Без семьи.
Глава XX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Без семьи. Глава XX. (старая орфография)

XX.

Дорога от Парижа до Варса была длинна и утомительна. Мы шли почти три месяца. За это время мы собрали рублей тридцать, так что не хватало очень немного. В Варсе, собственно, я хотел повидаться с Алексеем, который жил у своего дяди рудокопа. Когда мы пришли в город и спросили, где живет дядя Гаспар, нам указали на небольшой домик, недалеко от шахты. На пороге дома стояла какая-то молодая женщина и разговаривала с своей соседкой. Я спросил у нея, когда вернется с работы дядя Гаспар.

- В шесть часов, отвечала она. А вам что нужно?

- Я хотел-бы видеть Алексея.

Посмотрев на меня и на Капи, она спросила:

- Ты Реми? Алексей нам много о тебе рассказывал. А это кто? спросила она, указывая на Матвея.

- Это мой товарищ.

Это была тетка Алексея. Я думал, что она, видя как мы утомлены, позовет нас в комнату, чтобы мы подождали, пока Алексей вернется, но она и не подумала это сделать и повторив, что её муж вернется в шесть часов, сказала, чтоб мы пришли попозже.

Нечего делать, пришлось уйти. Мы пошли к шахте и стали ждать выхода рудокопов.

Несколько минут спустя после того, как пробило шесть часов, мы стали замечать в глубине темной галлереи, которая вела в шахту, мелькавшие огоньки. Это были лампы рудокопов, кончивших работу и уходивших домой. Они шли медленно и тяжело. Лица у всех были черны, как у трубочистов, платье и шапки покрыты черной пылью и грязью. Недалеко от выхода из галлереи, каждый вешал на стенку свою лампочку.

Я так внимательно смотрел на вое происходившее, что не заметил, как подошел Алексей и бросился ко мне на шею. Впрочем, я и не узнал-бы его под слоем угольной пыли. Он совсем не был похож на того, каким я его видел дома, среди цветов, в саду.

- Это Реми, сказал он обернувшись к человеку лет сорока с добродушным, как у дяди Петра, лицом. Это был дядя Гаспар.

- Мы тебя уж давно ждем, сказал он ласково.

Капи очень обрадовался, узнав Алексея и теребил его за рукав куртки. Я рассказал дяде Гаспару о Матвее, как я его нашел, и как мы решили вместе трудиться.

- А это Капи? спросил он. Алексей рассказывал нам, что это очень умная собака. Вот увидим, завтра воскресенье и она покажет нам свои штуки.

Мы пошли все вместе. Дядя Гаспар мне очень понравился, тем более, что он так похож был на своего брата, Петра.

Мы с Алексеем так забросали вопросами друг друга, что первое время ничего не могли понять. Мы дошли до дому не успев ничего рассказать друг другу.

- Вы, ребята, будете с нами ужинать, сказал дядя Гаспар.

Мы вошли в комнату. Дядя Гаспар сказал своей жене:

- Вот Реми и его друг.

- Я уж их видела, отвечала она.

- Тем лучше. Дай-ка нам тогда поужинать.

были напрасны. Жена дяди Гаспара была дурная хозяйка и редко занималась стряпней. Обыкновенно и обед и ужин состоял из холодной солонины, которую она покупала в лавочке. Дядя Гаспар, человек очень миролюбивый и не любивший шуму и ссор, почти никогда не делал замечаний своей жене. Редко когда только бывало скажет:

- Ты-бы нам хоть к завтрему сварила похлебку.

- Мне некогда, отвечала жена. Если я все буду стряпать, то некому будет обшивать вас и чинить ваши платья.

- И то правда, мы одеты как принцы, отвечал муж, оглядывая свою изорванную куртку.

Этим всегда кончалось. По прежнему подавалась солонина и дядя Гаспар и Алексей ходили в порванном платье.

На этот раз, поев такой-же холодной солонины, дядя Гаспар сказал, вставая из-за стола:

- Ты, Реми, будешь спать с Алексеем, а твой товарищ в сенях; мы устроим ему отличную постель из соломы и сена.

Целую ночь мы с Алексеем проболтали. Он рассказал мне, как дядя Гаспар в шахтах откалывает киркой куски угля, а он, Алексей, отвозит этот уголь на тачке к тому месту, где стоит машина, которая поднимает этот уголь вверх. Прежде он боялся ходить по лестницам, потому что ступеньки очень скользки, а теперь привык. Какие там галлереи, переходы, пещеры! Одним словом, глубоко под землю скрыт целый город.

Мне так захотелось увидеть все это своими глазами, что на другой день я спросил дядю Гаспара нельзя-ли мне спуститься и осмотреть шахту.

Оказалось, к сожалению, что туда пускают только тех, кто работает, так что мне пришлось отказаться от своего желания. Но обстоятельства вдруг сложились так, что мне по неволе пришлось удовлетворить свое любопытство.

Случилось, что накануне моего ухода, Алексей так ушиб себе правую руку куском упавшого угля, что чуть не размозжил себе палец. Рука разболелась у него до того, что нельзя было ею двигать. Доктор осмотрел ушиб, сказал, что все пройдет безследно, но придется с неделю ничего не делать. Дядя Гаспар был в отчаянии; для него всякий перерыв в работе был несносен. К тому-же было такое время, что все были заняты: не хватало даже ни взрослых, ни детей. Целый день дядя Гаспарь искал кем-бы заменить на время Алексея и никого не нашел. Он вернулся домой очень разстроенный. Я подумал, что может быть он и в самом деле много потеряет и решил, что теперь самый удобный случай отплатить ему за гостеприимства, а Алексея выручить из беды.

- А трудно возить тачку? спросил я.

- Ничего нет легче, отвечал дядя Гаспар. Она идет по рельсам, так что нужно только ее слегка подталкивать.

- Значит я могу ее возить?

- Ты?! вскричал с удивлением дядя Гаспар. Конечно можешь, если захочешь.

- Так я хочу, потому что этим выручу вас.

- Вот молодец, спасибо тебе, весело отвечал рудокоп. Завтра мы отправимся с тобою на работу, и я все покажу тебе. Это может и пригодится тебе потом, если ты захочешь у нас остаться.

Но что будет в это время делать Матвей? Он не мог оставаться здесь и мы решили, что он с Капи пока походит по окрестностям и будет играть.

Он с радостью взялся за это и сказал:

- Как хорошо будет, если мне удасться хоть сколько нибудь прибавить денег, для покупки коровы.

На другой день он с Капи отправился в дорогу, а я, надев рабочее платье Алексея, спустился с дядей Гаспаром в шахту.

- Когда будешь спускаться, предупредил он меня, то старайся крепче держаться за перекладины веревочной лестницы. Не то если упадешь, то не очень то хорошо будет: не скоро долетишь до дна.

сям мелькали огоньки; то были лампочки других рудокопов.

- Мы находимся теперь в первой галлерее, сказал дядя Гаспар.

Вдоль галлереи шли рельсы. Кое где протекали маленькие ручейки.

- Эти ручейки протекают с верху, сказал опять дядя Гаспар, они все стекают в одну общую яму. А там стоит машина, которая и вычерпывает всю эту воду. Она действует не переставая, и если она хоть на несколько часов остановится, то может сделаться наводнение. Мы как раз идем теперь под рекой.

Я невольно вздрогнул; он расхохотался.

- Не бойся, мы так глубоко под землей, что нечего опасаться.

- А если река вдруг прорвется? спросил я.

- Ну, тогда делать нечего! Но у нас не страшно, хотя, правда, есть такия шахты, где этого следует опасаться. За то часто бывают обвалы и взрывы.

Когда мы пришли к тому месту, где работал дядя Гаспар, он стал отбивать своим молотком куски угля и бросать в тачку, которую я должен был отвезти. Но первую отвез он сам, чтобы показать мне дорогу и как нужно справляться с самой тачкой. На встречу нам попадались другие, которые также везли свой уголь к машине, поднимавшей этот уголь наверх.

Работа была и в самом деле не трудная. Я скоро понял как и что нужно делать, но с непривычки устал больше обыкновенного; так как я не жаловался, то дядя Гаспарь похвалил меня.

Шахты были очень интересны. Осмотреть их мне по прежнему очень хотелось, но остаться в них навсегда, я бы ни за что не согласился. Жить вечно под землей, не видеть солнца и зелени, казалось мне до того странным и неприятным, что я удивлялся дяде Гаспару и его товарищам, которые, повидимому, с такой любовью относились к своей работе. Кругом постоянно царила какое-то мертвое молчание, нарушаемое только унылым журчанием подземных многочисленных ручейков и отдаленным стуком молотков рудокопов.

Соседом моим по тачке был какой то старик с седой бородой. Собственно говоря, цвет его бороды, можно было видеть только в воскресенье, когда он чисто вымывал себе лицо и волосы; всю же неделю оне были совершенно черны от копоти и пыли. Но я знал, что он старик, лет шестидесяти. Когда-то в молодости, он был плотником при шахтах, и подводил столбы и балки под некоторые места галлерей. Но во время одного обвала, ему отдавило три пальца, и плотничать уж он не мог. Общество, которому раньше принадлежали шахты, выплачивало ему маленькую пенсию, потому что он спас при обвале трех человек, но потом общество раззорилось и старик остался без куска хлеба. Тогда он, с грехом пополам, пристроился к одному рудокопу, который и дал ему работу, исполняемую обыкновенно детьми: он возил тапки с углем к машине. Старик много видел на своем веку, много прочитал и знал гораздо больше всех других рудокопов. Последние, за его знания, прозвали его учителем.

Мы с ним вскоре познакомились и подружились. Я очень любил разспрашивать обо всем, а он любил поговорить, так что в шахте, где в большинстве случаев почти вовсе не разговаривают друг с другом, нас прозвали болтунами.

Ни Алексей, ни дядя Гаспар не могли объяснить мне многого, о чем я их разспрашивал. Учитель же постоянно отвечал на мои вопросы. Больше всего мне хотелось узнать, что такое каменный уголь.

- Каменный уголь, отвечал старик, тоже самое, что древесный уголь. Так-же как и мы, сжигая в печке дрова, получаем из него уголь, так и допотопные леса сгорели внутри земли и через многия столетия, превратились в тот уголь, который мы с тобой теперь возим в тачках.

Я с удивлением посмотрел на него.

- Нам теперь некогда разговаривать, ты лучше приходи в воскресенье ко мне, и я тебе покажу куски угля, на которых ясно видны следы листьев и древесных корней. Ты так внимательно меня слушаешь, что я с удовольствием покажу и разскажу тебе о многом, что знаю.

В воскресенье я отпросился у дяди Гаспара к старику-учителю.

- Иди, иди, отвечал он, смеясь, но только, если ты станешь такой-же ученый, как он, то пожалуй возгордишься перед нами. Старик хороший человек, только горд немного.

Учитель жил на самой окраине города у одной бедной вдовы рудокопа, задавленного обвалом. Он нанимал у нея сырой угол; но рудокопы, вообще, привыкли к сырости и не обращают внимания на это неудобство. Когда я вошел, старик встал ко мне на встречу и сказал:

- Ну, здравствуй. Садись, потолкуем с тобой. Только вот полакомься сначала немного, ты наверно от этого не прочь?

И он поставил передо мной тарелку каленых орехов. Я усердно принялся за них и вскоре почти все уничтожил.

С этими словами он подвел меня к полке, на которой лежало множество различных кусков угля.

- Вот мои редкости и так как ты хочешь знать, как образовался каменный уголь, то я и постараюсь объяснить тебе это как могу, потому что хоть меня и называют учителем, но к сожалению, я многого не знаю. Видишь-ли, земля, на которой мы живем, не всегда была такая, какою ты ее видишь теперь. Были времена, когда у нас, в здешних краях, росли такия растения, какие только встречаются теперь в жарких странах. Потом вдруг наступило время, когда все на земле изменилось: выросли другия растения, народились другия животные, словом, все стало другое. Через много лет опять все исчезло, потом опять, точно земля каждый раз перерождалась. Так длилось многие миллионы лет может быть. Погибавшия растения, ложась слоями друг на друга, гнили, сгорали и образовали первые пласты каменного, земляного угля. Вот видишь этот кусок? Я добыл его из наших шахт; вглядись хорошенько и ты ясно увидишь, как будто кто засушил на нем древесный лист.

Я присмотрелся и действительно увидел отчетливую форму листа, будто нарисованную.

о чем я тебе, к сожалению, рассказать не могу, потому что не знаю.

Почти до самого вечера, старик показывал мне различные куски угля и камней, где ясно были видны следы растений и все время рассказывал о многом, чего я раньше никогда и не слыхал и что я слушал с удивлением и большим любопытством.