Два дома.
Глава ХХХIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Два дома. Глава ХХХIV. (старая орфография)

ХХХИV.

Катастрофа в копях висела на волоске, но так как инженеров ждали с часу-на-час, то рабочие с советником во главе беззаботно работали в шахтах, в надежде, что не сейчас-же все рухнет.

Жены рудокопов, несшия обед своим мужьям, услышали глухой шум и земля под их ногами заколебалась. Двое рабочих выбежали из шахты с выражением страшного испуга на побледневших лицах и рассказали об ужасном происшествии. Они спаслись, но что сталось с теми, крики которых взывали о помощи, они не знали. Они могли сообщить только, что вода прибывает с ужасающей быстротой и угрожает залить копи.

В распоряжении инспектора было очень мало сил, так что для спасения рабочих, бывших в шахтах, можно было сделать весьма немногое. Бывшия на месте катастрофы жены рабочих с воплем бросились в город, к Монастырскому двору, и, окруженные возростающей толпою людей, ворвались в сени, где громко раздавались их жалобы, сопровождаемые угрозами. Поденьщики прибежали с задняго двора, а служанки заперлись в кухне, думая, что озлобленная толпа хочет убить советника.

Люди били кулаками в дверь кабинета, раздраженные невниманием хозяина. Наконец, дверь отворилась и советник, бледный от испуга и неожиданности, показался в сенях.

Двадцать голосов одновременно прокричали ему весть о несчастии. У этого всегда спокойного и холодного человека теперь дрожали ноги от волнения; он молча взял шляпу и вышел из дому, не имея силы остановить последовавшую за ним шумную толпу. Слуги и поденьщики также отправились к шахте.

Виктор ничего не подозревал о происшествии в сенях. Спустившись с грушевого дерева, он запер садовую калитку. Пусть теперь тетка возвращается в кухонном переднике, без шляпы и шали, через бульвар. И по делом: зачем она ходит в этот ненавистный Шиллингсгоф!

Он попробовал свернуть и спрятать в кусты белившееся полотно, которого никто и не думал красть. Пусть тетка Тереза бесится! Но полотно оказалось ему тяжело не по силам и шутка не удалась. Со злости он кусал и разбрасывал незрелые еще груши, потом схватил духовое ружье и стал стрелять воробьев.

Но странно, почему никто не является звать его обедать, как это бывало ежедневно; кажется, обедать давно пора. Он побежал через двор, заглянул в конюшни и кухню: двери были открыты, скот ревел и нигде не было видно ни одной человеческой души. В кухне не замечалось приготовлений к обеду. Кипящий суп бежал на раскаленную плиту и наполнял паром кухню. Виктор с хохотом стал подкладывать под плиту дров: пусть суп выкипит до капли и жаркое превратится в уголь! - Отворив дверь, он увидел девушек, которые оживленно о чем-то разговаривали. Об этом непременно нужно сказать отцу. Он стал стучать в дверь его кабинета. В последнеее время советник постоянно запирался, так как, по его уверению, к нему то-и-дело входили по пустякам и мешали работать.

Стук остался без ответа. Виктор начал стучать ручкой двери, - дверь отворилась: она не была заперта. Комната оказалась пустою.

Для Виктора это было приятной неожиданностью. Он любил копаться на нижних полках шкафов в старых книгах, где часто находил картинки. Без посторонних наблюдателей, он часто всходил на эстраду и, облокотясь на перила, читал проповеди, подражая пастору, и в его воображении кабинет превращался в церковь, наполненную благочестивыми прихожанами. Иногда ему удавалось вытаскивать из шкафа свинцовые трубы органа.

Взойдя на лестницу, он вдруг остановился; его умные глаза засверкали, как у лисицы, выжидающей добычу.

У святого снова была оторвана рука. Щель, отделяющая от тела благословляющую руку, не была так широка, как прежде, но все-таки была явственно видна и проходила, как дверная скважина, до самого пола.

Случайно попавшая в щель щепочка мешала двери плотно закрыться. Виктор нагнулся. Отец хотел его тогда обмануть, но Виктор не так глуп: он хотя и не нашел тогда двери, но знает, что склеить ее не могли, так как в дом не входил ни один столяр!

Он задвинул в щель руку, чтобы вынуть щепочку, но вдруг деревянные щиты разошлись так легко и тихо, как-будто они двигались на хорошо смазанных колесах. Виктор продолжал надавливать и скоро с одной стороны исчез святой, а с другой благословляющая рука и женщина, стоящая на коленях.

Виктор несколько струсил, хотя вообще он был не из боязливых. Он знал все страшные уголки монастыря и часто прятался в них, чтобы, выскочив неожиданно, пугать прохожих; но отверстие в стене представлялось открытою пастью, откуда на него пахнуло тяжелым, спертым воздухом.

Любопытство, однако, превозмогло страх. Он наклонил голову вперед и увидал, что за этим отверстием возвышаются гладкия и блестящия ступеньки; слабый дневной свет освещал новые доски. Вед это была стена шкафа, в котором хранились деревянные ангелы и свинцовые трубы органа. Глупости, нечего бояться! Но что там прячет папа?

Крепко держась за деревянную стену, он поднялся по крутой лестнице и, пройдя несколько шагов по гладкому полу, наткнулся вдруг на что-то мягкое, похожее на кожаную обивку кресла его отца. Оно уступало легкому давлению, отодвигалось, как безшумно отворяющаяся дверь, и было мягко и толсто, как матрац.

Как только этот предмет был устранен с его пути, он вдруг услыхал ясно и отчетливо, как звучный женский голос рассказывал о битвах и пожарах. Ему казалось, что этот рассказ читают по книге.

сидит эта женщина?

Со злостью он начал пробираться дальше и нащупал деревянную стену. Здесь также была дверь, потому что рука его прямо попала на задвижку. Постой-же, - думал он: - я перепугаю эту скучную рассказчицу так, что она кувырнется со стула!

Он отдернул задвижку, открыл дверь и очутился перед красивою и тонкою, как кружево, решеткой. Перед ним была богато убранная просторная комната. Эта картина мелькнула перед ним, как молния. Скоро все его внимание было поглощено видом девушки, которая огненным взором смотрела ему в лицо, и громадной, как тигр, собакой, которая, рыча, навострила уши и готова была броситься при первом его движении.

Виктор хотел было убежать, но девушка дико закричала и собака бросилась на решетку, которая под её тяжестью разлетелась в дребезги. При первой попытке бежать, он споткнулся о мягкую дверь и полетел головою вниз по ступенькам, в кабинет отца.

Собака, тяжело дыша, стояла над распростертым мальчиком, готовая броситься на всякого, кто попытался-бы оспаривать у нея добычу.

Сильным толчком она отодвинула кушетку, через которую перескочил Пират, и оттащила собаку от мальчика; но Виктор не поднимался: лицо его перекосилось и белая пена показалась на губах. Он лежал в судорогах.

Женщины в нише окна, углубленные в собственные мысли, не обращали внимания на Анхен и Пирата, и не заметили появления мальчика в глубине стены. Только при крике девушки и треске решетки они вздрогнули и, оглянувшись, заметили, как Пират исчез в облаке пыли. Донна Мерседес не могла дать себе отчета в радости Анхен и во всем, что происходило перед её глазами; она продолжала сидеть молча; но маиоршу сразу поразило ужасное предчувствие; она вскочила.

- Анхен сказала, что шпион был на Монастырском дворе?..

Тяжелыми неверными шагами перешла она залу.

Да, пространство, которое виднелось через узкий глубокий ход, был действительно кабинет. На противуположной стене, над диваном, висел пастельный портрет Клауса, самого умного и делового из Вольфрамов. Его честные глаза смотрели прямо в комнату благородного соседа, который не подозревал, что рядом с ним живет безчестный шпион. Но Клаус не знал об этой монашеской дороге, также как Вольфрамы, жившие до него, и рано умерший его сын, отец советника. Никакое семейное предание не указывало на тайный ход между двумя монастырскими домами. Этот наблюдательный пост был открыт последним из Вольфрамов, который с детства отличался скрытностью и лукавством.

Катастрофа оставалась непонятною. Ясно было только то, что Виктор подсмотрел проделку отца. Теперь он лежал распростертый на полу и Анхен оттаскивала от него за ошейник собаку, - Анхен, отец которой потерял честь и жизнь, благодаря чужой подлости. Она стояла теперь в нескольких шагах от того порога, у которого отец её просил защиты своей чести.

- Мальчик нездоров, - сказала Анхен, указывая на кабинет.

Прогнанный Пират возвратился в залу и улегся на прежнем месте, около коляски Иозефа.

не желала иметь ничего общого; он для нея умер. Он не заслуживал, чтобы она хоть слово сказала в его защиту. Но целый ряд честных и трудолюбивых предков, которые спят теперь вечным сном, требуют, чтобы дочь Вольфрамов спасла честь их имени, которую они всегда ставили выше всего на свете. "Спаси, что возможно", казалось, кричала честная седая голова со стены.

Она стиснула зубы, прижала руки к тяжело дышащей груди и нагнулась, чтоб пройти под торчащими остатками разрушенной стены. Донна Мерседес, понявшая теперь всю гнусность происшествия, прошла вслед за маиоршей в этот секретный ход, ставший теперь резким рубежем, за которым остались честь и доброе имя рода, существовавшого более трех сот лет.

Не говоря ни слова, она подняла безчувственного, обезображенного судоргами мальчика, с помощию других, положила его на диван, и пошла в кухню. Дым и чад пахнули ей в лицо. Жаркое превратилось в уголь, а в кастрюле кипели остатки супа.

Не смотря на волнение и страдание, пережитые ею в этот день, многолетняя привычка к обычным обязанностям взяла верх. Она механически открыла окно, сняла с плиты кастрюлю, вынула из печи жаркое и потом позвала одну из девушек, все еще продолжавших болтать около калитки, и приказала позвать домашняго врача.