Без семьи.
Глава ХIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Без семьи. Глава ХIII. (старая орфография)

ХИИИ.

Наступило чудное утро: солнце ярко сияло на безоблачном небе, снег ослепительно блестел под его лучами. Мы все сидели в шалаше и согревали Прекрасное Сердце, но обезьяна по прежнему дрожала, как в лихорадке.

- Надо дойти до деревни, сказал Витали, вставая, не-то Прекрасное Сердце умрет здесь.

Он завернул обезьяну в одеяло и мы вышли.

- Дорого-же заплатили мы за ночлег, сказал Витали.

Выйдя на большую дорогу, мы встретили одного крестьянина, который сказал нам, что через час мы дойдем до села.

Снег был очень глубок и замедлял наши шаги. Наконец вдали показались крыши домов.

Витали вошел в самый лучший трактир, с золотой вывеской. В кухне мы встретили хозяйку и он спросил у нея комнату, которую приказал затопить.

Хозяйка нас подозрительно оглядела, но повелительный голос Витали заставил ее немедленно исполнить его требование.

- Поскорей ложись в постель, сказал мне хозяин едва мы вступили в комнату.

Я посмотрел на него с удивлением.

- Скорее-же! повторил он.

Я повиновался. Витали укрыл меня с головой пуховым одеялом.

- Постарайся, чтоб тебе было жарко, сказал он и чем тебе будет жарче, тем лучше.

Я все не понимал и думал, что обезьяне гораздо нужнее тепло, нежели мне.

- Жарко-ли тебе?

- Я просто задыхаюсь.

- Это-то мне и нужно, сказал он и подойдя к кровати, положил ко мне под одеяло обезьяну и велел прижать ее к себе. Бедное животное, обыкновенно такое упрямое, теперь всему покорялось безропотно. Оно прижалось ко мне и лежало не двигаясь. Вскоре обезьяна перестала дрожать, напротив, теперь её тельце горело.

Хозяин сошел в кухню и принес оттуда рюмку теплого вина. Он поднес ее к губам обезьяны, но она не могла разжать зубов и жалобно глядела на нас, прося будто не мучить ее. Потом она высвободила руку из под одеяла и протянула ее к Витали. Я не понял, что это значит, но хозяин рассказал мне, что раз у обезьяны было воспаление легких. Ей пустили кровь и она выздоровела. Теперь она просила, чтобы её опять так-же вылечили. Потом он отдал мне вино и сказал:

- Выпей и ляг, я пойду за доктором.

Через несколько времени он вернулся в сопровождении какого-то господина. Это был доктор. Витали не предупредил его, какого больного ему придется лечить; поэтому доктор, подойдя к кровати и увидев меня, красного как рак, пощупал мою голову и сказал:

- Прилив крови.

- Как не болен? Он бредит.

Не отвечая ни слова, я приподнял одеяло, и указав на Прекрасное сердце, сказал:

- Вот больной.

Доктор в изумлении отступил назад и обратившись к Витали, вскричал:

- Как-же вы осмелились безпокоить меня для обезьяны!

Я думал, что он сейчас-же уйдет, но Витали не растерялся и рассказал ему в ответ все наше приключение.

- Еслибы вы знали какой преданный друг эта обезьяна, продолжал он. Я никогда не решился-бы доверить ее какому нибудь деревенскому знахарю, они могли-бы уморить ее. Зная, что большинство врачей люди ученые и великодушные, я и решился обратиться к вам. К тому-же обезьяна настолько похожа на человека, что даже страдает одинаковыми болезнями. Мне кажется, что для ученого врача очень интересно проверить это на опыте.

Доктор смягчился и опять подошел к кровати. Обезьяна и ему протянула руку.

- Она чувствует кто вы, сказал Витали, - и дает вам руку, чтобы вы пощупали её пульс.

- Это действительно любопытно, отвечал врач.

У обезьяны оказалось воспаление легких. Доктор пустил ей кровь и прописав лекарство, ушел. Я встал с постели и превратился теперь в сиделку.

Прошло несколько дней. Однажды Витали сказал мне, что хозяйка потребовала с него плату за квартиру и что отдав ей долг, остался только с одним рублем в кармане; так что он решил во чтобы то ни стало, дать представление.

Но как-же это сделать без Зербино, Дольчи и Прекрасного Сердца. Мне это казалось невозможным, но Витали стал приготовляться. К вечеру он нашел место, именно большой сарай, где повесил несколько фонарей со свечами. Затем нанял человека, чтобы тот в течение дня оповестил-бы жителей, что готовится необыкновенное представление.

Когда наступило назначенное время, мы пошли к сараю. Дорогой Витали сказал мне, что многое зависит от меня, т. е. насколько хорошо я сыграю свою роль, и поэтому я должен постараться.

Публика мало-по-малу начала собираться. Первые ряды заняли дети, зрители не особенно выгодные для нас, потому что денег от них мы получить не могла. Наконец я вышел с арфой, сыграл и пропел две песенки. Когда я кончил, мне стали хлопать, но не особенно дружно. Я был в отчаянии, так как боялся, что мы ничего не соберем, потому что я публике не понравился.

Пришла очередь Капи. Он вызвал всеобщее одобрение, и кончив, взял в зубы тарелочку и стал обходить всех поочередно. Я должен был плясать испанский танец, пока Капи не вернется. Это продолжалось довольно долго. Наконец Капи пришел далеко не с полной тарелкой денег.

Тогда Витали обратился к публике и сказал:

Я нарочно предупреждаю, чтоб приготовились.

Я никогда не слыхал громкого пения Витали. Тогда я не мог судить, хорошо-ли он пел, но слушая его, я рыдал сам не знаю отчего.

Впереди на первой скамейке сидела молодая, красивая дама с мальчиком, которому очень понравились штуки Капи. Она внимательно слушала пение моего хозяина и когда он кончил, подозвала меня и дала мне золотую монету.

Вскоре представление наше кончилось, зрители начали расходиться и мы, забрав свои вещи, пошли также домой. Войдя в комнату, я зажег свечку и подошел к постели.

Витали подошел к кровати.

- Он умер, сказал он дрогнувшим голосом.