Два дома.
Глава XXVII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Два дома. Глава XXVII. (старая орфография)

XXVII.

Страстное желание прислуги наконец исполнилось. Госпожа вернулась; но на другой-же день радость заменилась общим унынием. Раздражительность баронессы росла после каждого путешествия на богомолье. К тому-же она была очень недовольна отсутствием мужа. Баронесса хотя и не отправилась за ним в Берлин, - так как Роберт и мамзель Биркнер сказали, что барон сделал распоряжение только на несколько дней и, вероятно, скоро вернется, - но её дурное расположение духа от этого не прошло.

Ей не смела показываться на глаза даже Минка, которую она до сих пор не брала в дом. Курильницы продолжали дымиться ежедневно; оне были оставлены до приезда барона, чтобы он сам мог убедиться, до какой степени легкомысленно он подвергал опасности и без того слабое здоровье жены. Во всем остальном гости не были стеснены; об них совершенно забыли, как-будто весь нижний этаж стоял попрежнему с закрытыми ставнями.

Донна Мерседес каждый раз отступала в глубину залы, когда в саду показывались дамы, ежедневно отправлявшияся мимо её окон в бенедиктинскую церковь.

Так прошло два дня. На третий день донна Мерседес с самого утра ожидала возвращения барона. Привезет-ли он сбежавшую и удастся-ли ему возвратить Люси к её материнским обязанностям? Эти надежды уменьшались все более и более и наконец она пришла к убеждению, что Люси не возвратится до тех пор, пока болезнь или бедность не заставят ее вернуться поневоле. Тем не менее она с страстным нетерпением ожидала возвращения барона; но так как он сказал, что не иначе увидит Иозефа, как под деревьями парка, то, конечно, он не зайдет к ней и она еще несколько дней может оставаться в неизвестности о результатах его поездки.

Поэтому после обеда, около того времени, когда должен был возвратиться барон, она пошла к мастерской. Иозеф оставался с Анхен, которая рассказывала ему сказки, а Паулина с Деборой играли в отдаленной части парка за мастерской.

Оранжерея и дверь в мастерскую были открыты. Садовник, вероятно, только-что окончил поливку кактусов и папоротников; на асфальтовом полу еще заметны были следы лейки. Полуоткрытая занавеска стеклянной стены позволяла разсмотреть этот всегда заманчивый уголок.

Донна Мерседес вынула из кармана книжку и села на чугунную скамейку, окруженную тропическими растениями, образующими маленькую беседочку. В тишине оранжереи, окруженная ароматом цветов, она могла сидеть и спокойно ждать. Спокойно!.. сердце её болезненно билось; она пыталась читать, но не могла ничего понять в стихах Лонгфелло. Её глаза постоянно отрывались от книги и она долго сидела, задумавшись, не отводя глаз от мастерской.

Вдруг в саду громко залаял Пират. Приближался кто-то чужой. Собака сердито ворчала, но к оранжерее никто не подходил; собака затихла и успокоенная Мерседес снова уселась в своем уголке.

Но вот гобеленовская портьера зашевелилась наверху галлереи и в дверях показалась длинная серая фигура баронессы. Она была бледна по обыкновению и подвигалась вперед медленно, крадучись, как вор. Вслед за нею появилась и мадемуазель Ридт.

- Мне просто противно спускаться. Уж если здесь все так аккуратно припрятано, как ты вчера могла убедиться, то в мастерской, где часто бывают посторонние, ты, конечно, ничего не найдешь.

Баронесса не обратила внимания на слова спутницы, проскользнула по галлерее и стала спускаться с лестницы.

Донна Мерседес притаилась в своем потаенном уголке. Она теперь никак не могла выйти, не встретясь с баронессой, а ей очень не хотелось встречаться с нею до возвращения барона Шиллинга.

Баронесса остановилась внизу лестницы.

- Я здесь еще никогда не была, никогда! сказала она с довольным видом. Когда он закладывал этот дом, я ему это обещала и строго исполняла обещание до настоящей минуты; что я теперь здесь, он никогда не узнает. Посмотри-ка вокруг себя, Адельгейт, не смешна-ли вся эта обстановка? Он прав, на такия глупости я никогда не дала-бы своих денег. Он - безумный расточитель; это старье и обломки стоят страшных сумм; своим дорогим гостям в нижнем этаже он покупает самые дорогия вина и держит самый роскошный стол.

Она проговорила все это очень быстро и, пройдя мастерскую, к ужасу донны Мерседес, вошла в оранжерею.

- Прислуга сплетничает, а он не должен знать, что я была здесь. - Она заперла дверь, ведущую в сад, и ключ спрятала в карман.

Донна Мерседес сидела, как окаменелая. Только миртовое дерево отделяло ее от баронессы и она почти чувствовала её дыхание. Положение донны Мерседес было очень незавидное - она очутилась пленницей. Вся её гордость возмущалась при мысли, что она будет невольной свидетельницей того, что станет делать эта женщина в отсутствие мужа. Но мысль выйти теперь и потребовать ключ показалась ей еще мучительней, а потому она решилась остаться и молчать.

Баронесса, не оглядываясь, вернулась в мастерскую. Она стала ходить от шкафа к шкафу, заглядывая во все ящики. Но они были или пусты, или наполнены рисунками. Она искала на карнизах, на полу, везде - нечаянно брошенного письма.

Каннонисса между тем подошла к мольберту. Сначала она стояла неподвижно, как-бы застыв от удивления: потом сердито вскрикнула и отступила на несколько шагов от картины.

- Прошу тебя, Клементина! брось свое шпионство и поди посмотри, тто ты наделала своей непростительной небрежностью.

- Господи, да что тебе от меня нужно? ответила сердито баронесса, посмотрев на нее через плечо.

Она только-что вынула из ящика пустой конверт и, казалось, впивалась в каждую букву адреса.

- Посмотри, не дамская-ли это рука? сказала она, быстро подходя к каннониссе и подавая ей письмо.

- Я, по принципу, никогда не трогаю чужих писем. И к чему все это подглядыванье? Еслиб ты имела в руках неопровержимые доказательства неверности твоего мужа - баронесса при этом покраснела - то и тогда он не был-бы виновнее в наших глазах, чем теперь, написав эту картину. Посмотри-ка сюда!

Она снова подошла к мольберту, а баронесса стояла неподвижно на прежнем месте.

- Не хочу! ответила она капризно. Ты из принципа не трогаешь чужих писем, а я не смотрю на его картины.

- Да, к сожалению! Ты хвастаешься тем, что никогда не была в его мастерской, а я теперь знаю, что ты постоянно должна была здесь присутствовать, чтобы предупредить мировой скандал. - Она показала рукой на картину. - Это самая отвратительнейшая тенденциозная картина, какая когда-либо появлялась на свете. Эти - она показала на прелестную среднюю группу - еретики, отвергнутые Господом Богом, окружены ореолом, а эти, верные, взявшиеся за оружие для защиты религии и для очищения её от разъедающого неверия, представлены здесь кровожадными извергами. И это могло зреть в голове твоего мужа, пока ты возле него? Могло принять формы и краски, в то время, как ты преследуешь нелепую цель - превратить холодного мужа в страстного любовника у твоих ног?

Баронесса подошла теперь к мольберту и остановилась, видимо пораженная. Вдруг она закрыла рукою молодую девушку в одной рубашке, едва прикрытую шалью, и, казалось, хотела стереть ее с картины.

Донна Мерседес наблюдала из своего укромного уголка за обеими женщинами и заметила, как каннонисса презрительно смотрела в эту минуту на баронессу.

- Этого я не замечаю и не считаю грехом. Самые богобоязненные монахи рисовали на своих картинах голое человеческое тело. Здесь самый большой грех - замысл, тенденция. У меня кровь кипит от негодования при одной мысли, что и отсюда направляются удары против Рима и его приверженцев, как из печати, живописи, со всех сторон. Отсюда, с земли, которая была украдена у церкви! Что мне за дело до документов Шиллингов и этого безбожного семейства на Монастырском дворе! Земля, когда-нибудь принадлежавшая церкви, всегда остается её собственностью, хотя-бы в продолжении многих веков она была захвачена грубою силой. Рано или поздно она снова должна возвратиться к церкви, и всякий добрый католик должен содействовать этому всеми силами. - С выражением невыразимой ненависти она отвернулась от картины. - О! еслиб я была здесь женой и хозяйкой дома! Я изломала-бы пред его глазами все кисти, вылила-бы краски ему под ноги и эта картина была-бы уничтожена во что-бы то ни стало, хотябы для этого мне пришлось изгрызть ее собственными зубами.

Она снова повернулась к шкапу, но вдруг остановилась, прислушиваясь. В саду громкой радостно залаял Пират.

- Я готова бы отравить эту собаку, - прошипела баронесса.

лестнице во второй этаж. Значит барон вернулся, а его жена с конвертом в руке стояла перед открытым шкапом, не подозревая, как скоро она будет застигнута в этом компрометирующем положении.

По чувству деликатности, донна Мерседес решилась было предостеречь баронессу, но было уже поздно; барон Шиллинг стоял на галлерее.