Два дома.
Глава XVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Два дома. Глава XVI. (старая орфография)

XVI.

Иозеф с бранью потащил Пирата и запер в конуру за мастерской. Потом, поймав кролика, взял его на руки, и любуясь маленьким животным, которое доверчиво ело из его рук траву, медленно шел к пруду. У пруда он осторожно положил зверька на траву и стал с любовью гладить его пушистую шерсть и наблюдать за движением его длинных ушей и розовых глазок. Вдруг за спиной мальчика раздался громкий пронзительный хохот.

За Монастырской стеной, качаясь на ветвях большого грушевого дерева, сидел Виктор и громко хохотал.

- Ах, ты дуралей! кричал он, воображаешь, что это чорт знает что такое! Ведь это самый обыкновенный кролик.

- Самый обыкновенный кролик? спросил сконфуженный ребенок и с удивлением смотрел на незнакомого мальчика, сидевшого на ветке спокойно, как на стуле. Этот странный мальчуган быстро спустился по стволу груши, скрылся на минуту и, вынырнув из зелени уже по сю сторону стены, быстро бежал к пруду.

Появление мальчика в парке произвело такой-же переполох, каким обыкновенно встречало его пернатое царство Монастырского двора: кролик убежал, а утки с криком бросились в пруд.

- Пусть его бежит, безтолковая ты башка! крикнул он, заграждая дорогу Иозефу, который снова хотел бежать за исчезнувшим кроликом. Мальчик послушно остановился, благоговейно смотрел на своего смелого собеседника, который был выше его целою головою, хотя едва на год старше возрастом.

У Иозефа никогда не было товарища, теперь стоял перед ним сверстник, так мастерски лазивший по деревьям и безстрашно пробиравшийся сквозь самые колючие кустарники.

- Оне меня знают! сказал Виктор, показывая на убегающих уток. Смотри-ка, как я их поподчую! Он принялся швырять в уток камнями; испуганные птицы ныряли, били крыльями по воде, так что брызги летели во все стороны и, вытянув шеи, кричали. Виктор хлопал в ладоши и хохотал от восторга, как сумасшедший.

Маленький Иозеф не спускал с него глаз. Смелый и умный взгляд, уверенность и ловкость движений этого длинного мальчугана, грубая жестикуляция, заимствованная им у рабочих Монастырского двора - все это производило на ребенка неотразимое впечатление

- Ну, с них на сегодня будет! сказал он, бросив последний камень. Теперь пойдем, я покажу тебе моих зайчиков, они не чета твоему уродливому кролику.

Иозеф боязливо посмотрел на то место забора, откуда вылез Виктор. За непроницаемою зеленью не было заметно ни малейшого отверстия.

- Я не могу, пробормотал он боязливо.

- Пустяки! Если я могу, топочему-же ты не можешь? Я проделал себе дыру и с тех пор каждый день бываю в вашем саду, только вы этого не знаете. Пойдем, я покажу тебе, как пролезть.

Он подскочил к стене, раздвинул ветви и исчез. Иозеф последовал за ним. Его сердце замирало от восторга, колючки царапали его лицо, и синие его штанишки сильно пострадали при этом переходе чрез зеленый тонем, прямо выходящий на гряду с луком.

По ту сторону стены был совершенно другой мир. Там не было и следа красивых дорожек и аллей, уставленных красивою садовою мебелью; гряды с овощами лежали рядом, точно кости домино. Здесь негде было побегать, так как даже единственная узкая полоска травы вдоль стены была застлана белившимся полотном. У колодца стояло множество леек. Все это наводило скуку; потому, вероятно, Виктор и лазил в соседний сад. Внимание детей могло остановиться разве только на громадных кустах ягод. Большие зеленые ветки крыжовника гнулись от тяжести и смородина уже краснела.

Виктор поднял свой кнут, оставленный у грушевого дерева, и стал так хлестать по кустам, что целый дождь листьев и ягод посыпался на гряды с репой и салатом.

- Их все равно еще нельзя есть, сказал он, сердито глядя на ягоды. Затем он пошел к выходившей на дорожку средней двери сарая. Уже вид этой серой, едва державшейся на петлях двери мало внушал доверия Иозефу; а темнота сарая была весьма неприятною неожиданностию. Когда дверь за ними затворилась, он крепко вцепился обеими руками в бархатную курточку Виктора.

- Да никак ты струсил? Эх ты дрянь! Оставь сейчас мою куртку! Это наш дровяной сарай, здесь и мои зайчики.

В темноте слышался топот лошадей, мычанье коров и из какого-то люка доносился теплый запах коровника. Маленькое окошечко, выходящее в сад, освещало часть сарая, где за особой перегородкой помещались зайчики, а рядом шла крутая лестница на чердак.

Виктор взял одного зайчика, подбросил его как мячик и быстро вбежал вверх по лестнице. Иозеф не отставал ни на шаг. Этот изнеженный ребенок, которого берегли всегда как зеницу ока, лазил теперь по чердакам, полуразрушенным лестницам и бревнам, бегал мимо открытых люков, молча следуя за мальчуганом. Ему хотелось казаться таким-же смелым; из подражания; он стучал сапогами, что ему не удавалось, так как у него не было таких прекрасных медных подков, какие блестели на сапогах Виктора.

Иозеф наслаждался новым для него чувством самостоятельности. Жака и Деборы с их постоянными наставлениями не было, можно было бегать сколько душе угодно, не боясь наступить на шлейф мамы, за что ему всегда так доставалось. Как душисто свежее сено, в котором они тонули по шею, и как забавно испугала их курица, с криком вылетевшая у них из-под ног! С крыши доносилось воркованье голубей, а чрез открытое слуховое окно виднелись на заднем дворе выводок индеек, телята и дерево с множеством птичек на ветвях. Вдруг из-за дверей: соседняго чердака выскочила громадная кошка, и испуганная кнутом Виктора, быстро исчезла.

- А, кицка с котятами! закричал Виктор и бросился на соседний чердак. Там на полу, в старой корзинке действительно лежали три маленьких котенка. - Надо сказать папе, чтобы Фриц сегодня-же их утопил. Вот будет чудесно!

Иозеф присел на пол и с восторгом смотрел в корзинку. Он не слышал слов Виктора. Три прелестных маленьких зверька лежали на пестрых тряпках в корзинке. Это гнездышко было в тысячу раз лучше тех, которые показывал ему дядя Арнольд в парке. Он с наслаждением гладил мягкую шерсть маленьких животных.

Эта нежность разсердила мальчугана.

- Ты ужасно глуп! Восхищаешься котятами, точно тетушка Тереза своими цыплятами.

Виктор вынул котят из корзинки и поставил их на ноги. Они жалобно мяукали, едва держась на слабых ланках. Кошка прибежала на крик своих котят, но боясь вероятно знакомого ей кнута, вспрыгнула на ножу старого шкафа. Виктор вскочил на ящик и ударил её кнутом. Кошка как сумасшедшая бросилась со шкафа, уронив стоящую там посуду, и скрылась за дверью. Виктор побежал за нею и вскоре шаги его затихли вдали.

Все стихло. Иозеф тихонько поправил тряпки в корзине, положил туда снова котят и нежно их гладил. Странно, что Виктор до сих пор не возвращается, ведь кошка давно убежала. Иозеф остановился и стал прислушиваться; потом обернулся и стал глядеть на дверь, за которою исчез Виктор; дверь не отпиралась.

Его обнял ужас. Он крикнул, но вдруг замолк и стал прислушиваться; ему показалось, что за дверью скрипит пол.

- Ах, милый мальчик, отвори дверь! умоляющим голосом говорил Иозеф.

Никакого ответа, никто и не притронулся к двери. Все было тихо попрежнему.

С громким рыданьем он стучал своими слабыми кулаками в крепкую дверь и нежными именами звал на помощь Жака, Дебору и всех, к кому он прибегал обыкновенно в затруднительных случаях, пока в изнеможении не упал на пол.

Между тем солнце спускалось все ниже и ниже. Маленькие котята, свернувшись в клубок, смирно спали в своей корзинке.

Как только мальчик пытался приподнять отяжелевшия веки, валявшиеся на чердаке старые обломки принимали фантастическия очертания; ему припоминались страшные рассказы Деборы и он снова начинал громко плакать.

- Я никогда больше этого не сделаю, тетя! Никогда больше не убегу из дому, бормотал мальчик, как будто лежал на коленях своей тети, и нежными ручками обнимал ей шею.

Кругом все было тихо и только изредка доносился со двора крик петуха. Вдруг послышался шорох и из кучи хлама показалась огромная крыса. Иозеф очень боялся мышей. Увидав крысу, он с страшным криком начал бегать из угла в угол. Крыса давно исчезла в противоположном конце чердака, а мальчик все бегал, задыхаясь от усталости, и хрипло кричал. Вдруг задвижка щелкнула и дверь быстро отворилась.

Высокая женщина показалась на пороге. Ребенок бросился к ней, умоляя:

- Не запирай более дверей, я буду умный мальчик! Я никогда больше не убегу!

Она наклонила к нему свое побледневшее лицо... Дрожь пробежала по её телу, когда она почувствовала объятия мальчика. Она взяла его за руку и повела к лестнице.

В эту минуту появился Виктор. Выскочив из-за трубы, он стучал своими подковами как молодой жеребенок и хохотал от удовольствия.

- Ну, что, хорошо на чердаке? Вдоволь ты наигрался с котятами?

- Это ты его завел и запер? спросила строго маиорша.

- Конечно, кому-же больше! ответил он, нахально смотря в глаза своей тетки. А тебе что за дело?.. Я его терпеть не могу! Он ужасно глуп и бегает за всяким, точно собаченка. У него кружевной воротничек... Обезьяна! А башмаки...

Дальше он не мог продолжать, потому что маиорша схватила его своими сильными руками, отшлепала, быстро поставила на ноги и вытолкнула в дверь, идущую на Монастырский двор.

когда почувствовал себя на ногах. Он как бешеный бросился с лестницы, крича во все горло. Его пронзительные крики раздавались по дому и по всему Монастырскому двору. Сбежалась прислуга и советник в ужасе выскочил из кабинета и принял в свои объятия бросившагося к нему наследника.

Бледный как полотно, советник снес его в свою комнату, и рука, ласкавшая смуглого мальчугана, дрожала от волнения.

Виктор слыхал от служанок о своих судорожных припадках и пользовался ими для достижения своих целей. Но в этот момент безсильная злоба приводила его в бешенство. Он бил руками и ногами и конвульсивно ёрзал головою по подушке, подложенной советником. Отец дрожал за жизнь мальчика, а тот между тем весьма сознательно наблюдал сквозь полузакрытые веки за отцом, как он быстро направился к шкафу за обыкновенным успокоительным средством.

Вдруг крик и судорги на диване прекратились. Эта внезапная тишина испугала советника и заставила его обернуться. Виктор приподнялся и смотрел с ужасом на противуположную стену. У одного из рельефных святых, между рукой, поднятой для благословения и туловищем образовалась широкая щель.

- Папа! Стена лопнула! Падает! испуганно закричал больной.

- Эх ты, дурачек! Толстая стена не может рушиться, но старое дерево дает трещины, нужно позвать столяра и починить все это.

Виктор был скептик. Его тонкая наблюдательность и привычка все подслушивать да подсматривать подавили в нем детскую доверчивость, которая принимает за чистую монету все, сказанное взрослыми.

Он недоверчиво посмотрел на святого, стоявшого перед ним цело и невредимо, но замолчал и стал снова плакать, а советник подошел к столу и налил в ложку лекарства.

- Тетка меня до полусмерти избила, папа!

- Это, о ком ты говоришь, дитя мое? спросил советик испуганно. Он думал, что мальчик начинает бредить.

- Я говорю о чужом мальчике из Шиллингсгофа, ответил Виктор, нетерпеливо ворочаясь на диване, - который постоянно играет в саду с своей большой собакой. Он побежал за мною на наш чердак.

- Он теперь здесь, в доме? Наверху, у тетки Терезы?