Два дома.
Глава XXXI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Два дома. Глава XXXI. (старая орфография)

XXXI.

Возвращаясь через сад Монастырского двора, маиорша увидала у калитки Виктора, который, окончив уроки, носился по двору, изображая из себя взбесившагося коня. Маиорша чувствовала еще на своем лице поцелуи милого ей ребенка, и этот грубый мальчишка с косыми глазами и дикими движениями показался ей еще отвратительнее.

В эту минуту появилась коровница с полными кувшинами молока в руках. Виктор не мог упустить удобной минуты. Он подбежал и изо всей силы ударил ее по плечам кнутом. Девушка вскрикнула и съежилась от боли. Маиорша выхватила кнут, сломала его и бросила к ногам мальчика. Он хотел кинуться к маиорше, но она, с бледным лицом и сжатыми кулаками, крикнула: - Прочь, или я проучу тебя так, что ты долго меня будешь помнить!

Он недавно испытал тяжесть её руки и потому нашел более удобным отойти в сторону.

- Подожди, я скажу отцу, он задаст тебе! прошипел он и побежал в конюшню, где у него хранился целый запас кнутов.

Советник был дома. В старой поярковой шляпе на голове, он стоял, задумавшись, у окна столовой; маиорша принесла в столовую корзинку с чорной смородиной и стала чистить ягоды так спокойно, как будто ничего особенного не случилось.

Советник снял шляпу и стал ходить по комнате, скрестив руки. Через несколько минут он обратился к сестре.

- Ты в последнее время была так молчалива, что я не знаю, известно ли тебе о несчастьи, которое угрожает моим каменно-угольным копям?

- Да, прислуга только и говорит, что об этом, - ответила она, продолжая чистить ягоды.

- А тебя это не интересует? Разве тебя не безпокоят горести и счастье Вольфрамов?

- Об этом я перестала безпокоиться, убедившись, до какой степени ты дурно воспитываешь последняго их представителя. Для благосостояния семейства я много поработала, в этом ты должен отдать мне справедливость. Я радуюсь всякому увеличению нашего богатства, но было бы желательно, чтобы оно накоплялось честным путем, как это всегда было до сих пор. Ты же хочешь получить разом все, ничего не затрачивая. От этого все несчастья в копях. Ты сам виноват во всем.

- Ты ничего не понимаешь! перебил советник.

- Может быть, - возразила она по-прежнему спокойно, - но я желала бы, чтобы эти копи никогда не появлялись на Божий свет. Правда, Вольфрамы значительно разбогатели, но с этих пор на Монастырском дворе стало как-то нелално. Мне кажется, что на этом деле лежит проклятие, потому что оно создано ценою человеческой жизни.

Советник вздрогнул, как будто перед ним явилось привидение, но через мгновение оправился и громко расхохотался.

- Ты, кажется, заразилась бреднями старых баб! Сумасшедший лакей был прогнан таким же сумасшедшим барином, и потому на нашем деле лежит проклятие! - Он снова захохотал. - На такое проклятие я не обращаю внимания. Воображаю, как-бы удивился старый Клаус Вольфрам, самый умный из наших предков, еслиб мог узнать, что нам принадлежит Зоммервозе, самое богатое и великолепное рыцарское имение в стране.

Он подошел к окну и стал барабанить пальцами по стеклу.

- Ты вчера получила десять тысяч талеров, которые давала взаймы Циглерам; куда ты думаешь поместить их?

- Пока не знаю.

- Дай их мне! - сказал он, быстро подходя к столу. - Покупка Зоммервозе поглотила все мои свободные деньги, а теперь нужно делать поправки в копях... Бумаг не хотелось бы продавать. Твои деньги будут у меня сохранны. Впрочем, оне все равно должны перейти к Вольфрамам, вместе с прочим твоим имуществом, как ты об этом сама заявляла.

- Я не делала еще завещания, ответила маиорша, не подымая глаз.

- Знаю и нисколько не принуждаю тебя к этому. Будь уверена, что, в случае твоей смерти, я сумею отстоять, чтобы твои деньги не попали в руки того, на ком лежит материнское проклятие, как сумел отстоять твой развод.

Маиорша упорно молчала.

- Ужь не благодаря-ли ему? спросила она, грубо указывая на двор.

- Да, благодаря ему, нашему Виктору! - Глаза советника заблистали.

- Ты думаешь, этот мальчишка может что нибудь создать, когда он только и делает, что разрушает? заметила маиорша.

- Вздор! Это простые детския шалости! Я тоже, когда был мальчиком, украдкой колотил у матери горшки и чашки, отрывал ноги жукам и нанизывал на палочку живых лягушек.

- Вот как! А ты не помнишь, как из-за разбитых горшков наказывали и прогоняли девушек? Я до сих пор и не подозревала, что ты умеешь так лицемерить.

- Детския шалости, Тереза! Разве по таким пустякам можно судить о будущем характере мужчины? Поверь, Виктор доставит тебе много радостей и будет тебе таким-же сыном, как и мне.

Он остановился, потому что сестра повелительным жестом заставила его замолчать.

- У меня есть сын! вскричала она. - В этих четырех словах выразилась вся тяжесть её долголетней борьбы. В них слышалось забвение прошлой злобы и победа материнской любви.

- У тебя есть сын? Извини, забыл! Или, лучше сказать, должен был забыть, - насмешливо сказал советник. - Было время, когда ты прибила бы меня еслибы я осмелился произнести имя этого негодяя.

Он опустил голову и крутил свою жидкую бородку.

- Да, да; ты становишься старухой и начинаешь терять характер. Приходится, значит, снова возвратиться к воспоминаниям прошлого; или лучше я принесу тебе Берлинския газеты, где каждый день восхваляется знаменитая невестка маиорши Луциан. Но ты можешь быть спокойна, Тереза, о твоем сыне при этом не говорится. Рядом с такими знаменитостями муж - нуль: секретарь или нечто в этом роде, - словом, муж царицы, и живет исключительно доходами, которые приносят ему балетные прыжки супруги.

- Ты этому сам не веришь, перебила маиорша: - у него есть профессия и он сам может заработывать свой хлеб.

Советник громко захохотал.

- Ты думаешь, что он работает, как юрист, в то время, как его жена, в качестве танцовщицы, путешествует по разным столицам Европы?

- Разве ты наверное знаешь, что он с нею? перебила она быстро.

Советник снова подошол к окошку и стал внимательно смотреть на небо, как будто желая предугадать погоду. Бывают минуты, когда и самые закоснелые мерзавцы не решаются сказать лжи. Наконец он пожал плечами.

- Должен тебе сказать, это так мало меня интересует, что я не считал нужным наводить справки. По моему, если раз изгнали какого либо члена семьи, то нечего к нему возвращаться. Ты, кажется, надеешься, милая Тереза, что он расторгнул свой брак? Не у всякого столько силы воли, чтобы свергнуть ненавистное иго и прогнать мужа.

- Я должен тебе напомнить, - продолжал советник, подходя к сестре: - что ты совершенно по-мужски разрубила узел, который снова связать невозможно. Ты навсегда осрамилась бы перед Богом и людьми, а этого я не могу тебе позволить, как представитель имени Вольфрам - это во-первых; а во-вторых, ты сама сказала, что ни за что не отдашь ни одной копейки из нажитого Вольфрамами состояния семейству этого безпутного театрального оборванца, и если ты переменила свое мнение, то я - ни в каком случае. - Он ударил по столу кулаком. - Теперь я требую этого наследства для тех, которые носят имя Вольфрамов, и тех, которые будут его носить.

- А, так вот главная причина, около которой все вертится! воскликнула маиорша, которой вдруг объяснились все планы брата.

- Думай, как знаешь. Я поступлю, как велит мне долг, и советую тебе не противоречить мне, Тереза; иначе ты, вместе с своими комедиантами, потеряешь и последнее, будь в этом уверена.

Она не испугалась угроз брата, потому что твердо была уверена в своем юридическом праве; она даже посмеялась-бы над ним, еслибы ее не возмущала мысль, что она до такой степени ошибалась в брате. Значит, все его участие к ней впродолжении стольких лет, все старания с его стороны отдалить от нея сына - все это было только эгоистическим разсчетом доставить своему обожаемому Виктору большое наследство. Она сожалела о той безплодной жизни, которую вела все время. Неужели все её труды, заботы и она сама - ничто иное, как пьедестал для возвеличения мальчишки, о котором она не могла думать без отвращения? Нет, никогда! Она могла прожить остаток жизни так, как-бы ей хотелось. Стоило только накинуть шаль и отправиться в соседний дом - и все мгновенно изменится!.. Нет, так ломать себя она была не в состоянии. Она и без того сделала первый шаг к примирению, теперь должен был поддержать ее в этом деле сын; но где же он? Об этом она думала день и ночь.

При первом появлении, при первом звуке голоса этого мальчика из Шиллингсгофа, она узнала, что это сын его, её внук - так он был похож на него лицом, голосом и движениями. "Чужая дама" напрасно говорила ей, что мальчика зовут Луциан. Но где-же его отец?..

Ложь, отвратительная ложь! он не может кормиться заработками своей жены. Её сын был хорошо образован, трудолюбив и, вероятно, составил себе в Америке хорошее положение. Эту догадку она основывала на том, что у детей была чорная прислуга. По всей вероятности, он послал вперед своих любимцев, чтобы они завоевали себе любовь бабушки, в чем они и успели. Злобное чувство мести ослабело. Она сама назвала себя бабушкой и подарила бокал, с детства известный Феликсу, как самая дорогая вещь его матери. Теперь должен был явиться он, и это, конечно, он сделает. Его отделяет большое пространство, - следовательно, надо ждать!