Без семьи.
Глава 21. Спасение.

ГЛАВА 21.
Спасение.

Наше положение делалось все более мучительным. Тело ныло от неудобного сидения на узенькой ступени. Сырой воздух шахты заставлял нас дрожать. Последний кусок хлеба был уничтожен, и мучения голода становились нестерпимыми. Мы почти не разговаривали между собой и лишь внимательно прислушивались к глухому шуму черпаков.

- Каким путем спасут нас? Сколько еще времени потратят на это? Долго-ли еще нам оставаться в этой темнице? - задавали мы друг другу вопросы.

А на земле работа по нашему спасению продолжалась б том же ускоренном темпе, днем и ночью.

На седьмой день во время смены один из пикеров услышал легкий стук и слабые удары. Подумав, что ему так кажется, он позвал товарища, чтобы и тот послушал. Оба они замолкли на минуту и, спустя некоторое время, послышался легкий стук, который повторялся через известные промежутки. Весть о живых людях сразу облетела весь город, встречая скорее сомнение, чем веру.

Работа возобновилась с еще большим усердием.

Когда в нашей галлерее мы услышали стук, доносившийся к нам через землю, мы испытывали то же самое, что и тогда, когда слышали шум черпаков.

- Мы спасены!..

Этот радостный крик вырвался из нашей груди. Нам представилось, что нам уже протягивают руки. Но глухой стук лопат доказывал, что спасение было еще далеко.

Сколько надо еще времени на то, чтобы пробить эту массу? Как выждать это время? Кто из нас сможет прожить еще несколько дней без еды? Стук кирок и черпаков повторялся с известной правильностью, как маятник часов. Каждый перерыв волновал нас сильнее, чем прежде, когда мы и не надеялись на спасение.

В один из таких перерывов послышался ужасный шум и страшный рев.

- Вода топит шахту! - вскрикнул дядя.

- Нет, это не то.

- А что же это такое?

Свет лампы показал нам, что вода не поднималась, а еще больше опускалась в галлерее.

В то же время шум становился все сильнее.

Мы услышали легкое царапание по стенкам нашей галлереи и, когда зажгли лампу, то увидели крыс, спускающихся на дно галлереи.

Они, как и мы, нашли себе убежище, и теперь, когда вода спустилась, вышли оттуда на добычу.

Появление их было признаком, что наводнение кончилось.

- Учитель, у меня явилась мысль, - сказал я, - если крысы куда-то пробираются, то, возможно, что можно пройти и нам. Я хочу проплыть до лестницы. Я крикну и меня, может быть, услышат.

Учитель долго не соглашался на мое предложение, затем вдруг, подумав, сказал мне:

- Делай, как знаешь. Я думаю, что ты затеваешь невозможное. Но, может быть, тебе удастся. Обнимай нас и ступай.

Я обнял его, дядю Гаспара и, сняв одежду, спустился в воду.

Проводником мне служили рельсы, которые я временами чувствовал под своими ногами.

Ослабевшие голоса, с одной стороны, и усилившийся шум черпаков - с другой, говорили за то, что я приближался к своей цели.

Но в одном месте галлереи я не почувствовал под ногой рельсов. Я нырнул в воду, чтобы поискать их рукой, но бесполезно. Рельсы кончились, - я ошибся в направлении. Отдохнув, я снова погрузился в воду, но опять ничего не нашел.

Нужно было возвращаться назад, но в какую сторону? Я совсем потерялся в этой темной пещере.

Очевидно, железная дорога была разрушена напором воды, пробраться к выходу из колодца было невозможно. Мне приходилось возвратиться к своим.

По мере моего приближения, голоса становились слышнее. Я плыл скорее, чтобы достигнуть галлереи.

- Иди, иди! - говорил мне учитель.

- Я не нашел пути.

- Ничего не значит! Они близко уже от нас, они слышат наши крики.

Я почувствовал, что мне было очень холодно, и забился в мелкий уголь. Дядя Гаспар и учитель прижались ко мне.

Крики делались все яснее. Можно было различать отдельные слова.

- Сколько вас? - услышали мы.

- Шестеро, - ответил дядя Гаспар. - Поторопитесь, мы изнемогаем. Сколько дней мы находимся здесь?

Я думаю, последние часы были самые длинные и мучительные для нашего плена. Каждый удар казался нам последним. Но удар следовал за ударом.

- Вы голодны? - спрашивали нас.

- Да, конечно, голодны, - отвечали мы.

- Можете еще ждать? Если вы очень слабы, сделают желоб и спустят вам бульон, но это замедлит ваше освобождение.

Черпаки не останавливались ни на одну минуту, и вода быстро спускалась.

Удары молота сделались слабее. Очевидно, ждали с минуты на минуту отверстия и боялись произвести обвал, при котором мы могли бы получить ушибы или быть убитыми.

Чем ближе подходила минута нашего освобождения, тем (слабее чувствовали мы себя. Я не только не мог держаться на ногах, но не был даже в состоянии приподняться. Я дрожал всем телом, хотя не чувствовал озноба.

Наконец, несколько больших кусков земли оторвалось и упало между нами. В потолке нашей галлереи образовалось отверстие. Мы были ослеплены светом ламп. И сразу же опять наступил мрак: сильным порывом ветра лампа была потушена.

Через спасательную галлерею уже протягивались руки к тем, которые сидели на верхней площадке. Впереди всех шел инженер. Он взобрался на площадку и, прежде, чем я успел произнести слово, взял меня на руки и вынес на воздух. Тут я лишился чувств.

Я сознавал, как во сне, что меня несли на руках, а потом завернули во что-то теплое. Вдруг я почувствовал, что меня ослепило. Я открыл глаза: дневной свет ударил мне в лицо. Мы были под открытым небом.

Сразу что-то белое бросилось на меня и лизало мое тело. Это был Капи. Тут же, с другой стороны, Маттиа обнимал меня. Я оглянулся вокруг себя: громадная толпа стояла с обеих сторон, оставив для нас проход посредине. Толпа молчала, чтобы не пугать нас криками, и протягивала руки, чтобы взять меня у инженера. Он, гордый и сияющий, не уступал своей ноши и сам понес меня в контору, где уже были приготовлены для нас постели.

Через два дня после этого, я уже прогуливался по улицам Варса вместе с Алексеем. При встрече со мной все останавливались и с любопытством смотрели на меня. Некоторые подходили ко мне н пожимали мне руку. Оправившись совершенно, я решил двинуться в обратный путь и навестить матушку Барберен.