Два дома.
Глава XI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Два дома. Глава XI. (старая орфография)

XI.

Стеклянная дверь бельэтажа была открыта на южный балкон. Свежий утренний ветер с соседних гор задерживался оранжерейными растениями, поставленными густо у балюстрады балкона. В углу, под густою тенью магнолии был сервирован завтрак. Над столом, между зелеными листьями плюща, качался пестрый попугай, жадно поглядывая на тарелку с пирожным; тут-же прыгали воробьи, подбирая упавшия крошки. Из отворенной двери выскочила Минка и, боязливо оглядываясь, подбежала к столу.

Минка не оставила старой привычки все превращать в дребезги. Она рвала письма и фотографии, рвала зонтики и веера баронессы, грызла платья прислуги и затаскивала разные мелочи в самые укромные уголки. Не смотря на это, баронесса отстаивала Минку с таким-же упорством, как барон свое искусство. Она спокойно возобновляла испорченные зонтики и веера, платила прислуге за изгрызенное платье и сама ходила на чердак искать исчезнувшую вещь. Злое животное было также вертляво, как восемь лет назад. Выпрыгнув на балюстраду, она прогнала воробьев и, на зависть попугаю, стала набивать рот разными печеньями. Затем, испугавшись шума, она перескочила балюстраду и спряталась в густой зелени каштановой аллеи.

В это время вышла на террасу баронесса в сопровождении еще молодой высокой дамы, довольно полной брюнетки, которая положила плед на кресло, стоящее в тени деревьев, и разостлала мягкий ковер на каменном поду балкона. Все это было сделано без подобострастия горничной, но с ласковой предупредительностью и заботливостью подруги. Баронесса фон-Шиллинг и mademoiselle Адельгейт фон-Ридт были действительно подругами В монастырском пансионе оне были неразлучны, а потом дружба их поддерживалась постоянной перепиской. Поэтому неудивительно, что когда барон отправился на войну, баронесса тотчас-же пригласила к себе подругу, не желая оставаться одною. С тех пор Адельгейт часто приезжала в Шиллингсгоф и гостила по целым месяцам, чтобы ухаживать за хворой подругой. Это не могло ее стеснять, так как она не была связана никакими обязанностями. Mademoiselle Ридт была каннониссой в Б. и ни от кого не зависела.

- Сделай милость, Адельгейта, успокой этого крикуна, сказала баронесса раздражительно и показала на попугая. Арнольд имеет страсть дарить мне такие несносные подарки, и я, из вежливости, должна принимать и терпеть их.

Голос баронессы казался ниже, в нем слышалась затаенная горечь. Цвет лица её сделался еще серее, а под глазами и на лбу показалось множество мелких морщинок - следы внутренней работы, подавленной страсти и признаки слишком ранней старости.

Белый пеньюар с широкими вышивками и голубыми бантами полными складками падал с её худых плеч. Брабантское кружево с голубыми лентами, покрывавшее волан, довершало её утренний туалет, который резко отличался от простого шелкового платья каннониссы.

Пока mademoiselle Адельгейт кормила попугая сухарями, из двери вышла молодая девушка с подносом, на котором стояло несколько закрытых блюд с теплыми кушаньями и чайник с кипятком.

Баронесса нахмурила брови.

- Куда-же запропастилась Биркнер? Отчего она сама не принесла завтрак? спросила она сердито.

- Мамзель Биркнер просит освободить ее на несколько часов, у нея очень болит голова, ответила спокойно молодая девушка и стала у стола.

- Здесь только два прибора, сказала баронесса.

- Господин барон позавтракал в мастерской и уехал два часа тому назад, ответила горничная.

Баронесса закусила губы. Она откинулась на спинку кресла и стала безцельно смотреть в сад.

В эту минуту в саду раздался жалобный визг. Минка с резким воем носилась, как бешеная, по траве и терла себе спину, а рядом, на монастырской стене, обросшей диким виноградом, прыгало такое-же вертлявое существо с торчащими волосами и с тонкими ногами, которые выдвигались из широких бархатных штанов, точно сухия палки.

Виктор прыгал на одной ноге, держа в руке духовое ружье, из которого только-что подстрелил Минку; другой рукою он держался за бок и хохотал до упаду.

На шум выбежали слуги, взяли ушибленную Минку и стали бранить мальчугана. Из мезонина Монастырского двора выглянула маиорша. С террасы хорошо можно было разглядеть её постаревший, но все еще прекрасный профиль. Она должно быть сильно разсердилась, потому что грозила мальчику и бранила его. По другую сторону стены появился сам советник, поднявшийся по лестнице, подставленной Виктором.

- Не безпокойся, Тереза, это мое дело. Впрочем, из-за чего ты так горячишься? Кто держит подобное животное, тот должен запирать его в клетку, а не пускать бегать на воле и пугать людей. Я не стану наказывать сына за данный им урок.

Голова маиорши исчезла, а советник обнял своею длинноногого наследника и осторожно спустился с ним по лестнице.

На террасе громко отдавался грубый голос советника.

- Безсовестный! сказала испуганно баронесса, - и я даже не могу просить защиты Арнольда, так как дело касается бедной Минки. - Она укрылась за магнолией. - Это нестерпимо! продолжала она жаловаться. - Минка снова убежала, и я знаю, что прислуга, не смотря на мой строгий приказ, нарочно открыла дверь моих комнат.

Она зло посмотрела на девушку, собиравшуюся уходить с пустым подносом.

- Вероятно, это вы сделали, Иоганна?

Девушка обернулась на пороге и яркий румянец разлился по её лицу.

- Нет, сударыня, такой небрежности я себе никогда не позволю.

Она на минуту остановилась, ожидая замечания или приказания, и затем без шума проскользнула в другую комнату.

- С этой Анхен Арнольд тоже навязал мне обузу, сказала баронесса. Каннонисса между тем налила чашку чаю и приготовляла, как маленькому ребенку, бутерброд. - Что-ж делать, если меня просто охватывает ужас при её приближении? Я чувствую дыхание греха во всем её существе. Она всегда останется дочерью самоубийцы Адама. К тому-же, эта антипатичная физиономия! Лицо точно из камня, как будто в ней нет души, а между тем я знаю, что после известной катастрофы эта девченка бесновалась как сумасшедшая. - Баронесса пожала плечами. - Вообще, слишком много полагаются на мое самообладание. В этом Шиллингсгофе никогда нельзя достигнуть желаемого спокойствия.

Холодная, насмешливая улыбка появилась на лице каннониссы.

первоначального решения, то жила-бы теперь под непосредственным покровительством Бога. Впрочем, Иоганна отлично исполняет свои обязанности, как незаменимая помощница ключницы. Она помешана на мысли, что невинность её отца когда-нибудь откроется.

- Да, это говорит Биркнер, которая до смешного балует девушку, сказала баронесса. Иоганна носится с этим оправданием, точно запятнан какой-нибудь старинный аристократический герб. Впрочем, это старая история, всеми давно забытая. Мой тесть все потерял от болтовни Адама. Но это к лучшему, потому что со стариком не было-бы никакого сладу, еслибы он, благодаря углю, сделался таким-же миллионером, как наш сосед.

Она показала головой на Монастырский двор; в глазах её блеснула злоба и из равнодушной соседки она вдруг превратилась в непримиримого врага.

- Отвратительное соседство этот Монастырский двор! пробормотала она. И из этой мещанской семьи Арнольд выбрал себя товарища, единственного друга, как он его постоянно называет!

- Да, Феликса Луциана, который увез танцовщицу, сказала презрительно каннонисса. Мирская жизнь сталкивает тебя с довольно странными личностями, Клементина.

Лицо баронессы омрачилось.

- Они никогда не прикасались ко мне - эти личности, я всегда отстранялась, возразила баронесса взволнованным голосом. Посмотри сама на эти четыреугольння головы Шиллингов в портретах в средней зале. На них на всех лежит общая печать упрямства. Арнольд называет это силой и мужеством. Против них невозможно бороться, и женам Шиллингов остается единственное слабое оружие - держаться в стороне. Я не говорила тебе до сих пор, что мой муж участвует в семейном заговоре и скоро я должна буду терпеть вокруг себя людей, которые, вероятно, внесут много шуму в мою тихую жизнь. В Шиллингсгофе ожидают гостей, которые...

Каннонисса слушала с большим любопытством; но вдруг шум за стеклянною дверью заставил баронессу замолчать. Она посмотрела в сторону, и сердито махнула рукой. Из залы выходил лакей с Минкой на руках.

- Я только хотел доложить вам, сударыня, что бедный зверек уже поправился, пробормотал он, пораженный такою немилостью.

- Хорошо, сказала баронесса, наморщив лоб, наказание ей не повредит. Пусть Минка сегодня целый день сидит под арестом. Чтоб я ее больше не видала!

Лакей подал ей портфель с письмами и молча удалился.

Этот портфель был практическим нововведением баронессы. Для того чтобы письма не пропадали по небрежности прислуги, они все проходили через руки госпожи, которая сама их сортировала. Она и теперь принялась за это со свойственной ей аккуратностью; вдруг яркая краска разлилась по её лицу, тонкие, длинные пальцы задрожали, как будто из конверта выскочил на её руку отвратительный паук. Этот конверт был с черным ободком, а печать с великолепным гербом.

- Значит приедут, пробормотала она тихо. А я с каждым днем все более и более надеялась, что эта история так и заглохнет.

Это, видимо, было ей чрезвычайно неприятно, но она скрыла свое чувство под принужденной улыбкой.

- Lupus in fabula, сказала она каннониссе, показывая ей письмо. Оно было адрессовано барону фон-Шиллингу. Я тебе только-что говорила о гостях; это письмо, по всей вероятности, курьер, предупреждающий о их скором прибытии. Будешь-ли ты в состоянии жить под одною кровлею с танцовщицей?

Смуглое умное лицо окаменело.

- Приедет танцовщица? Во-первых, я должна спросить тебя, Клементина, неужели ты до такой степени слаба, что допустишь до этого?

- Мой муж просил меня об этом, а он вообще никогда не просит.

- В таком случае, конечно, нельзя отказать!

Ни один самый строгий духовник не мог быть неумолимее этой иронизирующей дамы; но её слова не произвели желаемого эффекта.

- Ах, ты вечно гувернантствуешь! Я знаю очень хорошо, как себя держать в этой глупой истории. Боже, что мне до того, что этот Феликс Луциан умер, что мне за дело, что во время войны он потерял все свое состояние, - я вижу в этом только руку Божию, поражающую сына за непослушание родной матери.

- Да. Она до сих пор ничего не хочет знать о своем изгнанном сыне, и она совершенно права. Она не знает, что сын умер, оставив двоих детей, и она постоянно копит и умножает свое имущество для племянника, этого маленького урода, которого мы только-что видели на стене. Избалованного мальчугана не мешало-бы лишить этой теткиной доли, он и так получит слишком много! Однако, что мне за дело до всей этой истории! Мне всегда нужно было иметь большой запас терпения, чтобы слушать Арнольда, когда он рассказывал о своем американском друге. По словам Арнольда, в последния минуты жизни его друг желал, чтобы его обожаемых детей поселить у оскорбленной матери, чтобы его жена вернулась в Германию... и Бог знает еще что, я хорошенько не разслышала. И вот все эти планы приводятся в исполнение. Но они встретят множество препятствий. Советник Вольфрам старается отстранить от сестры все, что может ей напомнить сына; следовательно он ничего не должен подозревать. Детей хотят сблизить с бабушкой так, чтобы та не догадывалась, кто они. Как они все это устроют - Бог их знает; но боюсь, что это затянется надолго. Местом действия избран Шиллингсгоф, который был предложен Арнольдом, как безкорыстным другом, в распоряжение покойного и его вдовы для их операции.

- И на эту интригу ты согласилась и будешь сохранять тайну?

Баронесса сделала головой утвердительный знак.

- Да, если я не захочу взять назад моего согласия, то буду молчать даже перед нашей прислугой, исключая Биркнер, которая видела эту бывшую mademoiselle Фурнье и, конечно, узнала-бы ее.

Баронесса презрительно улыбнулась.

- Не думаю, чтобы танцовщица была в состоянии написать приличное письмо. Поэтому, вероятно, сводная сестра Феликса Луциана, госпожа Мерседес де-Бальмазеда, ведет переговоры. Она всегда пишет коротко, сжато и так высокомерно, что я удивляюсь Арнольду, как он это терпит. Её супруг, вероятно, какой-нибудь гранд или храбрый гидальго, гордо драпирующийся в свой дырявый плащ, так как они очень обеднели от войны, эти господа торговцы невольниками Южных Штатов.

Вдруг как наэлектризованная, она приподнялась и стала прислушиваться. Послышался лошадиный топот, ворота заскрипели, барон Шиллинг въехал в парк.