Фингал (Оссиан, сын Фингалов).
Песнь третия

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Фингал (Оссиан, сын Фингалов). Песнь третия (старая орфография)

ПЕСНЬ ТРЕТИЯ.

Содержание.

Кушуллин, пленен повествованиями Карруля, повелевает ему продолжать свои песни. Бард повествует о геройских Фингаловых подвигах в земли Лохлинской, и о смерти прекрасной Агандехи, сестры Сварановой. Едва он окончал, как храбрый Кальмар, советовавший вступить в сражение, возвращается от брани покрыт язвами; он уведомляет Кушуллина, что Сваран нечаянно во время ночи намерен учинить нападение на оставшееся воинство. Он предлагает, чтоб ему одному в тесном пути противостать неприятельским усилиям, доколе воинство удалится. Кушуллин, тронутый сим великодушным намерением. хочет ему сопутствовать, и повелевает Харрилю отвесть оставшиеся полки. Заря является; Кальмар изнемогший от язв умирает. Сваран, приметя флот Каледонян, престает гнаться за Ирландским воинством, чтоб воспятить Фингалу исходить на берег. Кушуллин, стыдясь явиться пред Фингала, удаляется в пещеру вступил в сражение с Царем Лохлинским и принудил воинство его отступить, ночь приближилась и победа остается нерешимою. Фингал, приметя мужество внука своего Оскора, дает ему советы, как поступать в мирное и в военное время. Особливо советует ему иметь всегда пред очами своими деяния своих предков, как самый лучший пример, которому он может последовать; а для сего рассказывает о Фенасоллисе, дочери Государя Кракского, которую он еще в юности своей принял под свое покровительство. Филлана и Оскара посылает для наблюдения Сварановых движений во время ночи. Галл сын Морния просит, чтоб в следующий день поручено ему было предводительствовать войсками. Фингал Оссиановы разсуждения оканчивают сей третий день.

* * *

Песни Бардов мне приятны, вещает Кушуллин; я утешаюсь, внимая повествованиям времен протекших. Они сладостны для меня, как тишина весенняго утра и прохлада росы умягчающей холмы, когда солнце на покатость их мещет слабые и косвенные только лучи, и когда озеро, покрываясь синевою, безмолвно и спокойно во глубине долины. О Каррил! возвысь еще твой глас, да внемлет слух мои песням Туры, сим радостным песням, наполнявшим чертоги мои, когда Фингал участвовал в моих торжественных пиршествах, и когда зрел я его воспламеняема повествованиями о знаменитых деяниях его предков.

Фингал, воспел Карруль, ты, Герой шумных ополчений! твои бранноносные подвиги прославили твою младость. Локлин пожираем был неутомимым ярости твоей пламенем, еще в те нежные твои лета, когда красота твоя спорила с красотою наших юных дев. Оне с приятною улыбкою взирали на прелести, разцветающия на лице юного Героя; но в ее руках была смерть грозная: он являлся крепок и ужасен, яко шумныи воды Лоры. Его стремительные ратоборцы ему сопутствовали. Они победив обременили оковами , владыку Локлинского; но после даровав ему свободу, отпустили на корабли; его сердце надменно было гордостию и досадою. Он во глубин мрачные души своей совещал пагубу на юного победителя: зане никто еще, кроме Фингала, не побеждал крепких сил мужественного Старна {Старн был отец Сварана и Агандеки. Во всех поемах тогдашняго, времени приписывается ему нрав жестокой и безчеловечной.}. Старн, сошед в свои Локлинские леса, возсел в великолепном пиршественном чертоге; он призывает Снивана, старца покрытого сединами, и которой многократно возглошал свои песни окрест Лоды. От гласа его движим был {Сие место намекает о богослужении Локлинцов, и камень могущества без сомнения был изображением какого нибудь Скандинавского божества. Круг Лоды был ничто иное, как ограждение каменное, где жертвовали сему божеству.} и успех сражений пременялся на поле мужественных.

Почтенный Сниван! рек Старн, теки на камни Арвена, окруженные морем. Скажи Фингалу, скажи владыке пустыней, прекраснейшему из всех ратоборцев, что я вручаю ему дщерь мою, мою дщерь любезнейшую из всех дев. Её грудь белизною подобна снегу, её руки и рамена белы как пенящияся мои волны, душа её кротка и благородна. Да грядет он провождаем знаменитыми своими ратниками, да грядет он сочетаться с моею Дщерию, воспитанною в сокровенности моих чертогов.

Сниван притекает к горам Альбиона; Фингал стремится в путь; его сердце, воспламененное любовию, упреждает стремление кораблей его на волнах северных.

Старн; гряди, о владыка Морвенских камней, и вы такожде Герои, текущие во след ему на полях сражений! три дни равно будете вы торжествовать в моих чертогах; три дни ловитва щетиноватых вепрей утешать вас будет в лесах моих, чтоб ваша слава могла проникнуть в сокровенные жилища, где обитает юная Агандека.

Владыка снегов {Стихотворческое имя данное Оссианом Старну по причине великого множества снегов, покрывающих области его.}, дружелюбно их угощая, помышлял о их пагубе. Фингал, остерегаясь сетей коварного сопостата, является там покрыт гремящим оружием. Избранные для гибели его злодеи пораженны ужасом, не могут стерпеть геройских его взоров, и убегают от лица его. Но внемлются уже гласы радости. Арфы гремят, разливая звуки веселия. Барды воспевают деяния бранноносцев, или прелести красавиц. Уллин, почтенный Бард Фингалов, сей приятный и стройный глас холма Коны, равно там слышится. Он воспел хвалы прелестной дщери Старновой, и славу Фингалову. Агандеки. Она оставляет уединенное жилище, где воздыхала тайно, и является во всей своей красоте, как луна при крае восточного облака. Блеском своих прелестей окружается она как светоносными лучами; тихий шум её кроткого и легкого шествия приятен слуху, как сладостная мушка. Она видит, и она любит уже юного Героя. К нему стремились все тайные сердца её воздыхания. Её голубые очи искали его; они его нашли и прилепились к нему с нежностию; она в душе своей желала счастия и радостных успехов вождю Морвенскому.

Уже третий день возсиял над лесами вепрей. Чернобровый Сторн и с ним Фингал шествуют на ловитву. Уже половина дня протекло, и копие Фингалово обагрилось кровию жителей лесов Гольмальскьх. Тогда дщерь Старнова с исполненными слез очами приходит к Фингалу, и гласом, изъявляющим нежную люовь, вещает ему;

Фингал, Герой преславного племени! блюдись, не вверяй себя гордому сердцу: в сем лесу для гибели твоей сокрыты его ратники; брегись, Фингал, сего леса, где ожидает тебя смерть пагубная; но воспомяни, младый пришлец, воспомяни злощастную Агандеку. Победоносный Царь Морвена! изхити меня от ярости моего родителя.

Юный Герой без страха и без смущения простирается в леса, провождаем своими ратоборцами. Уготованные для гибели его коварные слуги смерти пали от руки его, и лес Гормальский возшумел звуком их падения.

Звероловцы стеклися пред чертогами Старна. Под мрачною броней густотою сверкали воспламененные Старновы очи: да приведется сюда, возопил он, да приведется Агандека к своему возлюбленному Царю Морвенскому; её слова были не тщетны, и десница омылась кровию моего народа.

Она является орошенна слезами. Её черные власы разметаны на раменах её с приятным нерадением; её грудь блистающая белизною воздымалась от вздохов. Свирепый Старн поражает её перси мечем своим: она пала, как снежная глыба, отторгшаяся от камней Ронана, когда леса безмолвствуют, и молчащие отзывы углубляются в долину.

Фингал воззрел на своих ратоборцев, и они прияли уже свое оружие ужасное возгарается сражение: Лохлинския чада погибают, или спасаются бегством.... Фингал подъемлет и несет на корабль свой бездыханное тело прекрасной Агандеки, её гроб возвышается на высоте Арвена, и окрест его шумят морския волны.

Да почиет её душа мирно и безмятежно, рек Кушуллин, Фингал в своих цветущих летах, ужасна его десница и в старости. Лохлин еще падет к стопам Царя Морвенского. О луна! явися нам, проникни покрывающий тебя облак, озари на волнах Фингаловы парусы во время ночи, и естьли есть какой сильный дух {Сие место одно только есть в сей поэме, которым доказывается, что Шотландцы или Каледоняне имели некоторое понятие о божестве; притом обращение или воззвание Кушуллиново к сильному духу небес не является сомнением о бытии сего сильного духа.} небес, седящий на сем облаке, уклоненном к земле, вождь и повелитель бурь, удали, отвлеки от камней корабли его, плавающие в тенях мрака.

Тако вещал Кушуллин, при шумном источнике горы, когда храбрый сын Маты, востек на высоту холма. Он возвращался с поля брани, изъязвлен и покрыт своею кровию, опирался он на свое дебелое копие. Героя сего десница уже изнемогла; но душа его исполнена крепости и мужества.

Ты притек благовременно, сыне Маты, рек ему Коннал, ты благовременно притек во среду твоих друзей; но почто сей тяжелый вздох изторгается из крепкой груди бранноносца, которой не знал, что есть ужас? - И которой вечно его не познает. Коннал! моя душа воспламеняется при страшных опасностях, и трепещет от радости при звуке грозных браней. Я сын Героев; никогда предки мои не колебались страхом.

Кальмар был первым родоначальником моего племени. Он играл и утешился посреди бурь. Его черная ладия скакала на волнах Океана, и летала на крилех стремительных вихрей. Некогда во время ночи дух бури посеял злобную между стихиями вражду. Моря с шумом возъемлются, камни звучат, ветры гонят пред собою грозящия облаки, молния летает на крилех огненных. Кальмар вострепетал, и возвратился ко брегу, но вскоре стыдится он своего ужаса. Он паки устремляется но среду ярых волн, и тщится обресть духа ветров; и когда три юные мореплавателя управляют колеблемою его ладиею, он стоит с мечем обнаженным. Уклонившийся облак протекает близ сего Героя; он схватил его серные кудри, и погрузил свой мечь в его мрачные ребра; дух бури оставляет воздушные зыби; явилась паки луна, и возникли блистающия звезды.

Тако безстрашно, тако безтрспетно мое племя, и Кальмар подражает своим предкам. Грозная опасность бежит от меча геройского, и щастие любит венчать отважную бодрость.

Эринских долин, удаляйтесь с кровавых полей шумные Лены, соберите печальные остатки друзей наших, и соедините их с Фингалом. Я слышал грозный шум простирающихся к нам Лохлинских ратников; Кальмар один останется, и будет противоборствовать. Глас мой будет громок, о друзья мои! как будто бы ограждает и подкрепляет меня тысяща бранноносцев. Но воспомяни о мне, о Семов сыне! воспомяни о бездыханном теле Кальмара. Когда Фингал развеет, яко прах, Лохлинское ополчение, сокрой меня под некиим достопамятным камнем, могущим возвестить славу мою потомству. Соделай, да рождшая {Алклета, мать Кальмарова. Смерть Кушуллинова.} храброго Кальмара утешится, видя камень, вещающий о моей славе.

Нет мужественные сын Маты, отвечает Кушуллин; нет, я вечно с тобою не разлучуся; неравными сражаться силами есть мое утешение и радость; в пагубной опасности душа моя новую крепость и новое получает мужество. Коннал, и ты, почтенный Каррил; удалите печальных чад Эринских, и когда брань утишится, теките обресть тела наши лежащия в сем тесном месте; мы повергнемся при корени сего дуба посреди многих сопостатов.

Быстротечный Моран! стремися по дебрям Лены, Фингалу: Эрин пал в рабство, убеди сею владыку, да ускоряет он своим шествием.

Ростающее утро начинает освещать высоту Кромлы; сыны моря востекают на холм. Кальмар ожидает их неподвижно; пламень бодрости возгарается в раздраженной его душе; но лице бранноносца покрывается бледностию, Изнемогая уклоняется он на копие своего отца, на сие грозное копие, снятое им со твердых стен чертогов Ларсих, при очах скорбящее своей матери. Но вскоре Герой сей лишается сил, и упадает яко древо на полях Коны. Мрачный Кушуллин остается один, но неподвижен, яко уединенный камень посреди песков; море устремляется с своими волнами, и гремя свирепствует на твердых его ребрах; его глава покрывается пеною валов, и окрестные холмы отзываются с шумом. И се из глубины синих туманов являются на океане Фингаловы парусы, мачты его, яко дремучий лес, колеблются на волнах бегущих.

усматривает их с высоты холма; он оставляет Эринские полки, и течет обратно по стопам своим. Таковы, как бурное море, влекущее вспять сонмы вод своих чрез сто шумящих Инисторских островов, таковы обратились против Фингала сгущенные и стремительные полки Локлина.

Кушуллин прискорбен, орошен слезами и уклонив главу свою, шествует тихо; влача позади себя дебелое копие, и стеная о пораженных своих сподвижниках, простирается он во глубину лесов Кромльскихе. Он ужасается предстать пред Фингала, которой обык поздравлять его торжествующим, и всегда победителем своих сопостатов.

Колико моих Героев, вещал он, колико сих вождей Инисфальских, сиявших блеском веселия в чертоге моих пиршеств, повержено в кровавом сем поле! Я уже не узрю их стоп на песчаной дебри, я не услышу гласа их в ловитв серн. Бледны и безгласны лежат на кровавых полях сии бодрые ратоборцы, мои други и сподвижники. Души Героев, коих зрел я не давно исполненных жизни и крепости! посещайте Кушуллина в его уединении, прилетите к нему на ветрах, от которых стонет древо пещеры Прилетайте беседовать со мною. В сей-то пещере удален от смертных хочу обитать я никому неизвестен. Ни един Бард не услышит о мне беседы, никакой знаменитый знак не возвысится для сохранения моей памяти. Рыдай о мне, Брагела, почитай Кушуллина в числе мертвых; слава моя уже изчезло.

Тако сетовал Кушуллин, простираясь во глубину лесов Кромлы.

Фингал, стоя на корабле своем, возвысил блистательное копие свое: сияние от его стали ужасно было, яко мрачные и тусклые огни смерти, являющиеся на воздухе, когда путник шествует один, и когда великий круг луны омрачен зрится на небе.

Уже ратоборствовали, рек Фингал, и я, зрю кипящую кровь моих друзей. уныние царствует на полях Лены, леса Кромлы сетуют; они зрели, как пали цветущие младостию звероловцы; и нет уже сына Семева. -- Рино, , чада мои! вострубите в рог, зовущий ко брани; востеките на сей холм вознышенный при гробе Ландарга, и воззовите к сопостатам. Да возгремят ваши гласы, яко глас отца вашего, когда воспламеняет он сражение, и воскриляет все свое мужество. На сем бреге ожидаю я мрачного и сильного Сварана. Да шествует он ко мне со всем своим племенем; сии гневных смертей друзья ужасны в полях свирепой брани.

Прекрасный Рино полетел яко молния; черный Филлан яко осенния облаки. уже их глас внемлется на дебрях Лены; сыны Океана познали звуки трубы Фингаловой. Шумящий Океан не с большею яростию и быстротою устремляется со брегов многоснежного владычества, как Локлинския чада устремились с покату холма. Пред ними шествует их владыка грозен и ужасен в своем всеоружии. Ярость воспламеняет его черное лице, и очи его сверкают огнями бодрого мужества.

Фингал усматривает Старнова сына, и воспоминает любезную еще во младости оплакал смерть прелестной своей сестры. Фингал посылает к нему Уллина, да пригласит его к пиршеству; душа вождя Морвенского ощутила нежные чувствия, воспомянув первую свою любовь.

Уллин шествует к сыну Старнову и вещает: о ты, обитающий далече от наших пределов, окружен морей твоих волнами! гряди на пиршество к Царю нашему, и пребуди день сей в тишине и покое: заутра, о Сваран! мы сразимся, и будем сокрушать бранноносные щиты.

Ныне, ответствует сын Старнов, исполнен ярости и гнева, ныне сокрушим мы щиты. Заутра мое торжественное устроится празднество, и Фингал будет простерт на прахе. возвращается к своему владыке. - Да будет так, рек Фингал {Оссиан не останавливается здесь, чтоб изъяснить, как Уллин принес Фингалу ответ Сваранов.}, усмехаясь грозно; пусть Сваран устрояет заутра свое торжество! мы ныне, так, мы в сей день будем ратовать и сокрушать щиты. Оссиан! пребуди со мною; Галл! возвысь твой ужасный мечь; Ферг! напрягай твой крепкий лук, и ты, Филлан! да копия наши явятся, яко смертные призраки. Шествуйте за мною по степям славы, и равняйтесь мне в геройских подвигах на поле брани.

Тысяща ветров, расторгших свои заклепы и устремленных на Морвен, или тученосные облаки, носимые под сводом небес, или безчисленные мрачного Океана волны, стремящияся на брега пустыней, и несущия с гремящим звуком ужас и опустошение: все сие изображает грозную брань двух соединенных воинств на шумящих полях Лены. Ратоборцев вопли разносятся на холмах, яко звуки громовых в нощи ударов, когда бурное облако тяготея расторгается над Коною, и когда в шумных вихрях внемлются крики и вопли тысящи призраков.

Фингал устремляется, грозен яко дух Тренмора, когда излетает он из бурного вихря на Морвенския горы, чтоб посетить знаменитых своих потомков. От его шествия колеблемые дубы стонут, и камни упадают, отторгаясь от своих оснований. В крови сопостатов погружалась десница моего родителя, когда он в пламенном круге вращал копие свое. Он воспоминает о бранех своей младости, и бурным своим стремлением опустошает он поле сражения. Рино простирается яко столп огненный. Чело Галлово грозно и ужасно. Ферг и Филлан низвергают полки враждебные. Я сам, я торжествуя шествовал по следам владыки. Мышца моя тысящу крат поражала смертию, и каждый молниевидный блеск меча моего был ужасным оные знаком. Мои власы еще не блистали тогда сединою, и руки мои не содрогались от старости; густая мгла не скрывала от взора моего лучей солнечных, колена и бедра мои не изменяли мне в быстром течении.

Кто может изчислить смерти, или подвиги бранноносцев в сей знаменитый день, когда воспламененный яростию метал смертоносные перуны в полки Локлинские? Стенания, усугубляемые стенаниями, отзываясь прелетали с холма на холм, доколе мрачная ночь покрыла своими крилами поднебесную. Бледны и скрежещущи от ужаса, яко стада робких серн, Локлинския чала соединяются на высот холма. Мы возсели на брегах спокойных вод Любарских, чтоб внимать сладостным тонам арфы. Фингал, устроясь в возможной близости к сопостату, утешался песнями Бардов, прославляющих его знаменитое племя. Седящ, опершись на свое копие, склонял он внимательный слух к пению. Власы его развевались дуновением ветра, и мысли его странствовали во временах протекших. Близ его сидел юный мой сын, мой возлюбленный ОскарМорвенского, и душа его воскрилилась новым величеством, внимая песням, гремящим славу деяний Фингаловых.

Сын моего сына! рек честь и хвала младости! я зрел, как блистая поражал твой мечь, и я со услаждением гордился моими чадами: шествуй по следам славы предков наших, и буди велик яко Тренмор, первый Герой из смертных, и Траоал, Оскар! усмиряй противящагося ратоборца, но щади великодушно побежденного; стремись яко бурный источник на врагов твоего народа; но к смиренным и взыскующим твоей щедроты и покровительства буди кроток и благоприветлив, как нежный зефир, лобзающий кудрявую злачность: таков был Тренмор, таков и таков был Фингал; мышца моя всегда была покровом и защитою нещастному и угнетенному; безсильный покоился в тишине позади блистающих от меча моего перунов.

твоей подобною процветал я младостию, когда предстала взору моему дщерь Государя Кракского, прелестная Фенасоллиса, Коны сопровождаем немногими из моих ратоборцев. Парусы небольшой ладии являются моим очам в отдаленности моря, ладия казалася подобна облаку, возвышающемуся на ветрах Океана. Вскоре она к нам приближилась, и мы узрели красавицу. Её белая грудь воздымалась от глубоких вздохов. Ветры в расплетенных её власах играли с приятностию, и розовые ланиты её орошались сребровидными слезами. - Дщерь красоты! вещал я ей с кротостию, что виною твоих воздыханий? Могу ли я, толико млад еще, могу ли я защитить тебя, дщерь моря? Мечь мой найдет мне равного во брани, но мое сердце непобедимо.

Вождь мужественных! я теку в твои объятия, рекла она воздыхая: твоей помощи я взыскую, великодушный покровитель безсильных. Кракский владыка любил меня как самую блистательную отрасль своего племени, и многокрантно холмы отзывались воздыханиями любви, возсылаемыми к нещастной Фенасоллисе.

Борбар, владыка узрел мою красоту и пленился мною; его мечь блистает яко небесная молния, но брови его черны и мрачны, сердце его волнуется бурями. От сего врага убегаю я чрез волны Океана, и сей то враг стремится за мною!

Восхищающая красота! рек я ей, гряди под защитительную тень щита моего, и буди спокойно. Он побегнет, побегнет вспять сей мрачный вождь Соры, естьли десница не изменяет в мужестве его сердцу. Дщерь моря! я могу удобно сокрыть тебя в уединенной и глубокой пещере; но вечно Фингал не убегал от грозящих опасностей. Нигде столько, как посреди бури сражения и среди тысящи копий, душа его не воскриляется радостию. Я восхитился нежным сожалением о нещастном её жребии.

Вскоре, яко грозный вал, является в отдаленности моря корабль Парусы играют вокруг мачт его возвышенных над волнами; воды белеют и катятся под крепкия ребра текущого корабля, и шумное море гремит в окружности. - Остави, рек я ему, остави Океан, о пришлец, несомый на волнах бурных! Гряди в чертоги мои участвовать в моем пиршестве. Мое жилище есть убежище чуждым. - Трепеща от страха стояла подле меня красавица. Он пустил стрелу, и Фенасоллиса пала. - твоя рука верна, но сия прелестная дева была слабый для тебя противник. - Мы сразились, и противоборство было кроваво и смертоносно: Борбар повержен моими ударами. В двух каменных гробах сокрыли мы сию нещастную красоту, и безчеловечного её любовника.

Такова была юность моя; Оскар, подражай Фингаловой старости; никогда не ищи брони и сражения; но ежели оно предстоит, не убегай его никогда. , Оскар! упреждайте скоростию ветры, стремитесь на поле и соглядайте движения чад Локлинских. Я слышу, как они мятутся поражаемы ужасом. Теките, да ни един из них не скроется от моего меча, стремясь на волны севера. Кол многие ратоборцы племени извержены ими почили здесь на одрах смерти!

Два Героя стремятся яко два мрачные призрака, летящие на воздушных своих колесницах поражать ужасом на земли живущих.

И се Галл {Галл, сын Морны, Фингалом о первенстве; наконец Фингал победил, и Галл Морния, простирается и предстает в геройском виде: его копие блистает при лучами звезд. О Фингал! возопил сей Герой, повели Бардам твоим, да своими песнями низведут они сладостный сон на вежды твоих утомленных ратников. И ты устреми твой шумящий и смертоносный мечь во свое влагалище, и дозволь сражаться твоему народу. Мы праздны слабеем здесь без славы, и наш владыка един противоборствует и торжествует победоносен. Когда утро озарит наши холмы, взирая издалече на подвиги наши. Да Локлинские воители возчувствуют острие меча сына Морниева, Фингаловы, тако поступал и ты, о Фингал!

Сын Морния! рек , слава твоя для меня вожделенна; ратоборствуй, но копие мое будет от тебя недалече, чтоб лететь в помощь тебе среди грозных опасностей. Возвысьте, возвысьте ваши гласы, о чада музыкийских песней! и низведите на мои очи спокойный и мирный сон. Фингал опочиет здесь при шуме ночных ветров. И ты прекрасная Агандеха, Локлиских, приди посетить меня в ночных моих сновидениях. Прелестная, которую толь пламенно любил я! приди и услади мою душу приятным и кротким воззрением красоты твой.

Тысящи арф, и тысящи гласов соединили свои стройные звуки. Барды воспели знаменитые Фингаловы Оссиана. Оссиана погруженного ныне в печальное уныние. Я сражался, я торжествовал многократно во бранех Эринских; ныне, лишен зрения, орошен слезами, и один оставшись от всех юности моей сподвижников, скитаюсь я между сонмами простых смертных. О ! я уже не зрю тебя окруженна ратоборцами твоего племени: дикие звери притекают пастися на гробе сильного владыки Морвенского. Вечный мир тени твоей, о Царь смертоносных мечей, Герой знаменитейший паче всех Героев на холмах Коны.