Без семьи.
Глава II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Без семьи. Глава II. (старая орфография)

II.

Я подошел, чтобы поздороваться, но меня вдруг остановила поднятая палка.

- Это кто такой?

- Это Реми.

- Ведь ты-же мне говорила...

- Да, я говорила, не... это неправда, потому что...

- А, неправда...

И он сделал несколько шагов ко мне с таким видом, что я невольно попятился.

Что я такое сделал? В чем я виноват? Я ничего не понимал.

- Вы тут маслянницу справляете, сказал он; это кстати, потому что я проголодался. А что у тебя к ужину, жена?

- Я сделала блины.

- Блины не еда для голодного человека.

- Другого у меня ничего нет. Мы тебя не ждали.

- Что-ж я есть буду? спросил он.

Он посмотрел на потолок, где на крюке когда-то висели окорока. Но там давно уж ничего не было и вместо окороков, торчало несколько пучков чесноку и луку.

- Вот лук, сказал он, сбивая палкой пучек. - А вот и масло и можно, значит, сварить похлебку. Сними-ка твои блины и поджарь лучше луковицы.

Матушка ничего не ответила я поспешила исполнить приказание. Он уселся у очага на лавку и ждал.

Я не смел тронуться с места и облокотившись на стол, молча смотрел на гостя.

Это был человек лет около пятидесяти с суровым и неприятным лицом. Шея у него была сведена к правому плечу от полученного ушиба и эта уродливость делала его еще неприятнее.

Матушка между тем поставила сковородку на огонь.

- Что-ж ты все масло не положишь? спросил он и не дожидаясь ответа, взял тарелку, на которой лежало масло и опрокинул ее над сковородкой.

"Вот и нет блинов", подумал я.

В другое время я пришел-бы в отчаяние от этой мысли, но теперь мне было не до блинов и оладьев, меня занимало только одно: неужели этот суровый человек - мой отец?

На самом деле я никогда ясно не представлял себе, что такое отец. Мне казалось, что это тоже самое, что мать, но с более грубым голосом. Увидев-же этого отца, свалившагося ко мне будто с неба, я испытывал смертельный страх.

Отчего он оттолкнул меня, когда я хотел его обнять? Матушка никогда меня не отталкивала, напротив, брала на руки и прижимала к груди.

- Ну, чего ты стоишь без дела, обратился он вдруг ко мне. - Разставил-бы пока тарелки.

Я молча повиновался. Похлебка была готова и матушка налила ее в миску.

Поднявшись со скамейки, Барбарен перешел к столу и принялся есть, изредка взглядывая на меня. Мне было от этого так неловко, что я не мог есть.

- Что он всегда так мало ест? спросил он жену.

- Нет, он ест как следует.

- Тем хуже; еслибы он хоть ел поменьше.

Я молчал. Матушка суетилась вокруг стола, стараясь угодить своему мужу.

- Ты, значит, не голоден? спросил он меня.

- Не голоден.

- Ну, так отправляйся спать, и постарайся тотчас-же заснуть, иначе я разсержусь.

Матушка сделала мне глазами знак, чтобы я уходил, не разговаривая. Но я и не думал возражать.

Как в большинстве деревенских изб, у нас кухня служила в одно и тоже время и спальней. У очага стоял стол и посудный шкаф; на другом конце комнаты стояли кровати, в одном углу матушкина, а напротив - моя, за красной занавеской.

Я поскорее разделся и лег, но уснуть оказалось не легко. Я был очень взволнован.

"Почему это, думал я, мой отец так грубо со мной обращается"? Я старался отогнать от себя все мысли, но сон все не приходил.

Через несколько времени, не могу сказать, через сколько, я услышал, что к моей кровати кто-то подходит. По медленным и тяжелым шагам, я тотчас-же догадался кто это и вдруг почувствовал на щеке горячее дыхание.

- Ты спишь? спросил меня отец глухим голосом.

"я разсержусь" еще звучали в моих ушах.

- Он спит, сказала матушка. - У него уж такая привычка: тотчас-же засыпает, как ложится. Можешь все говорить, он не услышит.

Следовало мне конечно сказать, что я не сплю, но мне страшно было это сделать.

- Ну, как идет твое дело? спросила матушка.

- Ничего из этого не вышло, отвечал ей муж; суд решил, что я сам виноват и хозяин мне ничего не должен. Дело проиграно, деньги потеряны и оставайся нищим-калекой. А тут еще прихожу домой и нахожу чужого ребенка. Почему ты не сделала так, как я велел тебе? вскричал он и стукнул кулаком по столу.

- Потому, что я не могла.

- Ты не могла отвести его в приют?

- Ну, посуди сам, как могла я бросить его? сама ведь выкормила и он мне точно родной.

- Это не твой ребенок.

- Да я и хотела сделать, как ты велел, но он вдруг захворал; нельзя-же было отдавать его в приют, чтоб он там умер.

- Ну, а когда выздоровел?

- Все-таки он не сразу поправился: стал сильно кашлять; от такого кашля наш Николай умер. Я и думала, что если отнесу его в город, то и он умрет.

- А потом что-же?

- Так время и шло. Думаю, ждала до сих пор, подожду и еще.

- Сколько ему теперь лет?

- Восемь.

- Ну, так он в восемь лет попадет туда, куда ему следовало попасть раньше. Не думаю, чтобы это было для него лучше.

- Да ты этого не сделаешь, Жером.

- Я не сделаю? Да кто мне в этом помешает? Не думаешь-ли ты, что он навсегда останется у нас?

Наступила минута молчания, и я мог вздохнуть. Волнение сдавило мне горло, и я чуть не задохся. Потом матушка сказала:

- Боже, как тебя изменил Париж! Прежде ты не был такой.

- Может быть. За то этот-же самый Париж меня и искалечил. Чем мы будем теперь жить? У нас нет больше денег. Корову продали; с чего-же нам еще держать чужого ребенка.

- Он столько-же твой, сколько и мой. Это не крестьянский ребенок, я хорошо разсмотрел его за ужином.

- Это самый красивый мальчик в околодке.

- Он красив, это правда, но разве у него есть сила? Разве красота прокормит его? Какой он работник с такими плечами. Городския дети нам здесь не нужны.

- Он честный, умный мальчик; у него золотое сердце и увидишь, как он на нас будет работать, говорила матушка.

- А до тех пор нам придется работать на него, а я больше не работник.

- Ну, а что ты скажешь родителям, когда они его потребуют?

- Родителям? А где они? Еслибы они были, так давно-бы уж отыскали его, будь уверена. Дурак я был, что поверил сказкам. Наговорили, что родители и найдут его, и за труд нам заплатят. Вот и плата, жди ее. Может и родители-то умерли давно.

- А если они живы? Если придут к нам за ним? а я уверена, что они придут.

- Что-ж? мы их пошлем в приют. Ну, довольно болтать по пустякам. Завтра отведу его к старшине, а теперь схожу повидаюсь с Франсуа. Я вернусь через час.

Дверь отворилась и затворилась опять. Он ушел.

Я быстро вскочил и окликнул матушку. Она подошла к моей кровати.

- Неужели ты отдашь меня в приют? вскричал я и заплакал.

- Нет, нет, мой милый, не бойся.

И она поцеловала меня.

- Разве ты не спал? спросила она тихо.

- Нет, не спал.

- Значит ты слышал все, что говорил Жером?

- Все. Ты мне не родная мать. Но за то и он мне не отец, отвечал я.

Жером шел на работу, он вдруг услышал детский крик. Это было в феврале, еще не совсем разсвело. Он подошел к одним воротам и увидел на земле завернутого ребенка. Оглядевшись кругом, Жером заметил какого-то человека, который выйдя из-за угла, бросился бежать. Конечно этот человек нарочно спрятался, чтобы увидеть поднимет-ли кто нибудь брошенное им дитя. И вот мой муж, с ребенком на руках, стоял в недоумении посреди улицы. Вскоре подошли другие рабочие, и все решили снести найденыша в полицейский участок. Ребенок между тем все кричал. Ему было холодно. Но когда пришли в участок и дитя всетаки не переставало кричать, то поняли, что оно голодно и послали за какой-то женщиной, чтобы она его покормила. Дитя с жадностью стало есть. Его раздели. Это был очень здоровый с виду мальчик, пяти или шести месяцев. Белье и вещи, которые были на нем, показывали, что он от богатых родителей. Вероятно его украли и затем бросили, так по крайней мере, объяснял полицейский. Что с ним делать? Записав все рассказанное Жеромом, описав приметы ребенка и найденных при нем вещей, полицейский сказал, что отошлет его в приют, если никто из присутствующих не захочет взять его на воспитание. Родители наверно станут отыскивать его и щедро заплатят тем, кто о нем будет заботиться. Тогда Жером вызвался и сказал, что берет его к себе. Ему и отдали. У нас как раз в это время был ребенок такого-же возраста и для меня ничего не значило прокормить двоих. Таким образом ты попал к нам. Спустя три месяца мой сын умер, и я привязалась к тебе еще сильнее. Я забыла, что на самом деле ты не наш. К несчастию, мой муж не забывал этого и видя, что в течение трех лет никто о тебе не справлялся, он задумал поместить тебя в приют. Ты знаешь почему я его не послушала.

- Ради Бога, не отдавай меня в приют матушка!

- Не бойся, дитя, ты там не будешь. Жером не злой человек и я уговорю его; его обозлили только горе и нужда. Мы будем работать и ты будешь нам помогать. А теперь успокойся и ляг.

И так матушка Барбарен, такая добрая и ласковая, не была моей настоящей матерью! Какая-же бывает настоящая мать? Еще лучше? еще добрее? Но ведь это невозможно! И потом, что такое приют?

собак, за них некому было заступиться.

Я не хотел быть таким, не хотел ходить с бляхой на шее, не хотел, чтобы за мной бегали и кричали "приютский, приютский"! От одной этой мысли я дрожал, как в лихорадке.

Я все не спал и с ужасом думал, что вот сейчас вернется Барбарен и увидит это. К счастию он не вернулся так скоро, как обещал и благодетельный сон пришел раньше его.