Автор: | Мало Г. А., год: 1878 |
Категории: | Повесть, Детская литература |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Без семьи. Глава XXV. (старая орфография)
XXV.
Когда отец вышел, мы с Матвеем поспешно стали раздеваться и молча улеглись каждый в свою постель, не сказав друг с другом ни слова.
- Спокойной ночи, Реми!
- Спокойной ночи, Матвей!
Но я не мог уснуть. Свечку мы погасили, и я напрасно закрывал глаза заставляя себя спать, но в голове моей, помимо моей воли, проходило все, что я пережил в этот день. Я безпрестанно поворачивался с боку на бок и вскоре услышал, что и Матвей не спит.
- Ты не спишь разве? спросил я его.
- Нет еще.
- Тебе может быть плохо лежать.
- Нет, напротив, очень хорошо. Мне все кажется, что мы еще на пароходе и нас качает.
Но я знал, что Матвей, как и я, занят совсем другим.
Время между тем шло, а я все не спал. Мне стало страшно. Я боялся сам не зная чего, хотя впродолжение моей бродячей жизни, я бывал в гораздо меньшой безопасности, нежели теперь. Не знаю, сколько часов прошло с тех пор, как мы улеглись, как вдруг я услышал осторожный шорох, а затем и стук в калитку, выходившую в переулок. Вслед затем, по стене нашей колымаги, скользнул луч света. Я поднял голову и увидел над нашими кроватями завешанное окошечко. Капи зарычал. Боясь, чтоб он своим лаем не разбудил домашних, я зажал ему рукой морду и тихонько привстав на кровати, поднял занавеску. Под навесом, где стояла наша колымага я увидел своего отца, с фонарем в руке, осторожно отпиравшого калитку, куда вошли два человека, с огромными тюками на спинах. Затем отец также осторожно запер калитку и приложив палец к губам, указал рукой на нашу повозку, предупреждая, чтоб не шумели. Меня очень тронула такая заботливость, и если-бы я не боялся разбудить Матвея, то закричал-бы ему, чтобы он не безпокоился обо мне, потому что я не сплю.
Между тем отец помог обоим незнакомцам снять с себя тяжелые узлы и войдя в дом, вскоре вернулся с моею матерью. Незнакомцы стали развязывать тюки; один был с разными материями, в другом было белье, перчатки и другие товары.
Сначала меня это удивило, но я вспомнил, что мой отец был торговец и вероятно это он хочет купить у других торговцев товары. После тщательного осмотра каждой вещи отдельно, отец передавал ее матери. Та ножницами остригала привешанные сбоку билетики и прятала их в карман. Мне все это казалось странным. Но больше всего я не понимал, зачем они выбрали ночное время для своей торговли.
Все разговаривали потихоньку; но если-бы я говорил по английски, то наверно мог-бы разобрать, о чем они толковали. Повторенное несколько раз слово "полицейский" невольно обратило мое внимание.
Наконец все было осмотрено и мои родители вместе с пришедшими людьми ушли в комнату. Свет исчез и наступила тишина. Я старался объяснить себе все, что видел как можно проще, но слово "полицейский" и таинственность, с какою велись переговоры, не давали мне успокоиться.
Через несколько минут, я снова увидел свет. На этот раз меня точно что-то потянуло к окну. Из дому вышел мой отец с матерью, которая несла два узла с вещами. Они прошли в самый угол, под навес, и отец стал прометать одно место. Под кучей мусора вскоре показалось опускная дверь, которую он поднял за кольцо, и которая вероятно вела в погреб. Отец спустился вниз, а мать стала светить ему фонарем и передавать поочереди узлы. Затем он вскоре вышел, опустил дверь и опять набросал на нее песок и мусор. Когда он кончил, то не было никакой возможности отыскать место, где был подвал. Затем они оба ушли назад в дом.
Когда я улегся в постель, то услышал что Матвей также возится, будто укладывается. Неужели он все видел? Я не решился спросить его об этом. Всю ночь я не сомкнул глаз, и уж утром, когда совсем разсвело, я наконец не надолго уснул.
Звук отпираемой двери разбудил меня. Я думал, что это отец пришел будить нас и закрыл глава, притворившись спящим. Мне не хотелось его видеть.
- Это приходил твой брат, сказал Матвей.
Мы встали. Ни я, ни мой товарищ не спросили друг у друга, хорошо ли спал каждый из нас. Встречаясь глазами с Матвеем, я отворачивался. Войдя в кухню, мы не застали там ни отца моего, ни матери. Дедушка по вчерашнему сидел у очага. Старшая сестра Ани вытирала стол, а брат Ален подметал комнату.
Я поздоровался с ними, но они даже и не посмотрели на меня. Я хотел подойти к дедушке, но он, посмотрев на меня, плюнул. Я остановился.
- Спроси пожалуйста, Матвей, сказал я, - где отец с матерью?
Поговорив несколько минуть с моим братом и сестрой, Матвей сказал мне;
- Они говорят, что отец твой ушел на целый день, а мать спит, и что мы можем идти, куда нам угодно.
- Они кажется еще что-то сказали? спросил я.
Матвей замялся.
- Право не знаю хорошо ли я понял, что они сказали: будто, говорят, если нам представится случай стащить, что плохо, лежит, так чтоб мы не зевали.
- Выйдем, сказал я Матвею.
Несколько часов пробродили мы по нашему кварталу, боясь далеко отойти, чтобы не заблудиться. Днем дом и улица казались еще грязнее и печальнее, нежели вечером. Бедность так и била в глаза. Мы с Матвеем все время не говорили ни слова.
Наконец мы очутились у нашего двора и вернулись домой. В комнате, у стола, опустив голову на руки, сидела моя мать. Я подумал, что она нездорова и подбежав к ней, обнял ее. Она посмотрела на меня мутными глазами и я вдруг почувствовал запах водки. Я невольно от нея отодвинулся. Тогда голова её по прежнему упала на стол и она осталась без движения.
- Джин {Английская водка.}, сказал дедушка и громко расхохотался, посмотрев на мое удивленное лицо.
Взглянув на Матвея, я увидел слезы на его глазах. Я сделал ему знак и мы опять вышли на улицу.
Долго шли мы молча, держась за руки. Наконец Матвей спросил.
- Куда же мы идем?
- Не знаю, куда-нибудь подальше, где меньше народу. Мне многое нужно сказать тебе, а в толпе я не могу говорить.
Мы пришли, как мне показалось, за город. Но это был какой-то городской парк. Место было уединенное и мы могли поговорить на свободе.
- Ты знаешь, как я люблю тебя, дорогой Матвей, начал я, - и знаешь также, что оттого я и пригласил тебя к моим родным. Но, к несчастию, я не ожидал встретить того, что оказалось на самом деле; поэтому, прошу, оставь меня и возвращайся назад во Францию;
- Я тебя никогда не оставлю! горячо отвечал мне мой друг.
- Я знал, что ты это ответишь, но разстаться нам всетаки необходимо, сказал я. - Ты непременно должен уехать из Англии.
- А ты куда-же денешься? спросил Матвей.
- Я? Да куда-же мне деваться? Я обязан остаться в своей семье, у родителей. Вот ты, - совсем другое дело. Бери деньги, которые у нас еще остались и уезжай.
- Я ни за что не уеду. По моему тебе скорее надо уехать, нежели мне.
- Почему-же это?
- Потому что...
Он замолчал и отвел от меня глаза.
- Матвей, признайся, сказал я, ты не спал нынче ночью и все видел?
- Все, отвечал он тихо.
- И все понял?
- Почти все. Те, которые приходили с товарами, сами не покупали их и когда отец твой стал упрекать этих людей в неосторожности, зачем они стучались в калитку с улицы, то они сказали, что сделали это потому, что за ними следил полицейский.
- Вот видишь, сказал я, - тебе необходимо уйти отсюда.
- Без тебя я не уйду. Тебе также необходимо уйти. Вернемся вместе во Францию, к Лизе, тетушке Барбарен и ко всем нашим друзьям.
- Нет, для меня это невозможно; я не могу и не должен оставлять своих родителей.
- Никогда я не поверю, чтоб эти люди были твои родители, вскричал Матвей.
И потом еще, как могли такие бедные люди, как семья Дрисколь, потратить так много денег на поиски пропавшого сына. Из всего этого ясно видно, что ты не из их семьи и что тебе поэтому нужно уехать вместе со мной отсюда. Если-же ты не хочешь этого сделать, то напишем по крайней мере твоей кормилице, чтоб она подробно описала вещи, в которых тебя нашли, а потом ты разспросишь о том-же своего отца. Иначе я не уйду и не оставлю тебя. Если заставят работать - будем работать вместе.
- А если тебя станут гнать и бить как у Гарофоли? спросил я.
- Что-ж делать? отвечал Матвей с грустной улыбкой, буду терпеть. Я не думаю, чтоб мне было очень больно, особенно когда вспомню, что страдаю за своего друга и этим облегчаю ему жизнь.