Фингал (Оссиан, сын Фингалов).
Песнь пятая

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Фингал (Оссиан, сын Фингалов). Песнь пятая (старая орфография)

ПЕСНЬ ПЯТАЯ.

Содержание.

Кушуллин и Коннал остаются на холме. Фингал и Сваран сражаются. Описание их сражения. Сваран побежден, связан и отдан под стражу Оссиану и Галлу сыну Морния. Фингал с Оскаром и с прочими своими сподвижниками гонит во след неприятеля. Повесть о Лохлинском вожде Орле, которой уязвлен смертно во время брани. Фингал, Рино, младший его сын, убит на сражении; он оплакивает его смерть, внимает повести о Ламдарге и Гельгоссе; и возвращается на место, где оставил он Сварана. Каррил, посланный Кушуллином поздравить Фингала с победою, увиделся между тем с Оссианом. Разговором сих двух Бардов оканчивается четвертый день.

* * *

Тогда на покате Кромлы Каннал вещает Кушуллину: сын Сема! лля чего толико мрачная печаль обладает тобою? Наши друзья сильны и победоносны во бранех; и ты, о неустрашимый ратоборец! ты безсмертную приобрел славу, многочисленны суть смертоносные удары, которыми копие твое поражало. Часто прекрасная Врагела, гробе. Часто твои Барды услаждали слух твой, воспевая твои Геройские подвиги.

Но виждь Морвенского владыку, он простирается, и пламенный пожар, шумные источники, грозные бури изображают его сильную крепость. Благополучен твой народ, о Фингал! твоя мышца на него ратоборствует. В гремящих бранех ты первый из Героев; во время кроткого мира ты премудрейший из всъх Царей. Речешь, и твои многочисленные бранноносцы повинуются; твоя сталь гремит, и враги трепещут. Благополучен твой народ, о Фингал!

Кто сей толико ужасный, толико стремительный в течении своем ратоборец?

Кто, кроме сына Старнова, дерзнет лететь во сретение владыке Морвенскому? Взирай на противоборствие сих вождей. Таковы сражаются на Океане два духа, и спорят, кто из них должен возвышать его волны. Звероловец стоящ на холме слышит звуки их усилий; он видит, волны подъемлются, и стремятся ко брегам Арвена. Тако вещал Коннал, когда два Героя сближились посреди своих ратников, упадающих на все страны. В сем ужасе, в сем кровопролитии внемлются звуки падения оружия и удвояемых ударов. Ужасно противоборствие двух вождей; ужасны очей их взоры; щиты их разрушаются, и сталь их шлемов летит раздробленна в мелкия части; они повергают рукояти своих оружий, и каждой стремится схватиться за тело своего противника, жилистые руки их сплетаются, они объемлются, они влекут к себе друг друга, колеблясь на десную и на шуюю страну, в сей кровопролитной борьбе твердые их жилы напрягаются и распростираются. Но когда уже пламенное свирепство их воскрилило и напрягло все их силы и крепость, тогда колеблемый от их усилий холм потрясся и вострепетал от основания до высоты своей. Наконец Сваран Локлинский владыка связуется узами.

Тако зрел я на высоте Коны, сей Коны, которые очи мои уже не видят, тако зрел я два холма отторженные от своих оснований наглостию бурного и стремительного источника; они тяжестию своею склоняясь друг ко другу, сближаются; древа их касаются в воздухе своими верьхами; вдруг оба они упадают, и катясь влекут с собою свои древеса и камни; течение рек пременяется, и багровые развалины обрушенной их земли издалече еще поражают взор путествественника.

Чада владыки Морвенского! рек Фингал, стрегите вождя Локлинского; зане крепость его есть крепость тысящи разъяренных волн; его мышца научена на брань; он облечен во все мужество древних Героев своего племени. Храбрый Галл, и ты Оссиан! сопутствуйте брату Агандеки, и вселяйте радость в унылую душу его. Но вы, Оскар, Филлан и любезный вы стремитесь во след разсеянных чад Локлинских; да ни един их корабль не деразнет впредь уничижать морей наших. Он рек, они воздвигнулись и летят яко молния. Фингал шествует за ними тихими стопами подобен облаку, несущему в недрах своих перуны, когда поля и долины безмолвствуют, опаляемы зноем летним. Его мечь блистает пред его взором. Он видит одного из вождей Локлинских и вещает ему: кто сей ратник зримый мною, и опершийся о твердый камень? Он не может прескочить источника: его стан и вид являют в нем Героя, щит его при нем, и его копие возвышается яко пустынное древо. Храбрый юноша! сподвижник ли ты мне, или один от сопостат Фингала?

- Я сын стран Локлинских, возопил воитель, и моя десница крепка. Супруга моя рыдает в моих чертогах; но мужественный Орла никогда в них не возвратится.

- Покаряешься ты власти моей, или хочешь противоборствовать? рек Фингал. Сопостаты не торжествуют пред лицем моим, и друзья мои прославляются в моих чертогах. Юный пришлец! сопутствуй мне, и гряди участвовать в торжественных моих пиршествах; гряди поражать быстротечных серн в моих пустынях.

- Да не будет, вещает Герой, я защитник слабых; моя крепость всегда готова на помощь изнемогающого. Мечь мой еще не сретал себе равного; да уступит мне владыка Морвена.

- Ведай, храбрый никогда Фингал, никогда не покарялся смертному, Извлеки твой мечь, избирай себе сопостата из моих бранноносцев.

- Но владыка их или не хочет противостать мне? рек мужественный Орла, один Фингал во всем племени своем, один Фингал достоин противоборствовать Орле.

Но внемли, сильный Царь Морвена, естьли паду поражен тобою, зане и мужественный должен некогда погибнуть, воздвигни мне гроб посреди Лены, возвысь его, да царствует он над всеми прочими. Мечь Орлы возврати чрез пространство морей нежной его супруге, чтоб орошаема слезами, могла она показать его моему сыну, и воспламенить в сердце его любовь ко брани.

- Нещастный юноша! рек Фингал, для чего печальною сею беседою обновляешь ты мою горесть? Так, предписано время, чтоб низверглись во гроб и сильные, и чтоб юные чада их взирали на праздное их оружие, висящее на стенах их чертогов; Орла, совершатся. Я возвышу тебе гроб, мечь твой будет орошен слезами нежной твоей супруги.

Они сражаются, но мышца Орлы уже изнемогла; мечь Фингалов спускается и разсекает на полы щит его. Раздробленная сталь летит и блистает на земли, подобно луне, сияющей во время ночи над струями источника.

Владыка Морвена! рек Герой, возвысь твой мечь и пронзи грудь мою. уязвлен во брани, остался я здесь безсилен и забвен от всех друзей моих; скоро, скоро печальная весть о смерти моей разнесется на брегах Лоды, и притечет к моей возлюбленной в те часы, когда уединенна странствует она в густых рощах.

- Нет, отвечал Морвенский владыко, ты никогда небудешь пронзен мечем моим: я хочу, да нежная твоя супруга еще увидит тебя на брегах Лоды, избегша от рук смертоносной брани; я хочу, да почтенный твой родитель, которой старостию лишен уже может быть зрения, хотя услышит голос твой в своем жилище.... Он востанет исполнен радости, и его заблуждающия руки будут искать Орлу, чтоб осязать его с веселием. - Они уже вечно его не осяжут: Фингал! я умру на полях Лены; иноплеменные Барды будут о мне беседовать; широкий мой пояс скрывает глубокую и смертную язву; виждь, я его отторгаю от персей моих, и повергаю на воздух.

Фингал тронутый сожалением уклоняется к умирающему Герою. Он призывает своих юных ратников: Оскар, Филлан, любезные мои чада! воздвигните гроб мужественному Орле; он почиет на сем поле, удален от приятного журчания Лоды, удален от нещастной своей супруги: некогда слабые ратники увидят, лук его висящий в его чертогах: они потщатся его напрягать, но тщетно; верные псы его поют на холмах печально; дикие звери, бежавшие прежде от стрел его, радуются о его смерти: уже он бездыханен, уже безоружна сия крепкая мышца браней, первый из мужественных уже в объятиях смерти!

Возвысьте ваши гласы, вострубите в рог, о чада Морвенского владыки! потечем к Сварану, и в мрачную ночь возвеселимся песнями. Филлан, Оскар, Рино! стремитесь на поле. Но где мой возлюбленный Рино? Младый сын славы! ты не любил отвечать после всех на глас твоего родителя.

Рино, вещает Уллин, Рино соединился уже с теньми своих предков, с теньми Траваля и Тренмора. Рина уже нет, его бездыханное тело простерто на полях Лены

И так нет уже, возопил Фингал, нет уже возлюбленного моего сына, сына быстрейша паче всех в течении, искуснейша паче всех в натягании лука?... О любезный мой сын! едва родитель твой мог, познать твои достоинства и доброты. Ах! для чего в толь нежной младости предписано тебе погибнуть? Почий безмятежно в полях Лены; скоро и Фингал тебя увидит. Скоро уже глас мой не будет слышен на земли живущим, и следы стоп моих загладятся скоро. Барды воспоют Фингалово имя, и возвышенные камни возвестят о моей славе. Но ты, юный бранноносец, ты поверлся во мрачное жилище, когда Барды не воспели еще славы твоих подвигов. Уллин! бряцай во струны арфы, Прославь юного Рина; вещай, коль знаменит он был в геройских подвигах, коль ужасен сопостатам. Прости Герой, стремившийся прежде всех на поле брани! родитель твой уже не будет направлять копия твоего на смертоносные удары: прости, о прекраснейший из всех чад моих! очи мои тебя уже не видят: прости. - Слезы текли струями по ланитам Фингала; он рыдал о своем сыне, о сыне толико юном, и толико уже страшном во бранех.

Кто сей ратник, вещает тогда великодушный Фингал, кто сей бранноносец, которого слава сим гробом возвещается? Я зрю четыре камня одеянные мохом, они являют здесь мрачное жилище смерти. Пусть юный мой Рино почиет о страну его, да почиет он близ мужественного. Может быть знаменитый герой здесь покоится, которой будет сопутствовать на облаках моему сыну. О воспой, обнови в памяти нашей печальных жителей сего гроба. Естьли они от грозных опасностей никогда в поле славы не убегали, пусть сын мой удален от своих друзей почиет близ сих Героев.

Здесь, воспел мудрый Бард, здесь покоятся первые из Героев; Ламдарг и величественный Уллин {Уллин сын Каирбаров; его не должно почитать и одного с Уллином, Бардом Фингаловым.} безмолвствуют под сим гробом. Но кто сия взирающая на меня с усмешкою от высоты своего легкого облака, и являющая очам моим свое прекрасное лице? Дщерь Тюафала, прелестнейшая из всех дев Кромлеких! для чего ты бледна? О Гельглосса! или почили ты с Героями, которых красота твоя свирепою воспламенила враждою? Тысяща Героев по тебе воздыхали; но один Ламдарг

Он притек некогда к древним башням Сельмы, и ударяя во щит свой, возопил: где Гельгосса, где моя возлюбленная, где милая дщерь знаменитого Тюафала? Я разстался с нею в чертогах Сельмы, шествуя сражаться против свирепого Ульфадда.... Возвратися не косня, о Ламдарг! рекла она мне; я остаюсь здесь печальна и прискорбна. Её белая грудь воздымалась от вздохов; её прелестные ланиты окроплялись слезами. Но я не зрю ее грядущу во сретение своему любовнику, и спешащу возвеселить и утешить его душу после грозного сражения. В жилище, где ожидала меня радость, царствует теперь безмолвие: я не слышу пения Бардов..... Я не вижу Бранна {Бранн имя, какое обыкновенно дается в северной Шотландии псам ловчим; и вообще горные жители называют ловчих своих псов по имени Героев сей поэмы: а сие доказывает, что имена сии знакомы слуху народа, и что сии самые Герои известны еще и до ныне в народе.} звучаща при вратах своею цепью и дрожаща от радости при возврат Ламдарга. Где , моя отрада и любовь? где нежная и чувствительная дщерь великодушного Тюафала? - Ламдарг! вещает Ферхий, Гельглосса может быть на высоте Кромлы, и с подругами своими стремится во след за робкими сернами.

Ферхий! ответствует Ламдарг, я не слышу никакого шума, я не слышу никакого звука в лесах Лены; я не видел ни одной серны, бегущей пред моими очами я не видел ни одного ловчого пса за нею стремящагося. Я не зрю Гельгоссы, моея любви и отрады... Спеши, Ферхий, спеши к почтенному {Аллад. Должно думать, что это был один из Друидов. Оссиан называет его сыном камени, потому что он жил в пещере. Впрочем тогда верили, что Друиды имеют вышеестественные позиции.}: он обитает во ограждении камней; он возвестит нам, где прекрасная Гельгосса.

Ферхий, бодрый сын Эдонов, шествует, и приклоняется к ушесам почтенного старца. Аллад! рек он ему, пустынный житель камени, обремененный толь многими летами! вещай мне, кого видели твои очи?

Я видел, ответствует пустынник, я видел гордого Уллина, сына Каирбарова; он стремился яко облак Кромлы; в устах его шумела песнь вещающая гибель, песнь подобная шуму ветров, дышущих в лесу, лишенном своих листвий; он вошел в чертоги Гряди, возопил он тамо, гряди непобедимый Ламдарг противоборствовать Уллину, или уступи ему Гельгоссу. Здесь нет Ламдарга, рекла прекрасная, он сражается с грозным Ульфаддою. Но ведай, что Ламдарг вечно не трепетал смертных; он ополчится противу сына Каирбарова. Дщерь Тюафала! ты любовна и прекрасна, рек свирепый Уллин, я отведу тебя в мое жилище; будет наградою победителя. Три дни пребуду я здесь на высоте Кромлы, ожидая возвращения сего бранноносца, и в день четвертый Гельгосса будет моею, естьли противник мой не изыдет на сражение.

Уже довольно Аллад, вещает Ламдарг, да сопутствует бзвмятежный мир твоим сновидениям. Ферхий! воструби в рог, да Уллин услышит звуки его на Кромле. Яростен и страшен он устремляется; он востекает на холм, поя тихим гласом бранноносные песни. Достигши высоты, остановился он как бурный облак, которого образ и вид различно пременяется дуновением ветром. Со главы холма повергает он ужасный камень, яко знак зовущий ко брани: из глубины своего жилища Уллин услышал падение сего камени. Он вострепетал от радости, познав пришествие Ламдарга

Гельгосса видит сего свирепого ратоборца востекающа на холм в глубоком молчании. Она ударяет в дрожащую свою белую грудь. Безмолвна и орошаема слезами трепещет она, ужасаясь, да не падет от меча его возлюбленный Ламдарг.

Каирбар! вещает прекрасная отцу Уллина, я хочу напрягать лук на высоте Кромлы; я вижу там быстрых ланей.

Она стремится на холм; но уже тщетно: два противоборца уже сразились. - Для чего пред владыкою Морвена повествовать о их сражении? Гордый Уллин повержен; юный Ламдарг бледен и обагрен кровию течет во сретение Гельгоссе.

Чия дымится кровь? возопила прекрасная: какою кровию покрыты ребра моего любезного бранноносца? - Это кровь Уллина, Гельгосса! оставь меня успокоиться здесь на несколько минут.... Мужественный Ламдарг изливает последний дух жизни.

Что я зрю! уже ты в объятиях смерти, о вождь Кромлы! Три дни стеная проливала она слезы над телом своего любовника. Змероловцы нашли ее бездыханну, они возвысили гроб, и заключили в нем сих трех нещастных. Так, владыка Морвена, сын твои почиет здесь с мужественными Героями.

Так, рек Фингал, мой сын почиет с ними; звуки их подвигов и славы многократно гремели во ушесах моих. Филлан, Ферт! да принесется сюда на руках ваших бездыханное тело младого Орлы. Мужественный Орла достоин, чтоб во мрачном жилище почил близ его возлюбленный мой Рино. Восплачьте дщери, и вы также прекрасные дщери Лоды восплачьте! они оба возрастали, как два младые дуба на холмах наших: они пали, они лежат подобны сим же дубам поверженным и простертым на широте источника и увядающим от дуновения горных ветров.

Оскар, предтеча юных ратников! ты зрел, коль мужественною, коль достойною Героев смертию они погибли: подобно им остави по себе гремящую славу; подобно им буди воспет устами Бардов. Во бранех чело и лице Героев сих было ужасно и грозно; но по время златые тишины Рино являлся приятен, кроток и безмятежен. Он был кроток и любезен как дожденосная радуга, зримая нами издалече уклоншеюся над источник, когда солнце нисходит опочить над Морою и царствуст на холм тихое безмолвие. Покойся безмятежно, возлюбленный мой Рино! покойся о юнейший из всех чад моих! почий на полях Лены. И мы также, и мы будем в объятиях смерти: во днех цветущих или при хладной старости Герою должно погибнуть.

Тихо сетовал, тако скорбел ты, о Фингал! над телом юного Рина. Сколь же свирепа, сколь безутешна должна быть Оссианова печаль, когда уже и ты сам, о родчтели, мой! оставил земнородных? И уже не слышу твоего гласа; очи мои уже не могут тебя видеть; часто удален от всех, и погружен во мрачную задумчивость, сижу я при твоем гробе и утешаюсь, прикасаясь к нему трепещущими руками. Иногда мечтается мне, что я слышу глас твой, но это не глас твой, это ничто, как томное журчание пустынных ветров, уже давно усыплен ты навсегда, о носящий в деснице своей судьбу браней!

Тогда Оссиан и Галл возсели со Свараном на злачном и кудрявом дерне брегов Любарских; я ударял во звучные струны арфы моей, стараясь утешить унылую душу побежденного владыки, но его чело зрелось обремененно мрачною печалию. Часто обращал он на поле прискорбные свои взоры: Герой сей воздыхал о смерти своих ратников.

Я возвел очи мои к Кромле, и узрел! величественного сына Семова. Печален и смущен удалялся он тихими стопами к пустынной пещере Туры. Он видел Фингала победоносна и торжествующа, и лучь радости осенил его мрачное уныние. Сиянием солнца озарялось его гремящее оружие. Коннал шествием.

При журчащем и пенящемся источнике изсечена пещера его в разселине камени; уклоненное древо приосеняет ее своею тению; ветры шумят в отзывах окрестных. В сию пещеру удалился мужественный сын Семов, В его мыслях непрестанно изображается грозное сражение, где он побежден; на его ланитах не умаляются слезные потоки. Неутешно рыдает он о потерянии своея славы. О Брагела! ты далече от него, ты не можешь твоим присутствием возвеселить смущенную душу Героя. Ах! пусть хотя он возможет созерцать образ твой во глубине души своей! да почиют мысли его и упокоятся воспоминанием о прекрасной Брателе.

Кто сей старец, украшенные сединою и простирающийся ко мне? Это певец геройских подвигов. - Радуйся, гряди благоприятен, о почтенный Карриль! твой глас утешителен и сладок яко арфа, висящая на стенах Туры. Твои слова приятны моему слуху, как роса полям и долинам, опаляемым лучами солнца. Почтенный Каррил! для чего оставил ты величественного сына Семова.

Оссиан! ответствует Каррил, ты первый из Бардов: уже давно известен и знаем ты , ты, мужественный вождь браней! неоднократно касался я струнам арфы для возлюбленной Эвираллины, неоднократно сопутстовал ты гласу моему в чертогах Бранна, во дни торжественных его пиршеств; и часто нежный глас Эвираллины соединялся с пением нашим. Некогда воспела она падение Кормака, сего юного любовника, пожертого пламенем, пылавшим к ней в его сердце. Я видел текущия слезы на прекрасных её ланитах; плакал и ты с нею, о вождь неустрашимых! её душа смягченна была жребием сего нещастного ратника, хотя сердце её было к нему нечувствительно. Коль прелестна была дщерь великодушного Бранна! и блистающая красота её коль много затмевала красоту всех её подруг и спутниц!

Не представляй ее мыслям моим, о Каррил! воспомни её образ, сердце мое истаевает от печали, и очи мои наполняются слезами. Увы! сия красавица, толико милая, нежная и кроткая, и толико сладостию и любовию наполнявшая сердце мое, уже ныне во мрачном сокрыта жилище, бледна и безобразна; но возсяди, почтенный Бард, на сем месте, и услади нас твоим гласом. Он приятен мне, как весенний зефир, дышущий во слух звероловца, которой востает, возбужден веселым сновидением, и которой слышал во сне сладкое и стройное согласие духов горных.