Два дома.
Глава XXIX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Два дома. Глава XXIX. (старая орфография)

XXIX.

Дорога освободилась. Тяжело дыша, с бьющимся сердцем и красными от волнения щеками, выбежала донна Мерседес из оранжереи.

В саду мелькнуло между деревьями светлое платьице Паулины, которая играла с Деборой. Пират был снова на цепи и неистовым лаем провожал удалявшихся дам.

Возле сосновой рощи ее радостно встретила Паулина, раскладывавшая на столе прелестные игрушки.

- Все это добрый барон привез из Берлина, сказала Дебора.

Люси не было; значит, поездка барона Шиллинга, как он и предсказывал, осталась без всякого результата.

Донна Мерседес с удивлением должна была сознаться, что эта догадка нисколько ее не тревожит. Все волнения и все опасения, вызванные бегством Люси, казались ей давно прошедшими, полузабытыми и ничтожными рядом с пережитыми сегодня впечатлениями. После всех этих сцен, одна мысль о встрече с бароном заставляла ее содрогаться.

Родители Мерседес отличались волею и суровым нравом, но от них ей не приходилось слышать ни одного неласкового слова. Напротив, каждую вызванную капризом морщинку на её лбу они старались разгладить поцелуями; но барон Шиллинга... Его проклятие женским порокам относилось и к американке, недавно появившейся в кругу его знакомых, и это причиняло ей невыразимую боль... Искусство - властитель его души, - сказал он. С этим идеальным существом, "которое никогда не заставляло его спускаться в темные углы женской души", конечно, не могут сравниться простые смертные. У них есть кровь и нервы, земная грязь оседает на крылах их души и не позволяет ей подняться на высоту, недосягаемую для людского злословия.

Спустя несколько минут она услыхала его шаги. Барон вышел из дома и направился к сосновой роще. Сердце донны Мерседес учащенно билось. Вот он повернул за угол. Казалось, его очень удивило её присутствие в парке.

- Я только-что хотел известить вас через Дебору о моем возвращении, сказал он, кланяясь.

- А Люси?

- Госпожа Люси Фурнье выступит сегодня в третий раз на Берлинской сцене, как гласят афиши на всех углах Берлина, - ответил он. и, взглянув на маленькую девочку и её чорную няньку, замолчал.

Донна Мерседес встала и они пошли вдоль аллеи.

- Она засмеялась мне прямо в лицо и спросила, какие цепи привез я, чтобы тащить ее домой, потому что она не пойдет добровольно. Она не только не вернется добровольно, но по моему и не должна возвращаться. Вся жизнь с Феликсом до такой степени забыта ею, как-будто и не существовало восьмилетняго перерыва с тех пор, как она оставила дом матери. В её салоне толпятся великосветские франты, с старым графом Конским во главе, который ей, восходящей звезде, как в былое время её матери, говорит пошлый вздор, опустошает для нея все оранжереи и загромождает её будуар массой футляров с бриллиантами. Мне пришлось долго спорить с секретарем, пока меня допустили в гостинную. Там было уже двое моих знакомых. Люси лежала на кушетке в белом толковом пеньюаре и забавлялась, надевая брильянтовый колье на шею лежащему у её ног пинчеру. Она встретила меня хохотом.

- Я ненавижу ее! пробормотала донна Мерседес.

- И, вероятно, вы высказали бы ей это, заметил барон.

- Без сомнения.

- Да, если бы вас допустил господин секретарь.

Она замолчала.

- Я знал, что доступ к ней будет очень труден. На меня обрушилась вся злость Люси, она обещала наслать на меня целую кучу дуэлей, когда я объявил ей, что мы никогда не отдадим ей Паулины.

- Никогда, никогда! повторила донна Мерседес. Она указала на Монастырский двор и продолжала. - Там происходит какой-то переворот, и думаю, я скоро буду в состоянии передать свои полномочия в другия руки. - Она рассказала о появлении маиорши в окне и о разговоре с ней через забор. - Странно, - прибавила она после короткой паузы - эта женщина, которую я всегда считала своим врагом, здесь одна только и симпатична мне.

Барон посмотрел на нее с удивлением.

- Между нами есть что-то общее - продолжала она.

- Да, - ответил он; - это - демоническая черта, которая заставляет нас думать, что у этих женщин или нет сердца, или они вечно скрывают чувство, которое могло бы осчастливить близких им людей. Эти характеры напоминают те цветы, которые скорее задохнутся от собственного аромата, чем позволят наслаждаться им другим; они скорее сгорят от собственного внутренняго огня, чем согласятся осветить им путь другого человека. Я сожалею, что мои маленькие друзья попадают в такия руки.

- Значит, я очень зла, потому что нисколько об этом не сокрушаюсь. Феликс был прав, предполагая, что бабушка будет защищать их с энергией мужчины, а любить так, как только может любить женщина. Под покровительством такой бабушки я оставлю детей спокойно.

- Да, чтоб повеселиться дома, - прибавила она с горькой усмешкой. - Неужели я не заслужила этого за мое пребывание в Германии?

- Да, вы правы - сказал, покраснев, барон стараясь, по возможности, сократить это мучение. - И я, конечно, не буду удерживать вас ни минуты долее, чем это необходимо. Но сперва нужно узнать, действительно-ли основательны ваши надежды на примирение с маиоршей.

Донна Мерседес почувствовала, что почва уходить из под её ног. Неужели вся её молодость, красота, ум и любезность, о которых до тошноты толковали ей дома, так безследно отскакивали от этой немецкой натуры; - неужели она и её отъезд не производят на него ни малейшого впечатления?

Он пристально смотрел на донну Мерседес и, после недолгого молчания, сказал:

- To-есть вы находите мое присутствие здесь лишним, полагая, что дети нашли бы в Шиллингсгофе достаточно покровительства и заботливости? Это, может быть, и верно, барон, но им недоставало бы женской любви, которая также для них необходима, как свет солнца. А там, на верху, - она веером показала на бель-этаж, - живет женщина - ваша жена, барон Шиллинг, которая боится детей, как заразы и каждый раз отворачивается, когда хотя издали завидит ребенка.

- Нисколько. Я считаю себя выше обиды. Что женщина, непривыкшая к шуму, неприязненно встречает в своем доме детей - это совершенно понятно; но вы поступаете необдуманно, принимая на себя такую громадную ответственность.

- Это уже мое дело, перебил барон холодно. - Впрочем, мое предложение сделано только из желания доставить вам удовольствие как можно скорее покинуть ненавистную Германию. Я слишком многого от вас требовал. Ваше пребывание здесь есть прямое похищение вашего времени и молодости. Вы привыкли к триумфам и обожанию, привыкли к роскоши и неге экзотической природы, где вашу красоту окружали тропическия страсти. Германия, с своим бледным небом и холодными людьми, не может вам дать ничего подобного. Там найдете вы...