем для А-Кея.

Первым к нему явился старшина и забрал дверную занавеску, и хотя А-Кей заявил, что ее хотела посмотреть жена почтенного Чжао, старшина все-таки не возвратил ее, потребовав ежемесячный взнос еще в знак уважения к его собственной персоне. Затем последовала внезапная перемена в почтительном отношении к нему жителей: хотя они и не решались выказывать ему явное пренебрежение, но все же старались держаться от него подальше. Были однако и такие в Вей-чжуане, которые хотели разузнать об А-Кее все подробно, а так как сам он не умел держать язык за зубами, а любил похвастаться, то скоро узнали, что он - мелкий вор, не осмеливавшийся сам лазить через стены или залезать в пролом, а лишь стоявший на стреме и принимавший вещи. Однажды ночью он только что принял мешок, а его товарищ полез за вторым, как вдруг он услыхал шум и поспешил удрать. В ту же ночь он выбрался из города и вернулся в Вей-чжуа:н. История эта еще больше повредила А-Кею. Ведь отношение жителей к А-Кею, построенное на принципе "уважай, но держись подальше", основывалось на страхе перед возможностью вражды с его стороны. Но кто бы мог подумать, что он всего-навсего воришка, не отважившийся украсть вторично! Поистине, как говорится в древних книгах, "оного для страха недостаточно"!