Фингал (Оссиан, сын Фингалов).
Песнь четвертая

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Фингал (Оссиан, сын Фингалов). Песнь четвертая (старая орфография)

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

Содержание.

Действие поэмы прерывается наступлением ночи. Оссиан, тем пользуясь, повествует о своих собственных подвигах, бывших при озере Лете, и также о любви своей к Эвираллине, матери Оскаровой, которая умерла не задолго пред отбытием Фингалоеым в Ирландию; её тень является Оссиану, и уведомляет его, что Сехар, посланный при начале ночи соглядать неприятеля, вступил в сражение с частию передняго воинства и скоро погибнет. Оссиан летит на помощь к своему сыну, и сей мятеж возвещает о приближении Сварана. Фингал востает, собирает воинство, и по своему обещанию вручает его предводительству Галла. По увещании сынов своих, чтоб мужественно сражались они на своих подданных, удаляется он на гору, с высоты которые мог он все видеть. Сражение начинается; Оссиан прославляет знаменитые подвиги сына своего Оскара. Но между тем, как Оскар с своим отцем обращали в бегство одно крыло неприятелей, Галл, противоборствующий гордому Сварану готов уже был отступить. Фингал посылает Уллина, чтоб песнями своими ободрил он Не смотря на то, Сваран остается победителем и принуждает Галла и его полки отступить. Фингаал нисходит с горы, и соединяет розсеянное воинство; Сваран престает за ними гнаться, занимает высокое место, приводит в надлежащий порядок полки свои, и ожидает приближения Фигалоеа. Фингаал ободряет воинство, дает нужные повеления и начинает вновь сражение. Кушуллин, удалившийся с Конналом и с Бардом своим Каррилем в пещеру Туры, услышав вопли сражения, исходит из пещеры на высоту горы, с которой все поле было видно, и видит уже в сражении. Он хочет соединиться с Фингалом, которой уже готов был одержать совершенную победу; Коннал удержал его от такого намерения. Кушуллин посылает Карриля поздравить Фингала с благополучным его успехом.

* * *

Кто сия {Стихотворец предполагает, что Мальвина нисходит с горы, чтоб внимать похвалам Оскара, Осианова сына и своего супруга. Кажется, что после смерти Оскара осталась она навсегда при Оссиане. Лены? Эта красота, которые глас вливает в сердца любовь; это любовная дщерь Тоскара; неоднократно склоняла ты слух свой к моим песням, неоднократно зрел я текущия слезы из прекрасных очей твоих. Гряди быть свидетельницею наших подвигов, или внимать похвалам деяний Оскаровых. Когда престану я рыдать на бреге источников Коны? Мои цветущия лета протекли во бранех, и скорбная печаль обременяет мою старость.

Прекрасная Мальвина! я не был еще, как ныне, лишен зрения, я не был так печален и уединен, когда любила меня прекрасная Эвираллина, сия черновласая и белогрудая красота {Фингал уснул, и действие песни пресеклось наступлением ночи. стихотворец вводит здесь повесть о любви своей к Эвираллине. Сия повесть нужна для уразумения многих мест, которые следуют после.}. Тысяща Героев воздыхая возсылали к ней свои желания: она любви своей не удостоила тысящу Героев; сонмы храбрых воителей презренны ею удалились. Один Оссиан приятен был её взору.

Я шествовал к черным водам ЛегаМорвенских, провождали меня в пути моем. Мы вступили в чертоги Бранна, друга и благодетеля странных.

От каких пределов, рек он, притекли сии иноплеменнме бранноносцы? Трудно и неудобно владеть красотою, презревшею толь многих ратоборцев Эринских. Но ты, сыне Фингалов, будь щастлив: благополучна красота, для тебя соблюденная. Знаменитый питомец славы! для чего не имею я двунадесяти прелестных дев, нарицающих меня родителем? Я представил бы их твоему взору, дабы сердце твое избрало возлюбленную. Вещая тако, отверзает он чертог, где обитала прекрасная Эвираллина: мы зрим ее, и сердца наши трепещут под твердою сталию; мы из глубины души изливаем желания о благоденствии дщери Бранновой.

Но превыше глав наших, на высоте холма, явилось воинство гордого Кормака. Седмь ратников сопутствовали сему Герою, и поле сияло блеском, отражаемым от их оружия. Тамо зрелися Колла и Дуна покрыты язвами; сильный Тоскар, мужественный Таг Фрестат. Следовали Данр, щастливый сын браней, и Дало необоримый оплот и защита вспять обращенных ратников. Шумный мечь блистал в деснице Кормака, и очи его исполнены приятной кротости. Оссиан изводит с собою седмь ратоборцев: стремительного Уллина, великодушного Мюлла, знаменитого и прекрасного Сцелака. Оглана, пламенного Сердала и свирепого Дюмарикана; и тебя, Огар. Огар Арвена; для чего я нарек тебя последним?

Огар устремился на Лала; они сражаются на равнине. Огар помышляет о своем кинжале; это любимое его оружие: девять крат углубил он его в ребра Далы; жребий сражения пременяется; три краты пронзил я копием моим щит Кормака; трикраты его копие сокрушилось о твердость моего щита. О юный и нещастный любовник! я отъял от выи главу его мечем моим; пять крат я сотряс ее за власы; сподвижники его обратились в бегство. Любезная Мальвина! всяк, кто бы дергнул тогда сказать мне, что некогда, лишен зрения, безсилен, и отягощен печалию, буду скитаться я нощию в пустыни, всяк бы должен был облещися в твердую броню, и десницу иметь непобедимую,

Но {Стихотворец возвращается к своему пути. Мы видели, что Фингал, послав своего сына Филлана, и внука своего Оскара Лены не слышатся звуки арф, и сладостные гласы Бардов. Непостоянные ветры дышали нагло, и высокий дуб сотрясал над моею главою трепещущее свое листвие; мысли мои исполнены были Эвираллиною, как вдруг во всем блистании красоты своей, и орошая слезами лазурь прелестных очей своих, она явясь мне на легком своем облаке, вещает слабым гласом:

Востани Оссиан, и спаси от гибели сына моего; спаси любезного моего Оскара. Близ дуба, возрастшого на брег Любара, противоборствует он Локлинским чадам... Рекла и погрузилась во свой облак; я облекся во все оружие: мое копие подкрепляет и устремляет купно стопы мои; звуча гремит на мне оружие. Сообразуясь моему при грозных опасностях обыкновенно, повторял я невозвышенным гласом древния песни Героев. Локлинские воители услышали отдаленный шум моего шествия: они обращаются в бегство, и мой сын устремляется во след их. Возвратися, возопил я к нему, возвратися любезный мой сын, престань гнать во след сопостата, хотя и Оссиан летит к тебе в помощь.... Он, повинуясь моему гласу, возвращается: что может быть тако приятно и сладостно слуху моему, как звук Оскарова оружия? для чего, рек он мне, удержал ты мою десницу, доколе мрачная смерть не покрыла всех сих сопостатов своими хладными крылами? Ведаешь ли, что грозны и свирепы устремились они против твоего сына и Филлана, Моры, простираются Локлинские воители на злачные поля Лены; ночные призраки вопят, вещая пагубная; я зрел блистающие воздушные огни, предшественники алчной смерти. Оставь, да возбужду от сна владыку Морвенского, встречающого радостною усмешкою грозные опасности: он подобен солнцу, сему лучезарному сыну небес, когда оно востает и гонит со тверди сгущенные тучи.

Фингал вдруг воспрянул, возбужден сновидением, и оперся на щит Тренмора, сей знаменитый щит, которой предки его тысящу крат возвышали некогда во бранех своего племени, Герою представилась во сне унылоя тень Агандехи. Она вышла от волн Океана, и простерлась тихими стопами на поле Лены: её лице бледно, и ланиты её орошены слезами; многократно из под облачной своей одежды безмолвна, и обращая вспять очи, простирала она хладную свою руку на Фингала.-- Для чего дщерь Старнова проливает слезные токи? рек ее : для чего бледность покрывает прекрасное лице твое?... Она изчезла на крылах ветра, и оставила Героя посреди мрака. Она оплакивала смерть бранноносцев своего отечества, которые должны погибнуть от поражении Фингаловых.

Герой востал, и зрит еще Агандеху в своих мыслях. Он слышит шум Оскарова шествия; он усмотрел блистание щита его; уже возникший лучь утра озарил волны Уллина.

Что творит сопостат? вещает востая Мореснсхик владыка. Влекомый ужасом бЕлит ли он на шумные волны Океана? Или ждет еще нового сражения? Но для чего я о сем вопрошаю? Гласы, приносимые во сл.ѵх мой вЕтром востекшого утра, суть гласы противных. Оскар! лети в поле, и вовбуди на брань сподвижников наших.

Фингал устроился близ холма Любара, и трикраты возопил ужасным гласом. Елень трепещет при источниках Кромлы, и камни на холмах сотрясаются. Яко темные бури, соединяемые облаками и омрачающия лазоревый свод небес, стекаются на глас сыны пустыни; всегда его ратоборцы восхищались радостию при звуках его гласа; часто изводил он их на брань, и возвращал с поля сражения отягченных корыстьми сопостата.

Теките, безтрепетные ратники, стремитесь поражать смертию: Фингал будет взирать на ваши подвиги; мечь мой блистать будет на сем холм; он явится защитою моего народа; но коль желательно, чтоб никогда не имели вы прибежища в его помощи, когда сын Морния ратоборствует вместо Фингала!.. Он будет ныне вождем и предтечею вам ко брани: да слава его будет знаменита в песнех наших. Тени преждебывших Героев! жители облаков легких! сретайте, примите дружелюбно моих пораженных ратоборцев, и упокойте их в убежище холмов ваших! да возмогут некогда, носимы на крилех ветра, пролететь они пространство моих морей, посетить меня в сновидениях, и возвеселить душу мою в безмолвии ночи.

Фингал, Оскар, и ты прекрасный Рино, держащий в деснице смертоносное копие! шествуйте на брань безтрепетно, летите во след Морниева сына, взирайте на подвиги мышцы его, и ваши мечи да подражают ревностно мечу его. Защищайте друхей отца вашего, и бранноносцы времен протекших да присутствуют в ваших мыслях и памяти. Любезные мои чада! естьли пораженны падете вы на полях Эрина, я еще узрю вас: скоро, скоро хладные и бледные наши тени встретятся на облаках и прелетят вкупе возвышенные холмы Коны,

Сколь грозен сгущенный и тученосный облак, имущий воспламененные свои ребра вооруженны молниями, убегает от лучей востающого утра и простирается к западу; тако ужасен удаляется от нас Морвенский владыка: в деснице его блистают два копия, и от его всеоружия пагубоносное отражается сияние. Белые власы его развеваются по воле ветров; часто обращается он вспять и мещет взоры на поле брани. Три Барда ему сопутствуют, готовы приносить его веления во ушеса его бранноносцев. Он возсел на высоте движения блистающого копия его управляли нашим шествием. Радость разливается на лице Оскара: его ланиты покрылись румянцем, и очи его источают слезы веселия и утехи; мечь в его деснице блистает яко светоносный лучь. Он простирается, и с приятною усмешкою вещает Оссиану. Победоносный вождь ополчений, любезный мой родитель! внемли гласу твоего сына: удалися и ты равно, гряди к Морвенскому владыке, и уступи мне славу твою. Естьли погибну здесь, не забудь сию уединенную красоту, наполняющую любовию мое сердце; не забудь прелестную дщерь Оскара. Я вижу ее уклоненну на брег источника, я вижу ланиты её, горящия огнем, и власы её развевающиеся на белых персях; я зрю, как с высоты горные низводит она взоры свои в дол и воздыхает о милом своем Оскаре. Скажи ей, что я обретаюсь уже на моих холмах, как новый и легкий житель ветров, и что стремлюсь на облаках моих во сретение любезной дщери Оскаровой. -- Воздвигни Оскар, воздвигни лучше мне гроб: я не хочу уступить тебе сражения; моя десница должна более пролить крови, и научить тебя сражаться и побеждать. Но ты, любезный сын, не забудь сей мечь, сей лук, и сии рога быстротечного еленя положить со мною во мрачном и тесном моем жилище, на котором ты достопамятный возвысишь камень. Оскар! я уже не имею возлюбленной, которую бы вручил попечениям моего сына; я лишился Эвираллины; нет уже на свете прекрасной дщери

Тако мы беседовали, и се глас Галла, пренесенный к нам на крилех ветра, ударяет во ушеса наши: сей вождь уже вращает в воздухе копие отца своего, и пагубоносен устремляется во среду смертей и кровопролития.

Оба воинства сомкнулись и яростно сражаются, ратник против ратника, железо противу железа. Щиты и мечи ударяются взаимно и гремят. Народы повергаясь упадают. Галл устремляется, яко бурные вихри Арвена, его мечу сопутствует опустошение. Сваран пожирает все, яко пожар воспламененный в дебрех Гормала. Но можно ли мне изчислить в песнех моих имена пораженных Героев, и толь различные роды смертей? Мечь Оссианов блистал победоносно в кровавом сем сражении: и ты, о любезной мой, Секар, превосходнейший паче всех чад моих! коль ужасен ты являлся к брани! Моя душа восхищалась втайне радостию, когда зрел я мечь ею блистающ над поверженными сопостатами. Они ужасаясь мятутся и бегут. Мы постигаем их, мы ударяем смертоносно. Как поверженный с горные высоты камень скачет с утесу на утес; как секира ударяет и звуча прелетает от дуба к дубу; как бурный гром с холма на холм стремит свои ужасные перуны: тако из десницы Оскаровой и моей устремлялись и друг за другом следовали удары и пагубные смерти.

Но Сваран обременяет отвсюду Галла, и сын подобен камени, стоящему во круг раздраженных валов. Фингал зря сие подъемлется до половины, и потрясает копием своим. Теки, Уллин, мой древний Бард, стремися к Галлу, представь памяти его бранноносные подвиги его предков; укрепи твоими песнями колеблющееся его мужество и бодрость. Песни одушевляют ратоборцев. Почтенный Уллин шествует, он понуждает стопы свои отягченные старостию; приходит, и лиет в сердце Галла песни, воспламеняющия храбрость.

Сыне стран, где раждаются знаменитые и быстротечные кони: Юный Царь смертоносных копий! ты, которого мышца крепка в грозных опасностях, и необоримая бодрость никогда не колеблется! вождь бурных браней, направляющий удары смерти! рази, низвергай сопостата: да вечно ни един его корабль не явится при бреге Инистора. Да будет твоя десница, яко громовая стрела; твои очи, как молнии, твое сердце яко твердый камень. Возвысь твой щит, погрузи, исторгни, и паки погрузи твой шумный мечь, ударяй, разрушай.

Он воспел, и ободренное сердце Галла пламенеет новым жаром; но Сваран простирается, предходя своему воинству: он разсекает на полы щит и чада Эринския обратились в бегство.

Фингал востал, и трикраты возопил грозным гласом. Кромла отвечала его звукам, и бегущие ратоборцы его воспятили стопы свои. Они уклонили к земли смущенные свои лица, и устыдились присутствия Фингалова. Он простирается яко дожденосный облак во время палящого зноем лета, когда он несясь розширяется над холмом, и когда жаждущия долины и поля ожидают в молчании росы его. Сваран узрел сего ужасного владыку. Морвена, и остановляется посреди своего течения. Свиреп и вращая окрест себя пламенные взоры, стоит он в томном безмолвии, опершись на свое дебелое копие; высотою стана своего подобен он древнему дубу, стоящему на брегах Любара, уклонившему главу свою на воды, и которого ветви очернены некогда молниями грома. Он шествует и удаляется тихими стопами на поле. Волны его ратоборцев окружают его, и облак ужасного сражения сгущается на холме

Фингал блистает посреди Героев своих и вещает им: примите мои знамена, распрострите их на ветры Лены, да развеваются они, яко волнующиеся пламы ста холмов; да звучащее их волнование в воздухе ободряет нас ко брани. Стремитесь Эринския Галл, непобедимая смерти мышца! юный Оскар, возрастающий для геройских подвигов! бодрственный Коннал, мужественный и темновласый Дермид, и ты, Оссиан, Царь песней! теките все, и устройтеся близ десницы отца вашего.

Мы возвысили Солифлам {Знамя Фингалово называлось Солифлам, т. е. луч солнца, по причине блистающих на нем цветов и злата.}, блистающее пламя владыки. Душа взыграла утешительною радостию, видя его развеваема крылами ветров; оно разпещрено было златом, как ночная лазурь небесного свода; усеянного звездами. Каждый вождь имел свое знамя, и каждому знамени сопутствовал строй бранноносцев.

Воззрите, рек Фингал, како воинство Лохлинское разделяется на полях; они подобны дубовому лесу, до половины опустошенному пламенным пожаром, и которого древа сквозь пространные свои межместия дозволяют видеть свод небес, и сверкающие в воздухе огни во время ночи. Да каждый вождь друзей Фингаловых изберет себе враждебный строй, и ратоборствует противу его с своими подвижниками; и в уничижительное презрение и досаду сего безтрепетного и грозного чела, с каким они противостоят нам, да ни един из них не избегнет на волны Инисторския. -- Я, вещает Галл, я ополчусь противу седми вождей, притекших от озера Лана. -- Да мрачный Царь Инистора, возгласил Оскар, оставлен будет мечу Оссианова Инисторского, рек Коннал, имея сердце тверже крепкой стали. - Или Мидан, или я, возопил Дермид, почиет во мрачном гробе. - И ты Оссиан, не видящий ныне лучей солнечных, и толико ослабший от бремени печалей, ты избрал тогда себе мужественного Царя Терманского. Я положил обет не возвращаться без его щита. - Теките, мои Герои и возвращайтеся победоносны, рек Фингал, простирая веселием блистающие взоры: тебя, Севран, тебя Фингал блюдет для своей непобедимой десницы. Он рек, и вдруг, яко тысящи бурных ветров, прервавших свои заклепы и устремленных на долины, разделяются полки наши и летят на сопостата: отзывы Кромлы

Как могу изчислить все смертоносные удары, прославившие наше оружие в сем ужасном сражении? О дщерь Тоскарова! наши руки омывались кровию; гордые строи Локлинские повергалися друг на друга, яко глыбы земные, отторгающияся от горы Коны. Победа сопутствовала мечам нашим: каждой вождь исполнил свой обет. Дщерь Тоскарова! ты неоднократно сидела при журчащих водах Бранна: тамо белая твоя грудь воздымалась и возвышалась подобно мягкому пуху лебедя, плавающого кротко на поверхности озера, когда нежные зефиры играют с приятностию под его крилами. Тамо неоднократно зрела ты багряное солнце, катящееся тихо за мрачный облак; ты зрела, как ночь соединяет окрест горы все свои темные тени, когда стремительные бунтуют вихри, и шумят повременно в глубоких долинах. Дождь и град упадает, громоносная туча стремится, расторгается, гремит, ударяет, и твердые камни разсекаются перуном. Духи восходят на пламенные лучи, необоримые и многоводные источники низвергаются с высоты холмов горных: такого, любезная Мильенна, таково изображение ужасной сей брани.... Ах! для чего проливаешь ты сребровидные слезы? Локлинским девам должно рыдать, и проливать слезы. Ратоборцы их отечества упадали тысящами; железо Героев наших обагрялось их кровию; но увы! я уже не спутник и не сподвижник ныне Героям; я лишен зрения, печален, и от всех оставлен. Дай мне слезы твои, любезная Мальвина, дай мне твои слезы, я зрел возвышенные гробы всех моих друзей и сподвижников.

В сем кровопролитном сражении с печалию зрит Фингал Фингал, познав сего бранноносца, от моей убо десницы погибаешь ты, о верный друг прекрасной Агандехи! Я видел, как в чертогах кровожаждущого Старна проливал ты жалостные слезы о той, которая наполняла сердце мое любовию. Ты был сопостат врагам моей возлюбленной, и ты погибаешь от моих ударов! Воздвигни, Уллин, воздвигни гроб мужественному сыну Мафона, и в песнех твоих соедини его имя со именем Агандеки, сей прелестной Агандеки, толико милой и любезной моему сердцу!

Седящ во глубине пещеры Кромлской, Кушуллин услышал громы сражения. Он призывает храброго Коннала и почтенного Карриля. моря, гонят и стремят пред собою на песчаный брег шумящия воды.

При сем вид Кушуллин воспламеняется и наморщивает свои черные брови: его десница уже несется на рукоять меча его предков; очи его блистают огнем, и прилепляются к сопостату. Три краты порывался он на поле сражения, и три краты воспящал стопы его Коннал. Вождь острова густых туманов! рек он ему, Фингал торжествует: успокойся, и не тщися похитить некую часть его славы: он разрушает, он истребляет все, яко грозная буря.

Да будет так! отвечает Кушуллин; Каррил! стремись поздравить Морвенского владыку. Когда Локлинское воинство протечет; яко струи после дождя, и когда безмолвие воцарится на поле кровопролития, простри твой приятный и стройный глас во ушеса Фингала, и воспой его хвалы и славу. Вручи ему Каитбатов мечь: уже недостоин носить оружия своих предков.

Но вы, о тени уединенной Кромлы, духи мужественных Героев, уже почивающих ныне во гробе! будьте навсегда собеседниками Кушуллину в сей пещере, где хочет он сокрыть свою печаль и уныние. Нет, я уже не буду славен в лике знаменитых воителей. Я блистал как светоносный лучь, но я и сокрылся подобно ему; я изчез как пар, уничтоженный ветрами утра, когда оно востает и позлащает холмы. Коннал! уже не вещая мне о бранех и оружии: моя слава умолкла, я буду изливать стенания мои на криле ветров, доколе следы стоп моих загладятся на земли.... А ты, прекрасная и нежная Брагела, ты рыдай о уничтоженной славе моей: я уже к тебе вечно не возвращуся: я побежден на поле брани.