Без семьи.
Глава XII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Без семьи. Глава XII. (старая орфография)

XII.

Я опять поплелся за своим хозяином, и опять началась наша бродячая жизнь. В короткое время, что я провел на пароходе, я совсем разучился ходить. Но в первый-же день пришлось пройти очень много, так как по дороге долго не было жилья. Наконец уж к вечеру дошли мы до какого-то трактира, где и решили переночевать.

- Ложись-ка поскорее спать, сказал мне Витали, завтра чем свет мы выйдем. Я боюсь, чтоб нас на дороге не застал снег.

На другое утро я проснулся, когда еще было темно. На дворе дул сильный ветер и все небо покрыто было густыми тучами.

- Я бы на вашем месте сегодня не вышла, сказала нам трактирщица. Скоро пойдет снег.

- Я тороплюсь, отвечал Витали, авось мы доберемся до города до метели.

- Ну, вряд-ли.

Мы отправились. С трудом можно было двигаться вперед, так силен был ветер. Давно уж наступил день, но было так темно, как в сумерки. Небо не очищалось, а напротив, будто еще более темнело. На северной стороне его появилось маленькое, белое облачко, которое быстро стало увеличиваться. Вскоре повалил снег и началась настоящая буря. Не прошло и часу, как снег совершенно занес дорогу и мы сбились с пути.

- Делать нечего, надо искать какого нибудь пристанища, сказал Витали.

Но это не так легко было сделать. Кругом ни видно было ни зги, снег падал не переставая на минуту и не смотря на то, что мы вошли в лес, засыпал нас по прежнему. Ветер утих. Витали глядел во все стороны, отыскивая дорогу, или какой нибудь навес, чтобы укрыться, но напрасно: только белая пелена растилалась вокруг.

Мы все шли вперед. Снег доходил нам почти до колен; наконец у опушки леса, мы внезапно наткнулись на шалаш, весь занесенный снегом.

Я очень обрадовался нашей находке; войдя в него мы увидели прочный шалаш из ветвей, с дерновой скамейкой внутри и что еще более обрадовало нас, так это маленькая, сложенная из нескольких кирпичей клетка, в которой очень удобно было развести огонь.

- Теперь пусть себе идет снег! Нам все равно, сказал весело Витали.

Мы стряхнули с себя снег, развели огонь и все расположились вокруг. Витали вынул из сумки каравай хлеба и отрезал каждому из нас по куску весьма, впрочем, небольшому.

- Надо быть расчетливым, сказал Витали. Возможно, что нам придется просидеть здесь дня два, так и хлеба должно хватить на два дня.

Снег все не переставал и падал теперь большими хлопьями. Вокруг шалаша были целые сугробы. Все было тихо. Я посмотрел на своих спутников. Витали задумчиво сидел у огня. Собаки, уткнув носы в лапы, спали. Я решил последовать их примеру.

Не знаю, сколько я проспал, но когда проснулся, то увидел, что снег перестал. Я не мог сообразить который час, но несмотря на темноту, ночь еще не наступила. Выглянув из шалаша, я заметил, что сугробы стали еще выше.

- Хотел-бы ты идти дальше? спросил меня Витали.

- Не знаю, мне не хочется. Я сделаю, что вы велите, отвечал я.

- Так я думаю, что мы здесь переночуем. Снег наверно опять пойдет, лучше переждать его.

- Поспи немного, сказал мне хозяин. Когда мне захочется спать, я разбужу тебя. Костер должен гореть всю ночь, потому что к утру наверно сделается очень холодно.

Я улегся и уснул. Когда Витали разбудил меня, была глубокая ночь. Огонь ярко пылал.

- Теперь ты посиди, сказал хозяин. Вот тут я тебе наготовил ветвей; ты только подкладывай исправно.

Витали завернулся в плащ, укрыл обезьяну и лег. Вскоре послышалось его равномерное дыхание. Я потихоньку встал и посмотрел, что делается на дворе. Снег опять перестал. Кругом все было бело; на небе ярко сверкали звезды; деревья покрытые снегом, будто наклонили свои ветви, под его тяжестью. Изредка раздавался треск от мороза. Хорошо, что мы были укрыты: иначе пришлось-бы плохо.

Не смотря на то, что я старался не делать никакого шума, собаки все-таки проснулись и Зербино подошел ко мне. Он хотел выйти, но я знаком приказал ему остаться. Он упрямо уселся против входа. Я вернулся к огню. Подложив ветвей, я сел на камень и оглянулся. Витали спокойно спал. Животные также дремали. Огонь ярко горел, разсыпая искры, которые одне только нарушали тишину. Я долго глядел на эти искры и мало по малу, сам не знаю как, уснул.

Страшный лай вдруг разбудил меня. Должно быть я проспал очень долго: огонь погас, была полнейшая тьма. Лай все продолжался, но странно, лаял только Капи; ни Зербино, ни Дольчи ни вторили ему.

- Что случилось? спросил, проснувшись, Витали.

- Не знаю.

- Ты верно уснул, а огонь и погас.

Капи бросился с лаем к выходу, но не выбежал из шалаша.

Я решительно ничего не понимал. Вдали мне послышался будто голос Дольчи, которая жалобно выла. Я хотел выдти, но Витали удержал меня.

- Разведи сначала огонь, сказал он.

Потом он взял горящую ветку, подозвал Капи и сказал мне:

- Пойдем-ка, посмотрим, что там такое. Капи, вперед!

Но Капи со страхом спрятался за нас.

- Тут волки, сказал Витали. А где-же Зербино и Дольчи?

Я ничего не мог на это ответить. Очевидно Зербино ушел и увел с собою Дольчи.

- Возьми головешку и пойдем к ним на помощь, сказал хозяин.

Мы вышли из шалаша, но не увидели ни волков, ни собак. Только от входа шли путанные следы, но и они скоро изчезали.

Но все было тихо. Капи, вместо того чтобы искать, остался возле нас, не слушая приказания.

Витали опять свистнул, но по прежнему ничто не нарушало тишины леса. У меня сжалось сердце. Бедные Зербино и Дольчи!

- Их утащили волки, сказал Витали. Зачем ты их выпустил?

Я молчал.

- Надо их отыскать, сказал я потом, и двинулся вперед.

- Куда-ж ты пойдешь?

- Не знаю, куда-нибудь.

- Как-же можно идти, когда так темно и так много снегу. Если уж они не ответили на мой голос, то значит они уж... очень далеко. Волки еще могут напасть на нас, а обороняться нам нечем.

Я чувствовал себя кругом виноватым. Это я причиной несчастия!

но все безполезно.

Я заметил Витали, что вероятно волки утащили и обезьяну.

- Этого не может быть. Волки не так смелы и не решатся войти сюда. На Зебрино и Дольчи они накинулись, потому что те отошли от шалаша. А обезьяна наверно спряталась возле и я боюсь, чтобы она не простудилась.

- Так поищем ее еще.

- Подождем до утра, отвечал Витали.

- Часа через два или три.

Он сел у огня, опустив голову на руки. Я не смел заговорить и молча подкладывал в огонь ветви. Часто Витали вставал, подходил к двери, прислушивался, взглядывал на небо и опять возвращался на свое место. Мне хотелось, чтобы он побранил меня, но он не говорил ни слова.

Наконец звезды померкли, небо сделалось светлее, начинало разсветать. Холод усилился. Мы начали свои поиски и вышли, вооружившись большими палками. Едва сделали мы несколько шагов, как Капи поднял вверх голову и радостно залаял. Мы взглянули и увидели на ветке дерева сидящую обезьяну. Она повидимому совсем окоченела и сидела не шевелясь, не смотря на то, что хозяин ее звал.

Тогда я, чтобы хоть чем нибудь загладить свою вину, сказал:

- Ты убьешься, сказал Витали.

- Нет, я не боюсь.

На самом деле влезть на дерево было не совсем легко. Кое-как добрался я однако до ветки, где сидела обезьяна, но она сделала быстрый скачек и перебежала на другую ветку. Я опять полез за ней; на этот раз она прямо спрыгнула на плечо хозяина и спряталась под его плащ.

Мы поскорее вернулись в шалаш, опять развели огонь, и Витали стал отогревать руки и ноги обезьяны. Я-же согревал одеяла, чтобы завернуть ее. Витали все время не сказал ни слова, что еще более усиливало во мне сознание вины. Еслибы хоть он побранил меня! думал я.